Точка отсчета

Он делал все это без огонька, без радости. Просто потому, что так было нужно. В перерывах, когда Лина не задавала новый "микро-квест", он, по привычке, падал на диван и запускал FIFA. Но игра больше не приносила ему забвения. Он управлял виртуальным аватаром, а в голове слышался бесстрастный голос Лины:

«Ветка "Социальные навыки" продолжает увядать. За последние 48 часов не было продуктивных контактов с внешним миром. Дебафф "Изоляция" усилился на 3%. Рекомендую инициировать контакт с объектом "Ольга Рощина".»

– Да что ты к ней привязалась? – огрызнулся Глеб в пустоту. – Она сама на меня наехала!

«Конфликт не был разрешен. Он был прерван на пике эмоционального напряжения. Это создает постоянный источник стресса, который отнимает 3.7% твоей суточной ментальной энергии. Разрешение конфликта освободит этот ресурс».

– Отстань, – пробормотал Глеб и сделал музыку в игре громче.

Но слова Лины уже засели в его голове. Он играл, а сам думал об Ольге. О ее уставшем лице, о банке супа, о том, как беспомощно мычал, не находя слов. Стыд был липким и неприятным.

На третий день после тренировки Глеб сидел на кухне и смотрел на остывшую куриную грудку в тарелке. Ему нужно было позвонить сестре, он это понимал. Но мысль о звонке вызывала тошноту. Что он ей скажет? «Привет, Оля, это я, твой брат-неудачник. Как дела?»

Он перевел взгляд на стену. Там висел старый календарь за 2015 год. На фото – счастливая семья, которой больше нет. Он, Ольга, мама и папа. Оля тогда была другой – веселой, легкой. Она таскала его по концертам, защищала перед родителями из-за двоек. Куда все это делось?

Эта мысль стала последней каплей. Не давая себе времени передумать, Глеб схватил телефон. Руки дрожали. Он открыл контакты, нашел «Ольга» и нажал вызов. Импульсивно, глупо, без плана.

Гудки шли долго. Он уже надеялся, что она не возьмет трубку. Но на пятом гудке раздался ее сухой, деловой голос:

– Да.

Глеб запаниковал. Все слова вылетели из головы.

– Привет, это Глеб, – выпалил он.

– Я вижу, что это Глеб. Что-то случилось?

– Конечно, случилось! Я тут подумал… Цены на недвижимость сейчас нестабильны. Плохой момент для продажи. А вот аренда – это тема! Надо диверсифицировать активы, понимаешь?

В трубке повисло молчание. Глеб мысленно дал себе пощечину: «Диверсифицировать активы?» Откуда он это взял? Кажется, слышал в фильме. Звучало глупо.

Тишина затягивалась. Глеб уже хотел бросить трубку. Он чувствовал себя полным идиотом.

– Глеб, – наконец сказала Оля. – Ты опять выпил?

– Нет! – слишком громко ответил он. – Я читал экономические новости.

Лучше бы он сказал, что пьян.

«Твой уровень стресса – 8 из 10, пульс – 125, – прозвучал голос Лины. – Ты теряешь контроль. Рекомендую сменить тактику. Переходи к сути».

– Оль, прости, – сказал он спокойно. – Я не про это хотел.

Слово «прости» далось ему с трудом.

– Я… съел твой суп. Спасибо, он был нормальный.

Снова тишина. На этот раз озадаченная.

– Понятно, – сказала Оля. – Что-то еще?

– Да, – выдохнул Глеб. – Насчет квартиры. Ты права, она не должна простаивать. Но продавать я пока не готов. Давай я сам найду жильцов и буду отправлять тебе и маме деньги за аренду. Пополам.

Он выпалил это на одном дыхании.

– Ты? – удивилась Оля. – Ты из квартиры неделями не выходишь.

– Выйду, – твердо сказал он. – Дай мне месяц. Если не справлюсь, продавай.

Глеб замолчал, ожидая ответа. Он предложил все, что мог: компромисс, обещание, срок.

Оля долго молчала. Глеб слышал, как она дышит и как гудят машины на заднем плане.

– Ладно, – наконец сказала она. – Месяц. До конца августа. А потом я снова поговорю с риелтором. И не звони мне больше с «диверсификацией». У меня от таких слов голова болит.

Она повесила трубку.

Глеб опустил телефон. Он не чувствовал ни радости, ни облегчения. Только дикую, сосущую пустоту и усталость, как будто он только что отыграл сто двадцать минут в финале Кубка. Он сел на диван, уронив голову на руки.

