Кемберовит. Самый храбрый проводник

– Вот подрастете, и полетим все вместе, – Герман подтянул к себе меня и Марка и крепко-крепко нас обнял.

– Мы хотим остаться с тетей Розой, – одновременно выдали мы с Марком и, немного отойдя от Германа, попытались изобразить на лицах радость.

– Вы? С тетей Розой? – Герман от удивления подскочил на стуле.

– Да, – начал Марк, – а что здесь такого? У нее очень вкусные топинамбурные оладушки, – кончик носа у Марка порозовел и начал подергиваться. Так всегда происходит, когда он приступает собирать небылицы.

Герман это сразу же заметил и улыбнулся.

– Ага, – стал поддакивать я Марку, – просто объеденье. И ее морковный сок – самый вкусный морковный сок, который я пробовал в жизни.

– А где ты его еще успел попробовать, кроме как у тети Розы? – усмехнулся Герман. – И от топинамбурных котлет вы всегда носы воротите.

– Да это мы так, балуемся, – стал объясняться Марк. – На самом деле, мы очень любим топинамбурные оладушки и кабачковую икру тоже любим.

– Они такие полезные и вкусные. М-м-м, – простонал я, говоря о топинамбурных оладьях, а представляя себе большой шоколадный медовик с прослойкой из карамельной нуги и украшенный орехово-вафельной крошкой.

Герман посмотрел на нас, потом на профессора Далингера, затем снова на нас:

– Ну, хорошо, – сказал он и поднялся со стула, – раз так, то я позвоню тете Розе и попрошу ее приглядеть за вами.

Мы кивнули головами.

– Ты только денег нам оставь, немного, – Марк вдруг резко схватил Германа за рукав и очень жалостливо посмотрел ему в глаза. – На пиццу… Пожалуйста… А то я боюсь, что долго не протяну на тетушкиной стряпне.

На пару секунд в комнате повисла гробовая тишина, которая резко сменилась громким смехом. Смеялись все: и Герман, и профессор Далингер, и Марк, и я.

Герман, просмеявшись, еще раз обнял меня и Марка и, пообещав, что оставит деньги нам на расходы в ящике стола, побежал в свою комнату за телефоном. Суетливо набрав номер тети Розы по памяти, Герман принялся ожидать ответа, беспокойно расхаживая по первому этажу. Тетя Роза не отвечала. Герман набирал снова и снова. И, наконец, он дозвонился. Из разговора Германа и тети Розы я услышал только кратко изложенную просьбу Германа. Дальше же мы не слышали, о чем они говорят, так как профессор Далингер начал рассказывать нам увлекательные истории из жизни университета, от которых животы сводило от смеха. Мы с Марком хохотали от души и остановились только тогда, когда с первого этажа до нас донесся взволнованный и молящий голос Германа:

– А если мальчики поживут у вас всего недельку? А на заключительную часть я не останусь, а примчусь за ними прямиком с аэропорта?

– Нет-нет, категорическое нет, – мы услышали грозный голос тети Розы, долетающий до нас сквозь стены. Смягчившись немного, она добавила: – Извини, Гермоша, оставить дом на растерзание маленьких варваров я не могу. Сам ведь понимаешь, что в мое отсутствие они что угодно могут натворить и выкинуть такие финты, от которых мое нежное сердце разорвется на части. Ты знаешь что, не печалься, ложись спать пораньше. Еще много у тебя будет этих конференций.

Герман поблагодарил тетю Розу за уделенное ему время, еще раз извинился за столь поздний звонок и положил трубку. На второй этаж Герман вернулся не сразу. Еще некоторое время он просто стоял на ступенях и молчал. Никто не решался к нему подойти. Побыв наедине с собой, Герман все же пришел на кухню и, плюхнувшись на стул, проговорил:

– Тетя Роза в понедельник уезжает с девочками в санаторий.

В этот раз мне так, как никогда, хотелось, чтобы тетя Роза приехала к нам домой. Герман добрый, верный, честный – в общем, лучший старший брат на свете. И он заслуживает побывать на этой конференции.

Настроение у всех окончательно упало, и мы молча смотрели друг на друга, не находя подходящих слов. Наше молчание неожиданно прервал мелодичный звонок.

– Тетя Роза, – вслух сказал Герман, глядя на светящийся экран телефона, на дисплее которого появилась фотография улыбающейся тети Розы, стоящей в обнимку с большим белым грибом. Не мешкая, Герман ответил на звонок.

