Стрела и меч

– Что? Нет. – опешила Эйра. – Я просто хотела попробовать, отец. Что в этом такого? Мы же просто играли…

– Молчать! – отец был в исступлении. – Просто играли?!?! Хорошо, хорошо, давайте поиграем…

Это был не первый взрыв гнева у их отца. C тех пор, как мать покинула их, отец часто срывался, ругался, да и вообще, временами вел себя как немного сумасшедший отшельник, который поселился неподалеку от леса и никого к себе не подпускавший. Каким он был до ухода матери, девочки не помнили, да и свою мать они представляли в очень смазанных, тусклых красках.

Сейчас же отец поднял с земли несколько яблок, кинул их Каталине, достал из кармана своих широких шерстяных штанин ключ от дома, запер дверь и повел сестер к опушке. Каталина молча несла яблоки, нежно держа их в руках, будто в эту минуту они были самой важной вещью для нее на свете. Эйра раздражалась все больше и больше: она не понимала своей вины, и вспышки отцовского гнева начинали ее доводить.

Тем временем отец немного успокоился и перестал кричать. Из-под его неупорядоченной темной бороды раздавались гневные бормочущие звуки. На непокрытой лохматой голове уже прорастали седые клоки, и весь вид его выдавал в нем человека усталого, опустившегося, но еще не сломленного, а готового в самый неожиданный момент неприятно удивить. Поверх потасканной серой рубашки висел старый крест, в центре которого едва заметно сиял красный рубин – отец никогда с ним не расставался. Злые зеленые глаза то и дело метались от одной сестры к другой.

Они дошли до опушки, и отец грубо кинул лук со стрелой Эйре, а Каталину повел к ближайшему клену, взяв у нее одно яблоко.

– Хотела пострелять? Я предоставлю тебе такую возможность, – холодным осипшим голосом произнес отец.

Эйра недоумевала. Она растерянно и озадаченно посмотрела сначала на вернувшийся к ней лук, а потом на удаляющегося с Каталиной отца.

– Что?..

И тут она поняла. Отец прислонил Каталину спиной к клену. Затем, убедившись, что она стоит ровно, что-то тихо произнес дочери и положил яблоко на голову Каталины. Холодный пот тут же покрыл все тело Эйры. Казавшийся ей до этого таким теплым и таким желанным лук теперь едва держался в руках: она хотела избавиться от него, выбросить, забыть о своей шалости.

– Ну что, попробуешь выстрелить? – голос отца прозвучал где-то вдалеке, прозвучал железным скрежетом, от которого шли мурашки по коже.

– Мы просто играли, отец… – заумоляла Эйра. Она редко кого-то умоляла о чем-то.

– Так это тоже игра. Просто чуть сложнее. Или ты думаешь, взрослые люди там, за пределами дома будут делать тебе поблажки? Там, за рекой тебя кто-то будет жалеть? Терпеть твои игры?

– Я не…больше этого не повторится…Пожалуйста…

– Сделанное однажды, захочется повторить еще раз, – прохрипел отец. – А затем еще, и еще, и еще…

Эйра посмотрела на Каталину, ничего не понимая, судорожно сжимая в одной руке лук, а в другой – злосчастную стрелу. Сестра выглядела спокойной: казалось, происходящее нисколько ее не касалось, и яблоко было не на ее голове, а оставалось где-то там, у них во дворе, упавшее на зеленую поросшую траву. Каталина смотрела на Эйру своими задумчивыми голубыми глазами, цвет которых достался ей от матери, и едва заметная улыбка пробежала тенью по ее тонким губам.

– Стреляй.

Отец разом прекратил свое болезненное веселье. Его глаза, не мигая, теперь серьезно смотрели на Эйру в ожидании выполнения его указа. Грязная и заросшая борода тяжело поднималась и опускалась. Рука отца, твердая и все еще сильная, крепко придерживала Каталину у кленового дерева, хотя она не проявляла ни капли непокорности, а спокойно стояла в задумчивости.

– Что я такого сделала?!? – слезы обиды и ненависти потекли по бледным щекам Эйры. – Зачем ты мучаешь меня?!?

– Стреляй.

– Я ненавижу тебя!!! – закричала на всю опушку худая темноволосая девочка, сжав до боли в руке лук и стрелу.

– Я знаю, – ответил как ни в чем не бывало отец. Он полностью успокоился, и его взгляд, блуждая, смотрел куда-то сквозь свою дочь, куда-то вперед, вдаль, словно Эйры здесь и не было, и там, за перспективой открывалось новое, более интересное представление.

