Вот и сейчас вместо того, чтобы отправиться обратно в постель, Раст ушел готовить чай.
Сирша прополоскала рот под краном, выключила за собой свет и засеменила на кухню, путаясь в длинной простыне.
Квартира, которую они снимали в шестиэтажном кирпичном доме на пересечении семьдесят пятой и бульвара Джона Кеннеди в районе Вудклифф, была на последнем этаже, и из окна им открывался удивительный вид на Манхэттен. Верхний Вест-Сайд, казалось, никогда не спал и искрил огнями всю ночь напролет. Девушке очень нравилось выходить вечером на пожарную лестницу с чашкой кофе и наблюдать через Гудзон за бурной жизнью острова. В такие моменты она любила думать о том, что когда-нибудь они с Растом преодолеют этот последний барьер и будут глядеть на жителей главного боро Нью-Йорка не через реку, а прямиком из окна. К большому удовольствию Сирши, бойфренд поддерживал ее в этом стремлении, и даже подбирал некоторые варианты съемного жилья. Чудовищная рента их нисколько не пугала, а лишь только раззадоривала.
Но сейчас, находясь в смятении после своего странного сна, Сирша даже не взглянула в окно. Усевшись на широкий подоконник спиной к чудесному виду, девушка приняла из рук Раста теплую чашку и погрузилась в собственные невеселые мысли о предстоящем возвращении в Мэг Поинт.
Раст развалился на стуле напротив, несколько минут понаблюдал за девушкой и, стараясь избавиться от напряженности в голосе, деланно безразличным тоном спросил:
– А кто такой Калеб?
Вопрос вывел Сиршу из раздумий резким уколом под сердце. Она вздрогнула и испуганно посмотрела на парня:
– Прости, что?
Раст неискренне улыбнулся, стараясь сгладить неудобный вопрос. Ему не хотелось выяснять отношения посреди ночи и скандалить из-за такой мелочи, тем более, когда им предстоит вынужденная разлука, но ничего поделать с собой не мог:
– Калеб. Ты несколько раз произнесла это имя во сне, пока металась по кровати.
Сирша округлившимися глазами глядела на Раста, и ком застрял у нее в горле. Раст нашел такую реакцию подозрительной. Он прищурился и проговорил, тщательно подбирая слова:
– Я не хочу быть уродом, но сама понимаешь… Когда твоя девушка произносит во сне имя другого, это красный флаг. Сама поразмысли, если бы ты услышала, как я во сне зову по имени какую-нибудь Джейн Доу, ты бы наверняка поинтересовалась…
– Это мой брат, – севшим голосом оборвала его Сирша.
Раст в изумлении открыл рот. Сирша поставила кружку с нетронутым чаем рядом с собой и отвернулась. Выглядела она очень несчастной. Раст переваривал услышанное полных десять секунд, потом неуверенно рассмеялся и сказал:
– Не держи меня за дурака, Сирша, никаких братьев у тебя нет. Слушай, если ты не хочешь говорить правду, я не буду настаивать. Но все это ставит нас в неудобное положение.
– Это мой брат, – повторила Сирша сквозь зубы, и в ее голосе прорезался металл. – Был моим братом, понятно?
– Не очень. – Раст нахмурился и подался всем телом вперед. – Как это – был?
Сирша спрятала лицо в ладонях. На какой-то миг в ее сознании пронеслись слова, сказанные фантомом в ее сновидении: «Ты забыла». Она действительно забыла. Она забыла настолько, что никогда не рассказывала о своем прошлом ни друзьям, ни бойфренду, с которым сожительствовала уже полтора года. О том, что произошло десять лет назад, знала лишь ее мама, и это тема находилась у них под негласным табу. Временами в разговорах, особенно когда дело касалось отца, обе женщины слышали отзвуки той давней истории, и в такие моменты в их диалоге возникала некоторая напряженность. Та беседа после злосчастного визита в клинику, о котором Сирша успела уже тысячу раз пожалеть, была одним из показательных примеров.
– Как это – был, Сирша? – донеслось до нее сквозь завесу мыслей.
