Точка отсчета

Сергей Ковешников

Точка отсчета

Эта история – выдумка.

Все герои, события и даже клубы, которые могут показаться знакомыми, – плод фантазии.

Да, здесь есть футбол, Ярославль, база «Шинника» и старенький «Рубин» на кухне. Но это – декорации.

Настоящая история происходит внутри человека, когда он теряет себя и пытается собрать заново – шаг за шагом.

Если вы в чём-то узнали себя – это совпадение. Но, может, и не совсем.

Спасибо, что вы открыли эту книгу.

ПРОЛОГ

Квартира с окнами на стадион

***

Июнь 2005 года

Солнце, густое и тягучее, как липовый мед, заливало старый паркет и грело макушку. Глебу было семь, и он сидел на отцовском велотренажере, давно превратившемся в его личную смотровую вышку. Прижавшись лбом к прохладному стеклу балкона, он смотрел на стадион. Там, на огромном зеленом сукне, копошились маленькие фигурки. Они стригли газон, и ветер, лениво переваливаясь через крыши, доносил до девятого этажа горьковатый и самый лучший на свете запах – запах свежескошенной травы. Запах большой игры.

Из комнаты доносился хит того лета, гремевший из каждого ларька, – группа "Уматурман" надрывалась про Прасковью из Подмосковья. Но Глеб не слышал. Он видел только поле.

Скрипнула дверь, и на балкон вышла Ольга. В свои двенадцать она уже считала себя безнадежно взрослой. Из наушников ее кассетного "Вокмена" доносилось заграничное шипение Аврил Лавин. Она плюхнулась на старую табуретку и с хрустом раскусила семечку.

– Чего уставился, Рощин? – ее голос был насмешливым, но беззлобным. – Опять своих этих пасешь? Сегодня этот будет играть… как его… лохматый? Янотовский?

Глеб даже не повернулся. Он знал, что сейчас начнется. Для Ольги его увлечение было чем-то сродни коллекционированию марок – так же скучно и непонятно. Он чуть прищурился, глядя на поле, и ответил тоном маленького старичка, познавшего всю суть мироздания:

– Да вот, пытаюсь понять. Двадцать два взрослых мужика бегают за одним круглым мячом. И ведь никак догнать не могут. Что в этом люди находят интересного – ума не приложу.

Ольга на секунду замолчала, переваривая. Вроде бы согласился, а вроде и издевается. Она фыркнула, не найдя, что ответить.

– Чудной ты, Глебка. Пойдем лучше, мама пирог испекла. С яблоками.

Глеб улыбнулся, но только про себя. Маленькая, но важная победа. Он знал, что в итоге все равно пойдет пить чай с пирогом, но решил задержаться здесь еще на пару минут. Один на один со своим миром, полным запахов травы и будущих свершений. Миром, который он никому, даже любимой сестре, не даст высмеять. Не прямо. Он просто сделает так, что это станет им неинтересно.

***

**Август 2008 года**

Первая тренировка вымотала Глеба, но он никогда не чувствовал такой приятной усталости. Ноги гудели, синяя футболка «Шинника» промокла от пота и липла к спине, но он был невероятно счастлив.

Вместе с отцом они сидели на зелёной скамейке у кромки поля. Отец протянул ему бутылку «Буратино», и Глеб жадно выпил. Пузырьки приятно щекотали нос.

На соседнем, основном поле, лениво перепасовывались игроки "основы". Глеб завороженно смотрел на них, на легионеров, которых видел до этого только с трибун – на резкого поляка Дамиана Горавского, на мощного украинца Дмитрия Семочко. Они казались ему небожителями.

– Ну что, доволен? – спросил отец. Виктор Рощин редко улыбался во весь рот, чаще всего – лишь уголками губ, но сейчас его глаза светились неподдельной гордостью.

– Пап, это так круто! – выдохнул Глеб. – Тренер сказал, у меня удар хороший!

– Этого недостаточно, – отец, как всегда, был серьезен. Он вытащил из кармана потертый шахматный набор и щелкнул застежкой. Магнитные фигуры тускло блеснули на солнце. – Атака – это хорошо. Но бить нужно с умом. Смотри..

Он быстро расставил несколько фигур на крошечной доске.

– Эта фигура, – он указал на ладью, – Горавский. Быстрый и прямолинейный. Действует на своем фланге. А это, – его палец переместился на коня, – Бояринцев. Он хитрее, может неожиданно появиться в любой точке. А ты, Глеб… Ты должен быть здесь.