– Я знаю, – повторил твердо отец. – Но ты должна выстрелить.

Эйра вскинула лук. Дрожащими от гнева и страха руками она схватилась за рукоятку и приложила стрелу к тетиве.

«Я ни разу не стреляла. Чего он от меня добивается?»

Перья стрелы едва заметно встрепенулись от легкого ветра, посетившего опушку. Мимо проскочила маленькая рыжевато-белая белка, с интересом взглянувшая на стоящую с яблоком на голове Каталину. Вдалеке, на другом конце леса еле слышно раздавалась праздничная музыка – в городе Прасилва начинался фестиваль.

Придерживая тремя пальцами стрелу, Эйра стала натягивать тетиву.

«Убью его. Наплевать. Я не хочу больше терпеть эти безумные выходки и приступы сумасшествия. Убью и заберу Каталину с собой. Под его кроватью в сундуке есть золото, я знаю этот тайник. Пойдем в город, найдем себе работу, начнем жить взрослой жизнью. Как он и хочет».

Ярость все сильнее и сильнее наполняла Эйру. Она начала целиться в яблоко с расчетом на то, что попробует резко поменять цель в последний момент.К Эйре снова пришло спокойствие от лука, однако это было уже другое спокойствие. Гнетущее спокойствие.

Тетива была натянута, лук ожидал в напряжении. Эйре было неудобно, а рукам больно, но она крепко держалась за рукоятку и не отпускала стрелу. Ее взгляд был направлен вдоль древка, а наконечник стрелы указывал на яблоко. Недалеко от яблока, на расстоянии двух плеч виднелась голова отца. Он был все так же спокоен, будто весь его запас ярости истратился там, дома, и сейчас он отдыхает, стоя рядом с дочерью, как ни в чем не бывало.

«Ненавижу. Зачем он все это делает? Зачем мне все это?!»

Эйра чуть расслабила пальцы на хвостовике стрелы. Маленькая белка вернулась, неся с собой найденный солидного вида шишку. Ветер чуть колыхнул траву и затих.

– Стреляй.

Эйра выстрелила.

II

– Эйра. Нам пора, – тихий, но твердый голос Альвы раздался с внешней стороны палатки.

Эйра Амегари открыла глаза. Первые лучи солнца просачивались сквозь грубую ткань тента. Ее боевой лук с колчаном лежали рядом; под жесткой подушкой покоился маленький кинжал – Эйра никогда не ложилась спать без своего оружия. Спустя несколько минут уже одетая и в снаряжении она вышла на воздух. Было свежо и немного прохладно; на зеленых стеблях низкорослой травы, обступивших палатку и придавленных снаряжением, сияли капельки утренней росы. Альва стояла неподалеку и проверяла рыжую, в цвет своих волос, красивую лошадь.

Эйра подошла к дубовой кадке с водой, чтобы смыть с себя последние остатки беспокойного сна и немного взбодриться перед предстоящим тяжелым днем. Вода была ледяная и чистая, но так было даже лучше: лицо и руки на мгновенье обожглись холодом, однако затем наступило облегчение, и сонливость ушла, оставив лишь небольшие ростки усталости. Эйра еще несколько раз с удовольствием ополоснула себе лицо и посмотрела на успокоившуюся гладь воды.

Оттуда на нее глядела бледная лучница с темными кругами под зелеными глазами, с тяжелым хмурым взглядом и острыми, вызывающими напряжение, скулами. Под прямым коротким носом холодные губы сомкнулись в тонкой полоске, будто в намерении произнести что-то неприятно мрачное, лишь бы оставили в покое.

«Может быть, поменяемся? Я была бы не против сейчас оказаться там, на дне прохладной воды и смотреть оттуда на всех абсолютно равнодушным взглядом, лишь бы не нарушали мои покой», – раздумывала Эйра, глядя на свое холодное отражение. На миг ей показалось, что сомкнувшиеся тонкие губы в воде едва заметно сдвинулись в некотором подобии усмешки, однако раздавшийся сзади звук удара по щиту заставил лучницу обернуться и вернуться к окружающей действительности.