Сирша глубоко вздохнула и принялась за рассказ, который, по правде сказать, стоило поведать Расту уже давно:
– Калеб был моим младшим братом. Он родился позже меня на семь лет, и вскоре после его рождения родители развелись. Вообще-то у них уже давно все шло вкривь и вкось, но окончательно они разошлись после того, как появился Калеб. Я осталась жить с мамой, а он с отцом. Мы с братом довольно редко виделись, и отношения у нас были… Короче, он по большей части только раздражал меня. Вредный и капризный, как и все маленькие дети. Калеб гостил у нас только тогда, когда папа уходил в море, и вечно без спросу брал мои вещи, прятал их, одним словом, любил довести меня до белого каления. Помню, я страшно бесилась, скандалила, а он только посмеивался. Мама, само собой, любила его, а я… Не знаю, с одной стороны, он был моим младшим братом и, в общем-то, славным мальчиком, но почему-то я терпеть его не могла. По всей видимости, Калеб злился из-за того, что я старалась держаться от него подальше, а ему хотелось внимания, вот он и донимал меня своими детскими выходками. В последние годы моей жизни в Мэг Поинт он, правда, присмирел, и наши отношения вроде как наладились… Но в две тысяче восьмом, когда Калебу было почти десять лет, он пропал без вести. Ушел из дома и не вернулся. Он был не единственным ребенком, кто исчез тогда, и одно время подозревали, что за этим стоит преступник-похититель. Но ни тел, ни каких-либо улик найдено не было. Скорее всего, дети утонули в море. Так, во всяком случае, объявила местная полиция после тщетных поисков. – Сирша пожевала нижнюю губу и, ненавидя себя, выдавила: – Это случилось сразу после того, как я уехала из Мэг Поинт в Нью-Йорк.
– Оу… – Раст взъерошил пятерней волосы, не зная, что сказать. Он не имел ни малейшего понятия о том, что в прошлом Сирши случилась такая беда, и сейчас досадовал на себя за то, что поднял эту тему.
– Да. Я никому никогда не рассказывала об этом раньше. Это прошлое.
– Значит, ты видела своего пропавшего брата во сне? – осторожно спросил парень.
– Я не знаю… – измученным голосом ответила девушка. – Я помню лишь какие-то смутные отрывки и неясные образы. Возможно, Калеб был среди них, и я могла произнести его имя…
Раст поднялся на ноги, подошел к Сирше и заключил ее в объятия. Он мучительно подбирал слова утешения, но ничего путного в голову не приходило, и он просто гладил девушку по спине. Сирша не плакала – она вообще нечасто давала волю слезам – но сейчас, очевидно, была близка к этому.
– Мне жаль, Сирша, – прошептал ей на ухо Раст. – Мне не следовало тебя расспрашивать.
– Брось, – слабо улыбнулась она. – Ты ведь не знал.
– Странно, конечно, что ты никогда никому об этом не рассказывала…
– То было как в другой жизни, Раст.
Было очень странно сидеть в большой красивой кухне, обставленной в стиле «лофт», и говорить о трагических событиях, что произошли так давно и так далеко отсюда. Как будто неясные тени заявились к ним в дом непрошеными гостями и обступили хозяев, молча и сурово взирая на них из-под насупленных бровей. Казалось, что температура в квартире упала на несколько градусов, и девушка почувствовала, что ей надо остаться одной. Как бы Сирша не старалась похоронить воспоминания о своем брате, призраки прошлого все равно нашли способ вернуться к ней. Девушка тяжело вздохнула и отстранилась от Раста.
– Знал бы ты, как я не хочу туда возвращаться…
– Но это ведь ненадолго, так ведь, детка? Все обойдется, – подбодрил ее Раст и неожиданно для самого себя широко зевнул. – Ладно, думаю, мы еще можем несколько часов подремать. Что скажешь?
– Отосплюсь в самолете, мне целых шесть часов лететь. Пожалуй, поработаю, чтобы отвлечься, – девушка кивнула на ноутбук. – А ты иди поспи.
Раст наклонился поцеловать Сиршу, но она как-то вяло ответила, и парень понял, что таким образом Сирша дает понять, что хотела бы побыть с собой наедине. Раст вылил остывший чай в раковину, поставил чашку в посудомоечную машину и отправился обратно в спальню. Минут через десять из-за приоткрытой двери донеслось его мерное похрапывание, и Сирша, соскользнув с подоконника, села за компьютер и застучала по клавишам.
Надо было каким-то образом привести свои мысли в порядок – нельзя ходить с таким беспорядком в голове, это чревато последствиями. Писать что-то в социальных сетях или постить записи в блоге, который она вела еще с университетских времен, не хотелось: последнее, что ей было нужно в таком состоянии это публичное внимание. Сирша немного посидела, подперев голову рукой и бездумно глядя в экран, после чего открыла приложение электронной почты и, решившись, начала:
«Дорогой папа…»
Эпизод пятый: Колин Холл. Август 2018.
