Багровые волны Чёрного моря

Пангиягер был озадачен вердиктом. С одной стороны, все его старания превратились в прах, с другой – парень-то вполне благороден. С ним можно иметь дело. Но поразмыслив, опытный купец всё же решил приложить все усилия, чтобы Эсмина забыла высокородного горшечника.

Да, знатен, но ведь не богат. Да и знатность эта двойственна. Никто никогда не вспомнит, что он отпрыск рода Дукасов, зато все всегда будут тыкать в него пальцем, как в сына гончара. Астер Дукас вырос в семье горшечника и сам стал таковым. По сути вещей стал, не по происхождению. На кого я оставлю своё состояние? Он умеет только горшки лепить. И отродясь больших денег не видел. Всё нажитое непосильным трудом улетучится, как тополиный пух в бурю.

Последняя мысль очень расстроила Пангиягера. По его глубокому убеждению, бракосочетание должно умножать капитал, а не истончать его.

Нет, эта партия нам категорически не подходит. Заманчиво породниться с Дукасами, но только не с этим представителем их тупиковой ветви.

В зале суда находился ещё один человек, которого разочаровал итог заседания. Лейле было досадно, что её интриги рассыпались, словно карточный домик. Ей очень хотелось навредить своей богатенькой белокурой сестричке, которая слишком много болтает, которая слишком заносчива, которая переманивает парней, которые нравятся самой Лейле. Под «парнями» она, естественно, подразумевала Астера. Ему она хотела отомстить как раз за то, что он влюбился не в неё, а в эту зазнавшуюся блондинку. Впрочем, не это главное. Не это так расстроило Лейлу. Не по годам ловкая интриганка строила далеко идущие планы завладеть состоянием Тер-Ованеса: женить его на себе и родить ему наследника. Далее вполне можно было найти массу способов свести мужа в могилу и избавиться от ненавистной семейки, не оставив ей ни гроша. Параллельно надо было подстраховаться и не допустить, чтобы Эсмина вышла замуж раньше, чем Лейла родит наследника. А то не дай бог, Тер-Ованес на радостях отвалит своей любимой доченьке полцарства в приданное.

Узнав о благородном происхождении Астериона, кареглазая девица испугалась возможной перемены отношения к нему Пангиягера.

«Надо его настроить против горшечника, – решила она. – И настроить как можно скорей, пока предыдущее отношение к Астеру не сошло на нет».

Лейла была хитра и активна. У неё тут же родился сценарий новой интриги. В предвкушении результата она мысленно потёрла свои практически детские ладошки. Девушка порой сама удивлялась, как она умеет так быстро строить свои бесовские планы и вовлекать в них других людей. Как? Откуда такие таланты? Нет, они даны не зря. Поэтому ими надо пользоваться. Пользоваться сполна.

Не откладывая задуманную пакость в долгий ящик, интриганка тут же принялась претворять намеченное в жизнь.

Вернувшись домой, она первым делом подговорила глупенькую Лику участвовать в своей авантюре. Подкупать не пришлось, достаточно было наплести про благородные намерения. Намерения, цель которых вполне богоугодна: помочь влюблённым. Всё это так романтично, так таинственно! Будет о чём рассказать открывшим рты подругам.

Участь служанки в большом доме скучна и однообразна: поднеси, вытри, постирай. А тут такое предложение. У Лики загорелись глаза, и она сразу согласилась.

Пангиягер уже не контролировал своим присутствием каждое открывание двери в комнату ахавни. Так уж устроен человек. Любое строгое нововведение со временем нивелируется в сторону ослабления. Если у купца грабанули склад, то будьте уверены, что первые три ночи он сам проведёт с открытыми глазами, первую неделю стража будет утроена, первую половину месяца даже мышь не прошмыгнёт мимо голодных псов. Но потом всё вернётся на круги своя, как и было до того…

Эсмина свернулась калачиком на кровати. Она вяло отреагировала на приход служанки. Только недовольно отвела рукой поднос с едой, который ей сунули чуть ли не в лицо. Лика поставила ужин на столик, ещё раз с жалостью взглянула на вымученное лицо узницы и радостно шепнула:

– Астера твоего отпустили…

Страдалица только поморщилась в ответ.

