Грибники – 3. Покормите мертвого кота

– Можешь забрать, – хмыкнула Данка. – Раритет.

Больше ничего странного в доме не нашли. Обычный серый диван. Два стеллажа с советскими книжками, из которых при вдумчивом перетряхивании не выпало ничего кроме советской же трехрублевой купюры. Неоконченное вязание, уже изрядно поеденное молью. Стол, стулья, камин. В камине пусто. Шкаф, полный старой одежды и заплесневелых простынь. Две кровати в спальне – видимо, Розы и ее матери. Батарея пустых водочных бутылок. Фотографии незнакомых людей на стенах. Пыльный ковер, уходящий под диван.

Обыск продолжали до обеда, оставив Данку «на шухере» – той быстро надоело копаться в пыльном старье.

– Ничего нет, – наконец резюмировал Рэнни. – Словно и не колдунья здесь жила. Только листы эти, с недорисованными пентаграммами и прочей магической хренью.

Листы на всякий случай спалили зажигалкой тут же, во дворе. Рэнни не мешал, следовательно, сжигали не проклятие.

А когда осторожно, утопая по колено в снегу, вышли на дорогу, то увидели новую цепочку следов.

– Это те же, – уверенно сказала Данка. – Среднего размера валенки.

– Ты смотрела на дорогу, – напомнил Джафар. – Могла видеть владельца валенок.

– Но я никого не видела.

– Значит, он прошел в самом начале обыска, пока мы не смотрели.

– Ты дверь запер?

– Думаешь, сюда кто-то вернется?

– Кто знает…

– Ребят, валенки двинули в нашу сторону.

– Наверно, хотят развернуть нашу машину.

– Идем обратно?

– Ну да.

И они пошли по следам. Человек, их оставивший, явно прошел вот только что – начал свой путь откуда-то со стороны въезда, прошел мимо взломщиков и направился к Рэнниному участку.

По обеим сторонам дороги бемолвствовали спящие дома. Некоторые были побольше, построенные сравнительно недавно; некоторые, дизайна полувековой давности, выглядели совсем старыми. То же и с садами – какие-то смотрелись современными и относительно ухоженными, какие-то – заброшенными. Ничего странного для столь отдаленного поселка с названием «Чернорыбово», утешила себя Кристина. Ничего.

Следы действительно добрались до машины, однако, не обратив на нее никакого внимания, свернули к калитке тети Паши.

И, не открывая ее, прошли дальше по глубокому снегу.

– Я не понимаю, – сказал Рэнни, первым заметив столь вопиющее нарушение законов физики.

– Чего тут не понимать, – устало буркнула Кристина, с дороги рассмотрев, в чем дело. – Валенки бесплотны.

– Тогда они не оставили бы следов, – сказала Данка, останавливаясь рядом с ней.

Некоторое время все молчали. Потом Эйзен нехотя проговорил:

– Вчера… в светящемся окне… мне показалось, что я вижу силуэты своих родителей.

– Ты можешь это как-то объяснить? – повернулся к нему Джафар.

Эйзен кивнул.

– Мы должны пройти в дом. Это должно кое-что объяснить.

– А если валенки там? – испугалась Данка.

– Наверняка, – сиплым голосом сказал Эйзен. – Но если мы ищем проклятие, – он повернулся к Рэнни, – ты ведь говорил, что Роза здесь часто бывала?

Рэнни коротко кивнул.

– Тогда мы можем его там найти.

– Но нам, в отличие от валенок, эту калитку придется открывать, – заметил практичный Джафар и отправился за лопатой.

Висящий на калитке замок давно заржавел, поэтому механик, подцепив скобу фомкой, легко вынул ее из гнилой доски, и, насорив на снег черными опилками, оставил висеть.

Калитка тети Паши открывалась наружу.

– Дальше чистить не буду, – сказал Джафар, втыкая лопату в снег и положив руку в черной кожаной перчатке на острие калиточного колышка. – Раз прошли валенки, пройдем и мы.

И потянул калитку на себя.

Отворилась она тихо, даже не скрипнув.

*

Замок на входной двери тети Паши был сложнее, чем в доме Розы, однако Джафар довольно быстро справился и с ним.

В полутемной прихожей висела одна телогрейка, заштопанная во многих местах, старая куртка образца 90-х, шарф в квадратиках, мужская кепка из кожзаменителя и широкий кожаный ремень с латунной пряжкой.

Под вешалкой был ящик для обуви, а рядом с ним стояли валенки.

