Точка отсчета

[Квест "Системная ошибка на кухне" выполнен. +5 к навыку "Бытовая систематизация". +10 к параметру "Взаимопонимание" с объектом "Арсений"]

Но следующие дни принесли Глебу не только шутки. Погружаясь в книгу, он добрался до главы, которая ударила по нему, как обухом по голове. Глава называлась "Перекладывание бремени".

В ней описывался архетип, когда для решения глубинной, фундаментальной проблемы используется простое, сиюминутное "симптоматическое" решение. Это быстрое решение снимает боль на время, но не только не решает основную проблему, но и ослабляет способность организма или системы справиться с ней в будущем. Чем чаще используется "таблетка от симптомов", тем сильнее становится зависимость от нее и тем слабее – воля к настоящему "лечению".

Он читал, и перед его глазами с безжалостной ясностью разворачивалась схема его собственной жизни последних лет.

Фундаментальная проблема: Потеря карьеры, смысла жизни, самооценки. Симптомы: Стресс, тоска, апатия, бессонница. Симптоматическое решение (его "таблетка"): Бутылка пива вечером. Матч в FIFA до трех часов ночи. Долгосрочный эффект: Алкоголь и видеоигры на время притупляли боль, но приводили к набору веса, нарушению режима сна, снижению физической формы и еще большей апатии. Это, в свою очередь, усугубляло его депрессивное состояние и делало фундаментальную проблему еще более неразрешимой.

Он видел это на схеме в книге, и он видел это в своей жизни. Это была идеальная, самоподдерживающаяся петля разрушения. Он сам, своими руками, построил для себя тюрьму и каждый день укреплял ее стены.

– Лина… – прошептал он, глядя на страницу. – Это… это же про меня. Слово в слово.

«Да, Глеб, – тихо ответила она. – Архетип "Перекладывание бремени" с вероятностью 97% описывает твою поведенческую модель за последние два года. Твой мозг выбирал кратчайший путь к получению дофамина, чтобы компенсировать его дефицит, вызванный стрессом. Это стандартная реакция нервной системы, попавшей в ловушку».

[Критическое озарение! Архетип "Перекладывание бремени" распознан. Получен временный дебафф "Экзистенциальный ужас" (-20 к "Спокойствию"). Открыт путь к навыку "Фундаментальные решения"]

От этого осознания ему стало физически дурно. Он вышел на балкон, жадно глотая холодный воздух. Он увидел все. Не как набор отдельных слабостей – лень, выпивка, игры, – а как единую, работающую систему. Систему, которую он сам спроектировал для самоуничтожения.

Это откровение не принесло облегчения. Оно принесло холодный, липкий ужас.

Чтобы не сойти с ума от этого ужаса, чтобы направить куда-то внезапно проснувшийся мозг, он сделал то единственное, что умел – ушел в футбол. Но ушел по-новому.

Впереди был важный матч "Шинника" с "Аланией". Глеб скачал записи трех последних игр владикавказцев. Он сел за стол, открыл новый файл в телефоне и начал работать. Он писал не для кого-то. Он писал для себя. Это был его способ доказать, что он может не только разрушать системы, но и анализировать их.

Он работал два дня. Он разбирал каждый стандарт, каждый переход из обороны в атаку. Он использовал новые термины, рисовал в блокноте схемы.

"Анализ ФК 'Алания'. Ключевая уязвимость: высокий прессинг создает разрывы между линиями при быстрой контратаке соперника. См. матч с 'Акроном', 2-й тайм, 68-я минута. 'Петля обратной связи': их успех в отборе мяча на чужой половине поля (усиливающая петля) приводит к излишней самоуверенности и потере позиционной дисциплины, что делает их уязвимыми для длинных забросов за спину защитникам (новая, уравновешивающая петля, которую они игнорируют)".

Когда он закончил, перед ним оказался восьмистраничный документ, детализированный, как отчет опытного скаута. Он перечитал текст. И впервые за долгое время ощутил не стыд, а гордость. Он создал что-то значимое.

[Создан первый аналитический отчет. +50 к навыку "Тактический анализ". +10 к параметру "Уверенность в себе"]

Вечером, набравшись смелости, он подошел к Арсению.

– Слушай, я тут… набросал кое-что по "Алании". Глянешь, когда будет время? Просто интересно твое мнение, как профессионала.