Воины дома Ремори, раскинувшие здесь лагерь, на квадратном участке равнины перед подъемом на плато, собирались в дорогу. Началась походная суета: несколько солдат собирали обратно в большие холщовые мешки свои палатки; часть лучников уже оседлала лошадей, и, смеясь и сквернословя, они неторопливо двинулись вперед; с десяток мечников совсем не спешили и отрабатывали атаки друг на друге, тренировались в искусстве нанесения ударов и парирований. Настроение у всех было отличное: реморийцы понимали, что раз ночью никто из гонцов не прискакал к ним за помощью, и не был подан сигнал, значит, основные отряды справились без них, и резервные силы не понадобились. Все было хорошо, и можно было направляться к месту, чтобы заняться рутинной работой.

Эйра, на ходу заплетая в косу свои взмокшие черные волосы, направилась в сторону Альвы, где ее уже ждала лошадь пепельного окраса. Несколько солдат со щитами в руках, веселясь и о чем-то пересмеиваясь друг с другом, проходили мимо Эйры и, увидев лучницу, приняли серьезный вид и отступили в сторону, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Как думаешь, для чего ее вызвал Флавий? Чтобы она своим ведьминым зрением нашла затаившихся кастадийцев посреди гор трупов? – тихо толкнул своего товарища ремориец.

– Уж не знаю. Возможно. Но на месте Флавия я бы не отказался и поразвлечься с ней после тяжелой ночной засады, – усмехнулся второй ремориец, глядя вслед на атлетичную и крепкую Эйру.

– Тише ты, дурак! Еще услышит!

Эйру боевые отряды дома Ремори побаивались. Она никогда не была здесь своей, хоть и числилась при дворе лучшей лучницей. Кого-то отталкивал ее вечно хмурый вид и злые, холодные глаза. Кого-то – нелюдимость и происхождение из семьи отшельника. Кто-то завидовал уникальному таланту Эйры стрелять из лука на большие расстояния, в самых невыгодных ситуациях, из неудобных позиций и все равно попадать в цель. Но большая часть воинов побаивалась Эйру за ее необъяснимую способность видеть то, чего не видят другие, обнаруживать необнаруживаемое и настигать людей, выполняя задачу любыми доступными средствами.

Эйру мало беспокоили слухи, витающие вокруг нее. Командующий Флавий ее ценил: стабильно платил, не задавал лишних вопросов, давал небывалую для остальных элитных солдат Ремори свободу в перемещении. За это Эйра делала абсолютно все, что тот ей прикажет. Абсолютно все.

Альва уже сидела в седле и, нахмурившись, вглядывалась в далекие горные цепи Фрасии на востоке. Там собирались темно-серые тучи, заполоняя весь небосвод, и время от времени небольшие вспышки молний тонкими линиями пронизывали эту серость в сопровождении гулких раскатов грома, которые тем не менее здесь, на солнечной равнине были едва слышны. И только Альва была слегка обеспокоена.

– Ненастная погода на востоке – предвестник скорби на западе, – сказала она подходящей Эйре.

Эйра уже давно привыкла к загадочным речам своей рыжей компаньонки и поэтому, бегло взглянув на восточные горы, чуть кивнула, проверила свой колчан со стрелами за спиной и кинжал за поясом, погладила свою пепельную лошадь и ловким движением тут же оседлала ее. Большая часть лагеря уже покинула стоянку на равнине, и Эйра с Альвой двинулись следом за остальными на плато.

Несколько минут они двигались в тишине: Альва рассматривала далекие тучи и качала головой, Эйра слегка хмурилась и левой рукой перебирала сзади стрелы, едва касаясь пальцами оперений.

– Узнала что-нибудь про засаду? – наконец спросила Эйра, с удовлетворением пересчитав все свои стрелы.

– Была кровавая битва. Кастадийцы оказались крепкими и сильными воинами. С нашей стороны много людей полегло. Тем не менее, как успели сообщить, Флавий нашел, что хотел.

Эйра помрачнела: ей не нравилось, когда кастадийцев хвалили и оказывали им хоть малейшее уважение. Она легко и лишь на секунду прикоснулась к своей груди, где за легким кожаным доспехом, был глубоко спрятан небольшой крест с миниатюрным рубином в центре.

– А что с северо-восточным маршрутом? Есть вести от Бертрама и Орвина?

– Пока что-то конкретно утверждать рано, но, видимо, это был ложный след, и никаких других отрядов кастадийцев там обнаружено не было. Судя по всему, те кастадийцы, которые сражались на плато, были единственными, кто выполнял эту миссию.

– Они надеялись как можно меньшим количеством воинов пройти пол материка, ничего не зная об этих землях, рассчитывая на одних лишь проводников. В итоге последний их и подвел, – едко усмехнулась Эйра.

