Ноа метнул на Иэна испуганный взгляд и впервые за все время открыл рот:
– Откуда вы знаете, где мы были?
– Вопрос в том, зачем вы там были, – голос Иэна мгновенно избавился от напускной веселости. Он остановил Сисэла ладонью в грудь, наклонился к уху мальчика и шепотом спросил. – Что вы там делали? Мне нужно знать, Ноа, зачем вы туда пошли!
Сисэл грубо оттолкнул Иэна от сына:
– Довольно, Демме. Он свое получит, ты не сомневайся. Но это не твое дело. Я его отец.
Иэн поднял ладони кверху, не сводя глаз с бледного, искаженного ужасом лица парнишки.
– Ноа, вы видели передачу?
– Я сказал хватит, Иэн, – Сисэл придержал дверь и пропустил сына в участок вперед себя. – Я ценю, что ты пришел, но сейчас тебе надо уйти. Увидимся на работе.
Иэн отступил от двери, пропустил остальных и хотел было развернуться, чтобы прыгнуть в пикап и наконец поехать домой, когда в последний момент поймал взгляд Ноа через стеклянную дверь. В широко распахнутых глазах мальчика читался лютый страх. Ноа судорожно сглотнул, повернул правую ладонь тыльной стороной вниз и поднял, показывая Иэну.
На детской ладошке отчетливо виднелась странная отметина: три полустертых точки, расположенные треугольником и заключенные в круг.
Эпизод третий: Крид. Август 2018.
Четвертая ступенька на втором марше скрипела. Это он еще помнил. Повторив про себя это несколько раз, Крид взялся за шарообразное навершие на деревянной балясине, поднял правую ногу и поставил на первую ступень лестницы. Перенеся вес на правую ногу, Крид отпустил шар и схватился за поручень. Левая нога слушалась чуть хуже, поэтому он всегда начинал свои безрезультатные восхождения именно с правой. Хорошо, что ему не нужно было это запоминать: тело само решало, как ему двигаться. Левая ступня встала рядом с правой.
«Один».
Крид с хрипом выдохнул и воровато оглянулся. В гостиной было все также темно, как и десять минут назад, когда он поднялся с кресла-качалки, и уже было потянулся за тростью, но вдруг вспомнил, что в прошлый раз именно стук трости его и выдал. Удивившись своей сообразительности, Крид короткими шажками пересек гостиную, ступая голыми ступнями по пушистому ковру, и вышел в коридор. В коридоре ковра не было, и он почувствовал, как зябко ему идти по холодному ламинату.
Правая нога встала на вторую ступень. Еще одно усилие, и левая приземлилась рядом.
«Два».
Крид снова осмотрелся: все тихо. Высокие башенные часы, стоящие в конце коридора при повороте на кухню, мерно отсчитывали секунды. Он не знал, который сейчас час, но в любом случае, нужно было поторопиться. Он легко терял чувство времени, и, слава богу, осознавал это.
«Три».
Через две минуты первый марш был пройден, и Крид, уперевшись рукой в стену, тыльной стороной ладони утер пот со лба. Пока все идет как нельзя лучше. Во втором марше меньше ступеней, и он преодолеет его быстрее. Главное сейчас не забыть обнулить отсчет. На прошлой неделе он забыл на какой ступени в данный момент находится, и пронзительный скрип деревянной панели разбудил Пэйдж. Посмотреть вниз и посчитать заново он попросту не догадался. Так он и стоял, покачиваясь как моряк в легкий шторм, на одной ступени, отчаянно соображая, что ему предпринять. В итоге он сделал неверный шаг, и все следующее утро недовольная им сиделка ворчала так, что Крид не мог сосредоточиться на собственных мыслях и вновь позабыл все, что с таким трудом восстанавливал по кусочкам. С тех пор, как его память стала напоминать решето, любая помеха могла отправить его сознание в нокдаун.
«Один».
Все верно, это первая ступенька на втором марше, он посчитал все правильно. Правый уголок его рта даже дернулся в самоуверенной ухмылке, но в следующую секунду он внезапно потерял число. Тронутый деменцией мозг достиг, по всей видимости, своего предела и приготовился сделать полную перезагрузку. Крид изо всех сил стиснул ладонью перила, зажмурился, пытаясь не упустить мысль и ухватить ее, ускользающую, за хвост. К своему удивлению, он сумел это сделать, и простенькая цифра «один», будто бы написанная детским неровным почерком, вновь встала у него перед внутренним взором.
«Два».