В то утро, когда патрульный полиции штата обнаружил двух пропавших подростков на обочине девятого шоссе, и благополучно вернул их родителям, владелец магазина строительного оборудования и электроинструментов «Мэг Поинт Гир Про» Колин Холл вышел из дома, рассеянно насвистывая «Don’t Look Back In Anger». В выходные его магазин открывался в десять, но Холл, следуя выработанной годами привычке, приходил на рабочее место минимум за час. Сегодняшняя суббота не стала исключением, и Колин, захватив из холодильника контейнер с едой, заботливо приготовленной вечером супругой, отправился на работу.
Два настенных фонаря на крыльце их дома едва освещали мощеную камнем дорожку, выложенную до заиндевевшей за ночь живой изгороди – все остальное тонуло в тумане, густом и плотном, как вата. Колин запер дверной замок, сбежал по ступеням, на ходу щелкая автомобильным ключом: двигатель «Рендж Ровера» завелся, мощные фары пробили молочную хмарь, и Холл увидел, что рядом с аккуратно подстриженной изгородью на пешеходной части валяется разломанная надвое клюшка. Чуть поодаль лежала хорошо знакомая ему хоккейная шайба с полустертой эмблемой клуба «Аляска Эйсез».
Колин в замешательстве толкнул обломок клюшки носком ботинка и озадаченно уставился на шайбу. Странный ступор, заблокировавший мозг отца от стремительной страшной мысли, прошел через две секунды; портфель из дорогой кожи упал на асфальт, Холл вихрем взлетел на крыльцо, отпер дверь и, не разуваясь, бросился на второй этаж.
– Кайрен! Кайрен!!!
Дверь была не заперта – Колин с разбегу вбежал в комнату сына и остановился перед смятой постелью. В детской царил тот самый умилительный хаос, который перестает быть таковым для родителей ровно в тот момент, когда ребенок как-то неожиданно превращается в тинэйджера. Разноцветные «Найки» разбросаны по полу, на спинке стула высилась угрожающая гора одежды, в углу – переполненная корзина грязного белья. Одеяло цветов «Тампа-Бэй Лайтнинг», любимого клуба Кайрена, наполовину сползло на пол. Белые створки встроенного в стену шкафа, где Кайрен хранил хоккейную экипировку, были приоткрыты, и на нижней полке лежала распотрошенная спортивная сумка. Самого Кайрена Холла в комнате не было.
Колин поспешно вынул телефон. Через пару секунд установки соединения исцарапанный айфон, оставленный на прикроватной тумбочке, отобразил на экране дурашливую фотографию самого Колина и принялся читать рэп голосом Дрейка.
– Черт… Тесса!
Холл сбежал по лестнице вниз, бестолково размахивая руками. Из ванной комнаты, примыкающей к родительской спальне, доносилась мелодичная музыка, перебиваемая ровным журчанием воды.
– Тесса!
Дверь ванной с грохотом открылась, миссис Холл испуганно повернулась в душевой кабине и едва не упала, поскользнувшись на мокром кафеле.
– Боже мой, Колин! Что случилось?
– Где Кайрен?
– Что значит «где Кайрен»? – Тесса повернула кран и сняла с крючка полотенце. – У себя, где же ему еще быть в полдевятого утра?
– Его нет в комнате, – отрывисто произнес Колин. – А на лужайке валяется его старая клюшка, переломанная на две части.
Тесса, мгновенно изменившись в лице, прошла мимо мужа и, на ходу оборачивая полотенце вокруг тела, заспешила в комнату сына. Вскоре дом наполнился материнским зовом «Кайрен! Кайрен!», в котором раз от раза становилось слышно все больше истерических нот. Сам Колин, на всякий случай обойдя дом и заглянув во все углы и гардеробные, соображал, что же могло случиться, пока они спали.
Кайрена хлебом не корми, только дай шанс погонять шайбу на улице, раз уж в тренировках на ледовой арене наступил месячный перерыв. Чуть ли не каждое утро, несмотря на ранний час, отец заставал сына, расстреливающего живую изгородь легкими пластмассовыми шайбами. После того, как мальчик точными выверенными бросками разбил трех садовых гномов на соседском газоне, пожилой Айвен Макнамара обратился к Холлам с требованием утихомирить хоккейный пыл Кайрена. Выполнить просьбу соседа оказалось непросто, ведь мальчик просто бредил игрой. Поэтому три дня назад, в самом конце июля, Колин разрешил сыну упражняться в дриблинге на тротуаре возле дома, где пять минут назад он и обнаружил изувеченную клюшку.