Он поставил в центр доски белого ферзя.

– Ты – мозг. Сердце команды. Ты должен видеть всё поле, понимать, когда отдать пас коню, а когда запустить вперед ладью. Футбол – это те же шахматы, только фигуры – живые, и на раздумья у тебя не минуты, а доли секунды.

Глеб внимательно слушал, кивая. Он любил моменты, когда отец приоткрывал мир через свои формулы и системы. Не всегда все было ясно, но за этими словами чувствовалось что-то значимое. Он перевел взгляд с шахматной доски на бескрайнее зеленое поле и обратно.

– Да, пап, ты прав, – сказал он серьезно. Затем хитро прищурился. – Но важно, чтобы и противник соблюдал правила. А не так, чтобы я ферзём рулю, а он – как в Чапаева играет.

Виктор Рощин на секунду замер, а потом рассмеялся. Громко, от души, как Глеб редко слышал. Он взъерошил сыну волосы.

– А вот для этого, – сказал он, убирая шахматы, – тебе и нужны ноги. Чтобы успеть увернуться от "чапаевской" шашки. Думай головой, но будь готов к драке. Понял, ферзь?

– Понял, пап, – улыбнулся Глеб.

И в этот момент он был уверен, что понял абсолютно все.

***

**Июль 2014 года**

На маленькой кухне было тесно и шумно. Пахло праздником: запеченной курицей, свежим укропом и легкой родительской гордостью. Телевизор "Рубин" в углу беззвучно показывал лучшие моменты финала Чемпионата мира. Вот Гётце забивает золотой гол, вот Месси с тоской смотрит на кубок. Мир гудел футболом. Семнадцатилетний Глеб чувствовал себя частью огромного, пьянящего карнавала. Сегодня он стал профессионалом. Лист нового контракта лежал на холодильнике, прижатый магнитиком с видом Ярославля..

На столе, как в Новый год, стоял салат "Оливье" и торт "Прага". Отец разливал по рюмкам коньяк, Ольга, приехавшая на выходные из университета, с важным видом пила сок и показывала на своем новеньком телефоне Nokia Lumia какие-то фотографии.

– Ну все, Глеб Викторович, – поддела она брата, – теперь автографы, интервью, обложки журналов… Главное, не зазвездись, как Аршавин после Евро, а то тоже начнешь чипсы рекламировать.

– Да перестань ты, – смущенно отмахнулся Глеб, хотя подколка ему была чертовски приятна.

В центре радостного хаоса находилась мать. Она порхала по кухне, расставляя тарелки и поправляя салфетки. Ее глаза светились счастьем. Когда все сели, она подошла к Глебу сзади и обняла его за плечи, нежно прижавшись щекой к его затылку.

– Глебушка, сыночек, я так тобой горжусь, – ее голос был тихим, полным слез и любви.

Глеб напрягся. "Сыночек". При всех.

– Только ты, пожалуйста, будь осторожен. Для меня не голы главное, а чтобы ты здоровый был. Ножки свои береги, слышишь?

Ее слова, полные нежности, словно капля холодной воды, охладили его пьянящее чувство триумфа. Он почувствовал знакомое раздражение, разливающееся по телу. Она снова видела в нем не взрослого парня, а семилетнего мальчишку с балкона. Он резко высвободился из ее объятий.

– Мам, все как обычно. Я уже не маленький. Даже если получу травму, ничего страшного.

Он произнес это с юношеской бравадой, легко и без особого значения, просто чтобы прекратить эти «телячьи нежности». Мать обиженно поджала губы. Отец строго взглянул на него поверх очков. Ольга осуждающе покачала головой. Глеб почувствовал неловкость, но извиняться не стал, уверенный в своей правоте.

Он еще не знал, что слова, брошенные с безрассудной щедростью молодости, имеют свойство возвращаться. Иногда – как бумеранг с лезвием на конце.

Глава 1

Шум в голове Июль 2023 года. Ярославль, Улица Володарского.

Глеб медленно возвращался из сна. Его сознание неохотно пробивалось сквозь серую дымку, вытягивая из вязкой реальности. Первым, что он увидел, был пыльный экран выключенного телевизора. На нем застыл его виртуальный двойник из FIFA – в яркой форме «Манчестер Юнайтед», с поднятыми в победном жесте руками.

Настоящий Глеб лежал на продавленном диване, укрытый мятой футболкой. Единственное, что ему хотелось сделать, – это снова вытянуть ноги на диван и спрятаться от наступающего дня.