Арсений взял у него из рук телефон, пробежал глазами несколько абзацев. Его брови поползли вверх.

– "Набросал"? – он поднял на Глеба удивленные глаза. – Глеб, это не "набросок". Это полноценный тактический разбор. Очень серьезного уровня. Я… я впечатлен.

[Получено внешнее подтверждение от эксперта. Статус "Самозванец" временно ослаблен. +15 к "Самооценке"]

И в этот момент, в момент этого чистого, заслуженного признания, у Глеба зазвонил телефон. На экране высветилось "Ольга". Он нажал на "ответ", чувствуя себя почти счастливым.

– Привет, Оль.

– Привет, – ее голос был необычно оживленным. – Слушай, я получила деньги, спасибо. Тут такое дело… мама так обрадовалась, что у тебя все налаживается. В общем, она решила приехать на следующей неделе. Билеты уже взяла. Повидаться, посмотреть, как ты тут… с новыми жильцами твоими познакомиться.

Слова сестры упали в теплую тишину комнаты, как кусок льда.

Счастливый мир Глеба, который он так мучительно строил последние дни, треснул и рассыпался в прах.

Глава 7

Слова сестры упали в теплую тишину комнаты, как кусок льда. Счастливый мир Глеба, который он так мучительно строил последние дни, треснул и с оглушительным звоном рассыпался в прах. Он стоял с телефоном в руке, глядя в пустоту, и чувствовал, как по венам вместо крови разливается ледяной ужас.

Мама. Приезжает.

Эта мысль была не просто тревожной. Она была приговором. Его маленькая, хрупкая конструкция, построенная на лжи, должна была рухнуть, погребая его под обломками. Он чувствовал, как комната сужается, как звуки улицы за окном становятся глухими и далекими. Единственным реальным звуком был оглушительный стук его собственного сердца.

«Зафиксирован критический уровень стресса, – бесстрастно сообщил голос Лины. – Пульс – 138 ударов в минуту. Активированы протоколы экстренного реагирования. Глеб, дыши. Сосредоточься на дыхании. Вдох. Выдох».

[Критический уровень стресса! Получен дебафф "Паралич воли" (-30 к "Решительности", -20 к "Концентрации").]

Но он не слышал ее. Его мозг, столкнувшись с угрозой, которую он не мог ни проанализировать, ни проигнорировать, впал в ступор. Он опустился на стул, чувствуя, как ноги становятся ватными. Он не злился, не искал виноватых. Он просто сидел, парализованный масштабом катастрофы.

Прошло, наверное, минут двадцать. Он сидел неподвижно, глядя в одну точку.

– Лина, – наконец прошептал он. – Что делать?

«Давай разберем систему, – ее голос был спокоен, как у авиадиспетчера во время шторма. – У нас есть проблема: "Неминуемый визит матери". Есть усугубляющий фактор: "Твоя ложь Ольге". Цель: "Предотвратить системный коллапс". Давай смоделируем варианты».

– Какой тут моделировать? – горько усмехнулся Глеб. – Все. Это конец. Шах и мат в три хода.

«Это не конец. Это усложнение системы. Вариант первый, кодовое название "Потемкинская деревня": мы находим "фейкового" второго жильца на время визита матери».

– Гениально, – в его голосе прорезался знакомый сарказм. – Просто и со вкусом. Попросить кого-то из ребят с команды? Жеку, например? Он с радостью сыграет роль моего соседа, а потом расскажет об этом всей раздевалке. Или дать объявление: "Требуется сосед на три дня. Требования: умение врать глядя в глаза и любовь к маминым пирожкам".

«Анализирую риски, – невозмутимо продолжала Лина. – Вероятность утечки информации – 73%. Вероятность того, что твоя мать, которая знает эту квартиру как свои пять пальцев, заметит подвох – 89%. Вероятность полного провала с последующим разрушением остатков доверия – 95%. Вариант неэффективен».

– Хорошо, – Глеб потер виски. – Вариант второй. Я… я скажу, что второй жилец срочно уехал в командировку. Внезапно. На Северный полюс. Пингвинов изучать.

«"Симптоматическое решение", – тут же отозвалась Лина. – Ты снова пытаешься применить "таблетку", а не лечить болезнь. Это "перекладывание бремени". Ты отсрочишь проблему, но не решишь ее. Мать захочет увидеть его комнату, его вещи. Твоя ложь будет обрастать новой ложью, пока вся система не рухнет под собственным весом. Мы уже проходили это, Глеб. Вспомни, к чему привел твой предыдущий опыт "симптоматических решений"».