Вспомнив об этом, Колин бросился обратно на улицу. Наверняка Кайрен в пылу тренировки просто сломал старую клюшку и теперь бродит вокруг дома, не решаясь вернуться из-за страха отцовского нагоняя. На миг вообразив понурую физиономию сына, готовящегося получить выговор, Холл чуть было не рассмеялся от облегчения. Но когда мужчина выбежал на дорогу, высматривая мальчишеский силуэт в тумане, ни улице все также никого не было.
– Кайрен! – во всю мощь легких заорал отец, но крик почти сразу утонул в едком мареве.
– Что случилось? – вдруг донеслось с соседского участка.
Пожилой Айвен Макнамара, чьи садовые гномы пали жертвой хоккейного искусства, вышел на крыльцо, кутаясь в пуловер грубой вязки и пытаясь различить того, кто портил его беззаботное утро оглушительными криками. Разглядев Холла сквозь толстые стекла очков и туман, он по-стариковски неодобрительно поджал губы и покачал головой.
– Айвен, ты не видел моего сына этим утром? – Колин с юношеской прытью перепрыгнул через ограду и приблизился к соседскому дому.
– Видел, конечно, – ворчливо ответил старик, запахивая свитер поудобнее.
– Давно? – вибрирующим от волнения голосом спросил Колин.
– Минут двадцать назад, когда курил на крыльце. Он шел к себе домой. Его провожал мужчина, один из рабочих порта.
– Мужчина?
Колин почувствовал, как его с головы до ног окатило ведром ледяной воды.
– Ну да, – Макнамара раздраженно подернул плечами. – Он довел твоего пацана до почтового ящика и ушел вниз по улице. Так что твой сын у себя дома.
– Но его нет дома! – в отчаянии крикнул Холл. – Айвен, куда ушел тот мужчина?
– Мужчина? – раздался срывающийся голос. – Какой мужчина?
Тесса, одевшаяся в первое попавшееся под руку, выскочила из дома с босыми ногами и подбежала к живой изгороди.
– Да что с вами такое, люди? – Старик удивленно переводил взгляд с Колина на его жену. – Я же сказал, что видел, как ваш сын зашел в дом! Небось сидит сейчас у себя в комнате, натачивая клюшку для очередного…
– Черт бы тебя побрал, Айвен, Кайрена нет у себя в спальне! – заорал Колин, теряя самообладание. – Кого ты видел рядом с ним?
– Во-первых, не повышай на меня голос, – брюзгливо ответил Макнамара и поднял вверх мосластый указательный палец. – Ты мне так ни цента и не заплатил за ущерб. Во-вторых…
Холл стремительно взлетел по ступенькам соседского крыльца и, прежде чем старик успел договорить, грубо схватил его за грудки:
– Сейчас же говори, кого ты видел с моим сыном, Макнамара! – завопил обезумевший от страха Колин, брызжа слюной в лицо Айвену, и встряхнул соседа так, что у того очки съехали на кончик носа. – Иначе клянусь богом!..
Ошарашенный внезапным нападением старик от удивления приоткрыл рот и лишь сдавленно клокотал горлом.
– Колин, остановись! – миссис Холл взбежала на крыльцо и расцепила пальцы мужа. Пожилой Макнамара грохнулся оземь, ощутимо ударившись костлявым задом о половицы.
Тесса отпихнула Колина от тщедушного старика и, громадным усилием воли держа себя в руках, обратилась к соседу:
– Айвен, кого ты видел с нашим сыном сегодня?
Макнамара с трудом поднялся на ноги, поправил очки и гневно сверкнул глазами в сторону Колина.
– Сукин сын… Ты мне еще ответишь за это…
– Айвен, – умоляющим голосом сказала миссис Холл, загораживая собой мужа от взгляда Макнамары. – Пожалуйста, скажи, кого ты видел?
– Да я вам уже сказал! Вы что, меня не с первого раза не поняли? Мужчину, который пашет на рыболовном траулере, не помню, как он называется… «Сантьяго» вроде бы… Он сейчас стоит на ремонте в порту, – отряхиваясь, проворчал Айвен. – По-моему, его фамилия Баррелл или что-то вроде этого.
– Тесса, сейчас же звони «девять-один-один»! – прокричал Холл, выбегая на дорогу и устремляясь вниз по улице. – Немедленно!
***
– Девять-один-один, что у вас случилось?