– Ну что, довольна? – спросил он у Лины. – Я выглядел как полный кретин.

«Ты выглядел как человек, который пытается наладить сломанные социальные связи, испытывая при этом сильный стресс, – поправила она. – Это был хаотичный, но в конечном итоге успешный диалог. Ты предотвратил эскалацию конфликта и предложил компромиссное решение».

На его внутреннем интерфейсе всплыло уведомление:

[Квест "Перемирие" выполнен]. Награда: +15 к "Воле", +5 к "Социальным навыкам". Дебафф "Социальная изоляция" ослаблен. На ветке "Семья" появился первый зеленый лист.

Глеб посмотрел на призрачное "Древо". На почти мертвой ветке, отвечающей за семью, действительно робко пробивался один-единственный, крошечный, но ярко-зеленый листок.

– И это всё? – пробормотал он. – Столько нервов… ради одного листочка.

«Это самый важный лист на всем дереве, Глеб, – ответила Лина. И в ее идеально ровном голосе ему на секунду послышалась тень… чего-то похожего на теплоту. – Потому что ты вырастил его сам. Без моих пошаговых инструкций».

Глеб долго смотрел на этот одинокий листок. Он еще не знал, что это не просто "плюс пять к навыку". Это был первый камень, который он сам вытащил из-под лавины, похоронившей его жизнь. И он был тяжелым. Очень тяжелым.

Вечер. Ярославль, квартира на улице Володарского.

Разговор с Ольгой опустошил Глеба. Он сидел на кухне, уставившись на телефон, который теперь казался черным обломком его жизни. Усталость была глубокой, экзистенциальной, словно из него вынули не только силы, но и желание жить.

– Уровень кортизола снижается, но все еще остается высоким, – сказала Лина. – Ты в состоянии пост-стрессового истощения. Советую поспать.

– Нет, – ответил Глеб. – Еще рано.

Он знал, что останавливаться нельзя. Если он уснет, завтра придется начинать все сначала. Хрупкий замок его решимости рассыплется от утренней апатии. Нужно действовать сейчас, пока адреналин еще горит в крови, пока он чувствует что-то, кроме пустоты.

Мама. Она была последним бастионом. Ольга – это тактика, а мама – стратегия. Если она скажет «нет» аренде и поддержит продажу, его обещания сестре превратятся в пыль. Хлипкий план рухнет, не успев начаться. Прощай, квартира с окнами на стадион, прощай, последний осколок прошлой жизни. Мысль о переезде в безликую студию в Брагино была для него физически болезненной. Здесь, на диване, он еще был Глебом Рощиным, футболистом. Там он станет никем.

Он снова взял телефон, нашел в контактах «Мама PL». Сердце сжалось. Он боялся. Боялся потерять слова, выглядеть жалким, снова услышать жалость в голосе. Боялся ее сиропа из «Глебушка, сыночек», который заставит почувствовать себя слабым.

Он сжал телефон, собираясь с духом. Поймает волну. Обязательно.

Нажал вызов. Гудки прозвучали оглушительно громко в тишине кухни. Длинные, тягучие, как будто пробивались сквозь тысячи километров.

– Słucham? – раздался резкий женский голос.

Глеб опешил.

– Алло? – неуверенно произнес он.

– Ach, to ty, Gleb. Czekaj… mama! Mama, telefon! – крикнул голос куда-то в сторону, и Глеб услышал шаги, скрип.

Он понял. Это пани, у которой работала мать. Эта деталь, грубый польский окрик, усилили тревогу. Мать там не хозяйка, она прислуга.

– Глебушка? – голос матери был запыхавшимся и тревожным. – Сынок, что-то случилось? Почему звонишь? Все хорошо?

Началось. Первые же ее слова – укол жалости и тревоги.

– Все нормально, мам, – сказал он резче, чем хотел. – Просто звоню. Нельзя уже?

– Ну что ты, можно, конечно. Я просто волнуюсь. Как ты? Кушаешь хорошо?

– Мам, я не ребенок.

«Предупреждение. Уровень агрессии растет. Пульс 112. Повторяешь неэффективную модель поведения. Это может привести к провалу. Перехвати инициативу. Сообщи цель звонка», – вспыхнуло в его голове.

Лина бросила фразу, словно ушат холодной воды. Глеб глубоко вдохнул и начал:

– Мам, у меня важное дело. Мы с Ольгой говорили…

Он рассказал об ультиматуме Ольги и о планах по продаже квартиры. Старался говорить спокойно, без эмоций, как будто читал новости. Но тишина на другом конце провода становилась всё тяжелее, наполняясь невысказанной болью.

