Багровые волны Чёрного моря

– Интересно. Знаешь – это какая-то закономерность… В жизни я никогда не слышал, чтобы живого человека приняли за мертвеца. А в книгах это встречается то и дело. Я совсем недавно читал нечто подобное. Один кавалер из Болоньи влюбился в Каталину. Но она отвергла его любовь, так как была в браке. Горестный рыцарь решил покинуть родной дом и нанялся на службу. В это время Каталина заболела редкостным недугом, который и определить-то невозможно. Все посчитали, что наступила смерть, поэтому несчастную похоронили с подобающими благородной даме почестями. Об этом стало известно Джентиле, так звали рыцаря. Он немедля вернулся в Болонью и тут же со всех ног бросился к склепу возлюбленной. Сдвинув крышку, он обнаружил Каталину нетленной. Она была такой же, как всегда, только необычайно бледной. Воспользовавшись тем, что он был один, ночью, при свечах, Джентиле лёг в гроб, решив: пусть так, но я исполню свою мечту быть с нею рядом. Он хотел побыть наедине с возлюбленной лишь какое-то время, но неожиданно ему захотелось дотронуться до неё, ведь при её жизни ему не было дозволено испытать это. И он положил руку на её грудь.

– Фу! – Эсмина брезгливо затрясла головой. – Как это мерзко лапать покойницу. Всё, не рассказывай дальше, – но через мгновение всё же спросила: – Как называется книга?

Астер улыбнулся. Эсмина, посчитав, что он хихикает над тем, что она хочет сама прочитать эту историю, насупилась, отчеканив:

– Я просто хочу знать, чего не следует читать.

– Вот-вот. Такая же реакция была у Анчилотто, когда он застукал меня за чтением этой книги. Он вырвал её из моих рук и треснул по башке: «Тебе ещё рано, не бери без спроса».

– Кто такой Анчилотто? – поинтересовалась девушка.

«Всё-таки наболтал лишнего!» – смутился врунишка. Но тут же нашёлся:

– Э-э-э, Анчилотто? Это мой дядюшка. А книжка называется «Декамерон». В ней множество историй. И многие из них весьма фривольные. Но в той, что я начал рассказывать, ничего такого нет. Единственный момент про эту его руку.

Глава 13

17 июля 1474 года, пятница

О вопросах Астера и чем они закончились

С этих пор, встречи в саду стали постоянными. Астер приходил за час до захода солнца, а уходил уже за полночь. В Каффе с девяти вечера и до пяти утра жителям было запрещено выходить на улицу. Чтобы не нарваться на патруль влюблённому юноше приходилось возвращаться домой украдкой. Но это обстоятельство его особо не беспокоило.

Эсмина! Она рядом! Рядом со мной! Живая, готовая общаться, спорить и шутить.

Что может быть прекрасней, чем пора влюблённости? Он этим жил. Жил ожиданьем встречи. Поэтому готов был пробираться в сад Эсмины даже под угрозой смерти.

Лишь одна мысль, запавшая занозой, омрачала его счастливое существование.

Ну, почему? Почему Димаш Кирияко уверяет, что я как две капли воды похож на пропавшего купца? С одной стороны – это хорошо. Это даёт Эсмине дополнительные основания не подозревать меня в обмане. Что будет дальше, я не знаю. Даже страшно подумать. Но сейчас – это хорошо. Но всё же почему я так похож на придуманного мной отца? А на родного вовсе не похож. Почему? И почему я так сильно отличаюсь от старших братьев? Они здоровые, как кузнецы. А у меня кость худая. У меня, у единственного в семье.

Мать заметила его терзания:

– Что, не получается? А я предупреждала. Плохой конец будет у твоей затеи. Ох, плохой. Как ни рядись.

Сын отмахнулся:

– Мама, не начинай. Я не отступлю.

– Но я же вижу, что у тебя всё плохо. Ох и вытянет она из тебя последние жилы.

– Ничего не вытянет. Она хорошая.

– «Хорошая», – передразнила мать, – чего ж ты тогда смурной, как туча?

И Астер решился.

– Мам, я уже взрослый и всё пойму, – начал он издалека.

– Ну? – Биата отложила шитьё и уставилась на сына.

– Мам… скажи, ты изменяла отцу?

Она даже сразу не поняла, протянув в недоумении:

– Чего-о?

– Я сын своего отца? В смысле: мой отец – это мой отец?