Отлично. Следующий шаг безопасен, а вот потом… Нет, стоп! В его теперешнем состоянии нельзя думать наперед: это самый верный способ потерять необходимое в данный момент знание.
Когда-то Крид, впервые услышав свой диагноз, придумал сравнение: он – мартышка, скачущая по джунглям среди лиан, перепрыгивающая с одной ветки на другую, и четко знающая свой путь на несколько шагов вперед. Когда Альцгеймера еще не было, он мог позволить себе отпустить одну лиану, не найдя при этом другую, потому что знал, что обязательно ухватится за что-нибудь в прыжке. Сейчас он уже не мог позволить себе этой роскоши. Лиан в его джунглях становилось все меньше, и каждый раз, когда Крид отпускал ветку одной рукой, он должен был быть уверен, что крепко держит другую. Иначе же он срывался в темную пропасть, и все путешествие приходилось начинать сначала, в то время как его джунгли редели все стремительнее и безжалостнее.
«Три».
У Крида задрожало правое колено. Неудивительно, поскольку почти весь вес его тела перенесен на правую ногу. Но отвлекаться нельзя ни при каких обстоятельствах: даже мимолетное ощущение боли или слабости может сыграть с ним злую шутку. Осталось совсем немного.
«Пропускаем четвертую».
Поднатужившись, Крид перенес правую ногу через одну ступеньку, подтянулся обеими руками за перила и наконец-то встал на пол второго этажа. Перед ним шел короткий коридор: по правую сторону находился крохотный туалет и две небольшие комнаты, одна из которых в свое время была детской. Сейчас там никто не жил, и только Пэйдж порой забредала сюда, чтобы поболтать по телефону с подругами, желая уйти подальше от кислого старческого запаха, которым пропитался весь первый этаж. Сиделке не нравился ни Крид, ни этот дом, и он видел это по ее лицу, которое кривилось чуть ли не каждый раз, когда она дотрагивалась до его тела. Он не обижался на нее. Ухаживать за немощным дедом с дырявой памятью – то еще удовольствие. Поэтому он не имел ничего против того, чтобы Пэйдж скрывалась в старой комнате его сына, где все еще пылились старые томики книг и детские игрушки.
А в дальней по коридору комнате, запертой на ключ, находилось что-то, ради чего Крид и затевал свои тайные походы посреди ночи. Он хоть убей не мог вспомнить, что же там спрятано за дверью, но совершенно точно знал, что ему нужно туда попасть во что бы то ни стало. Осознание этого факта было, пожалуй, единственной крепко сидящей в его сознании мыслью. Крид был абсолютно уверен, что если он не проникнет в комнату, то случится что-то ужасное, и вместе с тем не имел ни малейшего понятия, что же именно и почему. При всем этом попасть туда нужно было как можно быстрее: зная, насколько безжалостно болезнь точит его мозг, он не сомневался, что скоро она доберется и до этого, тщательно оберегаемого им знания.
Крид подошел к двери, стараясь не шаркать, взялся за медную ручку и повернул, но замок не щелкнул. Старик помедлил несколько секунд, соображая, и вспомнил, что ключ лежит у него в правом кармане халата. Он предусмотрительно снял его с крючка в коридоре еще день назад. Странно, что Пэйдж не заметила. С другой стороны, он хорошо себя вел, даже не забывал выключать за собой свет и, скорее всего, несколько усыпил ее бдительность. Достав из кармана небольшой, тронутый зеленоватой патиной ключ, Крид повертел его в шишковатых пальцах и с трудом наклонился к замочной скважине. Но, прежде чем он отпер дверь, в коридоре вдруг включился свет, и кто-то картинно кашлянул за его спиной.
Крид сначала выпрямился, потом вздрогнул, и только затем – испугался.
– Я рада видеть, что вы делаете успехи, – с небольшой издевкой произнесла Пэйдж, – но я бы предпочла, чтобы они не выражались в ночных гуляниях по дому с подъемами на второй этаж. Как вам не стыдно!
– А? – Крид обернулся вокруг своей оси и осоловело уставился на полноватую рыжеволосую женщину средних лет, сидящую в мягком кресле возле лестницы. Выходит, он прошел мимо нее и даже не заметил.
Пэйдж скрестила руки на груди и глядела на него очень неодобрительно.
– И что, скажите на милость, вам так позарез понадобилось в вашем старом кабинете, раз вы который день туда рветесь?
– Я… Я не знаю, – пролепетал Крид, не отпуская медную ручку. – А ты… Ты?
