Повелители Мечей

Улыбка сползла с лица парня. Он сжал кулаки.

– Я не пользуюсь девчачьей химозой!

– Пользуешься! И в этом нет ничего постыдного. Вон, Глиерин…

– Глиерин – паяц недоделанный. У него грим. А я нормальный мужик.

– Ага, только крашеный и ряженый похлеще Глиерина будешь.

Тут же между братом и сестрой завязалась шуточная потасовка, в которой Тартаф пытался догнать Дзайну и дать подзатыльник, а девушка с хохотом носилась по комнате кругами, иногда буквально запрыгивая на стену и перелетая в другой конец. Комната была небольшой, так что Тартаф быстро догнал мечницу, но вместо обещанного «леща» крепко стиснул в объятиях. Римма смущённо отвела глаза.

– Никогда больше так не говори. Особенно при посторонних.

– Она не посторонняя, теперь она тоже член Ордена.

Тартаф замялся, очевидно выбирая между нормальным ответом и очередной колкостью, но всё же остановился на первом варианте.

– Я в это не верю. Спокойной ночи!

– Эй, слышь, а ты чего приходил-то?

– Бальзам искал.

Римма не удержалась от хохота, за что получила в награду яростный взгляд Тартафа.

– Да задолбался я кровь слизывать с губ.

– Так ты их не кусай постоянно, нецелованный мой. Может, тебе ещё и крем дать? А то холода наступают, кожа тоже шелушиться будет.

– Завались.

– Сам завались! Всё, проваливай, найдёшь вещи в моём рюкзаке.

Дзайна захлопнула дверь перед самым носом брата и на всякий случай провернула ключ. В коридоре послышались удаляющиеся шаги.

– Твой рюкзак точно бездонный.

– Ладно, проще признать это, чем пытаться на пальцах объяснить тебе его устройство. – Римма решила сделать себе мысленную пометку, что потом она расспросить об этом Эсме при случае. А Дзайна тут же сменила тему: – Тартаф бывает таким невыносимым иногда. Но ты уж прости. Ему вечно хочется чужого внимания. Особенно от меня, как от старшей сестры.

– Если честно, вначале я подумала, что вы пара.

– Хорошо, что нет. Не завидую я той, кто влюбится в моего брата.

– Это ещё почему?

– Да потому что он придурок! Характер – тот ещё, манер никаких. Чхал на все правила и предписания. Даже смотрительницу Регарду ни во что не ставит, не то, что других женщин.

– А ещё у него сухие губы, – задумчиво добавила Римма, после чего обе девушки прыснули.

Дзайна помогла Римме заправить постель и рассказала, что уборная находится внизу, под лестницей. Только они хотели попрощаться, как по комнате раздался отчётливый звук урчания живота, который таким образом выражал своё недовольство.

– Ой-вэй, а ведь мы уже харчевню-то свернули, – протянула Дзайна. – Ладно, сейчас я тебе что-то притараню из своих запасов, детка.

Уже через несколько минут на прикроватную тумбу Риммы приземлилась тарелка с булочкой в бумажном пакете и банан. Последний был изрядно помотан жизнью: тёмные пятна на его кожуре свидетельствовали о том, что ему осталось быть пригодным в пищу ещё от силы пару дней. Но Римме как раз такие нравились: в них больше всего сахара!

– И вода, – Дзайна поставила на тумбу кувшин, расплескав несколько капель, даже не потрудившись после этого их стереть. – Могла бы принести свой успокаивающий отвар, который нам делает Эсме, но…

– Нет-нет, спасибо, я хочу быть в здравом уме.

– Не в этом дело, – Дзайна цокнула. – Отвары считаются ведальством в нашем мире. Тебе следует об этом знать. Раньше Эсме была кем-то вроде штатного лекаря. Но её лишили лицензии на приготовление снадобий, ведь это доступно только настоящим ведаллам, а она – человек. Поэтому наша воздушная обиделась и решила впредь «лечить» только железки да машинки. Но этот талант у неё не отнять.

– А как же вы тогда лечитесь?

– Идём к профессионалам. В нашем Ордене только один ведалл, который не владеет целительством, очевидно. Этот наследник престола вообще ни на что не годен.

– Ты о Рафаиле? По-моему, он весьма услужливый. По крайней мере, он старается вам угодить. И до сих пор не сбежал!

– В этом его несомненный плюс. Ладно, приятного аппетита и спокойной ночи, раз уж так.