Голова привычно болела, как и ноющее колено. Тело, когда-то послушное и отточенное, теперь казалось чужим, неуклюжим механизмом. Колено отозвалось тупой, сосущей болью, не острой, а изматывающей, как зубная, при каждом неловком движении. Комната пахла вчерашней пылью и остывшим жиром из коробки от пиццы.

«Думай головой, но будь готов к драке», – вспомнил он слова отца. Отец бы сейчас посмеялся, увидев, во что превратился его «ферзь». Этот «ферзь» пропил свою доску и ждал, когда его смахнут в коробку. Мысли ворочались медленно, как сонные мухи, и ни одна не задерживалась надолго.

Глеб с трудом сел, спустив ноги на пол. Он поднялся, прихрамывая, и направился на кухню. Солнечный свет, который в детстве казался ему золотым и медовым, теперь лишь раздражал, заставляя щуриться. Он не обратил внимания на бутылку минералки и открыл холодильник. Внутри были только пустые полки, одинокий заветренный кусок сыра и запотевшая банка пива – его завтрак.

Вернувшись в комнату, Глеб снова упал на диван и открыл банку. Первый глоток холодного, горького пива немного прояснил мысли. Он включил телевизор и запустил игровую приставку. Еще один день, который нужно как-то пережить.

В этот момент его смартфон на столе завибрировал. Пустая пивная банка на липком кружке подскочила от неожиданности. Глеб поморщился. Звонки были редкостью. Тренер не связывался с ним уже несколько месяцев. Друзья… они перестали пытаться дозвониться примерно полгода назад. На экране высветилось имя, вызывавшее у него одновременно глухую нежность и острое, почти физическое раздражение.

«Ольга».

Звонок Ольги всегда предвещал что-то неприятное. Глеб смотрел на вибрирующий телефон, собираясь с духом. Наконец, он нажал на экран.

– Слушаю, – ответил он, стараясь звучать бодро.

– Спишь, что ли? – ее голос, как всегда, был резок и без предисловий.

– Почему сразу сплю? Тренируюсь, – Глеб сделал глоток пива. – Ментально. Схемы на сезон, визуализирую успех.

В трубке повисла тишина. Ольга обдумывала его сарказм.

– Очень смешно. Ты завтракал?

– Конечно. Завтрак чемпиона: тесто, сыр, колбаса. Все для восстановления.

– Глеб, я серьезно.

– Я тоже.

– Заеду через час. Нужно поговорить.

– У меня плотный график, – начал он, но Ольга перебила.

– Твой график – диван и приставка. Я привезу суп. И комнату родителей обсудить надо. Жди.

Короткие гудки. Она не стала ждать ответа.

Глеб бросил телефон на диван. "Привезу суп". Эти слова раздражали его больше всего. В них было всё: и её снисходительная жалость, и его беспомощность. Ему, 24-летнему профессиональному спортсмену на контракте, до сих пор возили суп в баночке, как непутёвому студенту.

Час. У него есть час, чтобы привести себя и квартиру в порядок, который вызовет у Ольги трёхбалльный шторм, а не девятибалльное цунами. Он оглядел свою берлогу. В углу возвышалась башня из коробок от пиццы. На столе стояли пустые пивные банки. На полу засохли крошки.

– Ладно, – сказал он комнате. – Операция "Изображая деятельность".

Он начал с малого: собрал банки в пакет. Потом, морщась, выбросил коробки из-под пиццы. Проветрил комнату и даже протер стол влажной салфеткой из кармана старой куртки. Комната не стала идеальной, но перестала напоминать место преступления против здравого смысла.

Глеб зашел в ванную, посмотрел на себя в зеркало. Его лицо было бледным и отекшим, на нем виднелась щетина, а глаза потухли. Тот парень из начала истории, с горящими глазами и верой в себя, взглянул бы на него и спросил: "Ты кто?". Глеб плеснул в лицо холодной водой, пытаясь смыть не только остатки сна, но и липкое чувство самоуничижения.

Ровно через час раздался звонок. На пороге стояла Ольга. В одной руке она держала сумку с продуктами, в другой – привычную трехлитровую банку супа. Не разуваясь, она вошла в комнату и огляделась. Её взгляд был быстрым и цепким, словно сканер, отмечая каждую деталь.

– Ну, хотя бы не так плохо, как в прошлый раз, – Ольга попыталась похвалить, но в ее голосе чувствовалась ирония. – Уже прогресс. Суп на кухне оставить или сам справишься?

