Мист

Парень молча кивнул.

– Мишель также сказала, что ты перестал кричать по ночам. Стало быть, кошмары ушли?

– Ушли, – бесцветным голосом согласился Демме, и это тоже была неправда. Да, в последние несколько дней его постоянный кошмар словно бы отступил и являлся парню не в виде ярчайшего фантома, сотканного из холода и тьмы, а помутневшими урывками; но все равно, те жуткие сновидения, что каждую, почти без исключения, ночь приходили к нему, стоило только заснуть, никуда не делись.

Чтобы больше не кричать и не будить персонал больницы, Иэн завязывал себе рот обрывком старой простыни, прежде чем ложиться в постель. Приходилось все время дышать через нос, что порой бывало непросто, иногда во сне ему казалось, что он начинает тонуть, но так было даже лучше, потому что заботы о кислороде прогоняли терроризирующий его кошмар. Он по-прежнему находил себя на знакомой тропе в холодном темном лесу, все также слышал далекий голос Сирши, но невероятным усилием воли заставлял себя больше не идти за ней, как бы ему ни хотелось вновь увидеть девушку.

Рагас добродушно сверкнул жемчужными зубами, и проговорил:

– Ты показал большой прогресс в борьбе с болезнью, и мы приняли коллективное решение перевести тебя в реабилитационное отделение. Там минимальный надзор, и тебе больше не нужно будет сидеть взаперти. У тебя будет компания, и ты сможешь выходить на прогулку вместе с остальными пациентами.

Психиатр сделал паузу, как бы предлагая Иэну обрадоваться этой новости, но парень не выказал ни малейшей эмоции.

– Вчера я разговаривал с твоими родителями, – продолжил врач. – Они очень обрадовались тому, что ты стал идти на поправку, и хотят навестить тебя, как только представится такая возможность.

– Долго мне еще здесь сидеть, доктор? – оборвал его Иэн.

Рагас чуть нахмурился и смахнул несуществующую пылинку с отутюженных брюк:

– Как только мы будем полностью уверены в том, что ты больше не хочешь причинить вред себе и другим, мама и папа заберут тебя домой.

Демме снова кивнул и уставился на продольный розовый шрам на левом предплечье.

– Но пока ты все еще здесь, с тобой будет работать психолог. Это мой хороший друг, он отнесется к тебе очень внимательно. Будь уверен, это пойдет тебе только на пользу.

– Меня больше не будут пичкать таблетками?

– Мы значительно урежем список препаратов, – уклончиво ответил доктор. – Ты прошел очень тяжелый курс нейролептиков, и твое состояние все еще чрезвычайно хрупкое. Но с помощью психолога, групповых сеансов и лечебной физкультуры мы надеемся свести лекарства к минимуму. Скажи, Иэн, ты рад тому, что мы переводим тебя?

– До усрачки, – огрызнулся Демме и отвернулся. Глаза щипало.

– Ну-ну, – примирительно поднял ладонь Рагас. – Ты должен понимать, Иэн, что мы тебе не враги. Мы хотим помочь, и сделаем все, что в наших силах, чтобы ты полностью выздоровел.

Парень плечом утер слезу и сипло ответил:

– Простите.

– Не извиняйся. Я прекрасно все понимаю. Ты прошел через сложнейшее испытание, и показал себя очень мужественным человеком, Иэн. Я прошу тебя оставаться сильным, в первую очередь ради себя самого.

С этими словами Рагас поднялся со стула, по-отечески похлопал парня по плечу и, сделав жест санитару, направился к выходу. Но, прежде чем железная дверь захлопнулась за ними, Иэн нетвердым голосом спросил:

– Скажите, доктор… Не было никаких вестей из Мэг Поинт?

– Ты о чем? – не понял Рагас.

Демме глубоко вздохнул и выдавил:

– Никто не спрашивал обо мне, кроме родителей?

Взгляд доктора на миг скользнул по левой руке Иэна, изуродованной рваным шрамом, и лицо его чуть потемнело. Сам Иэн никогда не говорил психиатру о причинах попытки самоубийства, и Рагас не задавал по этому поводу вопросов, опасаясь спровоцировать рецидив слишком ранним копанием в чувствах молодого человека. Но из показаний Демме-старшего он знал, что Иэн попытался покончить с жизнью после того, как из города уехала его девушка. Это подтверждали и санитары, сообщавшие о том, что парень во сне зовет ее по имени, прежде чем проснуться с криками. Доктор уловил прозвучавший в вопросе скрытый намек, и им овладело беспокойство. Не слишком ли поспешно он решил ослабить режим лечения? «С другой стороны», – тут же подумал он, – «продолжать мариновать молодого человека в крыле «тяжелых» тоже нельзя».

Найджел Рагас моргнул, надел на себя привычную участливую улыбку и мягким голосом произнес:

– Твои родители очень беспокоятся о тебе и справляются о твоем состоянии почти каждый день. Тебя никто не оставил в одиночестве, Иэн. Совсем скоро ты увидишь свою семью. А пока отдыхай. Вечером мы переведем тебя в новую палату.