– Гермуша, родная моя кровиночка! – громкой голос тети Розы прокатился по каждой клеточке моего тела. – Не переживай! Я решила проблему! – чеканно касалось ушей каждое ее слово. – Лети себе спокойненько в свою заграницу. Хоть на неделю, хоть на все десять дней. Я пришлю к вам Филю. Он приедет с утра пораньше и приглядит за мальчишками.

– Правда? – только и смог сказать Герман.

– Да-да-да! А ты как хотел? Тетя Роза не бросит в беде любимого племянника! Все будет хорошо. Перекусить я им приготовлю, ну, что смогу, конечно, на скорую руку. Филиппка привезет еду с собой.

– Спасибо, тетя Роза, – от радости у Германа глаза наполнились слезами.

– Ну что ты, мой мальчик. Все, целую всех крепко. Мне пора. Каша пригорает. Побежала снимать с плиты! – крикнула тетя Роза и положила трубку.

После этого разговора на душе у меня стало так светло и радостно, словно это не у Германа, а у меня исполняется драгоценная мечта.

Допив чашечку чая, профессор Далингер пошел к себе домой, а мы с Марком, весьма довольные собой, отправились готовиться ко сну.

До кроватей мы добрались глубоко за полночь. Герман пожелал нам спокойной ночи, а сам, прикрыв дверь своей комнаты, принялся отглаживать вещи, которые отложил взять с собой в поездку на конференцию.

Глава 7. Проводы

Когда я проснулся, свет в комнате Германа все еще горел. «Похоже, он не ложился спать», – подумал я, подошел к двери его комнаты и легонько постучал.

– Кто ты? – раздался голос Германа. – Неужели это сам Король Гор решил осчастливить меня своим присутствием?

Герман всегда шутит про Короля Гор, когда нервничает перед полетом.

– Это всего лишь я, – губы сами дрогнули в улыбке, когда я вспомнил, как он в прошлый раз, садясь в самолет, изображал из себя этого самого горного Короля.

– Заходи, Влад.

В комнате Германа царил непривычный беспорядок. Он сидел на кровати, склонившись над сетчатой корзиной для бумаг, и перекладывал брошюры из одной стопки в другую.

– Ищу собранные материалы по ригидности личностей. Ты только представь, какой занятный доклад получится, – не отрывая глаз от бумаг, проговорил брат.

– Ригидность? – я приподнял брови так, как это делает профессор Далингер, когда тактично намекает собеседнику на более глубокое пояснение обсуждаемой темы.

– Да. Понимаешь, когда ригидному человеку приносят новые достоверные факты, доказывающие, что его теория или взгляды неверны, то он все равно продолжает настаивать на своем. Во что бы то ни стало отказывается менять свою точку зрения. Ригидность присуща как молодому поколению, так и людям среднего возраста и даже тем, кто несет на своих плечах более сотни лет. Улавливаешь?

Я кивнул головой.

– Как думаешь, эта тема актуальна у заграничных коллег?

– Еще бы! – приободрил я взволнованного Германа. – Уверен, что ты со своей речью зацепишь умы слушателей.

– Хмм… – промычал Герман, поджав губы. Затем он посмотрел на стрелки часов, указывающих 6:02, и перевел взгляд на меня. – А ты чего так рано поднялся?

– Не спится, – пожав плечами, ответил я.

– Садись рядом, – предложил Герман, отодвинув кипу книг к стене и тем самым освободив место на кровати для меня.

Я запрыгнул к Герману на кровать и, поджав под себя ноги, очень удобно расположился между ним и коробкой с канцелярией. Положив голову брату на плечо, я стал рассматривать его коллекцию солдатиков. Совсем крохотные, не более трех сантиметров в высоту, игрушечные воины стояли в четыре ряда на самой верхней полке под потолком и создавали в этой комнате, наполненной книгами и знаниями, яркий островок детства.

Когда разглядывать солдатиков мне надоело, я начал петлять глазами по комнате и тут увидел, как из-за хобота резного слона-табурета, находящегося у шкафа с книгами, выглядывает веснушчатая голова того самого маленького «человечка», выкрикивающего вчера из духового шкафа стишки про тетю Розу. «Человечек», увидев, что я смотрю прямо на него, ни капельки не смутился, а похлопав длинными ресницами, выставил вперед подбородок и уставился на меня. Так мы смотрели друг на друга секунд пять. Затем я зажмурился и потер глаза руками, а когда их открыл, голова уже исчезла.