Он молчал. Она была права. Каждое ее слово было безжалостно логичным. Любая попытка выкрутиться была лишь очередным витком спирали, ведущей вниз.

– Тогда что? – в его голосе было отчаяние. – Что остается? Собрать вещи и сбежать?

«Остается "фундаментальное решение", Глеб. То, которое не снимает симптомы, а лечит саму болезнь. Оно самое сложное, самое болезненное, но единственное, которое имеет шанс на успех в долгосрочной перспективе».

– Сказать правду, – выдохнул он.

«Да. Сказать правду».

[Критическое озарение! Путь "Фундаментальное решение" выбран. +20 к "Воле". Дебафф "Паралич воли" ослаблен.]

Это решение, такое простое и такое невозможное, повисло в воздухе. Глеб чувствовал себя так, будто ему предложили прыгнуть с крыши, уверяя, что внизу батут. Он провел остаток дня, как в тумане. Он не мог ни есть, ни читать. Он просто ходил по квартире из угла в угол, прокручивая в голове предстоящий разговор.

Вечером, когда он сидел на кухне, тупо глядя в стену, в дверном проеме появился Арсений.

– У тебя такой вид, будто ты просчитываешь партию с Каспаровым, и у тебя на доске на две ладьи меньше.

Глеб только пожал плечами.

– Иногда, чтобы найти правильный ход, нужно просто сыграть другую партию, – сказал Арсений. – Это очищает голову.

Он поставил на стол старую, потертую шахматную доску.

– Белыми или черными?

– Черными, – сказал Глеб.

Они играли в тишине. Арсений играл быстро, почти не задумываясь. Глеб, наоборот, впал в состояние медленной, тяжелой концентрации. Он смотрел на 64 клетки, и хаос в его голове начал понемногу упорядочиваться. Вот его пешка – его ложь Ольге. Он двинул ее вперед, чтобы создать угрозу, но теперь она была оторвана от своих, беззащитна, и ее неминуемо должны были съесть. Вот конь Арсения, совершающий непредсказуемый ход, – это приезд матери, внезапная угроза из слепой зоны.

Он проиграл первую партию за двадцать минут.

– Ты слишком рано бросаешься в атаку, – спокойно прокомментировал Арсений. – Жертвуешь пешками ради красивой, но непросчитанной угрозы. Твоя игра эмоциональна. А шахматы – это не про эмоции. Это про холодный расчет. Еще раз?

Глеб кивнул. Они играли почти два часа. Глеб проиграл снова. И снова. Но с каждой партией его игра становилась строже, осмысленнее. Он научился ждать. Он научился жертвовать малым, чтобы спасти главное. Он научился видеть доску целиком.

[Сыграна тренировочная партия. +10 к навыку "Стратегическое мышление". +5 к "Эмоциональной регуляции". Дебафф "Паралич воли" снят.]

Когда Арсений ушел спать, Глеб остался один на кухне. Он смотрел на шахматную доску и вдруг понял. Его предстоящий разговор с матерью – это не трагедия. Это эндшпиль. Сложный, почти проигранный, но эндшпиль, в котором еще можно попытаться выиграть. Но для этого нужно играть честно.

Он вернулся в свою комнату. Паника ушла. На ее место пришла холодная, тяжелая, но спокойная решимость. Он знал, что ему нужно делать.

Он взял телефон и посмотрел на контакт "Мама". Он не стал звонить. Не сегодня. Сегодня он готовился. Он сел за стол, открыл пустую заметку и написал заголовок: "План разговора. Фундаментальное решение".

Под ним он вывел первый пункт:

● 

1. Позвонить самому. Не ждать ее приезда. Взять инициативу.

Потом, подумав, добавил второй:

● 

2. Начать не с извинений, а с фактов. Спокойно и по-взрослому.

И третий, самый важный:

● 

3. Объяснить МОТИВ (сохранить дом), а не оправдывать ПОСТУПОК (ложь).

[Получен новый статус: "Готов к бою". +15 к "Решительности". Начат новый квест: "Исповедь".]