Биату не надо было долго раскачивать. Она всегда была легка на подъём. Выхватив пару прутьев из веника, женщина принялась стегать сына по спине и ниже:

– Ишь, что придумал! Мать позорить! И отца! Я выбью из тебя всю дурь! Ты забудешь эти мысли! Твой язык отсохнет, когда ты в следующий раз…

Астер не стал дожидаться продолжения. Он выскочил из мастерской и пустился наутёк. Мать погналась за ним. Да куда там! Заяц и черепаха…

Глава 14

18 июля 1474 года, суббота

О двойной жизни Астера

Отношения развивались бурно. Вскоре Эсмина уже не могла представить, что в её жизни когда-то не было её милого друга. Ей было интересно с ним. И не только из-за книг. Он был всесторонне развит. Имел свои суждения на всё: на человеческие отношения, на вопросы морали, истории и религии. Кроме того, он оказался великолепным рассказчиком. С его подачи девушка окунулась в таинственный мир неизвестных ей богов и героев.

После скандала, связанного со следами под окном спальни, риск получить ещё больший скандал только усилился. Но девушка откровенно им пренебрегла. Желание видеть Астера затмевало любые опасения.

Сам герой, что естественно, готов был находиться рядом со своей возлюбленной 26 часов в сутки: приходить на час раньше, уходить на час позже. При этом он не проявлял настойчивости в продвижении более интимных отношений, не предпринимал ни одной попытки поцеловать Эсмину. Считал, что всему своё время, сердце подскажет.

А вот несколько тактильных ощущений влюблённый юноша всё же испытал. Однажды в глаз девушки попала ресница, и она попросила извлечь её при помощи тонкого шёлкового платка. Эсмина была так близко. Он ощущал её дыхание. Всё это очень волновало.

Вот и сейчас, в очередной раз подменяя отца на рынке, Астер, закрыл веки и вновь переживал тот незабываемый момент.

Отдавшись чувствам, он не заметил, что за ним наблюдают.

Лейла всегда, посещая базар, проходила по гончарному ряду. Нет, она не нуждалась в горшках. Ей непременно хотелось повидаться с Астером. Иногда она подходила к нему, заводя непринуждённый разговор. Иногда, зная, что он по сложившейся традиции не поддержит его, просто проплывала мимо, демонстрируя улыбку и воздушные поцелуйчики. Сегодня, заметив его сидящим за прилавком с закрытыми глазами, девушка остановилась у соседнего прилавка, решив полюбоваться парнем со стороны. Нет, она не строила никаких планов. Связывать свою жизнь с горшечником продуманная девица не собиралась. Не для того она родилась, ни для того бог создал её такой умной и красивой. Она жаждала подняться на самый верх властной пирамиды. Места пониже её не устраивали в принципе. Так и только так. Забраться на самую вершину, чего бы это не стоило. Лейла прекрасно осознавала, что в этой лестнице, ведущей на самый верх, Астер не может быть ни перилами, ни ступенькой. Но её тянуло к нему. Тянуло вопреки здравому рассудку, вопреки тонким расчётам, на которые она хотела бы всегда полагаться.

Пришёл отец Астера, и парень шустро юркнул в заднее помещение. Она уже собралась уходить, как вдруг из той же двери вышел венецианский купец. Он был наряден, изящен и статен. И при этом очень красив. Лейла не сразу узнала в нём предмет своего внимания.

Ого! Неожиданно. Астер богат? С чего бы это? Почему он так одет?

Парень быстрым шагом двинулся к выходу с рынка. Лейла решила следовать за ним. Дорога привела к знакомой садовой калитке. Здесь его уже ждали. Дверь приоткрылась, и спрятавшаяся за кустами терновника девица заметила в образовавшейся щели знакомые белые локоны. Астер тут же прошмыгнул в сад.

«Шустрый малый, – повела головой Лейла. – Он нашёл подход к нашей белой мышке. Хм, а он мне нравится всё больше и больше».

***

Вечером, как и было договорено заранее, Астер присутствовал на ужине в доме Пангиягера.

Парень очень волновался. Ему не хотелось встречаться с отцом Эсмины. Снова врать, снова изворачиваться. Но другого выхода не было. Девушка не хотела слышать никаких отговорок.

Непонятно, на что надеялся сын горшечника. Разве он не предвидел финал своей авантюры? Естественно, предвидел. Для этого не надо иметь семи пядей во лбу. Каждый раз, проснувшись, он размышлял над этой проблемой. Но выход так и не находился. Только головная боль являлась плодом этих размышлений.