– Мать вашу, валенки в снегу!

Данка отпрянула так сильно, что врезалась в Эйзена.

В полутьме действительно можно было хорошо различить серые валенки, покрытые свежими хлопьями подтаявшего снега.

– Дан, тише, – на удивление спокойно отреагировал герцог, успев отдернуть голову и избежать потери передних зубов. – Ну, валенки. В них кто-то ходил.

– Эй! – крикнула Данка срывающимся голосом. – Хозяева! Кто здесь?

Никто не ответил.

– Живые хозяева сквозь калитку не ходят, – меланхолично заметил Рэнни. – Сквозь запертую дверь тоже.

– Блин, опять мистика, – недовольно пробурчала Кристина. – Ну сколько же можно…

– Физика, – спокойно возразил герцог. – Просто еще не познанная нами.

– Ты хочешь сказать, у тебя есть теория, обьясняющая эту хтонь? – резко повернулась к нему Кристина.

– Есть. Однако пошли в дом.

Джафар покосился на Эйзена, однако произошедшее никак не прокомментировал и, сделав всем знак подождать, первым прошел дальше.

В этом жилище на кухне царил порядок. Баночки для специй на полках расставлены по размеру, кружевная скатерть на столе без единого пятна, ящики для ложек и вилок в буфете аккуратно задвинуты, газовая плита сверкает белой эмалью.

Белые кружевные занавески собраны лентами, стулья аккуратно обшиты твидом.

Из общего ансамбля выбивались лишь две тарелки с окаменевшими остатками намертво прилипших овощей. И грязные, оставленные в тарелках вилки.

– Странно, – сказала Кристина, – что она так уехала.

– Наверно, быстро пришлось собираться, – предположила Данка.

– И тарелки не вымыть? А дом запереть навсегда?

Джафар прошел в гостиную. Это была довольно большая комната, с ковром, диваном и книжными стеллажами.

Книги, однако, были довольно свежие – цветные, с красотками и мускулистыми спецназовцами на обложках, обремененными коллекцией навороченных базук.

– «Наследие эльфов», – прочитала Кристина на корешке. – «Проклятие дракона». «Танец ведьмы». «Воительница тьмы». «Замок темного властелина», «Воитель бури», «Волшебные Амазонки», «Паладин тьмы», «Поющий меч», «Каратели Абашона», «Клан оборотня», «Легион огня», «Кровь непрощенных», «Подземелье демонов», «Облачный патруль», «Страж бездны»…

– Харэ! – возмутилась Данка. – Это у нее вместо рвотного, что ли, было?

– Или вместо слабительного, – пробурчала Кристина.

Мужики неприлично ржали, тоже увлекшись изучением теть Пашиной фентезийной библиотеки.

– «След некроманта»… видимо, про валенки…

– Вааааленки, вааааленки, – прочистив горло, исполнил Рэнни. – Страшненьки и маленьки.

– «Похоть демона», – прочел Джафар, впервые обратившись к библиотеке. – Двадцать один плюс. Почему мне все время какая-то адская порнуха попадается?

Эйзен похлопал его по плечу.

– Притягиваешь. Ты же у нас самый сексуальный. Тебя даже если на кладбище запустить, кресты зашатаются. Ритмично.

– Богохульник ты, Леша, – благодушно огрызнулся Джафар.

– Хорошо, – исправился Эйзен. – Не кресты. Надгробия и оградки. Кресты будут стоять незыблемо, как…

Теперь уже хихикали девушки.

– Сдается мне, – тихо проговорил Рэнни, – тетя Паша не просто так привечала темную магичку Розу… ей нравилось быть причастной к ритуальным тайнам.

– Но вкус у нее так себе, – не удержался от осуждения брезгливый герцог.

– Как и у Васи Теребилова, наверно, – вспомнил Рэнни.

– Может, она в его секту ушла?

– И так спешила, что не помыла за собой посуду?

– Ну а что. Похоть демона – она такая, – заметил Джафар. – С ней не поспоришь.

– Тебе, конечно, виднее, – герцог учтиво склонил голову.

Кристина пыталась не отвлекаться.

– Пока не очень понятно… кто нашел что-нибудь, похожее на проклятие?

– Да тут похожего три стеллажа… о, худлит закончился… «Просветление – миф или реальность?»… «Методы самопознания»…

– Я все их знаю, – буркнул Джафар, вызвав у присутствующих новый взрыв истерического хохота.