– Я – что? – приподняла правую бровь Пэйдж.
– Куда это? – невпопад спросил старик, лихорадочно думая, как же ему выкрутиться из сложившейся ситуации, раз его застали на месте преступления с поличным.
Пэйдж молча смотрела на слабого высохшего старика с изъеденным Альцгеймером мозгом и, укоризненно покачав головой, поднялась с кресла, чтобы отвести Крида в постель. Врачи предупреждали, что такое явление как «обострение с заходом солнца» – частый спутник болезни на стадии умеренной деменции, особенно когда начинает страдать прежде нетронутая долговременная память. У Крида, по всей видимости, вечернее обострение было связано с общим ухудшением состояния. Еще совсем недавно старый кабинет на втором этаже абсолютно не интересовал старика; возможно, он даже перестал помнить, что в его доме вообще есть второй этаж.
– Отдайте мне ключ, мистер Клеменс, и сейчас же пообещайте мне, что прекратите эти свои ночные караулы. Вам нельзя одному подниматься по лестнице – это опасно. – Пэйдж отчитывала семидесятисемилетнего старика как набедокурившего школьника. – Если подобное повторится еще раз, я приму жесткие меры, и на неделю лишу вас сигарет и горячего шоколада. Понятно?
Это был удар ниже пояса. Глаза Крида округлились от ужаса, он сделал шаг по направлению к сиделке, схватился руками за голову и жалобно заскулил. Вид у него при этом был такой, словно ему объявили, что через час его казнят на электрическом стуле.
– Ну ладно, ладно!.. – тут же смущенно проворчала Пэйдж, почувствовав укол совести. В конце концов, несчастный старик не виноват, что его тело и мозг ржавеет и приходит в негодность. Когда сиделке становилось совсем невыносимо находиться в этом душном доме рядом с полоумным дедом, она говорила сама себе, что ее, возможно, поджидает такая же участь. Это помогало относиться к причудам больного с большим терпением.
– Я пошутила, мистер Клеменс. Будет вам. Вы взрослый мужчина, так и ведите себя соответственно. Давайте спустимся на первый этаж, и я сделаю вам горячий шоколад.
– Давайте, – вздохнул Крид и украдкой утер заслезившиеся глаза.
Пэйдж помогла мистеру Клеменсу преодолеть два лестничных пролета, придерживая его под мышки, отвела в большой зал и посадила в кресло-каталку. Крид послушно делал то, что ему велели. Оказавшись в уютном сидении, заботливо уложенном байковым одеялом, он с легким удивлением обнаружил, что не может вспомнить, как в нем оказался. Ночное приключение стерлось из памяти и осталось плавать мутным осадком где-то на дне его сознания.
На скорую руку приготовив горячий шоколад, Пэйдж вернулась в гостиную и терпеливо поила старика с ложки. Тот благодарно хмыкал, уважительно глядя на сиделку и прикидывая, завел бы он с ней роман, будь он лет на тридцать моложе. Пожалуй, рыжие все-таки были не в его вкусе. Правда, после окончания военной академии – ему тогда было двадцать пять – он перепробовал всевозможные цвета и оттенки. Возможно, рыженькие среди них тоже попадались. Этого он, к сожалению, не помнил, хотя очень бы хотел.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарил он между ложками густого напитка, аромат которого приятно щекотал ему ноздри.
После того, как с горячим шоколадом было покончено, Пэйдж накинула на плечи Крида шерстяной плед, выкатила кресло на крыльцо и вставила в уголок морщинистых губ сигарету. Прикурив сама, она взглянула на наручные часы: половина пятого, а это значит, что спать ей осталось не больше трех часов. Сменщица приедет в девять, но до этого необходимо прибраться в доме и проводить мистера Клеменса до туалета и ванной комнаты. Хвала небесам, нужду старик справлял еще самостоятельно: по всей видимости, он считал максимально унизительным для себя прибегать к помощи сиделки в интимных процедурах.
Задумавшись, Пэйдж уставилась на пустую двухполосную автомобильную дорогу. Дорогу освещали два тусклых жужжащих фонаря, и сиделка заметила, что их огни буквально на глазах тонут в густом молочном тумане, который наползал со стороны северного горного массива. Медленно и тягуче, туман растекался во все стороны, покрывая пологие склоны и распадок.
– Как же достала эта погода… – пробормотала Пэйдж, уронила сигарету на деревянный настил и с раздражением растерла подошвой. Она дождалась пока докурит ее подопечный, взялась за ручки кресла-каталки, и в ту же секунду услышала, как в доме раздался громкий щелчок, и зазвучали приглушенные голоса.