Служанка не унималась:

– Оказалось, что он вовсе не горшечник…

Так же шёпотом Эсмина язвительно переспросила:

– А кто? Император?

Лика, не обращая внимания на реакцию молодой хозяйки, тут же выдала всю заученную информацию:

– Нет, не император. Но в его жилах течёт кровь императоров из династии Дукас. Отец его был богатым купцом из Мальвазии, а мать умерла после родов. Папка тоже пропал, когда отправился к своему двоюродному прадедушке митрополиту Московскому.

– Господи, бред какой-то. Ты где этого наслушалась?

– На рынке. Там об этом всяк судачит. Вот, истинным богом клянусь, – она заученно перекрестилась.

– И что с того?

– Ничего, я думала вам интересно.

Эсмина равнодушно отвернулась. А Лика, подождав немного, забрала нетронутую пищу и покинула «комнату плача».

В замочной скважине грустно повернулся ключ. А Эсмина неожиданно для себя повеселела.

Он не врал. Не врал, не врал! Что ты так радуешься? А за что на него злиться? Он никакой не обманщик. К тому же, любит меня. Это кто тебе сказал? Он, сказал. Сказал, когда я закатила скандал в мастерской. Ничего не пойму. Если он благородный рыцарь, почему тогда торгует горшками? Хм, странно. Значит, всё же врал. Он говорил мне, что приплыл из Мальвазии искать отца. А Лейла сказала, что он родился и жил здесь, в Каффе. И что именно он приходил в своих холщовых штанах к моей калитке, чтобы познакомиться. Странно, но, если Астер бедняк, где он взял столь дорогой костюм? И где получил такое прекрасное образование? Загадка. Я всегда считала горшечников глупыми необразованными людьми с натруженными ладонями и забившейся под ногти глиной. Но он не такой. Точно не такой. Он образован, умён, галантен. Он имеет манеры, которые выдают настоящего рыцаря. В конце концов, Теодоро тоже благороден, печать некуда ставить. Но он точно не рыцарь. Он горшечник. Даже хуже. Хотя хуже уже некуда. Что-то я запуталась. И что получается? А получается, что я ни за что ни про что обидела человека, ниспосланного мне судьбой. Ого, куда тебя занесло! Уж не влюбилась ли ты, родная? Нет! Нет! Нет! Это не любовь! Просто мне жалко его. За что жалко? Да, пусть он не врал, что является сыном Саввы, но он всё равно меня сильно обидел. Как? Чем обидел? А кто подсматривал, когда я купалась? Фу, противно вспоминать. И как он посмел изобразить меня обнажённой? Хотел выставить меня на всеобщее обозрение. Даже можно сказать, на всеобщее оборжание. Хотел, чтобы я стояла абсолютно голой перед толпой пускающих слюни мужиков! Бр-р-р, мерзость какая. Этого я ему никогда не прощу! Но надо признать, его статуэтка изящна и грациозна. Такая же, как я, точь-в-точь. Да, талантливый человек – талантлив во всём…

Она долго рассуждала над возникшей коллизией, выискивая всё новые и новые обоснования своей обиды. Но чем больше она размышляла, тем больше все эти претензии начинали казаться ничтожными.

К полуночи она уже утвердилась во мнении, что Астерион чист, как слеза росы. С этими мыслями она постаралась уснуть, но так и не смогла. Мысли продолжали крутиться вокруг Астера. Как результат, к утру Эсмина твёрдо считала, что во всём виновата одна она.

Идиотка, нашла кого слушать! Лейла – прирождённая интриганка. А я наслушалась её и кинулась выяснять отношения. Наговорила, накричала, разгромила мастерскую. Нет, не мастерскую – жизнь. Свою жизнь. Он твердил, что любит меня. А я не слушала. Слушала только своё чёрствое сердце и взбалмошные мозги. Дура! Что делать? Я не могу без него. Он стоял такой несчастный, смотрел прямо в глаза и твердил, что любит меня. Его слова резонируют в голове. Его взгляд выжигает меня изнутри. Его образ разрывает мне сердце. Что ты натворила, несчастная… Несчастная, глупенькая девочка с белыми, словно облака над морем, волосами. Все вокруг в унисон твердят, что это божья рука меня так пометила. Господь хотел сделать меня счастливой. Но что-то не верится. Это метка судьбы… Плохая метка… Не видать мне счастья.