Дзайна хлопнула Римму по плечу, а затем порывисто стиснула в своих медвежьих объятиях, так что у девушки перехватило дыхание. Всё-таки Дзайна оказалась очень сильной девушкой.

Глава III. Утро в новом доме

Несмотря на то, что успокаивающий отвар Римма так и не отведала, а куча разных мыслей крутилась у девушки в голове, после лёгкого вечернего перекуса она заснула сном младенца или просто жутко уставшего человека. Видимо, события прошедшего дня слишком потрясли бедолагу, невольно застрявшую в этом Адхеймгеле, как его окрестили сами жители. Утром Римму никто не разбудил. Она встала сама, вспомнив тут же, где именно находится, и издала тихий стон. Девушка так надеялась, что всё ей приснилось, тем более, всё вокруг вчера казалось слишком фантастическим для реальности, начиная с раненого Рафаила на лестничной клетке. Но нет: она лежит в незнакомой ей комнате, а вчера к ней примагнитился чёрный меч. Кстати, из какого он вообще металла? Римма никогда не видела ничего подобного. Впрочем, она вообще мало что видела дальше двух городов и проклятого офиса, где ей пришлось проработать целый год до попадания сюда.

Римма перекатилась со спину на живот и уткнулась лицом в подушку. Она пахла сеном, древесной стружкой и совсем немного хозяйственным мылом. Вчера вечером девушка чувствовала себя настолько уставшей, что отключилась сразу, не обратив внимания на такие мелочи. Она задумалась, что было бы сейчас лучше: отправиться на работу и слушать возмущения Петра Сергеевича или спуститься вниз к круглому столу у камина и ещё раз пройти странный ритуал инициации с песней и мечами? Сморщившись от воспоминания о гнусном начальнике, Римма решила для себя двигаться по течению и принимать всё происходящее за должное. Даже если вся эта история с мечом – чистая случайность и ошибка, это в скором времени выяснится. А вот приключений в её жизни было слишком мало, чтобы Римма сейчас упустила возможность попробовать для себя что-то новое.

Раз уж решила, что пора менять жизнь к лучшему, то нечего теперь гневить судьбу!

Одеться пришлось во вчерашнюю одежду. Римма скривилась, втискиваясь в офисный пиджак. В нём сразу стало невероятно тесно и душно, но иного выхода не было – ящики комода оказались пусты. Ей повезло: спустившись вниз, девушка обнаружила уборную пустой и привела себя в порядок, как могла. На миг она пожалела, что не может вернуться к себе в квартиру только из-за того, что все её личные вещи остались там. Удобная расчёска, которая бы помогла распутать свалявшиеся кудряшки, приятное махровое полотенце, сменная одежда, фен, которым можно было бы высушить голову. Правда, в этой ванной не было розетки, чтобы тот включить, но помечтать никто не мешает.

В коридоре имелось две двери перед лестницей. Из правой Римма пришла вчера – та вела в комнату с круглым столом. А вторая Римме была незнакома. Девушка решила туда заглянуть и не ошиблась: это оказалась кухня, которую в её, привычном мире, назвали бы «в стиле лофт». Тот же высокий каменный потолок и такой же пол. Каменный кухонный гарнитур с деревянными и металлическими вставками, кожаный диван. Возле кухонного острова, который был подвешен тяжёлыми цепями к потолку, на высоком барном стуле чёрного цвета сидел Глиерин. Сегодня он выглядел более «домашним»: одет во фланелевую полосатую пижамку с розовыми пуговицами и воротничком. Светлые волосы распущены, одна из прядей небрежно заплетена в тонкую косу. Одна пушистая тапочка валялась под стулом, босой ногой Глиерин раскачивал в такт собственным движениям рук вдоль струн своего инструмента. Вокруг были разбросаны скомканные обрывки странного вида желтоватой бумаги. Римма не нашлась, что сказать, поэтому кашлянула, привлекая внимание.

– О, с до-обрым утречком! – Глиерин бодро сыграл три мажорных аккорда, отражая через музыку утренний настрой на свершение дел и лучезарно улыбнулся. Улыбка у этого мальчика и вправду была заразительной.

– Доброе утро. А что это у тебя? Лютня?

– Почти. Это мандолина. Но на лютне я тоже умею играть. В моём шкафу есть целая коллекция самых разных инструментов. Я достаточно долго их собирал и, кстати, некоторые притащил из твоего мира!

– Я не умею играть ни на каком инструменте.