– Что за?..
Пэйдж медленно отпустила кресло, подошла к окну и, сложив ладони у лица, прильнула к стеклу. Большой зал, заставленный старой мебелью, освещали беспорядочные всполохи телевизионной передачи.
– Мистер Клеменс, вы что, забыли телевизор выключить? – нахмурилась сиделка, и тут же поняла, что винить забывчивого старика в очередном промахе будет неправильно. Она сама поила Крида горячим шоколадом в зале, и ящик совершенно точно не работал. К тому же она отчетливо слышала щелчок, с каким включался этот допотопный аппарат. Но не мог же он заработать сам собой. Пэйдж полезла в карман за мобильным телефоном, но тут же вспомнила, что оставила его на кухонном острове.
– Сидите тут, – прошептала Пэйдж, тронув старика за плечо, и на цыпочках подошла к входной двери. Крид почувствовал смутную тревогу, и в голове его почему-то вновь возникла дверь запертого кабинета на втором этаже. Подсознание кричало ему прямо в ухо, хотело донести до него что-то важное, но Крид не мог разобрать, что именно. Ногам вдруг стало очень холодно. Крид опустил глаза и увидел, как тонкая полоска тумана, добравшись до дома, вскарабкалась по лестнице, словно живое существо, поползла по деревянному настилу и достигла его ступней. Он подтянул ноги повыше, но теплее ему не стало.
Пэйдж внимательно осмотрела темный коридор через рифленое стеклышко в переплете входной двери. Коридор скупо освещался зеленым светом пыльного торшера, и ничего подозрительного в доме видно не было. Сиделка переступила порог, остановилась в коридоре и прислушалась, но кроме монотонной речи диктора, бубнящего последние новости с экрана телевизора, ничего больше не расслышала.
«По итогам закрытия торгов, корпорация «Эппл» стала первой американской компанией, зарегистрированной на бирже, рыночная капитализация которой превысила один триллион долларов» – бодрым голосом говорил телеведущий: «Глава компании Тим Кук прокомментировал успех следующим образом…».
По экрану поползли помехи и слова Тима Кука почти полностью потонули в белом шуме. Пэйдж прошла в большой зал, нашарила на прикроватном столике увесистый пульт, но за долю секунды до того, как она нажала на красную кнопку, экран резко стал темно-багрового цвета, потом телевизор мигнул, и в доме стало очень тихо. Пэйдж подозрительно посмотрела на выпуклую матовую поверхность экрана, в которой отражалась заставленная старой мебелью комната и ее силуэт. У нее возникло пренеприятнейшее ощущение, что кто-то буравит взглядом ее затылок. Нервно обернувшись, она увидела лишь пыльный диван с драными подлокотниками, грубый платяной шкаф и несколько картин на стене, вправленных в простенькие деревянные рамы.
Странно, конечно, что телевизор включился сам собой. С другой стороны, ящик-то совсем старый: пузатый, с электронно-лучевой трубкой и выпуклым экраном. Возможно, из-за какой-то неисправности аппарат теперь действительно может самостоятельно включаться.
Пэйдж тряхнула головой, повернулась к входной двери и вскрикнула от испуга: в дверном проеме стояла худая костлявая фигура.
– Черт бы вас побрал, мистер Клеменс! – срывающимся голосом воскликнула сиделка, хватаясь за сердце. – Нельзя же так пугать! Я ведь велела вам оставаться на крыльце!
Крид словно не слышал ее. Он продолжал стоять в дверях и не двигался, глядя мимо Пэйдж куда-то ей за спину. Сиделка чуть повела головой, пытаясь поймать его устремленный в никуда взгляд и, поймав, увидела, что растерянная гримаса на лице старика, к которой она давно привыкла, сменилась выражением полной ясности. Крид почти всегда избегал прямого взгляда и прятал глаза, как будто стеснялся угасающей в них искры сознания, но сейчас он твердо глядел прямо на Пэйдж, и ей стало очень не по себе, словно напротив нее стоял не человек, а ожившая ростовая кукла.
– Вы чего? – сглотнула она.
Крид поднял правую руку, оттопырил указательный палец и прижал к губам.
– Пэйдж, – надтреснутым голосом прошептал он. – Не оборачивайся.
Эпизод четвертый: Сирша. Август 2018.