Дверь за Рагасом закрылась, и Иэн, более не чувствуя на себе взгляд доктора, повалился спиной на матрас. В глазах щипало уж очень сильно, парень изо всех сил закусил нижнюю губу и вцепился пальцами в стальной каркас кровати, борясь с желанием завыть во весь голос. Лицо Сирши, печальное и очень красивое, стояло у него перед глазами, сколько бы он ни пытался не думать о ней.

Тем же днем, буквально через несколько часов после визита доктора, Иэна перевели в реабилитационный центр – соседний корпус при психиатрическом институте. Помощница Рагаса, молодая девушка-интерн по имени Мишель, принесла парню новую одежду, купленную на присланные родителями деньги, и небольшую картонную коробку. Иэн сложил в нее все свои скудные пожитки: сменное белье, пару тонких тетрадок, где ничего толком не было написано, алюминиевую кружку и фотографию со школьного выпускного, на которой он улыбался вместе с родителями и братом. В фойе Мишель накинула на парня новенький теплый пуховик, взяла коробку из его рук, и оба вышли на улицу.

Реабилитационный корпус находился в пятидесяти ярдах от здания института, но дорога туда заняла не меньше десяти минут: Иэн останавливался через каждые несколько шагов. Морозный ноябрьский воздух, несмотря на то что был куда теплее, чем в Мэг Поинт, с непривычки жег ему легкие. Ходьба давалась парню с большим трудом, но с каждый шагом и вздохом Иэн чувствовал, как его тело просыпается после длительной гибернации.

– Хорошо себя чувствуешь? – озабоченно спросила Мишель после того, как Иэн в очередной раз остановился на полдороги.

– Нормально, – со слабой улыбкой ответил молодой человек. Он впервые за все время своего пребывания в учреждении посмотрел ассистентке в глаза, и отметил про себя, что она очень привлекательна. Парню в ту же секунду стало очевиднее очевидного, что у доктора Рагаса с ней роман. Учитывая, что на безымянном пальце психиатра было кольцо, Иэну подумалось, что Рагасу, должно быть, приходится прикладывать немало усилий, чтобы скрывать столь явную интрижку.

– Ты хорошо справляешься, Иэн. – Мишель погладила парня по плечу. – Пойдем.

– Спасибо вам, – прошептал парень и преодолел последние шаги до входа в реабилитационный корпус.

В последующие десять минут его познакомили с дежурным персоналом крыла и представили психиатру по имени Хэйден Смит; Иэн неловко пожал протянутую ладонь и украдкой осмотрел его, когда тот разговаривал с Мишель. Доктор Смит выглядел далеко не так изящно и ухожено, как Найджел Рагас – правда, надо думать, что и такой любовницы, как Мишель, у него не было. Лицо у Хэйдена Смита оказалось доброе, интеллигентное, чуточку одутловатое. Обращаясь к Иэну, он говорил спокойным, деловитым голосом и вместе с Мишель проводил парня до его новой палаты. Пожелав приятного вечера и сказав, что завтра они увидятся на утреннем сеансе, доктор посоветовал парню не сидеть в комнате в одиночестве, а выйти в большой зал к остальным пациентами. Иэн согласно кивнул, попрощался с Мишель, с которой, как он тогда думал, больше не увидится, и вошел в свою комнату.

Новая палата оказалась немного просторнее, и, что было очень хорошо, стены ее не были выкрашены в стерильный белый цвет. Обои с незамысловатым узором из цветочков и птиц колибри были песочного оттенка, совсем как сегодняшний костюм доктора Рагаса. В углу стояла небольшая полка с потрепанными старыми книгами и детскими раскрасками. Среди потертых корешков Иэн обнаружил томики Редьярда Киплинга, романы Джека Лондона, сборник сказок о Поле Баньяне и учебники английского языка для начальной школы. Дверь в палату была не железная, а деревянная, и Иэн на секунду почувствовал себя так, словно его выпустили из тюрьмы. Правда, спустя мгновение парень с горечью вспомнил, что он все еще находится в психиатрическом институте, и что дом он сможет увидеть в лучшем случае в конце зимы. И хоть Иэн думал о Мэг Поинте с ужасом, он знал, что ему нужно вернуться туда как можно скорее.

Демме поставил коробку со своими пожитками на стол. Ему очень хотелось побыть одному, но в то же время было страшно оставаться в одиночестве на новом месте. Собравшись с силами, Иэн накинул пуловер и вышел из палаты.

Коридор, по обеим сторонам которого располагались палаты, вел в большой зал, где пациенты проводили послеобеденное и вечернее время. Помещение было не сильно похоже на то, что Иэн представлял себе по увиденному в телевизионных сериалах и кино. Там действительно стояли мягкие кресла и небольшие столики, на которых люди играли в незамысловатые настольные игры вроде «Монополии», но сама обстановка в комнате скорее напоминала лаундж, нежели клинику. Приглушенный зеленоватый свет, невыразительные тона в предметах мебели, на полу пухлые ковры, а в углу – добротный виниловый проигрыватель. Никто из находящихся в зале не бормотал неразбериху, не пускал слюни и не заходился беспричинным смехом, как это нередко бывало в крыле «тяжелых». Иэн до того привык к ненормальности окружающего, что умиротворенная атмосфера общей комнаты вдруг вызвала в нем смутную тревогу. В какую-то секунду он едва ли не пожалел, что его сюда перевели: честно говоря, Иэн почувствовал бы себя куда более спокойно, если бы увидел, что кто-то мочится себе в штаны или скребет ногтями деревянные подлокотники.