– О, это сущий пустяк! На самом деле, если понять основной алгоритм, дальше будет проще научиться играть на чём угодно.

– А в чём отличие мандолины от лютни?

– Размер и количество струн. Здесь их всего восемь, у лютни – гораздо больше.

– А ты поёшь?

– Да, моя основная работа – это быть бардом. Совсем скоро у меня выступление, я готовлюсь.

– Споёшь для меня? – от Риммы не ускользнуло то, как на лице Глиерина сразу проступил воодушевлённый румянец.

– Непременно! У меня та-акой сладкий голос. Но потом, а то ещё разбудим кого-нибудь. Яркев у нас, например, любитель поваляться до обеда. Если его разбудить вдруг раньше положенного, то он встанет не с той ноги и будет брюзжать целый день, всем вокруг зачитывая нотации.

– Могу себе представить.

– Не слушай его, – Римма чуть не подпрыгнула, услышав голос Эсме. Она совсем не заметила, как девушка буквально подкралась со спины. Сейчас она была одета в изумрудный шёлковый халат, но волосы уже успела заколоть красивыми заколками в виде цветков. – Насчёт Яркева он, конечно, прав, это тот ещё фрукт, но вот поёт наш Глиерин отвратительно.

– Эй, так нечестно. Она ведь об этом ещё не знает! А теперь ты испортишь первое впечатление.

– Поверь, больше, чем ты сам, первое впечатление испортить никто не может.

– На самом деле, – в кухню, зевая и потягиваясь, вошла Дзайна, – Глиерин чаще всего в труппе играет на волшебной флейте. Но в нашем Ордене такие штуки запрещены. Как и во всём Нижнем Эриндоле

– Поэтому я должен научиться сносно играть и петь до концерта.

– А когда он? – поинтересовалась Римма.

– Если переводить на ваши цифры, то через три недели. А перед этим будет ещё выступление на фестивале через пару дней.

Римма задумалась, как же они считают дни, покосившись на единственное, казалось, в этом доме окно. Точнее, это была стеклянная дверь, через которую было видно грязную, тёмную улицу. Всё снаружи выглядело так, будто на дворе глубокая ночь.

– Готовить умеешь? – спросила Эсме, отворачиваясь к плите. По крайней мере, это было похоже на то, что Римма понимала под плитой: несколько вытянутых вверх небольших прямоугольников разного размера, на одном из которых стояла привычная девушке чугунная сковородка.

– Ну, дома я готовлю сама…

– Здесь тебе не дом, – спокойно, но резко ответила Эсме. – Сейчас будешь смотреть, что делаю я, а потом впредь будешь готовить сама.

Глиерин издал грустный «трунь» своей мандолиной.

– По-моему, ты слишком строга к нашей дорогой гостье.

– Дорогой? Её жизнь здесь ничего не стоит. Не знаю, кем она была в Верхнем мире, а здесь она никто.

Если бы Римма и хотела что-то возразить красотке, то всё равно не нашлась бы с ответом. Ведь Эсме была права. Тем временем последняя тряхнула своей роскошной шевелюрой и, стукнув медной ложечкой по одному из столбиков, заставила его извергнуть небольшое зелёное пламя. Сверху на него она поставила сковородку, которая слегка левитировала, опускаясь и поднимаясь на два-три миллиметра в зависимости от интенсивности пламени. Предвосхищая вопросы новенькой, Эсме рассказывала:

– Это работает на газовой энергии. Каждый столбик идёт в недры земли, где расположен источник газа. Точный состав не скажу, но именно его взаимодействие с кислородом даёт такой цвет пламени.

– У нас похожий аналог, – кивнула Римма, – в старых квартирах, где нет электричества, газ идёт по трубам или спрессован в баллоны.

– Газ достаточно плотный, и его поток подкидывает сковороду вверх.

Эсме стукнула по одному из ящиков над своей головой, тот открылся. Круглой формы бутылка наклонилась и вылила пару капель прямо в дно сковороды. Затем благодаря очередному хлопку по дереву, шкафчик со стуком закрылся. Для Риммы это всё выглядело больше, как магия. При том, что она знала наверняка, что Эсме не умеет колдовать. Или ведалльствовать, как говорили в Адхеймгеле

«Да, это тебе не наша IKEA». – решила она.

Затем Эсме «разбила» два яйца: сделав небольшой трубочкой по два маленьких отверстия в каждом, позволила содержимому стечь в сковороду и моментально денатурировать, превращаясь в яичницу. Не поворачивая головы, Эсме выудила из нижнего ящика бледного цвета помидор и кинула его Римме.