– …В общем, я сказал Ольге, что сам найду жильцов в нашу и твою комнату, – закончил он. – Буду отправлять вам деньги. Продавать ничего не нужно.

Он замолчал, ожидая её реакции. Был готов ко всему: к слезам, упрёкам, жалобам. Но мать ответила не сразу. Её голос звучал тихо и устало:

– Деньги… – повторила она эхом. – Да, деньги – это хорошо. Я тут за лекарства для пани Ядвиги заплатила из своих… Она обещала вернуть, но…

Она не жаловалась. Просто констатировала факт. От этого Глебу стало не по себе. Он представил её: уставшую, в чужом доме, считающую каждую копейку.

– Мам, – проговорил он, не зная, что сказать.

– А как твоё колено, Глебушка? – вдруг спросила она, возвращаясь к привычному заботу. – Не болит? Пользуешься мазью, которую я оставляла?

Этот вопрос был как мина. Глеб почувствовал раздражение, как спазм в горле. Но он сдержался.

– Мам, с коленом всё в порядке, – произнёс он ровным голосом, почти слово в слово повторяя слова Лины. – Всё под контролем.

Он сделал паузу, собираясь с силами для следующего шага. Это казалось сложнее, чем пробить пенальти в финале.

«Инициируй социальный протокол "Взаимность", – предложила Лина. – Прояви интерес к собеседнику».

Глеб зажмурился. «Да какое мне дело до её дел? Она снова начнёт жаловаться, и я сорвусь». Но он заставил себя. Ради квартиры. Ради этого хрупкого перемирия.

– Ты… – он прокашлялся. – Как ты?

В трубке повисла тишина. На этот раз оглушительная. Она была такой плотной, что Глеб решил, что связь прервалась.

– Мам? Ты здесь?

– Здесь, здесь, – наконец ответила она, и её голос дрогнул. Впервые за много лет он услышал в нём не тревогу, а простое удивление. – Я нормально, сынок. Работаю. Пани Ядвига сегодня капризничает, наверное, погода. Вчера в костёл ходила. За вас Олей свечку поставила. За папу твоего…

И она начала рассказывать не жалуясь, а просто делясь. О своей маленькой комнатке под крышей, где по ночам слышно, как дождь стучит по черепице. О старом телевизоре, по которому она смотрит польские сериалы и пытается понять их. О том, что научилась готовить журек и бигос, но всё равно скучает по обычной кухне и гречневой каше.

Глеб слушал, но не говорил ни слова. Его взгляд был прикован к огням стадиона за окном. В этот момент он увидел перед собой не просто мать, которая душила его своей заботой, а живого человека. Уставшую женщину, запертую в чужом мире, в чужой жизни. Она цеплялась за свои ритуалы – костёл, сериалы, готовку – чтобы не сойти с ума от одиночества.

Когда она закончила, они еще немного помолчали.

– Ладно, Глебушка, мне пора, пани зовет, – произнесла она. Ее голос звучал иначе, теплее. – Насчет квартиры… делай, как считаешь нужным. Я тебе верю. Только береги себя.

– Хорошо, мам, – ответил он. – И ты береги себя.

Он положил трубку и долго сидел, не двигаясь. Кухня оставалась такой же пустой и тихой, но что-то изменилось. Воздух наполнился чем-то новым.

На его внутреннем интерфейсе появилось уведомление:

[Квест "Дипломатия: Уровень 2" выполнен]. Награда: +10 к "Эмпатии", +10 к "Воле". Ветка "Семья" укрепилась. Вы получили пассивный бонус "Материнское доверие" (снижает вероятность эскалации семейных конфликтов на 15%).

Глеб посмотрел на свое "Древо". На ветке "Семья" возникло два зеленых листочка. Они были маленькими, едва заметными на фоне голых, сухих ветвей. Но они были.

Он не чувствовал радости. Только странную, опустошающую горечь. Горечь от того, что так долго был слеп. И робкую надежду, что, возможно, еще не поздно научиться видеть.

Утро. Ярославль, квартира на улице Володарского.

Глеб проснулся от тишины. Вчера поздно вечером он снял гарнитуру, и теперь это решение казалось ошибкой. Пустота в голове почти физически ощущалась, как фантомная боль. Лежа в кровати, он смотрел в потолок и чувствовал, как снова погружается в знакомое болото апатии. У него был месяц, и этот месяц начался сегодня.