«Ну не могло же мне это спросонья померещиться», – сказал себе я, внутренне не находя объяснения таинственному появлению гостя.

Я посмотрел на Германа. Он закончил перебирать брошюры и добрался до блокнотов с записями. Увлеченно анализируя каждую страницу рукописного текста, он делал карандашом пометки на полях. «Как же это здорово, когда человек нашел свое место в мире и знает, чего он хочет, зачем ему это надо и, самое главное, как достичь желаемого», – подумал я, глядя на счастливые глаза брата. У меня же, в отличие от него, уже который день настроение падало, и вообще, большую часть времени стало пропадать желание что-либо делать. Но я старался не унывать и сам себе находил занятия.

– Влад, – Герман отвлекся от чтения записей и обнял меня, – помоги, пожалуйста, разложить книги по полкам. Дядя Филипп приедет меньше чем через час. Не могу я ему оставить комнату в таком виде.

– Да, конечно, – улыбнулся я и поставил в шкаф первую книгу.

Наводить порядок с Германом – одно удовольствие. Во время уборки он всегда рассказывает смешные случаи из своей жизни. И время пролетает легко и интересно. Но сегодня, наводя порядок в комнате, впервые на моей памяти Герман молчал. И я понимал, что это сопряжено с его переживаниями, связанными с перелетом и предстоящим выступлением на конференции. Я не стал навязываться. Не нарушая тишины, сам закончил с книгами и, выйдя из комнаты, пошел в ванную. Быстренько умывшись и причесавшись, я побежал будить Марка, чтобы он успел привести себя в порядок до приезда гостя, но до нашей спальни не добежал, так как услышал дикие крики дяди Филиппа, доносящиеся с улицы:

– Эй, народ, открывай ворота́! Дядюшка приехал! Я усы отрастил! Айда покажу! – орал он что есть сил под окнами.

«И как это у него получается так громко горланить?» – мелькнуло у меня в голове. Гремит страшнее тети Розы, а он, к слову говоря, на две головы ниже ее, в два раза легче, да еще и на 20 лет старше супруги.

Я, недолго думая, побежал встречать гостя и с шумом распахнул боковую дверь, ведущую прямиком на второй этаж нашего дома. Выглянув на улицу, я увидел, как по лестнице, тяжело ступая ботинками на высокой платформе, поднимается дядя Филипп, увешанный сумками разного размера. Его легко можно было принять за навьюченного поклажей ослика. Покачивающимися движениями из стороны в сторону он медленно брел к своей цели. Шаг правой ногой – и весь вес перевалился на правую сторону тела. Еще чуть-чуть – и дядя Филипп бы упал, но он сделал шаг левой ногой, и груз потянул его повалиться на левый бок. Хрупкий дядя Филипп не сдавался! Он стойко повторял шаг за шагом: правой-левой-правой.

«Ну зачем тощий мужчина с приобретенным искривлением позвоночника тащит все сумки разом? Ведь можно было взять одну часть вещей, поднять их на второй этаж и через минуту вернуться во второй заход за оставшимся добром», – подумал я, и мне стало его жалко.

– Давайте я вам помогу? – накинув тапки, я поспешил к дяде Филиппу. – Вы сорвете себе спину! – и, скрестив пальцы за спиной, я думал только о том, чтобы дядя Филипп не споткнулся, не перевернулся и кубарем не полетел вниз по ступенькам.

– Нет, Влад, стой, где стоишь, – прокряхтел согнувшийся пополам дядя Филипп. – Тяжести могут пагубно сказаться на твоем растущем организме.

Но я не мог согласиться с дядюшкой и остаться на месте, чтобы наблюдать за тем, как он корячится и еле ползет вверх по лестнице.

– Можно хоть маленькую сумку возьму? – предложил я, глядя на раскачивающуюся маятником на шее дымчатую авоську.

– Ну, если маленькую, то ладно, – согласился он.

Я снял с шеи дядюшки сетчатую хозяйственную сумку, в которой лежали огурцы, помидоры, картошка и два вилка белокочанной капусты.

– Как вы все это дотащили? – спросил я, поднимаясь по лестнице следом за дядюшкой.

– Я мужчина, а для мужчин нет преград! – гордо заявил дядя Филипп, когда закончил покорять пятнадцатиступенчатую лестницу. Скинув на пол клетчатые полипропиленовые баулы челнока, он обнял меня и, похлопав по спине, проговорил: – А я смотрю, ты в отличной форме. И поэтому у меня есть дело к тебе. Сбегай-ка, племяшик, вниз. Тележка, на которой я все это прикатил, стоит на улице. Как бы ее не утащили те, у кого руки чешутся. Прибери ее куда-нибудь.