– Порежь подручными средствами.

Римма огляделась, и тут Глиерин протянул ей изогнутый кинжал с ручкой, инкрустированной драгоценными камнями. Они переливались в неярком свете тусклой лампы под потолком, как будто давая дополнительное свечение этому пространству.

– Какой красивый, – пробормотала девушка.

– Подарок брата, – Глиерин улыбнулся лишь уголками рта. – Наверное, он единственный, кому было не всё равно. Родные отвернулись от меня, когда…

Эсме резко стукнула по плите, отчего ребята вздрогнули. Позволив яичнице небрежно стечь на тарелку, Эсме поставила ту перед носом новой мечницы.

– Будешь рассказывать свою слезливую историю где-нибудь в другом месте. Уже уши вянут.

– Почему ты ему запрещаешь? – вступилась Римма, отрезая себе кусочек.

– Потому что он всех пытается так разжалобить. Тошно смотреть. Ты пахнешь слабостью, Глиерин.

– Я не создан для сражений, – парень виновато улыбнулся и развёл руки в стороны. – Мне хочется, чтобы все поняли – я попал в Орден случайно, а не потому что к этому всю жизнь стремился.

– Как и все мы! Этим никого не убедишь. Судьба распорядилась иначе, наградив нас мечами, которые сами выбрали нас хозяевами. И хочешь ты того или нет, это твоё бремя, которое ты должен нести с честью. И выполнять все приказы смотрительницы Регарды, если хочешь сохранить голову на плечах и спеть ещё парочку своих отвратительных песен.

– Тебе не нравятся мои песни? – Глиерин выпучил васильковые глаза и оттопырил по-детски пухлую и розовую нижнюю губу. Весь его вид, казалось, кричал о том, что парень вот-вот заплачет.

– Я тебе не мамочка, чтобы подтирать слёзы.

– Моя мама… никогда не подтирала мне слёзы.

– Аргх, – Эсме закатила глаза и всплеснула руками, показывая, что бессмысленный разговор завершён.

– Кстати, очень вкусно, – поспешила похвалить закипающую Эсме Римма. Сейчас мечница напоминала ей один из зелёных столбиков газа, готовых вот-вот подбросить сковородку вверх. – Ты определённо умеешь готовить.

– Это всего лишь яичница, которую ты ела тысячу раз. И, кстати, ты права. Я действительно хорошо готовлю. И не только еду. Правда, король это не оценил.

– Я знаю твою историю, – кивнула Римма. – Ужасно, когда обрезают крылья, мешая заниматься любимым делом в угоду политическому устрою.

– Мутантная крыса… Дзайна! Когда она перестанет так много болтать? Но знаешь, что я тебе скажу, Римма? Его Величество прав. Если ты хочешь пресечь кустарное ведалльство, низы нужно строго ограничивать в их действиях. Если бы не запретили мне, то другие последовали бы примеру. Каждый второй стал бы варить зелья из глины и камней, травил бы жителей Адхеймгела.

– Звучит опасно.

– Таковым и является.

Эсме приготовила всем троим по чашечке кофе. Сорт которого, как оказалось, выращивался здесь. Терпкий, немного отдающий привкусом трюфеля, немного маслянистый, как глина – так могло показаться на первый взгляд. Пока они молчаливо наслаждались напитком, перебрасываясь парой будничных фраз, на кухню прошла смотрительница Регарда. Вид у неё был неважный, как у человека, который провёл бессонную ночь: темнели круги под глазами, помятая вчерашняя одежда нуждалась в стирке, волосы слегка всклокочены.

– Тяжело сохранять свежий вид, когда ты вынуждена поддерживать порядок во всём, – шепнул Глиерин.

– Через десять минут встречаемся в тренировочном зале, – только сказала Регарда и тут же вышла.

– Что за тренировочный зал?

– Ну, ты же не думала, что научишься владеть мечом по мановению волшебной палочки.

– Эх, а было бы так классно!

– Что такое «классно», – спросил Глиерин?

– О, эм-м, ну, мы так выражаем своё одобрение, типа, что нам нравится эта идея.

– Классно, – повторил парень и тут же просиял. Обхватив кружку с кофе двумя маленькими ладошками, он поболтал ногами в воздухе, сидя на высоком стуле. – Мне определённо нравится, как оно звучит.