За ставнями уже намечался рассвет. Но Эсмина так и не успокоилась, вымучивая себя по полной.

Как я теперь буду жить? Как? Я сама всё разрушила. Разрушила своими собственными руками. Он сидит и проклинает меня. Интересно, он думает обо мне? Вряд ли. Зачем ему нужна такая. Такая глупая, скандальная, самовлюблённая эгоистка. А если он тоже страдает? Он говорил, что любит меня. Он все мои обвинения вынес стоически. Я его наказала, как та богиня из мифа, который он рассказал. К чему он это рассказал? Вероятно, мучило чувство вины. Он увидел, как я купаюсь. И что? А то, что теперь он вынужден страдать, как страдал тот охотник, которого разорвали его собственные собаки. Может, даже больше… Эх… Мы сами убиваем своих близких. Убиваем пустыми словами, равнодушием и эгоизмом. Ради чего? Ради тщеславия? А ведь Астер прав – с горшечником я бы никогда не заговорила, а с благородным венецианцем – пожалуйста. Мы убиваем друг друга. Этому нет объяснения. Мы убиваем свою любовь всуе, походя, просто так. Без всякой причины. Ты сказала «любовь»? Любовь, любовь, любовь… Да, любовь. Это она и есть. Я никогда в жизни не страдала так, как сейчас. Неужели я влюбилась? Господи, а ведь это так. Я горю этим. Сгораю, словно свечка. Я уже забыла обиды отца. О них за эти три дня даже ни разу не вспомнила. Мне нет дела, что я сижу взаперти. Это меня совершенно не мучает. Я думаю только о нём. В голове только он. Сердце болит только о нём, об Астере. Нет, я мучаюсь от того, что меня заперли. Если бы не запоры, я бы отбросила свою надуманную гордость и помчалась быстрее ветра. Возможно, он простит меня. Астер, Астер, Астер…

Девушка плюхнулась на колени перед образом богоматери и стала горячо шептать: «О, Пресвятая Дева, мать Христа нашего, Царица небесная, всех нас, рабов твоих верных, заступница. Ты всегда помогала мне. Всегда милостью своей одаривала. К тебе прибегаю и с упованием крепким молюсь. Вознеси обо мне, грешной, молитвы к Господу Богу. Испроси благости Его: веру, надежду, любовь! Помогите, молю, с моим любимым, рабом Божьим Астерионом, вместе быть. Аминь».

Когда мы страдаем, все наши чувства гипертрофированы. Вот и Эсмина незаметно для себя выбелила образ Астера до идеального. Себе же она непрерывно посыпала голову пеплом, обвиняя во всех грехах. Каясь, взывая к небу о помощи.

Я страдаю. Я так страдаю! А каково ему? Ни за что, ни про что обиженному. Он любит меня и теперь считает, что я его отвергла. Отвергла напрочь. О, господи! Он, наверняка готов руки на себя наложить. Мамочка, мамочка, только не это. Что же делать? Отец обещал держать меня взаперти целый месяц. Я не выдержу! Он не выдержит. Стоп, надо ему написать. Написать, написать, написать.

Идея была столь блестящей, что Эсмина ринулась искать чистый лист пергамента и писчие приборы. Найдя, тут же бросилась воплощать намерения.

Астер… Нет, слишком просто и холодно. Дорогой Астер… Слишком холодно и официально. Милый Астер… Фу, как-то выспренно и довольно пошло… Господи, писать-то совсем не умею! А всегда считала, что могу. Мысли мои, куда вы разбежались? Родной… Нет… Любимый… Слишком откровенно. Откровенно и непривычно. Не могу пока произнести вслух или написать это слово. Любимый, любимый… А почему бы нет? Это же правда. Хотя, как-то стыдно и неловко. Так легко и просто признаюсь в своих чувствах. Что он подумает? Подумает, легкомысленная. Или врушка. Но он же нашёл в себе смелости сказать, что любит меня. Почему меня это корёжит? Будь честна перед ним. И в первую очередь будь честна перед собой. Признайся себе, что ты его любишь.