С тяжелым вздохом Глеб надел гарнитуру. Голос Лины прозвучал не как приказ, а как тихое эхо его собственных мыслей.

– Уровень мотивации на критически низкой отметке, – сказала она. – Но ты помнишь свое обещание. И я тоже.

Никаких цифр, никаких квестов. Простая констатация факта, которая подействовала лучше любого приказа. Глеб медленно сел и свесил ноги с кровати.

– Начнем с малого, – продолжила Лина. – Просто открой окно в той комнате.

Он вошел в родительскую спальню и замер на пороге. Это не просто беспорядок, а мавзолей, запечатанный горем и забвением. Пыль покрывала мебель, как бархатная траурная скатерть. Глеб подошел к окну и, с усилием распахнув створки, впустил свежий воздух. Потревоженные пылинки закружились в солнечном луче, как микроскопические призраки.

Он начал с малого: снял тяжелые шторы, вынес старые газеты. Затем, вооружившись тряпкой, взялся за туалетный столик матери. Протерев зеркало, он увидел незнакомое лицо – осунувшегося парня с темными кругами под глазами. На столике стоял флакончик духов «Красная Москва». Он открыл его, и резкий гвоздичный запах, который когда-то казался удушающим, вдруг напомнил ему о теплых руках матери, поправлявших ему воротник.

В старом шифоньере, на верхней полке, под стопкой пожелтевшего белья, он наткнулся на что-то твердое, обитое тканью. Сдув пыль, он достал маленький, потертый футляр. Внутри, на выцветшем синем бархате, лежали шахматные фигурки на магнитиках – его детские дорожные шахматы.

«Ты должен быть здесь, – прозвучал в его памяти голос отца. – Ты – ферзь. Ты должен видеть всё поле».

Он взял в руки легкую фигурку ферзя, и на его руку упала горячая, соленая капля. Он быстро смахнул ее, не понимая, откуда она взялась. Он не плакал – просто что-то попало в глаз, возможно, пыль.

На дне шкафа он нашел фотоальбом в бордовой бархатной обложке. Опустился на пыльный пол и открыл его. Наткнулся на фотографию, которую почти забыл.

Ярославский зоопарк, вольер с верблюдами. Семья стоит неловко, застигнутая врасплох просьбой сфотографироваться. Фото получилось живым. Отец в лучшей футболке-поло на праздник, стоит напряженно, не знает, куда деть руки. Мама в нарядной блузке и юбке, всегда опрятная. Ольга, шестнадцать лет, типичный подросток-максималист: черная футболка с рок-группой, подведенные глаза, выражение лица: "Когда уже этот цирк закончится?" Он сам, Глеб, одиннадцатилетний. Сияющий, в реплике выездной футболки "Валенсии" – в ней они играли против "Шинника" в Кубке УЕФА.

Он смотрел на счастливого пацана в футболке "Валенсии", с горящими глазами, и чувствовал отстраненность. Будто это не он, а его удачливый двойник из параллельной вселенной.

К вечеру комната преобразилась. Она не стала идеальной, но обрела уют. Глеб стоял посреди нее, измотанный до дрожи в руках, и оценивал плоды своего труда. Чистота пола, аккуратно сложенные вещи в коробках, свежий воздух из открытого окна.

Он справился. Однако его тут же накрыла новая волна тревоги. Это был только первый шаг. А что дальше?

– Что теперь? – задумчиво произнес Глеб – Как искать жильцов? С чего вообще начать?

Он достал телефон и открыл сайт с объявлениями. Написал: «Сдам комнату. Чисто. Недорого». Получилось нелепо. Глеб стер текст.

– Ты пытаешься решить задачу без нужных данных, – мягко сказала Лина. – Есть алгоритмы для составления эффективных объявлений. Важные параметры: цена, качественные фотографии, структурированный текст, ключевые слова…

– Подожди, – перебил Глеб. – Это слишком сухо и формально. Кто на такое обратит внимание?

– Статистика показывает, что люди реагируют на факты: площадь комнаты, наличие мебели, близость к транспорту. Эмоциональные эпитеты снижают конверсию на 7%.

– Возможно. Но тогда мы найдем только роботов, – Глеб нервно прошелся по комнате. – Нам нужны живые люди, которые не будут шуметь по ночам и не разнесут все.

Он остановился у окна и посмотрел на огни стадиона. Внезапно его осенило.

– Знаешь, что мы напишем? – Глеб посмотрел в сторону, где, по его мнению, сидела Лина. – Мы не будем писать «сдам комнату». Мы напишем… «Сдается комната для болельщика».