– А вот и лестница на второй этаж, – сообщил Эйзен, заглянув в следующую комнату. – Рэнни, твои проклятия бывают на втором этаже?

– Мои проклятия не привередливы, – заверил его король.

И тут Джафар допустил ошибку. Вместо того, чтобы подняться первым и оценить степень опасности, он пропустил вперед Эйзена. Ну подумаешь, рассудили бы все. Второй этаж в доме смешной старой девы, двинутой на мистике и мускулистых красавцах с базуками, а в минуты просветления – на самопознании. Даже если Роза оставила у нее в доме свое проклятие, вряд ли оно так активно, чтобы…

– О, господи! – воскликнул герцог, и по его тону все поняли, что нечто из ряда вон выходящее он все же обнаружил. – Ну ни х… ж себе.

За секунду Джафар оказался на втором этаже. Следом осторожно подтянулись остальные.

Герцог стоял посреди маленькой квадратной спальни с кирпичной печной трубой. Из прочего интерьера в комнате присутствовала одна узкая кровать, стоявшая изголовьем к печи, а ногами – к задернутому занавеской окну. У противоположной стены тоже, наверно, стоял книжный стеллаж, но никто не смог бы поручиться, что это именно он.

На кровати, сложив руки на груди, лежал человек, точнее, то, что некогда им было. Лежал поверх почерневшего от продуктов разложения стеганого одеяла, глядя пустыми глазницами в затянутый белыми тяжами потолок. Волокна, похожие на искусственную паутину из магазина ужасов, выстилали здесь все – кровать до самого пола, стены, печную трубу, занавешенное окно, пол и потолок, превратив комнату в подобие логова чудовищного паука.

С белых нитяных стен черными растресканными каплями свисали знакомые всем по работе грибы тридерисы. Черные висельники – крупные, замерзшие плодовые тела выглядели, словно огромные елочные украшения, только вот украшали они не ёлку, а стихийную паутинчатую гробницу.

– А вот и тридерисы в культуре, – со странным спокойствием произнёс герцог. – А говорили, невозможно.

– Интересно, – поддержала тему Кристина, – в замороженном виде они работают?

Джафар подошел к кровати и присмотрелся к трупу.

– Это женщина, – сказал он. – В бордовом байковом халате.

Рэнни тоже приблизился.

– Это тетя Паша, – тихо пояснил он. – Ее халат.

Данка тихо и нецензурно выругалась.

– Нам придется вызывать ментов, – сказала она. – Но вряд ли подумают на нас – трупу явно больше года.

Оторвав взгляд от кровати, Джафар перевел его на бледную Кристину. Подошел, обнял за плечи.

– Ты как? – спросил он тихо.

– В шоке, но это мое обычное состояние последние года два, – ответила девушка слабым голосом. – Уже, б… привыкла. Трупу, по виду, лет десять.

– Мы бы куда-нибудь сели, – вторила ей Данка, – но здесь, кроме кроватки, некуда…, а кроватка занята.

– Да, – хмыкнул Эйзен, – тетя Паша после смерти не очень-то гостеприимна.

– Отдыхает после прогулки, – мрачно пошутил Джафар.

Некоторое время все молчали. Потом герцог сказал:

– Я обещал объяснить.

Все посмотрели на него. Убедившись, что завладел всеобщим вниманием – даже тетя Паша, казалось, скосила в его сторону заплетенные мицелием глазницы – Эйзен начал:

– Так слушайте. Некогда в параллельном (или перпендикулярном) мире изобрели оружие, дробящее время. Скорее всего, использовали потоки так называемых хроночастиц, или еще каких-то, мы пока не знаем, и уловить их приборами не можем. Это оружие увело мир в некий короткий, но бесконечный цикл, объекты которого не видны обитателям нормальной временной цепи. Но. Грибы. Грибы, как мы знаем по собственным, родным нашему миру грибам, накапливают в себе свинец, пестициды, радионуклиды и прочую дрянь, которой травятся люди. И вот грибы соседнего – условно соседнего – мира, мира-предтечи, накопили в себе частицы из хрональных излучателей. Далее. Поскольку убитый Последней войной мир завис во времени, наш, пришедший ему на смену, столкнулся с ним, и появились порталы перехода между прошлым и будущим, коих мы с Яшей некогда насчитали шестнадцать. Через эти порталы споры иномирных грибов попали в наш мир, мутировали и обрели новый жизненный цикл, в который входит стадия сторна. То ли он, то ли сами тридерисы умеют напускать так называемый «хрональный туман» – то есть, показывать некие события, случившиеся в этом месте в далекие прошлые годы. Возможно, сторны так общаются. Хотят установить контакт с нами. Одарить нас благом. Превратить в себя. Они умеют управлять временем, они счастливы, а мы, по их грибному мнению – нет. Валенки тети Паши тоже из прошлого… если проверить их сейчас, они наверняка сухие – куски временных иллюзий вещественны, но не держатся долго. Телевизор, точнее, его программы, были хаотично присланы нам из прошлого. Мои родители в окне… возможно, когда-то они здесь были, или этот кусок времени грибы зацепили из моей собственной психики, которую они видят… по-своему. Но мы знаем, что грибы тридерисы присутствуют в нашем мире с давних пор, поэтому многие люди, считающие себя так называемыми колдунами и магами, попытались управлять той таинственной силой, которую давали эти мутировавшие иномирные существа… возможно, Гнедич тоже столкнулся, но до конца не понял. Возможно, умерев, он застрял в осколке хронального мусора, где из прошлого можно было управлять будущим. Он был умный человек. Он научился. Он посылал добытые нами знания из настоящего в прошлое, в момент написания книги, и они появлялись в ней, не влияя на окружающие события, ибо кубики хронального мусора – локальны. Розе досталась его книга. Розе попали грибы тридерисы в самом начале их стихийного промысла, когда им еще не занимались мы. Возможно, им занимался Ян Клемански. Не знаю.

– Я тоже не знаю, – вздохнул Рэнни. – Он вряд ли сказал бы мне.

– Возможно, Роза решила развести грибы в культуре, зная, что для их успешного развития нужен труп. И как-то раз пришла поужинать к тете Паше, принеся с собой… я не делал анализ, но предполагаю, что это был некий растительный яд. Пополам со спорами тридерисов, например. Во время трапезы тете Паше стало плохо, она поднялась к себе, даже не убрав посуду. Роза сбежала, заперев дом и рассказав всем, что хозяйка уехала… А позже, у себя дома, Роза умерла, как и наш Курт, от неудачной трансформации. Просто не сумев стать сторном.

– Не знала о мерах безопасности? – уточнила Кристина.

– Или пренебрегла ими, – Эйзен пожал плечами. – Ну а тридерисы устроили нам послание в виде валенок – когда-то же она в них ходила. И машину на секунду перевернули. И свет включали в окне.

– Примем как гипотезу, – согласился Джафар. – Но тогда летом в этом поселке могут появляться сторны. У вас никто без вести не пропадал?

– Пропадал, – кивнул Рэнни. – Тут вообще теперь мало кто живет. Те дома, что мы видели при въезде, два-три, летом еще с десяток. А было около пятидесяти.

– Остался нерешенным вопрос проклятия, – напомнил Джафар. – Где оно.

– Я видела! – воскликнула Кристина и бросилась вниз.

Там, в одном из книжных стеллажей, между «Проклятием магов» и «Последней войной» стояла фарфоровая солонка, украшенная розовым цветочком.

Кристина вытащила ее как раз когда все собрались. Дрожащей рукой открыла. Внутри, на слое слежавшейся от влаги соли лежал свернутый русый локон, перевязанной окровавленной суровой нитью. Вытащив, Кристина приложила его к волосам Рейнольда.

– Похож, – дрожа, согласился Рейнольд.

Не спрашивая, Джафар положил локон в чистую тарелку, вытащил зажигалку и подпалил его.

Как только волосы занялись, Рейнольд дернулся, однако был схвачен и иммобилизирован готовым ко всему механиком.

Когда волосы превратились в пепел, Рейнольд выпал из хватки Джафара, застонал и сел на пол.

– Надо было дома эт-то делать, Яша, – сказал Эйзен, которого наконец-то затрясло. – Как н-нам т-теперь волочь его по с-сугробам?

Джафар осторожно поднял хрупкое тело.

– Сходив в гости к сказке, – пробормотал он, – не жалуйся на сюжет. А то «Проклятие черного замка» читать заставлю.

– Ес-сть не жаловаться, – кивнул Эйзен с опаской покосившись на стеллажи. Его дрожь стала крупнее.

– Хорошо, что мы М-маринку не в-взяли, – резюмировала Данка, когда Джафар уже дома укладывал полубесчувственного Рейнольда на топчан. – А то и ее п-пришлось бы т-тащить н-на руках. Брррр.