– Магтера – большая земля. Никогда не знаешь, кого здесь встретишь на пути, и с кем его продолжишь. И продолжишь ли.

Эйра задумчиво посмотрела на Альву. Они вместе с Бертрамом и Орвином уже давно состояли в одном отряде, бок о бок сражались, помогали друг другу, спасали друг друга, выживали в тяжелейших условиях, и каждый был по-своему уникален, с собственными причудами и нравами, но Альва для нее всегда оставалась немного страннее остальных, со своими мыслями и умозаключениями.

С врагами она расправлялась с присущей ею хладнокровием и даже некоторым равнодушием; на ее веснушчатом лице не вздрагивал ни единый мускул, а в карих глазах читалась лишь отстраненность. После сражений Альва как будто немного возвращалась в себя и заводила пространные разговоры на различные темы, будто бы проводила какой-то свой, известный лишь ей ритуал. Периодически, после разговоров она уходила надолго в уединенное место и молча сидела, разглядывая пейзаж, либо достопримечательности, чем немного раздражала Бертрама. Эйре это не мешало: Альва была превосходной мечницей, высокой, хорошо сложенной и быстро соображающей на задании, а что там у нее в голове – это было на втором и даже на третьем плане. У всех здесь были тараканы в голове, и Эйра уважительно относилась к своим компаньонам, бережно храня собственные скелеты за душой.

Они поднимались вверх по травянистому пологому склону; до плато оставалось минут пять езды, до места битвы – минут двадцать. По мере приближения к плато солдаты, идущие спереди, позади и рядом, становились все более оживленными: в их глазах загорался азартный огонек мародерства, и они планировали не плохо поживиться.

Солнце уже достаточно высоко поднялось, чтобы начать отдавать свое тепло земле и людям, редкие облака бороздили небо, а легкий ветерок приятно ласкал кожу и трепал волосы – стояла замечательная погода. Лишь очень далеко, едва слышно раздавались глухие раскаты грома, будто на другом краю земли.

Эйра с Альвой уже были на плато, и зловонный запах начал постепенно наполнять воздух: они приближались к месту.

– Река Флара, – прервала молчание Альва, показывая рукой на небольшую извивающуюся внизу водную полоску, – я помню ее. Когда-то неподалеку от ее истока мои друзья поклялись друг другу в вечной дружбе. Они доплыли до середины бурного речного потока и задержались там на час. Я не умела плавать, поэтому ждала их и беспокоилась. Много позже я узнала, что одним река дарует удачу, а другим же – несчастье.

– И какой итог этой клятвы? Сдержали друзья свое слово? – спросила с интересом Эйра, но тут же пожалела о вопросе, подспудно понимая, каков будет ответ.

– Они все погибли.

«Значит, несчастье», – мрачно подумала Эйра.

Позади них раздался суетливый звук приближающегося галопа лошади, вслед которому доносилась недовольная ругань посторонившихся солдат. Заметив Эйру и Альву, Бертрам дал сигнал своему крепкому и немного устрашающему вороному коню перейти на рысь.

– Никого, – сухим низким голосом сказал Бертрам вместо приветствия. – Псов Кастадии не было на северо-восточном переходе. Мы ждали всю ночь, но единственными живыми существами, попавшимися нам в ущелье, оказались горные овцероги, которые, почуяв наше присутствие, пустились всем стадом на таран и забодали нескольких мечников, полностью игнорирую их доспехи.

Бертрам недовольно сплюнул на землю и начал усиленно потирать свои уставшие, не выспавшиеся глаза. Он выглядел очень исхудавшим: его желтые запавшие щеки придавали лицу болезненный вид вкупе с лихорадочным, недовольно оглядывающим всех взглядом. Иссиня-черные и немного грязные волосы Бертрама были стянуты в небольшой конский хвост; на поясе в ножнах покоился короткий меч, а у бедра располагался запасной кинжал, к которому время от времени его тянуло. Сами руки у Бертрама были довольно тонкими, не типичными для воина, и черные кожаные перчатки, казалось, уберегали их от различного рода напастей.

«Такие тонкие и такие быстрые, опасные, смертельные», – подумала Эйра, глядя на руки Бертрама и слушая его недовольную речь.

– Овцероги грозные звери, когда потревожишь их пастбище. Лучше не злить мирных существ, иначе и они могут стать опасными, – сказала отрешенно Альва.