Не ходить к Эсмине? Не ходить! Не пойду.

Но каждый день он надевал костюм венецианца и двигался к дому возлюбленной. Каждый раз чувства побеждали здравомыслие. Он сам себя не желал слушать и все мысли о будущем гнал прочь. Инфантильность – болезнь молодых. Гораздо легче мечтать, что всё само как-нибудь рассосётся, чем предпринимать пусть трудные, но реальные шаги.

Тер-Ованес встретил гостя радушно. Первое впечатление было весьма положительным: молод, красив и, судя по всему, богат и благороден.

Стол ломился от изысканных блюд. Хозяин дома слыл гурманом. Каждого, кто знакомил его с доселе неизвестным блюдом, он готов был обожать, как родного человека. Пангиягер смолоду собирал рецепты оригинальных блюд всех народов мира и очень гордился коллекцией специй, разнообразию которой вполне мог позавидовать любой владыка мира. В доме Тер-Ованеса во время трапезы традиционно подавали много мясных блюд, но сам он предпочитал рыбные. Поэтому белуга и осетровая икра присутствовали на столе в изобилии. Пангиягер иногда шутил, что главной причиной его переезда из сухопутного Алеппо в приморскую Каффу являлась местная рыба, вкусней которой нет нигде.

К удивлению хозяина, гость ел мало. Из-за этого Пангиягер неустанно нахваливал блюда, подаваемые к столу. Но это мало что меняло. «Зажравшийся какой-то. Чем они там в этой Мальвазии питаются?» – недоумевал Тер-Ованес. Ему было невдомёк, что Астер излишне стеснялся своих мозолистых рук и отсутствия навыков столового этикета.

Отец Эсмины считал себя мудрецом. Он любил выдавать афоризмы, которыми впоследствии очень гордился. «Чем больше ум, тем богаче стол» – один из таких примеров. Стол Пангиягера был слишком богат. Не в меру богат. Вполне соответствовал афоризму и ум хозяина. Поговорив с гостем и выслушав его историю, он почувствовал, что Астер чего-то недоговаривает.

«Надо навести справки», – решил купец, по-хозяйски радушно провожая гостя до калитки.

Глава 15

19 июля 1474 года, воскресенье

О неприятностях Пангиягера и его богатом друге

В этот день Пангиягер решил навестить своего старого друга. Банкир Каиярес Котул-бей слыл самым богатым человеком не только Каффы, но и всей Газарии. Он являлся главным спонсором Тер-Ованеса в его борьбе за место епископа армянских приходов всего Северного Причерноморья. Не безвозмездно, конечно. Планы Пангиягера по строительству церквей и монастырей были амбициозными. Но такие масштабные проекты неосуществимы без финансовых займов. Приходится констатировать, что и в Средние века самое большое казнокрадство всегда приходилось на долю строительства. Фундаменты становились золотыми. В переносном смысле, естественно. Вероятно потому, что выделенные средства быстро растекались по карманам, многие церкви строились веками. Размеры казны армянского епископства вызывали обильное слюневыделение у многих. Сладкая приманка для жирных мух. Именно поэтому борьба между Тер-Ованесом и Тер-Карапетом за пост епископа больше напоминала битву. Уже практически каждое собрание армянской паствы заканчивалось банальным мордобоем.

Накал противостояния непрерывно нарастал. Накануне, на городском рынке произошло очень знаковое событие. Сторонники Тер-Карапета разгромили лавки тех, кто поддерживал Пангиягера. Но стражники арестовали только пострадавших. Зачинщиков же отпустили с миром.

С обсуждения этой ситуации Тер-Ованес и начал разговор:

– Это дело рук ди Гуаско. Я уверен.

– Неожиданное заключение, – по лицу Котул-бея пробежало несвойственное ему удивление. – Ты же сам говоришь, что драку затеяли люди Карапета.