Сирша медленно шла между обступивших ее со всех сторон циклопических деревьев. Она цеплялась пальцами за шершавую кору, а голые ноги тонули в сыром мху, стелющемуся по пористой земле. Кроны исполинских секвой полностью закрыли небо, и Сирша не могла даже приблизительно угадать, какое сейчас время дня. Она ступала наугад, и каждое движение давалось ей невероятно сложно, как если бы она шла под водой.
– Здесь есть кто-нибудь? – негромко спросила она, едва слыша сама себя.
– Сирша, – тут же позвал ее глухой мужской голос.
Девушка завертела головой: голос звучал как будто сразу со всех сторон. Она обогнула толстый узловатый ствол секвойи, чувствуя, как ступни все глубже увязают в болотистой почве. Лес казался бесконечным, а деревья размывались перед глазами, стоило ей только повернуть голову. Тот же голос повторил ее имя, но на сей раз он прозвучал где-то позади нее. Сирша медленно развернулась и увидела узкую хоженую тропку, которой еще секунду назад там не было. Прищурившись, она различила стоящий недалеко от нее неясную фигуру. Фигура была одета в мешковатую толстовку с капюшоном и темные брюки, и стояла к ней спиной.
– Подожди меня! – Девушка махнула рукой и, с большим усилием переставляя ноги, поспешила к незнакомцу. Через несколько минут она полностью выбилась из сил, а силуэт, казалось, не приблизился к ней ни на дюйм.
– Подожди!.. – тяжело дыша, повторила Сирша.
Незнакомец обернулся. Его лицо, скрытое капюшоном, казалось сплошным чернильным пятном, но девушка почему-то сразу узнала его. Остановившись посреди тропинки, Сирша молча смотрела на темный овал под капюшоном и вдруг ощутила, как внутри против ее воли начинает распутываться тугой комок воспоминаний. Круговерть неясных, подернутых дымкой образов поплыла у нее перед глазами. Слева кто-то по-детски закашлялся, Сирша повернула голову, но успела увидеть только исчезающую за деревом белобрысую макушку.
– Калеб?.. – едва шевеля губами, спросила она. Ей никто не ответил, но она вновь услышала характерный детский кашель, сухой и прерывистый.
Кажется, именно тогда он простыл, в самом конце июля. Странно, почти все ребята его возраста обычно простужались осенью и зимой, когда детский организм вынужден противостоять могучим ветрам, рекордным осадкам и низкой температуре. А он умудрился заболеть в единственный погожий месяц, когда угрюмые серые тучи, вечная кровля Мэг Поинт, наконец развеялись, уступив место скупому северному солнцу. Все его друзья проводили время на свежем воздухе, играя в бейсбол и устраивая пикники на склонах покатых сопок, а он сидел дома, досадуя на то, что отец еще не вернулся из рейса. Воспоминание тех дней было размытым, нечетким, словно девушка глядела на прожитые года сквозь мутное стекло.
Сирша повернулась обратно к темному силуэту в конце тропы, и протянула ему руку за помощью. Только он поможет ей найти недостающие куски мертвого воспоминания. Ведь он и есть это воспоминание.
Незнакомец продолжал стоять недвижимо, слегка наклонив голову набок. Из левого рукава толстовки на землю частой капелью текла темная кровь.
– Ты забыла, – вдруг заявил он. Его обвиняющий голос звучал как сквозь толщу воды, но Сирша неожиданно почувствовала поднимающийся в ней жгучий стыд и злость. По какой-то причине она знала, что он не имеет права делать ее виноватой.
– Неправда! – задыхаясь, гневно крикнула Сирша в ответ и в следующий миг резко проснулась оттого, что Раст тормошил ее за плечо. Девушка рывком села на кровати, дыша так, словно только что сошла с марафонской дистанции. Одеяло и простыня были мокрые от пота.
– Детка, что такое? – встревоженно спрашивал он, поглаживая девушку по руке. Сирша, все еще учащенно дыша, повернулась к нему: лицо Раста было в тени, и на мгновение ей показалось, что это не он, а тот самый человек с пятном вместо лица, который появился в ее сне. Пронзительно вскрикнув, Сирша оттолкнула парня от себя.
– Ай!
Щелкнул выключатель, и в свете прикроватной лампы девушка увидела, что молодой человек обеими руками держится за левую половину лица.
– Ты с ума сошла, что ли? Проклятье… – Раст с негодованием смотрел на Сиршу правым глазом и кривился от боли. – Ты мне пальцем прямо в глаз ткнула!