– Нахватаешься сейчас всяких слов-паразитов, – упрекнула Эсме. – Будешь как Дзайна!

–Эй! – Соскользнув со своего места, девушка принялась собирать грязную посуду.

А Римма задумалась о языковых различиях. Она без проблем понимала ребят, за исключением отдельных слов, равно как и они её. Но раз это два параллельных мира, не должно ли было возникнуть языкового различия?

– А на каком языке вы разговариваете?

Все трое уставились на неё, а потом, синхронно переглянувшись, усмехнулись, причём Глиерин – почти захохотал, а Эсме едва пустила смешок, сразу спрятав веселье за каменным лицом. Дзайна с широкой улыбкой хлопнула Римму по плечу.

– На суприо, конечно. На вашем языке, то есть.

– То есть… у вас тут всё своё: король, курицы, кофе, даже газификация, но говорите вы на нашем языке? – удивилась Римма.

– Всё так. Когда-то у нас был свой язык, который назывался бе’эраго, но он канул в лету, оставшись лишь в древних письменах, – ответил Глиерин. – Иногда я пою на нём песни. И, кстати, ты слышала вчера небольшой отрывок. Это не моя песня, разумеется, но чтобы ты примерно представляла, как звучит уже давно мёртвый язык. Ваш просто оказался удобнее и логичнее.

«А ещё говорят, что русский – один из самых сложных языков в мире, – удивилась Римма. – Ну, видимо, речь шла про наш мир».

– Письменность выглядит как-то так, – Глиерин схватил со стола салфетку, которая казалась настолько жёсткой и тёмной, будто это был кусок коры, и нацарапал на ней несколько квадратов и треугольников, окружённых завитками, отдалённо напоминающими арабскую вязь. – Это я написал «Музыка – лучшее лекарство». Смотри, всего три слова, а мне потребовалось целых три строчки. Каждая строчка означает одно слово. Мы раскладываем слова на слоги, потом на отдельные звуки и прописываем их рисунками, каждый из которых что-то напоминает. Проблема в том, что каждому звук может напомнить что-то своё, в итоге у нас нет официального согласованного алфавита, только перечень примерных символов, который занимает гладкую сторону большого камня, расположенного в центральном музее Эриндола.

– А ещё можно писать снизу вверх, справа налево, наискосок – собственно, как тебе нравится, – расписывала Дзайна. – Ты художник – ты писатель. Как видишь, как чувствуешь – так и пишешь.

– Да, поэтому от такого формата решили отказаться и перешли на вашу удобную кириллицу, где всего тридцать три буквы!

– Звучит очень жутко.

– Нет, звучит это как: «Ли’изира’атэ махане’эти кердабозу’у», – Глиерин намеренно или случайно, благодаря стараниям, растягивал каждый гласный звук.

– Ваш язык сам по себе похож на песню.

– Классно, да? – Глиерин улыбался во все свои белоснежные маленькие зубки.

А вот Эсме его радость не разделяла: она поглядывала на настенные часы, которые вот-вот должны были пробить следующий рубеж.

– Где носит этого Рафаила? Нам нужно на тренировку. Смотрительница Регарда будет в ярости.

– А без него мы не можем туда отправиться?

– Видишь ли, в том-то и дело, что нет. Ведь он открывает нам все двери.

– Эта комната создана в альтернативном пространстве. В этом здании его нет. И чтобы туда попасть, нужно открыть дверь. А сделать это может только ведалл-предметник, который у нас только в одном экземпляре. Ладно, я пойду поищу Рафаила, а вы разберитесь с немытыми чашками. Глиерин, если увижу, что чашка осталась на столе, я заберу у тебя часть зарплаты.

– Ну нет, это слишком жестоко! Так может угрожать только смотрительница Регарда, но не ты.

– А кого она послушает, как не меня? Ко мне больше доверия.

Когда она ушла, Глиерин со вздохом поплёлся к рукомойнику, висящему на противоположной стене. Он напоминал те самые рукомойники в деревнях: тот же корпус-резервуар, шток и клапан, через который выходила вода.

– Она всё хочет выслужиться перед Смотрительницей. Но ей не светит этот почётный пост. Как бы Регарда не уставала на своей должности, она цепляется за этот титул смотрителя всеми силами. Иначе она просто погибнет. В своё время именно работа спасла её от тяжёлой депрессии. Так Регарда чувствует свою значимость. Дзайна тоже хочет показать свою важность, не так ли?

– И вовсе нет! Много болтаешь, паяц. Пойду догоню нашу «Несмеяну». И вы присоединяйтесь.