Утро встретило Глеба свинцовой тишиной. Ночь была рваной, почти бессонной. Он снова и снова проигрывал в голове вчерашнюю партию в шахматы, и она незаметно превращалась в предстоящий разговор с матерью. Каждый ход, каждая жертва, каждая ошибка на доске проецировались на его жизнь.

Он не стал завтракать. Желудок скрутило в тугой, нервный узел. Он налил себе стакан воды, подошел к столу, где лежал его вчерашний "план боя". Три коротких пункта. Они казались ему одновременно и спасательным кругом, и эпитафией на его могиле.

«Уровень готовности к выполнению задачи "Исповедь" – 68%, – сообщила Лина. – Зафиксирован высокий уровень адреналина, но параметр "Целостность волевого контура" остается стабильным. Система готова к пиковой нагрузке, Глеб».

– Готов, – эхом повторил он, хотя чувствовал себя так, будто идет на эшафот.

Он взял телефон. Руки были влажными и холодными. Он открыл контакты, нашел номер "Мама" и замер, глядя на него. Палец завис над кнопкой вызова. Прошла минута. Две.

«Глеб, – мягко вмешалась Лина. – "Петля обратной связи": чем дольше ты откладываешь действие, тем сильнее растет твое внутреннее сопротивление. Это увеличивает вероятность сбоя. "Точка приложения рычага" – это кнопка вызова. Нажми ее сейчас».

Он глубоко вздохнул и нажал.

Длинные, тягучие гудки, казалось, длились вечность.

– Алло? Глебушка? – раздался на том конце ее встревоженный голос.

– Мам, привет, – сказал он, отчаянно цепляясь за свой план. Голос дрожал, но он заставил себя говорить ровно, почти официально. – Мне нужно тебе кое-что рассказать. Это касается квартиры.

«Волевой контур функционирует под нагрузкой. Отклонение от запланированного сценария: 15%. Уровень контроля: удовлетворительный».

– Что-то случилось? С жильцами? С тобой все в порядке?

Ее тревога, как всегда, была готова снести все его защитные сооружения. Но он устоял.

– Со мной все в порядке. И с жильцом тоже. В этом и дело. Он один.

– Как один? – не поняла она. – А второй?

Вот он. Момент истины. Глеб зажмурился.

– Второго нет, мам. Я… я соврал Ольге. Я нашел только одного человека. Арсения. Он живет в твоей комнате. А за вторую… я решил платить сам. Из своих денег.

Он замолчал, ожидая взрыва. Упреков, слез, обвинений. Но в трубке была только тишина. Оглушительная, тяжелая, как вакуум.

– Мам? Ты слышишь?

– Слышу, – наконец тихо ответила она. – Я не понимаю, Глеб. Зачем? Зачем ты соврал?

И тут его план чуть не рухнул. Первым, инстинктивным желанием было начать каяться, говорить, какой он слабак и неудачник. Но он вспомнил вчерашние шахматы. Не жертвовать главным ради сиюминутного облегчения.

– Я соврал, и это было неправильно, – медленно, подбирая слова, сказал он. – И я не буду оправдываться. Но я хочу, чтобы ты поняла, почему я это сделал. Я испугался. Испугался, что мы потеряем квартиру. Что Ольга ее продаст, и все. И у нас не останется ничего общего. Ни одного места, которое нас всех связывает. Это… это единственное, что осталось от папы. От нашей прошлой жизни. Я пытался защитить это. Неуклюже, глупо, через ложь… но я пытался.

Он говорил, и вчерашние слова, казавшиеся ему сухими и вымученными, обрели вес и глубину. Он говорил не о деньгах, а о памяти.

Мать на том конце провода все молчала. Глеб уже был готов к худшему.

– Ты на него похож, – вдруг тихо сказала она.

– На кого? – не понял Глеб.

– На отца, – сказала она с легкой грустью. – Он бы точно нашел выход. Не стал врать. Лгать он вообще не умел. Но обязательно нашел бы способ всех спасти. Удержал бы то, что для него важно. Ты такой же упрямый, как он.

Глеб слушал и не верил своим ушам. Он ожидал чего угодно, но не этого. Не этого горького, но полного любви понимания.

[Обнаружена неожиданная положительная обратная связь. Ментальная модель "Мать = Контроль/Жалость" требует срочной перекалибровки. Получены новые данные. +35% к пониманию системы "Семья".]