– Прости… – зажав ладонями рот, прошептала девушка, сама не понимая, что на нее нашло.
– Больно, черт подери!
– Я не хотела… Прости, пожалуйста…
– Да что с тобой такое? – Сердясь из-за незаслуженного тычка, Раст толкнул ногой дверь, вышел из спальни и скрылся в ванной. Сирше потребовалось около минуты, чтобы прийти в себя и успокоиться. Сидя в постели и слушая биение собственного сердца, она почувствовала, как кожа покрывается мурашками. Обернувшись в легкую простыню, девушка, дрожа, последовала в ванную комнату вслед за Растом.
Раст стоял, опершись рукой о раковину и придирчиво рассматривал в зеркало заметно покрасневшее глазное яблоко. Сирша присела на эмалированный край ванной и дотронулась до предплечья парня.
– Я не специально, Раст.
– Ладно уж, – буркнул он, подставляя левую сторону лица под струю холодной воды. – Проехали. Тебе приснился кошмар?
– Не знаю, – мотнула головой Сирша. – Просто какие-то странные образы. Обрывки…
– Ты дергалась в постели так, будто тебя ножом режут, – заметил Раст, вытирая лицо полотенцем. Глаз все еще болел, и парень часто моргал. – Меня самого хватил нешуточный испуг.
Сирша обняла Раста за плечи, чувствуя себя совершенно разбитой. У нее было такое ощущение, что кто-то громко и неумело бренчит на расстроенной гитаре прямо внутри её черепной коробки. Меньше всего ей хотелось сейчас обратно в постель.
– Который час?
Раст зажмурил раненый глаз и поднес к лицу запястье.
– Половина третьего. Я знаю, что это, – заявил он. – Это предполетный мандраж.
Девушка внезапно вспомнила, что ее рейс на Сиэтл сегодня в полдень, и ее даже затошнило. Она обожала летать, нисколько не боялась самолетов, но при мысли о предстоящем перелете через всю страну почувствовала, как в животе прокатилась глыба льда.
Раст отошел окончательно. Он ласково коснулся щеки девушки, понимающе улыбнулся и прошел на кухню, чтобы поставить на огонь чайник. Это его качество Сирше очень нравилось. В отличие от нее самой, способной часами кипятиться из-за ерунды, и при этом становящейся колючей и раздражительной, Раст быстро отпускал плохие ситуации и никогда не распалялся понапрасну.
Всегда спокойный и рассудительный, в начале их знакомства он показался ей скучным и неуклюжим. Впервые они встретились на одной из вечеринок фрэшменов Колумбийского университета в баре «1020», где, казалось, яблоку было негде упасть, а лагер лился из метровых колб как Ниагарский водопад. В тот вечер Сирша впервые за несколько недель, прошедших после ее отъезда из Мэг Поинт, наконец-то почувствовала себя счастливой. Множество парней оказывали ей тогда знаки внимания, заводя непринужденную беседу и якобы случайно касаясь ее талии. Рослые широкоплечие старшекурсники, в первые же десять секунд представившиеся гребцами университетской сборной, немедленно купили Сирше выпивку и хором скандировали ее имя, уговаривая опустошить бокал за один присест. Девушка почти никогда до того дня не пила алкоголь, и едва не запнулась о собственные ноги после залпом выпитой пинты. Внутренний голос, которому она всю свою жизнь безоговорочно доверяла, шепнул ей тогда, что необходимо сделать перерыв, чтобы не вдруг не оконфузиться, и Сирша, с трудом удерживая равновесие, вышла на улицу. Там, на тротуаре Амстердам-авеню, где студенты стояли пересекающими группками, смеялись, шумели и курили, к Сирше подошел нескладный паренек, представившийся как Раст Галлахан. Он ухаживал далеко не так уверенно, как гребцы, а Сирше, только-только вкусившей красивой жизни, хотелось блистать, а значит рядом должен был быть кто-то рангом повыше. Короче говоря, ничего у Раста тогда не вышло.
Жизнь снова свела их уже после окончания университета, когда из лохматого худощавого мальчика с проблемной кожей Раст внезапно превратился в подтянутого мужчину с аккуратной прической и легкой щетиной. Со второго раза покорить Сиршу у него тоже вышло не сразу, но постепенно девушка прониклась к нему симпатией, а позже – уже по-настоящему полюбила его. Он терпеливо выносил все ее заскоки, всегда поддерживал ее, возможно, где-то даже чересчур, но зато Сирша знала, что может опереться на него, как на монолит Эль-Капитан.