– У нас спокойная улица. Можно мешок с мукой оставить на ночь, и никто не возьмет, – улыбнувшись, ответил я.

– Нет, надо сходить, – покачал головой дядя Филипп, – и убрать ее подальше с вороватых глаз. Люди разные бывают.

– Хорошо, – ответил я и положил сумку с овощами на пуф в коридоре.

– И будь так добр, ополосни ее, а то я от остановки решил путь немного срезать, и на тележку попала грязь. Так, пара капель. Ничего серьезного.

– Конечно, – отозвался я, – мне не тяжело помочь.

– Вот и хорошо, ступай, племяшик, – дядя Филипп заулыбался и подтолкнул меня трясущейся рукой к выходу.

Я спустился вниз за тележкой, но вместо нее увидел грязное четырехколесное страшилище. «Или дядя Филипп ее умышленно купал в красно-бурой глине, или шел с закрытыми глазами, витая в мечтах». Других объяснений, как так можно было ее устряпать, у меня не находилось.

– Помощь нужна? – на улицу выбежал Марк в одних пижамных штанах.

– Не откажусь, – ответил я.

– Что думаешь с ней делать?

– Можем оставить тележку на солнышке. Глина засохнет, и мы ее потом отобьем палками, – предложил я. – Не руками ведь ее сейчас снимать.

– Хорошая идея, – улыбнулся Марк, – давай так и сделаем.

Мы оттащили тележку за сарай, а сами вернулись домой. На недоуменный взгляд дяди Филиппа «как мы так быстро все сделали?» мы ответили, успокоив его, что когда он соберется уезжать домой, тележка будет сверкать, как новенькая.

Чтобы не мешать Герману, который начал беспокойно сновать из комнаты в комнату, проверяя, взял ли он с собой все необходимое для предстоящего перелета, я, Марк и дядя Филипп сели на диван и стали с интересом наблюдать за тем, как уже изрядно откормленный чемодан Германа все набирает и набирает в весе.

– Документы со мной, – Герман остановился около нас и пролистнул страницы паспорта, – деньги, билеты, пластыри от укачивания, – заглянув в барсетку, перечислил Герман. – Надеюсь, ничего не забыл. Ой, дядя Филипп, извините, забегался, – Герман поднял глаза и посмотрел на скромно сидящего на краю дивана дядюшку. – Моя комната на неделю переходит к вам. Располагайтесь, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.

– Или лучше, чем у себя дома, – усмехнулся полушепотом Марк.

– И огромное вам спасибо, что согласились приглядеть за ребятами, – Герман скрестил ладони у сердца.

– Ну что ты, Герман, – растроганно ответил дядя Филипп. – Мы ведь одна семья.

– Чудесная семья, – проговорил Герман и, взглянув на часы, торопливо обнял нас всех, затем схватил чемодан и направился к выходу.

Оказавшись на улице, мы увидели, что провожать Германа и профессора Далингера до такси вышла чуть ли не вся улица. Такую толчею я последний раз видел в новогоднюю ночь на центральной площади нашего города. Каждому хотелось сказать уезжающим какие-нибудь напутствующие слова и пожать руки. Соседи дарили Герману и профессору Далингеру амулеты для привлечения удачи, осыпали их лепестками цветов и бросали в воздух монеты. Одна из монет, выброшенных Денисом, угодила ему же в глаз, оставив тем самым на месте падения качественный синяк. Народ галдел и радовался, обмениваясь друг с другом приветствиями и сладостями. И все это создавало ощущение какого-то доброго и веселого праздника.

Проводы Германа и профессора Далингера длились не меньше 20 минут. За это время сообразительный таксист успел не только раздать всем присутствующим визитки со своим номером телефона, но и позавтракать, предварительно нарезав на капоте автомобиля колбасу и батон тонкими ломтиками.

Герман и профессор Далингер усаживались в такси невероятно счастливыми. И после того как такси тронулось с места, они, не переставая, махали нам руками до тех пор, пока машина не скрылась за поворотом из виду.

Домой мы вернулись все по той же металлической лестнице, по которой спускались, чтобы проводить Германа и профессора Далингера в путь. Первым делом, еще даже не сняв ботинки, дядя Филипп попросил меня и Марка помочь ему разобрать привезенные из деревни сумки. Мы с братом с легкостью согласились помочь.