– Мам, я…

– Я тебя услышала, сынок, – перебила она его. Голос ее был все еще грустным, но в нем появилась твердость. – Я не буду торопиться с выводами. Но я все равно приеду. Нам нужно поговорить об этом глядя в глаза. И с Ольгой тоже нужно будет объясниться. Это неправильно, что она не знает правды.

– Я знаю. Я поговорю с ней.

– Хорошо. Делай, как считаешь нужным. Плати за вторую комнату, если можешь. Главное – береги себя. И квартиру.

Они попрощались. Глеб опустил телефон. Он не чувствовал радости или триумфа. Он чувствовал лишь огромное, всепоглощающее опустошение, как после тяжелейшего матча. Он выиграл. Но это была не яркая победа со счетом 5:0. Это была вымученная, выстраданная ничья на последних секундах, которая ощущалась как победа.

Он прошел на кухню и налил себе стакан воды. Руки все еще немного дрожали.

«Задача "Исповедь" завершена, – констатировала Лина. – Применен протокол "Фундаментальное решение". Краткосрочный системный коллапс предотвращен. Однако система "Семья" перешла в новое нестабильное состояние "Ожидание". Загружены параметры для новой задачи: "Визит матери". Поздравляю, Глеб. Это был сильный ход».

[Целостность системы "Личность": +12%. Долгосрочный прогноз: улучшен.]

Глеб усмехнулся. Сильный ход. Он чувствовал себя так, будто его переехал каток. Но он стоял на ногах. И это было главным.

Опустошение после разговора с матерью было недолгим. На его место пришло странное, холодное спокойствие. Неопределенность – "нам нужно поговорить глядя в глаза" – больше не пугала его, как раньше. Теперь она воспринималась не как приговор, а как переменная в уравнении, которое ему предстояло решить. Он впервые в жизни не боялся будущего, а пытался его просчитать.

Дни до приезда матери он проводил в странном, почти медитативном состоянии. Он ходил на тренировки, где с отстраненным любопытством продолжал вести свой аналитический дневник. Он играл в шахматы с Арсением, все реже проигрывая и все чаще сводя партии к сложной, позиционной ничьей. Но большую часть времени он сидел в своей комнате с "Пятой дисциплиной". Книга перестала быть пыточным станком. Она стала его главным собеседником.

Однажды вечером он дошел до главы, посвященной языку. В ней говорилось о том, что язык – это не просто инструмент для описания реальности. Язык сам формирует реальность. Слова, которые мы используем, определяют то, что мы видим, и то, чего мы не замечаем. "Когда у вас в руках только молоток, – цитировал автор кого-то, – все проблемы начинают казаться гвоздями".

И в этот момент Глеба словно ударило током. Он отложил книгу.

"Квесты". "Навыки". "Дебаффы". "Очки воли". Это был язык, на котором он привык думать о своей жизни – как о череде уровней, которые нужно пройти. Но в последнее время язык начал меняться. "Системы", "архетипы", "петли обратной связи", "целостность контура".

– Лина, – тихо сказал он в пустоту комнаты. – Мой интерфейс… он меняется, потому что я читаю эту книгу? Язык меняется, потому что меняется мой язык?

«Ты задал ключевой вопрос, Глеб», – ответила она после небольшой паузы.

– Так это ты его меняешь? Адаптируешь под меня?

«Нет. Я не меняю интерфейс. Я вообще не могу этого делать. Интерфейс – это прямое отражение того, как твой мозг интерпретирует свое собственное состояние. Он сам создает для себя визуальные метафоры».

Глеб слушал, затаив дыхание.

«Когда ты воспринимал свою жизнь как игру, твой мозг визуализировал данные о твоем состоянии в понятных тебе игровых терминах. Теперь ты учишься видеть мир как совокупность систем. И твой мозг, как самообучающаяся организация, создает для себя новый, более эффективный интерфейс. Я по-прежнему лишь источник информации. А ты, Глеб, – архитектор и художник этой реальности».

[Критическое озарение! Получена мета-компетенция: "Архитектор интерфейса" (Уровень 1). Позволяет осознанно влиять на структуру и язык визуализации данных через изменение фундаментальных ментальных моделей.]

Это откровение было более ошеломляющим, чем любое предыдущее. Мысль о том, что он сам, неосознанно, является творцом своего внутреннего мира, пугала и восхищала одновременно. Это была огромная, почти невыносимая ответственность.