И она вывела первую строчку: «Астер, любимый…». Долго смотрела на неё, читая и перечитывая, наконец, вздохнула, улыбнулась и продолжила: «… прости меня за всё. Я только сейчас поняла и прочувствовала, что натворила». Господи, какое откровение!

Разве кто-то мог пару дней назад подумать, что гордая Эсмина способна на такое? Не мог. И «гордая Эсмина» не могла. Что же дальше?

Дальше она ничего написать не успела. В закрытые ставни окна тихо постучали. Сердце ответило громким резонансным эхом, заволновалось, прилило кровь к лицу. Голова закружилась от ожидания невероятного.

Или послышалось? Нет. Стук повторился. Эсмина на цыпочках подкралась к окну и прислушалась. Стук повторился более явственно. Сомнений не было – снаружи в её окно стучал человек. Голос пропал, но девушка всё же выдавила из себя: «Кто там?»

Пауза показалась бесконечной. Наконец она услышала сдавленный шёпот: «Это я, Астер». В нём было трудно узнать голос любимого. Но Эсмина и не вникала в такие мелочи.

По щеке непроизвольно скатилась слеза. Столько раз, как за последние три дня, она не плакала за всю свою предыдущую жизнь. Девушка сползла вниз, усевшись прямо на пол, но тут же вскочила и горячо зашептала:

– Астер! Ты пришёл! Меня здесь заперли.

***

Астерион и сам не ожидал такой развязки судебного заседания. Он долго не мог поверить, что так легко и просто оказался на свободе. Вроде бы живи, да радуйся. Ты не просто вышел из тюрьмы. Ты вышел из неё отпрыском знатного рода.

Мы воспринимаем себя так, как воспринимают нас все окружающие. С самого детства. День за днём. Год за годом. Ты – есть ты. И в этом нет никаких сомнений. Но в один прекрасный момент всё переворачивается. Ты оказываешься совсем не тем, кем считал себя до сих пор. Ты другой. По крайней мере в своём происхождении, в истории своей жизни. За тобой тянется шлейф историй жизни других людей. Близких людей. Очень близких… Но ты никогда о них даже не слышал. И вполне мог не услышать. Никогда не услышать… Здесь есть от чего растеряться. Как жить дальше? И отец вроде бы теперь тебе не отец. Но он же отец! А мать? Она мать или не мать? Этого не может быть! Что, что делать? Как теперь себя вести? Как??? Как, как? Как обычно. Как теперь я должен относиться к матери? К матери, которой она являлась всегда. С самого неразумного детства. Как? Конечно, как к матери. Я семнадцать лет не задумывался на эту тему. И в этом её заслуга. Абсолютная заслуга. Она воспитывала меня, любила, вложив в меня всю душу, оберегала, ночей не спала, работала, как вол. Кем я её должен ощущать? Она моя мать. А я её сын. Я люблю её. А теперь и уважаю безмерно, поняв, что она для меня сделала. Не только я, но и мои братья никогда не сомневались, что она моя кровная мать. А это значит, что она меня любит точно так же, как и их.

А может, они всё это выдумали, чтобы я получил свободу? Этакая ложь во благо. Даже если это так, я благодарю бога, что у меня такие родители. Всё на этом! Всё! К чему все эти рассуждения и переживания! Спасибо им. Спасибо, что вырастили, спасибо, что я могу жить и наслаждаться жизнью. Спасибо, что могу радоваться свободе.

Но особой радости Астер почему-то не испытывал. Настроение упрямо стремилось к нулю. И причина здесь вовсе не в том, что он с трудом воспринимал настоящую историю своего рождения. Голова была занята совершенно другими переживаниями.

Эсмина. Простишь ты меня когда-нибудь?