– Да, они. Но я подозреваю, что Гуаско вошли с ними в сговор. Погоди, не перебивай. Всё это звучит довольно странно, но это так, – купец сегодня был непривычно эмоционален. – Для таких утверждений у меня есть целый ряд оснований. Во-первых, все Гуаско, и это общеизвестно, очень мстительные мерзавцы. Они не могли не отомстить! Чтобы отыграться за обиду, ничтожные негодяи готовы заключить союз даже с чёртом, не то, что с Карапетом. Во-вторых, генуэзские друзья сразу предупредили, что злобные братья затевают против меня интриги. Видите ли, они считают, что своим отказом я их опозорил! В-третьих, сам Карапет никогда бы не осмелился опуститься до такого. Громить лавки – это самое паскудное дело. Оно не может остаться безнаказанным. Но в данном случае им всё сошло с рук. Мало того, судья возложил на меня немалый штраф, как на организатора этой безобразной драки. Глупость какая! Выходит, я такой дурной, что организовал погром лавок своих сторонников. Неслыханный навет! Гуаско! И только Гуаско могли всё это так вывернуть. Это они открывают дверь в кабинет консула пинком грязного сапога. Это их золотом подкуплен высокий суд и вся курия. А кто не куплен, тот запуган. Капитан стражи, которого я хорошо знаю, он не раз обедал у меня, при разговоре по поводу вчерашнего конфликта стыдливо прятал глаза. А судья вынес вердикт в моё отсутствие. Когда я прибыл в суд, он скрылся через чёрный вход. Представляешь? И всё это только из-за того, что я отказал Теодоро. Господи, куда катится мир?!

Банкир нахмурил брови:

– Возможно, что это случайное совпадение.

– Да, какое «случайное совпадение»? – раздражённо махнул рукой Пангиягер. – Здесь всё предельно ясно. Проклятые Гуаско пытаются мне отомстить. Молчи! Сейчас я закончу мысль, и ты всё поймёшь. Целых три, – для достоверности Тер-Ованес показал количество на пальцах, – моих корабля держат незаконно в порту, не разрешая разгрузку. И это ещё не всё. Мою любимую наву25 «Ахавни» шмонают вторые сутки. Очевидно, таможенники заточены придираться к каждому пустяку: там перевес, там занижена цена, там ещё какая-нибудь ерунда. В результате мне выкатили такие штрафы, такие штрафы! Эти штрафы больше всех суммарных штрафов, оплаченных мной за всю предыдущую жизнь.

– Таможенники тоже действуют по указке братьев? – с недоверием переспросил Котул-бей.

– А то, как же?! Ты разве не знаешь, что нашей таможней фактически управляет Де Пино. У него там всё схвачено. Везде свои люди.

– Он-то тут при чём?

– Здрасте, приехали. Де Пино – тесть папаши этих выродков. Уже и сам Антонио давно сдох, а этот старый хрыч всё пакостит. Всё ему мало.

– Это точная информация?

– Точнее не бывает. Мне шепнули на ушко. Слава богу, есть кому.

Банкир задумался:

– Возможно, ты прав.

– Ничего, ничего, – проворчал купец, обращаясь куда-то в пустоту. – Когда-нибудь вы приползёте ко мне за помощью. Будете в ногах ползать, башмаки целовать. Вот тогда я вам всё припомню. Всё!!! – он активно погрозил пальцем.

Каиярес Котул-бей кивнул:

– М-да. Не стоит так расстраиваться, дорогой друг. Не стоит. Мы вложили в наш проект кучу золота. Очень большую кучу. Обратного пути нет. Нам брошена перчатка. И мы ответим на этот вызов так, что наши враги взвоют. Правда для этого придётся ещё немного раскошелиться. Но, думаю, после твоего избрания мы всё отобьём со значительным наваром. Так?

– Конечно, конечно, – приложил руку к груди благодарный купец.

Самый богатый банкир Каффы подвёл итог:

– Только наивные считают, что этим городом правит Генуя и её консул. Этим городом правят деньги, – придав своему лицу соответствующее выражение, он добавил с апломбом: – Жребий брошен. Мосты сожжены. Наши деньги победят. Мы купим всех. С потрохами купим. И в итоге: наши враги заплачут.

После обеда, разомлевшие от сытости друзья, перешли к другим темам. Пангиягер не забыл расспросить банкира о новом знакомом дочери. Котул-бей ничего не слышал ни про Астериона, ни про Савву.

– Нет, такой купец ко мне не обращался. Я бы запомнил. А вот с Фотием бог дал возможность свидеться. Я ещё подростком был, когда вместе с отцом ходил в Москву. Там нас Фотий и принимал. Да, я хорошо помню, как он рассказывал про свою жизнь в Мальвазии. Хорошо помню. Та поездка была удивительной и врезалась в память на всю жизнь. Эх, а сейчас я уже плохо помню, что было вчера.

– Стареем, брат.

– Вот и я говорю. Нам давно пора внуков нянчить! – друзья рассмеялись. Каиярес доверительно похлопал Тер-Ованеса по коленке: – Вот ты всё о дочке печёшься, женихов ей подыскиваешь.