Глава 3. Точка сопряжения

История из тетради

– Я еще, знаете ли, помню это время – подъем технологий, творческие союзы изобретателей…

Вайжа Илианович посмотрел в темное окно. Из секретника их с Киатой везли еще часа четыре, потом заставили подписать документы. Огромный деревянный стол с бюрократами – все для удобства граждан. «Бюрократы – наше все!», «Брат, я твой друг – бюрократ!», «Бюрократ – основа порядка!», «Да здравствует бюрократический Лазаринск!»

Так, словно вечный молоток для мозга, работала пропаганда. А ведь Вайжа еще помнил те времена, когда это слово было почти ругательным, потому что бюрократия тормозила любое дело и превращала его в ничто. А теперь на вопрос: «кем ты хочешь быть?» ребенок по телевизору отвечал: «Бюрократом!». И мать, умиляясь, дарила ему ручку с золотыми чернилами и круглую печать. Лучше бы тачку бумаги подвезла. Бумага у бюрократов заканчивается даже раньше, чем терпение у изобретателей. Может быть, они ее едят.

Странно, что бюрократические тормоза почти не затронули разработку HS-излучателей. Или затронули, и пока оформляются бумаги на их использование, можно спокойно дожить свою жизнь? Ведь не зря же экспертов приглашали, отчёт требовали.

В отчете Вайжа указал множество замечаний. И на тему расходования ресурса, и на тему невозможности просчитать зону поражения. И – как ему показалось, главное – не очень было понятно, в какое именно состояние, попав под излучатели, переходит враг. А вдруг они воскресят его мертвого или сделают сильнее – живого?

Надо было заронить сомнение в безмозглые головы супримов, и он очень, очень постарался это сделать.

Хотя какие тут сомнения. Тут одни эмоции – схлопнуть все, что еще не стало плоским, и ощутить радость победы. А дальше мозг уже сам придумает всему оправдание. Мол, мир выглядел неоправданно трехмерным. Наличие хода времени представляло опасность для государственной стабильности Сестробратска. И для морального облика граждан. Подумать только – сколько непотребных выходок было совершено при обычном ходе времени! Надо же было с этим что-то делать! Вот мы и сделали. Слава нам.

Услышав короткий смешок Киаты, Вайжа понял, что говорит вслух. С преподавателями такое часто случается. Тут ведь, знаете ли, главное – на бытовуху не перейти…

Пригласив Киату переночевать у них с Джафаром – ночь, дороги перекрыты – он не ожидал, из них троих получится такая приятная компания. Такая, где способны понять твое размышление вслух.

Вайжа Севитальде привык к одиночеству. В молодости, в упомянутые им времена расцвета творчества и технологий (когда чертовы супримы еще притворялись мыслящими людьми!), он не был обделен обществом, но после того, как авария на чужом объекте сломала его жизнь пополам, так и не начал заново. Иногда он встречался с женщинами. Но все, что происходило на этих свиданиях, казалось ему принадлежащим далекому прошлому, поэтому никаких эмоций не вызывало. Лет в сорок он перестал встречаться и предпочитал смотреть на чужих детей, если уж очень хотелось ощутить надежду на будущее.

А потом ему в руки свалился странный человек по имени Джафар Ингора. Так значилось на его жетоне – Jafar Ainghora. На чужом языке, который Вайжа почему-то понимал. Мог бы так выглядеть его собственный сын? Наверное.

И теперь они втроем сидели за черным столом в доме Севитальде и пили на ночь чай с бубликами. Нигде в окрестностях не было ни людей, ни прослушки – Джафар методично вычистил датчики, расставил маяки, глушилки и еще какие-то устройства, памятные ему по безымянной реальности, некогда выкинувшей его сюда.

Он держал чашку, положив локоть на подоконник, и первый раз не изображал замкнутого слугу-водителя, которому неловко жить в чужом доме.

– А как это все началось? – спросил он то, что явно уже год хотел спросить. – Вы же, судя по технологиям, неглупые люди. И супримы, насколько я понял, они же не всегда были супримами – так посетитель стихийного рынка не носит кличку «лох», пока его не обманут.

Вайжа налил себе чай.

– Да, – улыбнулся он, – если бы при общении с людьми я не пользовался бы принципом презумпции интеллекта, я бы сошел с ума… Мне сдается, что прототип излучателей тогда и разработали, лет сорок назад. Сразу назвали их HS. По первым буквам тех комнат, где сидели их разработчики. Это была шутка. Тогда еще шутили.