– Мое имя Тесса Ребекка Холл. Я живу в доме номер семнадцать по Бурен-роуд. Мой сын Кайрен сегодня утром ушел из дома и не вернулся. Наш сосед сказал, что видел его около получаса назад возле нашего дома с мужчиной.
– Поняла вас. Мэм, соседу удалось опознать мужчину?
– Он сказал, что это был Вэл Баррелл. Он работает на рыболовном траулере «Сантьяго».
– Как давно сосед видел вашего сына с ним?
– Полчаса… Да, где-то полчаса назад… Пожалуйста! Прошу вас!
– Мэм, прежде всего не паникуйте. Я направляю к вам две патрульные машины. Вам необходимо дождаться их, так что не отходите от дома. Оставайтесь на линии и не вешайте трубку.
– Но Кайрен…
– Миссис Холл, пожалуйста, возьмите себя в руки. Машины прибудут ориентировочно через десять минут.
– Десять минут?!
– Мэм… Миссис Холл! Тесса! Алло!
***
Услышав от диспетчера время ожидания приезда полиции, Тесса Холл сбросила звонок, выбежала на проезжую часть и близоруко щурясь, поспешила вслед за мужем, выкрикивая имя сына.
Эпизод шестой: Иэн. Ноябрь 2008.
Первые месяцы в психиатрическом институте вспоминались Иэну сочетанием едкого запаха хлорки и слепящим солнечным светом, отражавшимся от белых глянцевых стен его палаты. Еще он помнил прикосновение пухлых ладоней и теплую мыльную воду, когда его, одурманенного нейролептическими препаратами, купали в небольшом бассейне, уложенном скользким кафелем. Он совершенно потерял способность воспринимать окружающее, равно как и свое тело. Порой ему казалось, что ноги вдруг стали втрое короче, а иногда он ощущал себя так, как будто его туловище вылеплено из рыхлого теста и вот-вот растечется по полу. Он оставался равнодушен к таким неожиданным трансформациям, и только не мог понять, почему он до сих пор еще жив. Все, чего Иэн тогда хотел – это спать и не видеть кошмаров.
И все равно каждую ночь он раз за разом находил себя на ухабистой тропе, ведущей через лес к старым докам. Иэна окружали скрюченные стволы угрюмых деревьев, обтекаемые клубами вязкого тумана. Чуть поодаль, за кромкой леса, виднелись полуразвалившиеся ангары с отслаивающими листами железа, рыжими от бугристой ржавчины. Сгнившая калитка с переплетом колючей проволоки была давно сломана, сорвана с петель и валялась рядом с покосившимся забором.
В лесу было темно и очень холодно, и где-то рядом его звала Сирша. Иэн мыкался меж стволов, путался в валежнике и царапал лицо о колючую хвою, пытаясь найти девушку, а когда находил, она стояла спиной к нему, и ее плечи и шея были покрыты пятнами запекшейся крови. Сирша указывала рукой вперед, где в нескольких ярдах от нее коленями на сырой земле стоял маленький мальчик: он протяжно плакал, пряча лицо в ладонях. Иэн подбегал к брату и опускал его руки, но лицо Виктора было безглазым, безносым и перекошенным, точно оплавленная восковая маска. Иэн громко и страшно вопил, срывая горло, и тогда дежурный медбрат вместе с ассистентом врывались в палату и кололи ему феназепам. Транквилизаторы помогали парню протянуть до утра, но уже в следующую ночь кошмары возвращались к нему.
Хуже всего Иэну пришлось тогда, когда в он, забывшись тревожным колючим сном, в очередной раз оказался в ночном лесу. Сирша больше не звала его по имени, и это вселяло еще больший страх: он остался совершенно один рядом с тем, что здесь обитало. Спрятавшись за черной елью, Иэн изо всех сил укусил себя за фалангу большого пальца, надеясь проснуться, но, как во все предыдущие разы, это не дало никакого эффекта. Слыша лишь стук крови в ушах, Иэн выглянул из-за ствола, надеясь заметить за деревьями хоть кого-то, кто бы помог ему выбраться отсюда.
Ярдах в тридцати от себя, в полоске тягучего ртутного света, Иэн увидел высокий темный силуэт. Фигура медленно двигалась в комковатых клубах тумана, бесшумно скользя меж деревьев. Скованный ледяным ужасом, Иэн сделал шаг назад, зацепился пяткой за узловатый корень и упал на спину. Голова фигуры тотчас повернулась в его сторону. Обезумев, Иэн неистово взревел, тут же проснулся, а секунду спустя увидел высокую черную тень в своей палате у изножья кровати. Тень протягивала к нему худую конечность, и мигом позже Иэн почувствовал, как вокруг щиколотки сомкнулись длинные холодные пальцы.