– Я не подыскиваю. С чего ты взял?

– А Теодоро? А этот мальвазийский юнец?

– Ты не так понял …

– Так я понял, так. У тебя дочь на выданье. Но смотришь ты всё время не в ту сторону, – Котул-бей улыбнулся. – Ворошишь навоз по всему коровнику, а под самым носом золота не видишь.

Пангиягер сразу сообразил, куда клонит банкир. Но он хорошо знал, что сыночка Котул-бея Эсмина на дух не переносит. Мало того, что лицом Абгар был гораздо уродливей, чем его явно «не красавец» отец, так в довесок и при раздаче мозгов он где-то заблудился. Поэтому Тер-Ованес ответил уклончиво:

– И всё-таки ты не так понял. Каждый заботливый отец обязан интересоваться с кем общается его дочь. Именно поэтому я навожу справки про этого юношу. А Гуаско не услышал от меня моментального отказа только из соображения приличия. Моего приличия. Так меня родители воспитали. Но ты сам подумай – не изверг же я отдавать мою голубку в лапы этих хищников?! Да к тому же в нашем роду заведено выдавать дочерей тогда, когда им исполнится семнадцать. А до этого ещё целый год. Вот подойдёт время и мы, дорогой мой друг, поговорим на эту тему. Обязательно поговорим.

Глава 16

21 июля 1474 года, вторник

О бесстыжей Лейле, павшем отце и финале авантюры с переодеванием

Эсмине не спалось. Она ворочалась до утра. Почему? Сама не знала «почему». В голове только он: красивый, умный, благородный. Чем не принц?

Неужели это он? Неужели…

Они распрощались уже ночью. Глубокой ночью. Весь вечер, как всегда, много болтали. Без умолку.

Как же мне приятно слышать его голос. Это самый красивый голос во вселенной. Как же здорово видеть его. Он не только красив, но и интересен. Каждый раз я узнаю что-то новое. Каждый раз я познаю новые грани его души. Он такой необычный, неодносложный, непохожий на других. У него на всё свои суждения, свой взгляд. Теперь я смотрю на мир не только своими глазами, но и через призму его глаз. За примерами далеко ходить не надо. Вчера я спросила:

– Какое место в нашем городе тебе нравится больше всего?

Простой вопрос и вполне ожидаемый ответ. Любой на его месте ответил бы: «Башня Криско». И это понятно. Каффинцы очень гордятся своей башней с часами. Они уникальны. Таких нет нигде. Вообще, во всей Генуэзской республике городские часы есть только в двух местах: в самой Генуе и у нас. Но по признанию всех, кто наблюдал и те и другие – наши лучше. Гораздо лучше! Этими курантами жители Каффы гордятся гораздо больше, чем водопроводом, канализацией, мощёнными мостовыми, сотнями церквей, театром, воздушным дворцом консула или мощными стенами и башнями крепости.

Но он ответил совсем неожиданно:

– Знаешь, мне больше всего нравится сам город. Я его видел со стороны моря. Видел в ту пору, когда солнце ещё только собиралось окрасить все окрестности цветом густой позолоты. В это время Каффа предстаёт совсем по-другому. Только представь: море, чуть зыблет рассвет, слегка подкрашивая бухту, от водной поверхности которой словно в волшебном зеркале отражаются дома, золотые купола церквей и остроконечные башни крепости. А над всей этой грудой драгоценностей парят многочисленные белые мельницы. Они словно порхающие ангелы с лопастями вместо крыльев.

Эсмине сразу же захотелось отплыть на заре в море. Так красиво и поэтично Астер описал увиденное.

Нет, он точно необыкновенный. Подобных нет. Он один такой на всём белом свете. Посланец божий… Ко мне посланец?

Эсмине не спалось. Ночь близилась к финалу.

Ах, хватит валяться, забивая голову девичьими мечтами и переживаниями! Лучше почитаю роман о счастливой любви.

И она пошла в кабинет отца, туда, где шкафы ломятся от книг.

При свете свечи, тихо, словно мышка, она попыталась найти что-нибудь интересное.

Это не то, это какие-то псалмы, это я уже на три раза перечитала. Ага, а это что?

Только она стала рассматривать новую рукопись, как вдруг дверь в спальню отца резко распахнулась, задув при этом свечу Эсмины. Девушка погрузилась в темноту. Свет канделябра, падающий из спальни на порог, высветил очертания вовсе не фигуры отца. В проёме на мгновение замерло стройное тело обнажённой девицы. Своё платье она держала в руке. Тут же раздался голос отца:

– Лейла! Куда ты?