Бертрам раздраженно посмотрел на нее, но сдержал подступавшую к нему вспышку гнева и, скривив уголки темных бледных губ, продолжил:

– Более того, не успели мы выдвинуться с этого злосчастного места, как на нас обрушился ливень, сопровождаемый раскатами грома, и молния ударила в шлем одному из оруженосцев, который начал остервенело орать и в панике бежать из стороны в сторону, размахивая булавой, в результате чего снес голову нашему старому знакомому – элитному мечнику Ибрагиму.

– Ирония в том, что этот доходяга-оруженосец смог пережить удар молнии, но не смог пережить удар по лицу тяжелого молота, который ему тут же прилетел от брата Ибрагима, – усмехнулся Бертрам, однако тут же помрачнел, посмотрев на восток. – Ненавижу дождь.

– Я смотрю, вы там время зря не теряли, – сказала Эйра. – Тем не менее, если кастадийцев на месте не было, вас самих никто не заметил? Я слышала, в восточных краях в последнее время зачастили шпионить белые вороны из Мальфитеры.

– Не думаю, что им интересна эта территория, – засомневался Бертрам, – на северо-востоке, кроме гор и пещер ничего нет. Ни ценных ресурсов, ни реликтов, ни источников, которые бы заинтересовали этих выскочек.

– Думаешь, они так и ничего не знают о кастадийцах в Магтере?

– Навряд ли. Возможно, они направят своих шпионов на плато, отслеживать, что же тут произошло, но о том, что именно сопровождали кастадийские собаки, мальфитерские маги могут лишь догадываться и биться головами об свои шары…

«Тем не менее, мы тоже не знаем, что было у кастадийцев в руках, – мелькнули мысли у Эйры. – Если это какой-то могущественный артефакт, то почему они отправили за ним не армию, а отряд? Не хотели привлекать внимание? Или сами не знали, что найдут? Почему не использовали? Слишком глупы для этого? Стоило ли это того, чтобы оказаться здесь, на большой земле, преодолеть такое огромное расстояние, покинув свои бараки? Стоило ли это того, чтобы лежать кучей трупов на плато Падурона?»

– А где Орвин? – спросила Альва.

– Он немного отстал. Из-за дождя и размытых дорог у его белой клячи случилось что-то с копытом, и Орвин должен прибыть чуть позже, вместе с другими реморийцами.

Тем временем они приближались к месту битвы. Смрадный запах от большого количества мертвых и разрубленных тел настиг их, и ветер уже казался не таким легким, а солнце грело не так радостно. Над плато кружили стаи птиц, почуявшие легкую добычу. Вокруг в рабочей сутолоке суетились реморийцы: кто-то стаскивал доспехи с тел; кто-то размахивал новым оружием, проверяя хват и оценивая вес; иные и вовсе нагружали целые тюки и небольшие телеги, чтобы тут же спешно покинуть плато, пока командующий с приближенной свитой опускали глаза на действия солдат.

Эйра сморщилась, ее глаза начали метать искры. Она ненавидела кастадийцев, но больше она ненавидела мародеров, трусов и нечестных на руку стервятников, которые не участвовали в честной схватке из-за отсутствия должных навыков и банальной трусости.

– Гнилье, – сплюнула она на землю.

– Что ты сказала?!?! – обернулся здоровый, толстый ремориец со связкой доспехах за плечами. Его взгляд сначала остановился на пепельном, необычном коне, на котором сидела лучница. Затем взор медленно переместился к луку, который Эйра всегда держала при себе, даже в спокойное время. Наконец глаза реморийца медленно поднялись и встретились с ее глазами, и, на несколько секунд замерев от ужаса, мародер пролепетал извинения и быстро, насколько ему позволяла награбленная ноша, двинулся подальше от всадников.

Работа кипела. Реморийские воины, которые не участвовали в битве, забирали себе все, что могли, затем в дело вступали оруженосцы и мелкие слуги, которые уже обчищали, что оставалось, и после погружали тела либо в мешки, либо в телеги, чтобы увезти – реморийцев достойно похоронить, кастадийцев закопать в безымянной земле, чтобы никто не узнал про них. Сражавшиеся воины сидели чуть в отдалении, разбив импровизированный привал. Раненым солдатам была давно оказана необходимая помощь, и они лежали, стараясь не двигаться, чтобы снизить боль. Другие выглядели уставшими, выжатыми и измотанными: враг оказался слишком силен. Тем не менее, по возвращению домой их ждала намного большая награда, чем какой-то скарб с трупов – Флавий щедро награждал людей, которые давали результат.