На следующий день парня одели в смирительную рубашку и поместили в карцер с мягким полом и стенами, предварительно накачав клоназепамом. Сам Иэн этого не помнил, но потом ему рассказали, что он умудрился разбить усиленное проволочной сеткой окно и попытался выпрыгнуть из палаты на улицу, при этом сильно поранив грудь и живот. Когда двое дежурных санитаров, оскальзываясь на мелких осколках, попытались оттащить окровавленного юношу от окна, он орал и вырывался так, словно его собирались топить в кислоте. Одному из них Иэн едва не откусил палец, а второму вывихнул плечо. После этого случая доктор Найджел Рагас, который старался давать Иэну минимум психотропных препаратов, с тяжелым сердцем признал, что онейроидные кошмары только ухудшаются и назначил парню полный двухмесячный терапевтический курс. Психиатр до последнего откладывал это решение, поскольку считал, что сильные барбитураты нанесут непоправимый вред психике и здоровью молодого человека, но после повторной попытки суицида (именно так врачи клиники истолковали желание Иэна выпрыгнуть из окна третьего этажа) решил, что иного выхода нет. Во время прохождения этого курса Иэн чувствовал себя так, словно его мозг существовал отдельно от тела и плавал где-то в банке с формальдегидом. Он перестал есть, сильно потерял в мышечной массе, и у него вырос яйцевидный животик.
Спустя две недели после прохождения курса, когда Иэна перестали пичкать лошадиными дозами препаратов и стали приводить на групповые сеансы с психологом, доктор Рагас наведался к нему в палату. В то утро парень затолкал в себя поджаренный тост с джемом, с трудом подавив рвотный позыв, и сидел на смятой кровати, глядя сквозь замутненное стекло на крыши соседних зданий. После недавнего снегопада крыши выглядели точно покрытые пивной пеной, и Иэн меланхолично наблюдал за отблесками солнечных лучей.
Когда в коридоре прозвучал короткий звуковой сигнал и замок железной двери щелкнул, Иэн моргнул и медленно повернул голову. В палату вошел высокий холеный мужчина в светло-коричневом костюме, а следом за ним проследовал крепкий низкорослый санитар в белой униформе: один из тех, кого парень едва не искалечил тогда. Доктор Рагас мягко улыбнулся, увидев, что Иэн глядит на него и громко, точно разговаривал с глухонемым, поздоровался:
– Здравствуй, Иэн!
– Здравствуйте, – буркнул парень, отворачиваясь обратно к окну. Ему было безразлично, зачем доктор пришел его навестить, потому что почти наверняка это будет очередной разговор о курсе лечения. Ловить солнечные блики за окном было куда интереснее, чем слушать перечисление новых препаратов.
– Я к тебе с визитом. И хорошими новостями.
Рагас пододвинул к себе деревянный стул, подтянул брюки на коленях и сел, заложив ногу на ногу.
– Не хочешь повернуться ко мне, Иэн?
Демме вяло обернулся, уселся на жестком матрасе по-турецки и сонным взглядом поймал психиатра в фокус. Рагас был, как всегда, очень ухожен: гладко выбритый, хорошо пахнущий, с красиво уложенными волосами. Доктору было за пятьдесят, но выглядел он гораздо моложе, и было заметно, что он этим очень гордится. Иэн, которому оставалось меньше месяца до девятнадцати, не понимал этой борьбы с собственным возрастом, и щепетильность Рагаса касательно внешнего вида казалась ему нелепой. Неделю назад на групповом сеансе психотерапии он отпустил какую-то дурацкую шутку насчет докторских волос, которые тот обильно смазывал лаком, зачесывая назад, и все пациенты зашлись в столь диком приступе хохота, что сеанс пришлось прервать. Самому Иэну перестало быть смешно уже через секунду, а еще через две, когда волну истерического смеха подхватили остальные пациенты, он ощутил такой ужас, что едва не потерял сознание. С тех пор он больше не шутил и вообще не открывал рта на сеансах.
– Как ты себя чувствуешь? – осведомился Рагас и придирчиво рассмотрел парня поверх очков.
– Нормально, – буднично солгал Иэн.
– Мне сообщили, что ты снова ешь. Я был очень рад это слышать.