– Поясни, – в голосе Лины было что-то, что Глеб принял за замешательство.

– Смотри, – он начал жестикулировать, впервые за долгое время ощутив прилив азарта. – Это не просто комната. Это место с историей. «Сдается комната в квартире с окнами на стадион „Шинник“. Идеально для настоящего ценителя футбола. Вы будете засыпать и просыпаться с видом на главную арену города. В стоимость аренды включен бонус: утренний запах свежескошенной травы перед матчами». Как тебе такое?

Лина помолчала несколько секунд. Глеб почти физически чувствовал, как ее алгоритмы анализируют его безумную идею.

– Это… не стандартный подход, – наконец сказала она. – Он сужает целевую аудиторию. Но создает сильный эмоциональный якорь для любителей футбола. Вероятность отклика от случайных людей – 3%. От людей, для которых футбол важен, – 82%. Твой подход основан не на статистике, а на психологии. На уникальном торговом предложении.

Она снова замолчала. Глеб почувствовал, как внутри у него что-то дрогнуло.

«Меня этому не учили. Я внесла твои данные в модуль развития. Спасибо за урок, Глеб», – сказала она.

Он стоял в чистой комнате, залитой светом вечерних фонарей. Впервые за долгое время он улыбнулся – искренне, без сарказма. Мысль о том, что он, сломленный и бесполезный, смог чему-то научить сверхразум из будущего, казалась странной, но невероятно приятной.

Кажется, они действительно стали партнерами.

Глава 5

Вечер перестал быть томным. Кухня превратилась в офис креативного агентства. Здесь трудились всего два человека: один реальный, другой – призрачный. Глеб схватил телефон и стал фотографом, а Лина, невидимая, взяла на себя роль арт-директора, направляя его творчество.

«Стоп, – мягко остановила его Лина. – Ты пытаешься показать все сразу, и в итоге не показываешь ничего. В фотографии есть "правило третей". Представь, что кадр разделен на девять равных квадратов… Самые важные объекты нужно располагать на пересечении этих линий. Это создает гармонию».

На "экране" его зрения поверх изображения с камеры появилась полупрозрачная сетка.

«Теперь наведи камеру на окно, но так, чтобы оно оказалось на правой вертикальной линии, – продолжала она. – А теперь свет. Никогда не снимай против источника света, если не хочешь получить темный силуэт. Сейчас вечернее солнце мягкое, оно падает сбоку. Это идеальные условия, чтобы показать фактуру… детали, которые создают атмосферу. Снимай».

Он сделал несколько кадров, чувствуя себя почти художником. На его внутреннем интерфейсе всплыло уведомление: [Открыт новый навык: Основы композиции. Уровень 1].

Глеб сел за стол и написал текст о «ложе персонального болельщика» и «запахе свежескошенной травы». С чувством азарта и страха он нажал кнопку «Опубликовать». Эйфория быстро прошла, и наступила вязкая тишина. Он не находил себе места, рука тянулась к телефону. За семь часов было семь просмотров, ни одного в «избранном». К полуночи он купил платное продвижение на сайте. «Ваше объявление будет показываться в семь раз чаще», – пообещали ему. Но чуда не произошло. Ночью он проснулся – просмотров тридцать два, в «избранном» – ноль. Утром он уже не мог делать вид, что ему все равно. Он сидел на диване и тупо смотрел в экран, обновляя страницу. 45 просмотров, 58, 74. Цифры росли, но за ними была пустота.

– Я наблюдаю за тобой, – вдруг сказала Лина с любопытством. – Ты вложил реальные деньги в ускорение… Почему для тебя так важен мгновенный отклик, Глеб? Я пытаюсь понять эту потребность в признании.

– Потому что если они не откликаются, значит, я неудачник, – тихо ответил он в пустоту.

Утром ему нужно было ехать на тренировку. Апатия, холодная и тяжелая, как мокрое одеяло, навалилась на плечи. Но где-то в самой глубине, под слоями разочарования, все еще тлел крошечный уголек вчерашней надежды. И эта внутренняя борьба и создавала то самое «расстроенное чувство», с которым он, не глядя на молчащий телефон, вышел из квартиры.

Тренировка выжала его досуха, но не физически. Эмоциональные качели вымотали сильнее любой двусторонки. Он вернулся домой, бросил сумку в коридоре, прошел на кухню. В квартире стояла звенящая тишина, которая казалась ему оглушительным подтверждением его неудачи.