Эсме же метнулась наверх в спальню Рафаила и без стука влетела внутрь – дверь оказалась не заперта. Домыв посуду, Глиерин, пожав плечами, поплёлся за ней. Римме тоже ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру.

Вдвоём они поднялись наверх, в комнату Рафаила, которая располагалась чуть обособленно от остальных, под углом. Римма ожидала, что сейчас Эсме устроит Рафаилу скандальный подъём, однако её опередила Дзайна, которая, встав на табуретку рядом с открытым рюкзаком, приготовилась поливать ведалла из медного чайника.

– Дзайна! Прекрати!

– По-моему, ты была бы сама не прочь надрать этому дармоеду задницу.

– Вот именно! Отдавай чайник.

– Ну уж нет, я была первой. Ты ещё устроишь ему взбучку на тренировочном поле.

– Милые дамы, – пробормотал Рафаил сквозь сон, даже не открывая глаз, – не могли бы вы чуть сбавить тон беседы. Ах, мне снился столь прекрасный сон с вашим участием…

В тот же миг Дзайна опрокинула на ведалла чайник, а Эсме, не выдержав, метнула в того подушкой, стоило лишь Рафаилу подскочить в постели.

– Извращенец!

Рафаил лишь сплюнул воду, попавшую в рот, и добродушно улыбнулся.

– Сожалею, что вам пришлось лицезреть сие представление, милая леди.

– Открой дверь и можешь дальше хоть весь день валяться.

– Этим и займусь, – с готовностью подтвердил парень. – Позволю себе наглость отметить, что вы, люди, как бы сильно не противились нашей, ведалльской природе, а всё же без нас никуда. Вон, даже не можете спокойно заниматься своими прямыми обязанностями и исполнять предписанное пророчество.

Эсме повернулась к Дзайне.

– Напомни мне, почему мы всё ещё его терпим? Пора уже сделать портал в твоём бездонном рюкзаке, иначе это никуда не годится.

Когда Рафаил встал, из-под подушки в ложбинку, оставшуюся в матрасе от его тела, скатилось нечто тёмное и круглое. Римма с удивлением вспомнила о яйце, которое Рафаил привёз с собой Ордену из своей вылазки наверх. Зачем ведалл спит с ним? Если этой вещи так требуется охрана, неужели в целом штабе не найдётся места более надёжного, чем постель беглого принца?

***

Зал представлял собой совершенно круглое помещение, в котором неожиданно имелись вытянутые прямоугольные окна, куда проникал дневной свет. Римма не просто удивилась, но и сильно обрадовалась, думая, что эти жители Адхеймгеля все похожи на кротов. Иначе почему у них так темно вокруг? Уж не под землёй ли они находятся?

Между источниками света располагались выпуклые колонны, выкрашенные красной краской. Потолок представлял собой купол, к которому крепилась старинная люстра с дюжиной потухших восковых свечей. А пол был покрыт разноцветной мозаикой, складывающейся в определённый рисунок. Какая именно это картинка, разглядеть с высоты человеческого роста было проблематично, нужно забираться куда-то повыше.

Полукругом по центру стояло несколько манекенов. Некоторые из них напоминали деревянных чурбанчиков, другие – тряпичных кукол, третьи – словно роботы, были собраны из железа. Какие-то скручены из проволок, кто-то собран из картона, кто-то даже из пластика. Ни один манекен не был похож на другой. Некоторые из них даже имели свои наряды, пусть и изрядно потрёпанные от тренировок.

По залу, словно в танце, двигались Драакс и Тартаф. Оба были безоружны. Каждый из них наступал на другого, а тот уворачивался. Это походило на рукопашный бой лишь отдалённо, ведь на самом деле, всерьёз парни не замахивались и даже не старались задеть друг друга. Высоко вскидывая ноги, изгибаясь, вставая в «мостик» и делая колесо, они двигались друг за другом вокруг кукол, ведомые собственным внутренним ритмом.  Уход влево, блок руки, подставка, поворот. Всё по воздуху, не касаясь друг друга.

– Что они делают?

– Отрабатывают движения «вхолостую». – К Римме подошла величавая смотрительница. – Если ты умеешь правильно двигаться, твоё тело гибкое и податливое. Если умеешь уворачиваться в отсутствии оружия, сможешь и с ним. Эсме, сегодня ты с веером.

Эсме понимающе кивнула и направилась к стойке с оружием.