А через десять лет появился он, – Вайже вдруг представился металлический жетон, как у Джафара, с непонятными буквами, которые от пристального взгляда становятся понятнее, – Habel Scator. Человек с теми же инициалами – HS. Вряд ли родители, когда называли его, знали про излучатели. Полагаю, что в данном случае мы имеем дело с обычным, хоть и не очень здравым совпадением. На момент появления в новостях Габельскатору было уже сильно за сорок, но выглядел он моложе. Обычное такое лицо, гладкое, суховатое. Приятное, но неприметное. Впрочем, вы видели. Серьезный голос, липкое обаяние. Всегда и у всех интересовался, как лучше, всегда был готов услужить. Всеобщий слуга. И в один прекрасный день всех государственных мужей подвинули, а его вознесли, ибо сочли безгрешным. И… ничего не произошло, знаете ли. Они были сами по себе, мы – сами. Слуга продолжал выглядеть слугой, и даже столовое серебро лежало на месте.

Кому-то, правда, было тревожно уже тогда. Тамара – великая легенда Октагона – изобрела аномалов и поселила их в подземных железных дорогах… Тут, уважаемые коллеги, важен символизм железных дорог. Железная дорога – это смысл и порядок. Это порядок без зла, порядок служения. Миллиметр дефекта – и вагон сходит с рельс, однако там, под землей, этого не происходит до сих пор. Но там аномалы живут и воспроизводятся. Никто не знает, сколько на самом деле прожил Габельскатор, а большинство считает, что он жив до сих пор. Но иногда мы видим, что Император, стоя на трибуне, незаметно меняет фасон пиджака…

– Габельскатор – кивна? – Киата отставила чашку и округлила глаза (оба собеседника нашли, что такое выражение идет ей и льстит им).

– Некоторые уверены, что да, – кивнул Вайжа. – Он аномал. Студенты Октагона очень наблюдательны. Я слышал это в их разговорах.

– А что же случилось с настоящим Габельскатором? – спросил Джафар.

– Полагаю, с какого-то момента их стало несколько. Похожих людей найти легко, а уж доработать им внешность до гладенького шаблона – дело техники. Я уверен, что сначала это были люди. А последний из них потребовал себе императорский титул, когда планету дипломатически поделили мы и Вражбург. И в этот момент природа в лице социума возмутилась. Сейчас это изображают так: некий простой работяга, замученный бюрократами и супримами, отбросил молоток, оделся прилично и двинул собирать все, что очерняло правителей. Поначалу это было легко… И началось историческое противостояние Габельскатора и Сольвена. Эхо его докатилось и до сегодняшнего дня. Сольвен победил Габельскатора-человека, но когда его место занял аномал… Что мы против аномала?

– Сольвен умер за полгода до вашего появления, – пояснила Джафару Киата. Она выглядела утомленной и обреченной, но все еще очень красивой – стройная, в горчичного цвета костюме и с длинными локонами цвета кофе. – На тот момент про него рассказывали такое… ну разве что поедание младенцев не приписывали.

– И народ верил? – спросил Джафар.

– Супримы верят любому вождю. Даже HS-аномалу. Так устроена их психика. Если человек пишет серьезный текст, а ему под руку все время говорить «колбаса», то рано или поздно он напишет «колбаса». А суприм напишет это слово в первую же минуту. Особенно если голоден.

– И теперь мы вместе с этой «колбасой» катимся к черту, потому что деваться отсюда нам некуда, – с отвращением заметил Вайжа. Он тоже выглядел потрепанным – его белые волосы, обычно аккуратно зачесанные, поминутно падали на широкий лоб, а тени под скулами стали глубже.

– Первой начала портиться – символично! – железная дорога, – продолжила Киата. – Все эти станции, которых не существует. Деградация реальности. И эти мертвецы, которых насыпало Иннокентию Кирилловичу из внезапно возникшей точки сопряжения миров. И вы.

– И я, – кивнул Джафар.

– Может ли ваше попадание сюда быть неким высшим замыслом? – вежливо, но с затаенным отчаянием спросила Киата. Такие вопросы, понял Джафар, задают, когда теряют надежду. Умные люди теряют ее первыми и начинают задавать глупые вопросы.

– Я не верю в высший замысел, – пробормотал Вайжа. – Ибо даже он есть продукт человеческого разума, а человеческий разум ущербен.