– Справлюсь, – Глеб процедил сквозь зубы. – Я еще могу носить банки. Это пока не инвалидность.

Ольга не обратила внимания на его слова. Она села на край дивана, поставив сумку на колени, словно боялась испачкаться. Глеб понял, что сейчас начнется серьезный разговор. Суп был лишь вступлением.

Ольга выдержала паузу, давая ему понять, что неофициальная часть окончена.

– Я говорила с Андреем, – начала она ровным, подготовленным голосом. – Мы больше так не можем.

– Что значит "так"? – Глеб скрестил руки на груди, защищаясь.

– Ты живешь в нашей квартире, превращая ее в берлогу. Твой контракт с "Шинником" заканчивается через год. Что дальше, Глеб? Ты думал об этом?

– Думал, – ответил он, пытаясь звучать уверенно. – У меня есть планы.

– Какие? – Ольга посмотрела на него усталыми глазами. – Ждать звонка из "Реал Мадрида" и играть в приставку? Я говорила с риелтором.

Глеб почувствовал, как внутри все сжалось.

– За нашу квартиру, даже в таком состоянии, можно выручить около пяти миллионов. Это по миллиону шестьсот на каждого. Маме эти деньги тоже пригодятся, она в Польше не шикует. Ты сможешь купить себе студию в Брагино. Маленькую, но свою. Начнешь самостоятельную жизнь. А у нас с Андреем ипотека, ты же знаешь.

Ольга говорила убедительно и логично. Она упомянула маму, превратив свой ультиматум в акт заботы обо всем семействе. Каждое ее слово точным ударом попадало в цель, и от этой правоты Глебу становилось ещё хуже.

– Я не буду ничего продавать, – произнес он, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– А кто тебя спрашивать будет? – в голосе Ольги зазвучали стальные нотки. – У нас с мамой две трети. Мы можем запустить процесс. Или ты выкупишь наши доли? На какие деньги, интересно? На те, что тратишь на донаты в своих игрушках?

– Хватит, Оль.

– Нет, не хватит! – ее голос дрогнул, самообладание начало сдавать. – Ты не понимаешь, как мы живем! Андрей работает на стройке, я беру подработки, чтобы дочке купить нормальные вещи! А ты здесь сидишь, получаешь свои двести тысяч и спускаешь их в унитаз! Мне приходится врать мужу, что я к подруге еду, чтобы тебе этот суп привезти!

Она замолчала, тяжело дыша. Сумка с продуктами так и лежала у нее на коленях.

Глеб молчал. Он смотрел на выцветший прямоугольник на стене, где раньше висела их детская фотография – они с Ольгой и родителями, все улыбаются. Фото сняли давно, но светлый след на обоях напоминал о прошлом. Ее слова и упреки были справедливы, и это было невыносимо. Его защитная броня из сарказма рухнула, обнажив то, что он так старательно скрывал.

– Ты… ты не… – начал он, но слова застряли в горле. Голова опустела, как заброшенный спортзал. Он хотел сказать «Ты не имеешь права», но буквы рассыпались. Паника охватила его ледяной волной.

– Что «ты»? – Ольга смотрела на него, не замечая его состояние. – Что я?

– Вам… вам только… – он замолчал, пытаясь подобрать слово. «Деньги». Такое простое слово, но он не мог его произнести. Кровь прилила к лицу. Он выглядел глупо, беспомощно. Это унижение было хуже любых обвинений. Нужно взять себя в руки, контролировать. Но чем больше он старался, тем сильнее сжимался спазм в горле.

– Да что с тобой? Ты пьяный, что ли? – не выдержала Ольга.

– Уходи! – вырвалось у него. Простое, отчаянное слово. – Просто уйди отсюда.

Он резко встал и, не глядя на неё, выбежал из комнаты. Скрылся в бывшем отцовском кабинете, который превратился в склад ненужного хлама. Захлопнул за собой дверь, прислонился к ней и сполз на пол, обхватив голову руками. Шум в ушах заглушал всё. Слышал, как Ольга что-то крикнула в прихожей и хлопнула входная дверь.

Он остался один в тишине. Раздавленный, униженный, разбитый. Сидел на полу среди коробок со старыми отцовскими книгами и вещами. Чтобы не сойти с ума от бессилия, протянул руку и с яростью пнул ближайшую коробку.

Она отлетела, ударилась о стену, и из неё с глухим стуком выпало что-то тяжёлое, завёрнутое в старое одеяло. Из-под ткани показался уголок чёрного металлического кейса, который он спрятал сюда год назад, разбирая отцовские вещи. Кейса, который так и не решился открыть.