– Эйра!

Низкий, сутулый, весь обвешанный доспехами, лысеющий посланник командующего приближался к всадникам, хромая на левую ногу.

– Кир, ты еще жив? Я думала, тебя поставили в первые ряды в битве, как воодушевляющий пример для подражания.

– Ахахахаха, очень остроумно, – скорчил гримасу старый Кир. – Для тебя есть небольшая работенка. Флавий ждет тебя. Подойди минут пять в его палату.

Спутники расположились чуть поодаль от раненых солдат, соорудив из нескольких грубых брезентов и пары брошенных рядом сломанных телег импровизированный лагерь. Эйра спешилась и отдала поводья Альве, рукой нежно проведя по шее лошади. Зная, что к Флавию никогда не пускают с оружием, Эйра очень неохотно сложила лук, колчан и кинжал на брусок, который где-то уже раздобыл Бертрам, и, многозначительно переглянувшись со своим компаньоном, двинулась к расположению командующего.

Палатку Флавия было не сложно найти. Она выделялась среди других большей площадью и размахом, а также трепещущим на ветру сверху красивым голубым флагом с изображением корсака дома Ремори.

«Ты бы уже определился: вы хотите скрыть, что тут произошло, или это не так важно?» – подумала Эйра, заходя в палатку.

Звуки суеты, лязга оружия, звона доспехов, беспросветной ругани солдат позади мгновенно приглушились, и полумрак закрытого помещения сразу же окутал лучницу. Здесь было немного душно, и Эйра откашлялась от спертого воздуха. Ее никто не встречал, хотя она понимала, что пять минут уже прошли, а Флавий слов на ветер не бросает.

«Если только его что-то не задержало», – раздумывала Эйра, пройдя пустой приемный отсек и собираясь отодвигать жесткие и плотные голубые занавески.

– Меня не интересует, узнают ли эти магические стервы о битве или нет. Мы никакого договора с ними не подписывали, и плато находится на нейтральной территории, – послышался раздраженный голос Флавия из-за занавесок. – Если у них есть монополия на магию, это не значит, что они имеют право совать свои длинные ведьмины когти во все, что видят и о чем слышат.

– Не стоит недооценивать Мальфитеру, – произнес тихий вкрадчивый голос.

Эйра чуть приоткрыла правую занавеску. По левую сторону стоял Флавий собственной персоной: в одной руке он держал красивый золотой кубок с вином, в другой сжимал небольшой свиток, которым то и дело размахивал из стороны в сторону. С правой стороны, спиной ко входу на жестком деревянном стуле сидела фигура в черной мантии, лицо незнакомца было скрыто капюшоном, а в его руках Эйра увидела небольшой кривой кинжал, которым тот время от времени поигрывал. Между ними располагался широкий сосновый стол с тусклым трехсвечником на нем и обложенный многочисленными бумагами.

– Но и переоценивать их тоже не нужно, – буркнул Флавий, сделав несколько глотков из кубка. – У нас здесь своя работа, и до мнения магов Мальфитеры мне дела нет. Уверен, что герцог Ремори солидарен со мной. Кастадийцы и так зашли слишком далеко; мало кто знает, что они несли. Мы спокойно напустим разных слухов, а когда начнутся вопросы, скажем, что это была обыкновенная стычка на дороге. Кто из реморийцев участвовал? Да мы и сами не знаем – мало ли кто служит в наших рядах? Элитные воины сражались? Кто сказал? Я очень хорошо плачу за молчание.

– Возможно, будь вы немного расторопнее, то нашли бы куб первыми и смогли избежать стольких жертв, – холодно проговорил человек в мантии. От его вкрадчивого тона не осталось и следа. – Теперь же могут возникнуть огромные проблемы, как у дома Ремори, так и у соседствующих крупных домов Крударов и Цирдеев, узнай Кастадия о гибели своих воинов. Судя по всему, они здесь находились без ведома их сената, и кастадийцам ничего не стоит прислать сюда целый флот яростных бойцов.

– Не нужно пугать меня Крударами, Цирдеями и кастадийцами, – не менее холодно ответил Флавий.

Он положил с характерным стуком на стол кубок и, не отводя взгляда, смотрел пристальным и расценивающим взглядом на своего собеседника. Повисла минута напряженной тишины. Наконец Флавий отвернулся и взглянул на просторную карту Магтеры, висевшую на стене за собеседниками.