Первая сумка оказалась набита чистыми брюками, рубашками, носками, сменным бельем и средствами личной гигиены. Мы оттащили сумку в комнату Германа и показали дяде Филиппу шкаф, который Герман освободил специально для его вещей.

– Эту сумку я все же сам разберу, – немного смущаясь, сказал дядя Филипп. – Давайте лучше вместе разбирать продукты?! – и он очень быстро зашагал на кухню. Мы с Марком пошли следом.

На кухне нас уже ждала огромная сумка, раза в три больше первой. Дядя Филипп присел на корточки и открыл ее, воркуя и приговаривая при этом:

– Розочка моя любимая всю ночь собирала для нас угощения.

Мы с Марком заглянули в сумку и увидели, что она вся забита контейнерами с едой и емкостями с напитками.

Друг за дружкой в холодильник нами были препровождены: мясной рулет, шницели, три салата – овощной, с морепродуктами и свекольный, отварные макароны, пампушки с чесноком, картофельное пюре, суп гороховый, четыре котлеты, манная каша, грибной суп, облепиховый морс и 54 куриных яйца.

– Рогаликам с изюмом и грецкими орехами не придется долго ожидать своего звездного часа, – довольный Марк, увидев сладкую выпечку, сразу нашел ей место на обеденном столе.

– И компоту лучше быть выпитым сегодня, – отозвался я, ставя рядом с рогаликами бутылку с темно-вишневым напитком.

– Героическая женщина! – весомо заключил дядя Филипп, достав со дна сумки пятилитровую канистру с непонятной жидкостью и последний контейнер, перетянутый резиновой ниткой. В этом контейнере лежали пшеничные сухарики, которые, казалось, вот-вот выскочат наружу из-под куска картона, служившего в данном случае крышкой.

– Ну что, все разобрано и можем садиться кушать? – спросил Марк, поглядывая на рогалики.

– Получается, что да, – отозвался дядя Филипп, – хотя нет. Про овощи мы забыли. Их надо убрать в прохладное место.

– Я уже все сделал, – улыбнулся Марк, – еще час назад, как только проснулся.

– Значит, моем руки и садимся завтракать! – дядя Филипп растянулся в улыбке.

Мы вымыли руки и очень вкусно поели, запив свежую выпечку компотом.

Глава 8. Прогулка

К 10 утра погода за окном резко испортилась. Набежали темно-серые тучи и обрушились плотным ливнем на наш маленький городок. Вспыхивающие в случайных местах небосвода молнии и раскатистые звуки грома вносили небольшое разнообразие в скучную картину, созданную непроглядным дождем.

«Интересно, успели ли Герман и профессор Далингер вылететь до грозы?» – подумал я и обратился к дяде Филиппу, мирно расположившемуся в кресле-качалке:

– Обидно получится, если Герман и профессор Далингер не успеют во́время пересесть на следующий самолет из-за задержки первого.

– Угу, – промычал дядя Филипп, зачарованно листая газету, – обидно, конечно, но что поделать – такая у них судьба, – проговорил он в каком-то забытье, словно отвечая не на мои слова, а на свои мысли. Но через пару секунд он оживился и, взглянув на меня, спросил: – Ты не знаешь, во сколько вылет у Германа? Как бы рейс не задержали из-за грозы.

– В 9:50, – ответил я и посмотрел на Марка, вернувшегося из кухни с корзинкой сладостей.

– Угу, – снова промычал дядя Филипп и, повторно окунувшись в газету, стал зачитывать вслух анекдоты, расположенные в конце последней страницы.

Анекдоты были не смешные – в основном про политиков и блондинок, но дядя Филиппу они очень нравились, и он начинал заливаться пронзительным смехом после каждого прочитанного анекдота. Мы же с Марком лишь вежливо улыбались, поддерживая порывистые эмоции дядюшки. Дочитав последнюю шутку, дядя Филипп перебрался к нам на диван и стал вместе с нами поедать тянущиеся ириски, прилипающие к зубам. Съев всего три штучки, дядя Филипп сказал, что он чувствует, что уже хорошо пропитался сладостями и больше ему есть ириски не хочется, зато очень хочется рассказать нам о том, как продвигаются дела у него на работе. И, не дожидаясь нашего ответа, дядя Филипп начал повествование.