Он налил себе стакан воды, выпил залпом. В голове была пустота, но сквозь туман апатии пробивались обрывки мыслей о тренировке. Он снова и снова прокручивал в голове тот момент, когда правый защитник провалился, и вся команда посыпалась. Тренер орал на защитника, но он был не прав. Проблема началась раньше, в самой структуре перехода из атаки в оборону. "Им нужен не крик, а дренаж для мозгов", – горько подумал Глеб. И эта мысль о собственной правоте и беспомощности сделала его чувство провала еще острее. "Какой смысл все это видеть, если ты ничего не можешь изменить?" – подумал он. – "Ни на поле, ни с этой чертовой квартирой…"

Он взял телефон, просто по привычке, чтобы занять руки. Разблокировал экран. И только тогда увидел ее. Маленькую, неприметную иконку. Уведомление с сайта объявлений. Одно.

Сердце пропустило удар, а затем заколотилось часто-часто. Руки слегка задрожали. Он сглотнул, боясь прикоснуться к экрану. Наконец, он провел пальцем и открыл сообщение.

Оно было коротким.

«Добрый вечер. Меня зовут Арсений. Я не буду спрашивать про площадь комнаты и наличие стиральной машины. Я хочу спросить про другое. Вы написали про запах свежескошенной травы. Вы помните, чем пахла трава 20 мая 2008 года?»

Глеб смотрел на экран, и его первой, инстинктивной мыслью было не удивление и не радость. Это было подозрение. Холодное и ясное. "Розыгрыш. Это кто-то из команды. Жека или кто-то из его компании. Нашли объявление и решили поиздеваться". Он уже мысленно подбирал едкий ответ.

«Интересно, – раздался в голове голос Лины, прерывая его мысли. – Я вношу этот метод коммуникации в свою базу данных. Похоже, твой подход сработал эффективнее, чем я прогнозировала. И вызвал совершенно не ту реакцию, которую я ожидала от тебя».

Ее слова заставили Глеба замереть. Он снова перечитал сообщение. А что, если это не розыгрыш? Что, если на том конце провода действительно сидит тот единственный человек, который понял его шифр?

Глеб смотрел на экран. "Розыгрыш," – твердил его мозг, натренированный годами недоверия. Но слова Лины – "твой подход сработал эффективнее, чем я прогнозировала" – задели что-то другое. Впервые за долгое время его нестандартный, интуитивный ход был признан не глупостью, а эффективной стратегией. И это придавало смелости.

А что, если это не розыгрыш? Что, если это приглашение к игре? Он решил рискнуть. Он не будет ни оправдываться, ни подобострастно расспрашивать. Он сделает ответный ход. Его пальцы медленно набрали текст.

«Помню. А вы помните, кто сделал голевой пас Семочко в том матче?»

Он нажал «отправить» и замер в ожидании. Ответ пришел через минуту.

«Владимир Казаков. Буду у вас завтра около семи вечера. Загляну, чтобы посмотреть комнату».

Сердце Глеба снова забилось быстрее. Этот человек знал. Он знал этот почти забытый, не самый очевидный факт. Это была не случайность.

Глеб отправил короткое сообщение:

«Улица Володарского, 55. Жду».

На этом переписка завершилась.

Следующий день превратился в пытку. Глеб проснулся с одной-единственной мыслью: "Сегодня". Он не мог сосредоточиться ни на чем. Попытка поиграть в приставку закончилась через десять минут. Мысли о еде вызывали тошноту. Ожидание, липкое и нервное, заполнило всю квартиру. Чтобы хоть как-то себя занять, он, как и предлагал себе вчера, полез в старый отцовский шкаф, где в коробке из-под обуви хранились бесценные сокровища – старые программки к матчам, билеты и фотографии.

Он нашел то, что искал. Целый конверт, посвященный сезону 2008 года. И среди выцветших снимков была она. Фотография, от которой у него защипало в глазах. Вот он, одиннадцатилетний, в дурацкой панамке, рядом с огромным, как скала, защитником «Шинника» – Мартином Гораком. А рядом с ним стоит отец. И он не смотрит в камеру. Он смотрит на Глеба, и на его обычно строгом лице – такая гордость, такая чистая, незамутненная радость, какую Глеб почти не помнил. Он вспомнил тот день после матча. Они спустились к выходу со стадиона, и отец, увидев выходящего игрока, вдруг схватил Глеба за руку и, преодолевая собственную сдержанность, попросил: "Мартин, можно сфотографироваться с сыном? Он ваш большой поклонник".