– Хорошо, – сказал он, решив проверить эту невероятную теорию. – Если я его создаю, могу я его изменить? Сознательно? Лина, давай попробуем. Параметр "Целостность волевого контура"… это слишком сложно. Я хочу, чтобы он назывался… "Стержень". Мне так понятнее.

Он зажмурился, пытаясь силой мысли переименовать надпись в своем воображении. Ничего не происходило.

«Это так не работает, – мягко ответила Лина. – Ты не можешь просто нажать на кнопку. "Интерфейс" – это не программа. Это результат твоих глубоких, укоренившихся убеждений. Чтобы изменить слово, тебе нужно не приказать, а по-настоящему, до глубины души почувствовать, что для тебя твоя воля – это именно "стержень", а не "контур". Это медленный процесс перестройки ментальных моделей. Но ты уже его запустил».

[Попытка прямого редактирования интерфейса провалена. Причина: недостаточный уровень интеграции ментальной модели "Стержень". Требуется практическое подкрепление убеждения.]

Глеб откинулся на спинку стула. Он понял. Чтобы изменить мир, даже свой внутренний, нужно сначала измениться самому.

С новым, пугающим, но вдохновляющим знанием он иначе взглянул на визит матери. Это был не просто контроль. Это была первая реальная возможность осознанно "спроектировать" сложную систему. Он вновь взял блокнот, но на этот раз записывал не план разговора. Он рисовал схему.

В центре листа он изобразил круг и подписал его: "Система 'Визит матери'". От этого круга расходились стрелки к другим элементам: "Ментальная модель матери ('Сын в беде')", "Моя ментальная модель ('Я – проблема')", "Фактор Ольги", "Фактор Арсения". Он стремился увидеть не просто людей и их эмоции, а связи, петли обратной связи и точки воздействия.

[Начат новый проект: "Калибровка системы 'Семья'". Цель: минимизировать негативные последствия при сохранении целостности системы. Требуемые компетенции: "Системный анализ", "Эмоциональная регуляция".]

Он понял, что его разговоры с Арсением – это не просто болтовня. Это был ключевой процесс "перекалибровки". Арсений, сам того не зная, помогал ему строить новые ментальные модели, давал ему новый язык. И чем увереннее Глеб будет себя чувствовать в диалоге с Арсением, тем сильнее будет его позиция в разговоре с матерью.

Он взглянул на план, затем на соседнюю комнату, откуда доносился тихий джаз. Он больше не чувствовал себя жертвой обстоятельств, плывущей по течению. Он стал архитектором. Пусть пока неумелым и робким, но архитектором, что чертил свою жизнь. Это изменило все.

Глава 8

Прошло несколько дней. Глеб жил в новом, странном ритме. Утром он планировал день, вечером играл в шахматы с Арсением, а ночами читал, спорил с Линой. Его мозг, как атрофированная мышца, болел от непривычной нагрузки. Он полностью погрузился в свою внутреннюю "перекалибровку", но чем больше наводил порядок в голове, тем острее ощущал пустоту вокруг. Он был один. Арсений стал союзником, Лина – инструментом, но чего-то простого ему не хватало. Друга.

Мысль о Семёне возникала и тут же гасла, сжигаемая стыдом. Сёма видел его на самом дне. Видел его пьяным, опухшим, избегающим взгляда на базе. Что он ему скажет? "Привет, я тут книгу умную читаю, почти прозрел"? Звучало жалко.

Однажды вечером, после очередной проигранной Арсению партии, Глеб сидел на кухне и смотрел на свой телефон. Он открыл контакт "Сёма Врач". Он смотрел на это имя несколько минут. Страх и стыд боролись с отчаянным желанием поговорить с кем-то, кто знал его до того, как он превратился в руину.

«Анализ рисков показывает, что вероятность негативной реакции со стороны объекта "Семён" не превышает 18%, – подала голос Лина. – В то же время, успешная реинтеграция в социальную систему "Дружба" может повысить общую стабильность твоей личности на 22%. Потенциальная выгода превышает риски».

– Спасибо за совет, мой внутренний букмекер, – пробормотал Глеб, но слова Лины, как всегда, подействовали.

Он решил спрятаться за старой броней. За юмором. Его пальцы, чуть дрожа, набрали сообщение.