Девушка гордо бросила в ответ:

– Отныне либо я буду в твоей постели законной супругой, либо ты не будешь мной обладать никогда.

И она, шелестя по полу босыми ступнями, растворилась в темноте.

А её место в проёме тут же заняла грузная фигура, одетая в расписанный узорами шёлковый халат.

– Лейла! Ты где? Господи, темень какая, – почувствовав присутствие человека, отец переспросил: – Ты здесь?

Не дождавшись ответа, скрылся в спальне и сразу же вернулся со свечой в руке. Увидев дочь, слегка оторопел:

– Ахавни? Ты как здесь оказалась?

Эсмина не удосужилась объяснить. Её разрывало волнение от непонятной обиды и чувство полного разочарования. Скорее даже предательства. Предательства по отношению к её воззрениям на жизнь. На жизнь достойных людей, к каковым до сего момента она, несомненно, причисляла отца.

В воздухе повисла натужная пауза. Девушка всё же высказала своё отношение к увиденному:

– Как ты мог, как?

Сказано было эмоционально: с предельным юношеским максимализмом, с нажимом, с претензиями.

Тер-Ованес явно не ожидал такого и даже немного растерялся. Но жизненный опыт всё же позволил взять себя в руки:

– Видишь ли, милая… Я не молод… Но я всё же мужчина…

– Не то, не то! Не то ты говоришь! Как ты мог затащить в постель свою дочь?! Это мерзко. Это… не нормально! Ты не боишься божьей кары? Совсем не боишься?

– Ахавни, ты не права. Как женщина, Лейла мне не дочь. Мы не связаны кровными узами. А все остальные обязательства, в том числе перед богом, я выполняю.

Он уже успокоился и перешёл к своей привычной уверенной манере общения. Но Эсмине от слов отца стало ещё противней на душе:

– Это всё слова, слова, слова. Так можно что угодно оправдать. Но это грех. Если я для тебя хоть что-то значу, имей в виду – в моих глазах ты очень низко пал. За подобное можно только презирать.

Девушка решила уйти, не собираясь выслушивать дальнейшие оправдания. Да и к чему они?

Отец предпринял попытку её удержать:

– Эсмина, дочка, всё не так просто, как кажется…

Она перебила:

– Если бы! Всё просто. Всё очень просто! Ты пустил слюни на её прелести. Так и скажи. Теперь я уже никогда, как прежде, не смогу доверить тебе свои мысли и чувства. Это всегда будет преградой. Ты всё испортил.

И она, глубоко вздохнув, понуро удалилась к себе.

***

В своё время Ованес перебрался в Каффу с маленькой Эсминой на руках и двумя сёстрами. Они были старыми девами. Младшая, Ахут, смолоду посвятила себя богу и в конце концов стала настоятельницей монастыря. Судьбу же Мананы можно было приводить в качестве примера в рассказах о самых трагических судьбах. Она слыла красавицей и самой завидной невестой Алеппо. Её руки просили многие. Но злой рок встал на пути к её счастью непреступной стеной. Все женихи Мананы погибли. Причём погибли не в военных походах, а по глупости. Первый претендент, с которым девушка была обручена с раннего детства, загорелся участвовать в петушиных боях. Для этого он решил самостоятельно воспитать чемпиона. Видимо, парень был хорошим тренером. Выбранный им задира вскоре стал настолько искусным бойцом, что умудрился клюнуть своего учителя прямо в темя. Трагический исход. Родители Мананы стали подыскивать нового ухажёра. Второй жених пробыл в такой роли всего лишь день. Приехав знакомиться, он, слезая с лошади, запутался в стременах. И всё бы ничего. Но молодой конь испугался и рванул со двора. При этом наездник не успел увернуться от массивных ворот и сломал себе шею. Третьего претендента на руку и сердце Мананы искали долго. Нашли его за тридевять земель, где об участи предыдущих соискателей никто ничего не знал. Для сватовства жениху пришлось проделать немалый путь. В дороге его застала буря, вылившая в горах море воды. Хилые ручейки моментально превратились в мощные потоки. Один из них унёс последнего жениха Мананы в неизвестном направлении. С тех пор в мире больше не нашлось смельчака, рискнувшего просить руку и сердце «чёрной невесты», так прозвали несчастную злые языки.