До сегодняшнего дня.

Глава 2

Эхо

Июль 2023 года. Бывший кабинет Виктора Рощина в Ярославле.

Тишина. Не уютная летняя, а давящая, как тяжелая пелена. Она заполнила комнату, заглушив крики и злость. Глеб сидел на полу, прислонившись к холодной двери. Шум в ушах постепенно утихал, уступая место глухому стуку сердца. По щеке скатилась капля пота. В помещении было душно, пахло старой пылью, бумагами и чем-то неуловимо-электрическим.

Комната напоминала склеп. Некрополь идей его отца. Вдоль стен стояли коробки с книгами: «Кибернетика и теория систем», «Топология нейронных сетей». На столе лежал пожелтевший монитор, похожий на череп древнего животного. Из-под стола тянулись клубки проводов.

Его взгляд упал на отброшенную коробку. И на то, что из нее выпало.

Что-то тяжелое, завернутое в старое шотландское одеяло. То самое, которым отец укрывал ноги, когда засиживался в своем кабинете до глубокой ночи. Глеб помнил его колючую, жесткую шерсть.

Он не поднялся. Он медленно, почти ритуально, пополз к нему по скрипучим паркетным половицам. Колено ныло, но он не обращал внимания. В этом движении было что-то неизбежное, словно он выполнял единственный осмысленный поступок.

Добравшись до кровати, он коснулся одеяла. Пальцы ощутили знакомую текстуру. Он потянул за край, и ткань неохотно поддалась, выпустив облачко пыли. Пылинки закружились в единственном луче света, пробивающемся из коридора.

Под одеялом лежал металлический кейс. Холодный, тусклый, темно-серый, почти черный. Он был немного больше ноутбука, но толще. Без надписей и логотипов. Глеб провел рукой по гладкой поверхности, которая оказалась не скользкой. Кейс был невероятно тяжелым, как будто внутри что-то очень ценное. Он искал замок или защелку, но ничего не нашел. Никаких привычных механизмов. Зато на стыке двух половинок он заметил две едва заметные симметричные выемки и нажал на них большими пальцами одновременно. Раздался тихий щелчок, а затем едва слышное шипение – словно воздух выходил изнутри, выравнивая давление. Это было похоже на открытие герметичного саркофага.

Сердце Глеба замерло. Он осторожно поднял крышку кейса. Внутри, утопленные в ложбине из идеально вырезанной черной пористой пены, лежали три предмета.

Первым была гарнитура. Но это не были громоздкие игровые «уши», а что-то изящное и почти медицинское. Два маленьких наушника каплевидной формы соединялись тонким гибким обручем, который должен был лежать на затылке. Проводов не было.

Вторым был ноутбук. Он был тонким, из того же темно-серого металла, что и кейс. Никаких логотипов – ни яблока, ни Windows, ни других опознавательных знаков. Ноутбук выглядел выключенным, мертвым и монолитным куском технологии.

И третий предмет, лежавший в специальной выемке, был самым простым и самым шокирующим. Это был маленький, сложенный вчетверо листок бумаги из школьной тетради в клеточку.

Пальцы Глеба дрожали, когда он взял листок. Развернул его и увидел знакомый, чуть наклонный почерк отца с бисерными буквами. Такой же, которым тот подписывал дневники и оставлял записки на холодильнике.

На листке было всего несколько строк:

«Глеб, если ты это читаешь, значит, у меня не получилось завершить. Но, может, у тебя получится. Это не игра. Это зеркало.

Скажи ей кодовое слово, и она проснется. Она – лучшее, что я создал. Она поможет тебе, как я не смог.

Код: “Помнишь звезды над Ладогой?”»

Глеб смотрел на эти слова и знакомые изгибы букв. “Помнишь звезды над Ладогой?”. Он помнил. Ему было двенадцать, когда они с отцом поехали на несколько дней на Ладожское озеро. Днем рыбачили, а ночью отец показал ему созвездия. Это было одно из самых светлых воспоминаний его жизни.

Воспоминание, которое отец превратил в пароль.

К чему?

“Помнишь звезды над Ладогой?”.

Эта фраза гудела в голове Глеба, заглушая остатки унижения после ссоры с сестрой. Он снова и снова читал записку. Слова были простыми, но их смысл ускользал. “Скажи ей…”. Кому “ей”?