Сначала он долго говорил о своих коллегах, потом о накопительной системе скидок для постоянных клиентов, далее дядя Филипп перешел к тому, что он, значась бухгалтером, является одной из ключевых фигур в салоне красоты. И, в конце концов, он решил поведать нам о том, как появилось название заведения, в котором он работает.

– «Обворожительный самец» – это название почти что я придумал, – сказал он и выпятил грудь колесом.

– Как это «почти что»? – решил уточнить Марк.

Этот вопрос дяде Филиппу не сказать что понравился, но нехотя он все же ответил:

– Я придумал бы, если бы Лев Львов меня не опередил.

– Лев Львов? – переспросил я.

– Да, – стиснув зубы, простонал дядя Филипп. – Начальник отдела снабжения. Но я знаю про него огромную тайну.

– Нам расскажете? – улыбнулся Марк.

– Разумеется, – таинственно заговорил дядя Филипп и выключил свет в комнате. – Его настоящее имя – Ляля-кокушко Загибулька. Он сменил себе и имя, и фамилию и стал величественный Лев Львов.

– Вы это выдумали, – рассмеялся я, а за мной и Марк.

– Нет же! – разгорячился дядя Филипп. – Как можно шутить такими вещами?!

– Значит, вас обманул тот, кто собрал эту небылицу, – сказал Марк.

– У меня надежный информатор, – с каменной уверенностью на лице проговорил дядя Филипп и включил свет. – Я по жизни не допускаю ошибок.

На этом рассказы дяди Филиппа о своей работе закончились, и мы все разбрелись по разным комнатам, где каждый занялся своим делом.

Тяжелые темные тучи простояли над городом до обеда, а после их унесло ветром, и на голубом безоблачном небе проявилась радуга. Мне нравится смотреть на радугу как на начало чего-то светлого и доброго. Порой даже кажется, что все мечты и надежды людей живут там, далеко-далеко, на парящей разноцветной дуге.

Обрадовавшись тому, что погода наконец-то наладилась, мы с Марком достали из шкафа новенький баскетбольный мяч и стали собираться на улицу. Увидев это, дядя Филипп, заявил:

– Пока Германа нет дома, я за вас отвечаю и буду сопровождать вас везде и всюду. Мало ли какие опасности могут поджидать вас на улицах города?! Я иду с вами! – и, достав утюг, он принялся разглаживать складки на молочной рубашке, в которой проходил уже полдня.

Мы с Марком не стали спорить, доказывая, что уже несколько лет гуляем по городу самостоятельно, а побежали в свою комнату за вещами для прогулки. Быстро накинув спортивные костюмы, мы уселись на пуфы в коридоре и стали ждать, когда дядя Филипп будет готов к выходу.

Пролистав весь перекидной календарь от корки до корки, мы с братом стали наблюдать за тем, как дядя Филипп подготавливает к выходу свою обувь. Нежно прижимая к себе туфли, он легкими похлопывающими движениями нанес в три слоя касторовое масло, затем протер их влажной тряпочкой, а после бережно прошелся по лакированной поверхности кожи мягким сухим полотенцем.

– Я готов, – щелкнул каблуками дядя Филипп и триумфально поправил шляпу, удачно скрывающую его лысину. – Мальчики, вставайте, не будем задерживаться.

Мы выбежали на улицу, и я в сотый раз поймал себя на мысли, что такой приятный и свежий воздух бывает только после грозы. Оранжево-желтое солнце обнимало нас яркими теплыми лучами, а легкий августовский ветерок растрепывал волосы. Я сделал глубокий вдох, и в голове всплыли слова Германа о том, что счастье намного ближе, чем мы думаем.

Из дома напротив вышел Денис Эрнестович Шифрис (дедушка Дениса). Как и положено всем Шифрисам, у него острый нос, карие глаза и пепельно-рыжие волосы. Денис Эрнестович отличается от других членов своей семьи двумя качествами: во-первых, он всегда вежлив со всеми людьми, а во-вторых, он заумнее всех остальных вместе взятых Шифрисов в 1000 раз. Он разложил на деревянном столике домино и присел на лавочку, которую, как и столик, смастерил сам.

– Здравствуйте! – крикнули мы с Марком и ускорили шаг, чтобы не попасть под грустную лекцию по метеорологии от Дениса Эрнестовича.

– Рад видеть вас, соседи, – дедушка Дениса достал из кармана свитера носовой платок и промокнул им пот со лба. – Чудесная погодка, не так ли? Молодые люди, готовы ли вы по свежим следам разобрать со мной разницу между одноячейковыми и мультиячейковыми кучево-дождевыми облаками?