Большинство пациентов (их оказалось около дюжины) просто молча смотрели телевизор, один мужчина лет шестидесяти пяти играл сам с собой в шахматы, и перед ним была раскрыта пухлая тетрадь, куда он записывал ходы. На диване, скрестив ноги, сидела молодая женщина с лицом в форме сердечка и бледной кожей, а позади нее стояла невысокого роста ассистентка по уходу за больными и заплетала ее волосы в косички.

Иэн осторожно прошел в комнату, исподлобья оглядывая остальных, ожидая, что его появление вызовет переполох, но никто не обратил никакого внимания на то, что в зале стало одним человеком больше. Лишь шахматист, оторвавшись от доски, скользнул взглядом по лицу молодого человека и приветствовал его микроскопическим кивком. Иэн от растерянности не ответил на вежливый жест, но мужчину это, кажется, совсем не обидело: он вернулся к игре и, подержав щепотку пальцев над белым слоном, двинул его по диагонали, после чего сделал соответствующую пометку в тетради. Парень проглотил застрявший в горле ком и, двигаясь бочком вдоль стены, подошел к самому дальнему креслу. Он не имел ни малейшего представления, что ему нужно делать, но, судя по всему, от него никаких действий и не ждали, поэтому Иэн уселся поглубже в кресло, уставился в окно и принялся рассматривать дальние огни уличных фонарей.

Спустя несколько минут бездумного таращенья в темное окно Иэн невольно переключил внимание на окружающих людей. Сейчас, более-менее успокоившись, Демме начал подмечать странности в действиях пациентов, которые на контрасте с поведением «тяжелых» смотрелись как безобидные причуды. Один из присутствующих, сухонький паренек с соломенными волосами и острым подбородком, каждые несколько минут вставал, делал полный круг вокруг кресла, часто-часто моргая, и садился обратно. Сидящий рядом с ним бледный грузный мужчина дружески похлопывал его по плечу, и оба возвращались к просмотру телевизора. По кабельному шел сериал «Анатомия Грейс», и, если судить по перешептыванию между пациентами, далеко не все улавливали сюжетные коллизии. Высокий чернокожий мужчина лет сорока, атлетично сложенный, терпеливо разъяснял происходящее на экране соседям, при этом лениво жестикулируя. Иэн невольно подметил, что у мужчины красивые сильные ладони с длинными пальцами – казалось, он мог обхватить сверху пушечное ядро и поднять. С такими руками люди зарабатывают миллионы долларов, играя в Национальной Баскетбольной Ассоциации, а не томятся в четырёх стенах, делаясь экспертами по мыльным операм.

Рассматривая новых соседей, Демме почувствовал, что проваливается в дрему и тотчас переменил позу, нарочно усевшись неудобно. Вряд ли окружающие будут в восторге, если он начнет вопить во все горло, снова оказавшись в своем привычном кошмаре. Вдобавок сильно захотелось пить. Он пару раз открывал рот, чтобы спросить медсестру, возившуюся с волосами пациентки, где находится кулер с водой, но тут же отворачивался. Его появления почти никто из окружающих не заметил, и Иэн не хотел бы выдавать свое присутствие: он опасался, что не справится с направленным на него вниманием. Сознание Демме, поврежденное нейролептиками, все еще быстро утомлялось от прежде рутинной мыслительной работы, и часто просилось на перерыв.

– Здравствуй, – вдруг услышал Иэн слева от себя и вздрогнул.

Возле его кресла стоял пожилой шахматист. Он с неприкрытым любопытством глядел на парня и протягивал ему широкую ладонь. Демме испуганно воззрился на него снизу вверх.

– Меня зовут Огюст Прюэтт, – миролюбиво произнес мужчина. – А как твое имя?

Парень неуклюже отвел взгляд, приподнялся на локте и хрипло ответил:

– Иэн.

– Приятно познакомиться, Иэн, – улыбнулся Огюст. – Может, все-таки пожмем друг другу руки?

Парень замешкался, неуверенно протянул руку, и она тут же потонула в ладони мужчины.

– Не возражаешь против моей компании?

– Нет, сэр, – кротко ответил Демме. Огюст Прюэтт опустился в соседнее кресло и со скрипом развернул его: так, чтобы оказаться с парнем лицом к лицу. Иэн тревожно оглянулся на сидящих возле телевизора пациентов, но никто из них даже ухом не повел. Мужчина подметил эту реакцию и успокаивающе похлопал юношу по предплечью:

– Не стоит нервничать, Иэн. Здесь совсем не так, как в крыле «тяжелых».

– Откуда вы знаете, что я был в крыле «тяжелых»? – спросил Демме подозрительным голосом.

– Я видел тебя там два месяца назад, когда сам проходил терапию. Ты меня, должно быть, совсем не помнишь.