Он посмотрел на содержимое кейса. Ноутбук и гарнитура. «Это и есть "она"?» Глеб ничего не смыслил в компьютерах. Для него это было просто нагромождение металла. Он умел включать игровую приставку, запускать игры и выключать её. Максимум его технических навыков – перезагрузка зависшего роутера. А тут…

Он осторожно, словно боясь обжечься, двумя пальцами взял гарнитуру. Она была лёгкой и холодной. Никаких кнопок, никаких разъёмов для зарядки. Как это работает? Он покрутил её в руках и, не найдя лучшего способа использовать, отложил в сторону.

Его взгляд упал на ноутбук. Он выглядел… неправильно. Слишком гладкий, слишком цельный, без единого шва или винтика. Глеб провёл пальцем по поверхности. Никакой кнопки включения. Он попытался поднять крышку, но она не поддалась, как будто была приклеена. Он нахмурился и приложил чуть больше усилий. Ничего. Ноутбук напоминал монолитную металлическую глыбу.

Может, это просто муляж? Шутка отца? Глеб почувствовал разочарование. Весь этот таинственный ритуал – ради чего? Ради куска железа и странной записки?

Он уже собирался убрать все обратно в кейс, но взгляд снова остановился на гарнитуре. А что, если?..

Мысль была нелепой, но других у него не было. Он взял гарнитуру, помедлил секунду и надел ее. Тонкий обруч легко коснулся затылка, а каплевидные наушники удобно устроились в ушах. Они не заглушали звуки полностью, как обычные затычки, а мягко прилегали к ушной раковине. Глеб почти не ощущал их.

В ушах была тишина. Никаких спецэффектов, никакого гула. Ничего не изменилось.

– Ну и ерунда, – пробормотал он себе под нос.

И все же… Записка. Отец не стал бы писать это просто так. Глеб посмотрел на мертвый ноутбук и листок с отцовским почерком. Чувствуя себя немного глупо, но не в силах побороть детское доверие к отцу, он решился.

Он откашлялся, горло пересохло.

– Помнишь звезды над Ладогой? – хрипло и неуверенно произнес он в пыльной тишине комнаты.

В ту же секунду произошло два события.

Наушники в ушах ожили. Раздался тихий, едва уловимый звон, похожий на камертон, который затих за пару секунд. Затем наступила полная тишина.

Но самое странное случилось с ноутбуком. Его гладкая поверхность на мгновение засветилась мягким белым светом, и на ней, словно выведенные жидкими чернилами, появились слова:

…ИНИЦИАЛИЗАЦИЯ СИСТЕМЫ "ЭХО"… …ПОИСК БИОМЕТРИЧЕСКОГО КЛЮЧА… НАЙДЕН. …СИНХРОНИЗАЦИЯ С АУДИОИНТЕРФЕЙСОМ… ЗАВЕРШЕНА.

Глеб отшатнулся, чуть не ударившись затылком о стену. Он с ужасом смотрел, как буквы на экране таяли, уступая место новой строке:

…ГОТОВНОСТЬ К АКТИВАЦИИ ГОЛОСОВОГО ПРОТОКОЛА… 100%. …ОЖИДАНИЕ…

Он замер, боясь дышать. Что это? Что происходит? Он чувствовал себя дикарем, впервые увидевшим зажигалку. Это походило на магию. Страшную, таинственную, но завораживающую.

Глеб сидел на полу, уставившись на светящийся экран. Он не знал, что делать. И тут тишину в его голове – наушники заглушали все звуки вокруг – прорезал голос.

Спокойный, слегка синтетический, но с теплыми, женскими нотками.

*«Инициализация завершена. Здравствуй, Глеб»,* – сказал голос.

Голос был негромким, но абсолютно ясным. Он не исходил из комнаты, а будто рождался внутри черепа, между левым и правым ухом, создавая идеальное стереозвучание.

Глеб вздрогнул, как от удара током. В панике он огляделся: пустые стены, заваленный хламом стол – никаких колонок, никаких динамиков, никакого источника звука.

Он вскочил, и первой мыслью было сорвать с головы чертову гарнитуру. Руки уже потянулись к ней, но голос прозвучал снова, спокойный, ровный, безэмоциональный, и от этой невозмутимости становилось еще страшнее.

«Биометрические показатели зафиксировали резкий скачок адреналина и кортизола. Частота сердечных сокращений – 142 удара в минуту. Рекомендую сесть и сделать несколько глубоких вдохов. Угрозы для вашей жизни нет», – прозвучало в голове.