Родители весь день не отходили от него, ожидая вопросов. Но он молчал. Мать кормила вкусняшками. Но он особо их не ел. Так, чуть-чуть, чтобы не обидеть. Старшие братья стали подтрунивать ещё больше, обращаясь к нему: сир, синьор, ваша светлость, ваше сиятельство, наш господин. Но Астер этого, казалось, не замечал. Только Коста не приставал, чувствуя, что брату не до него. Это же чувствовал и Султан. Пёс весь день молча лежал подле молодого хозяина, не докучая ничем. Он лишь неуверенно вилял хвостом, когда Астер вставал с кровати и ходил по комнате. За полчаса до ночного времени, когда наступал запрет ходить по улицам Каффы, в комнату заглянула мать. Для начала она упрекнула собаку:

– Ах, вот ты где. А дом кто охранять будет? Ну-ка пошёл! – выпустив пса, ласково обратилась к сыну: – Там к тебе девушка. – Астер встрепенулся. Мать продолжала: – Ходит вокруг дома, как неприкаянная. А охранничек наш, как оказалось, своего дружка успокаивает.

– Где она? – нетерпеливо перебил сын.

– За воротами ждёт.

За воротами стояла не Эсмина. Это была Лика.

Когда Лейла узнала от неё, что хозяйская дочь отреагировала не так, как ожидалось, выдумщица тут же внесла коррективы в план провокации. И Лика в этом плане играла решающую роль. Именно для воплощения задуманных лейлиных интриг служанка оказалась возле дома новоявленного потомка императорской династии.

Лика недоверчиво осмотрела с ног до головы взволнованного Астера, изучая поношенные складки его простой одежды. В темноте трудно было что-либо рассмотреть, но она узнала в нём того самого красивого венецианца, посещавшего её хозяйку.

После этого служанка скороговоркой выпалила заученный текст:

– Меня Эсмина прислала. Вот кулон, который она мне дала, чтобы вы поверили, что я ею послана, – девушка протянула украшение, которое Астер ранее видел на шее Эсмины. – Она просила сказать, что прощает вас за всё и сама просит прощение. Отец запер её. Поэтому Эсмина будет ждать вас на рассвете в своей комнате.

Лика пошевелила губами, мысленно проверяя, всё ли сказала, кивнула головой, что означало «да, всё» и побежала домой. Но тут же вернулась:

– Да, и не забудьте кулон с собой взять.

После этого она растворилась во тьме.

Мать поджидала на пороге дома.

– Это Эсмина приходила?

– Нет.

– Я так и думала. А кто?

– Её служанка.

– Что-то случилось?

– Нет, мама, ничего. Иди спать.

– Без советчиков обойдусь, – незлобно проворчала женщина, оканчивающая домашние работы далеко за полночь. – Вы помирились?

– Вроде, да.

– Что значит «вроде»?

– Не знаю. Завтра всё выясню.

Биата вытерла руки рушником, перекинутым через плечо, после чего нежно потрепала шевелюру сына:

– Счастливчик. Я думала, что она тебя бросит. Но, видимо, влюбилась в такого красавчика.

– С чего ты взяла, что влюбилась?

Астера эта тема очень волновала – он не был уверен в ответных чувствах девушки. Не был уверен даже вопреки словам, переданным Ликой. Его уже немного потряхивало в предвкушении встречи с любимой. Как это будет? Что она скажет?

– Дурачок. Выспись хоть, а то смотреть страшно – одни глазищи торчат.

– И всё-таки, мам?

– Глупый ты ещё. Если б не любила, разве устроила бы такой погром? И сегодня сразу, как тебя выпустили, встречу назначила. Эх, молодость, молодость…

Астер задумался, не зная, задать матери вопрос или не задавать. Всё же задал:

– Мам, может она меня не любит. Если бы я оставался простым горшечником, она не послала бы служанку.

Биата вздохнула и обняла сына:

– Не знаю сынок, всякое бывает. Но если любит по-настоящему, то не важно кем ты был и кем ты стал. Женщина любит сердцем. Не каждая, конечно. Но я других не знаю. Сужу по себе.

– А я правда отпрыск знатного рода? Что это за род такой? Ты расскажешь?

– Нет, не расскажу. Я и сама не много знаю. Но скажу так: не важно, кто ты есть, важно, кто ты есть на самом деле. Я понятно выражаюсь?

Сын неопределённо покрутил головой:

– Нет, не очень. И кто я на самом деле? – он ожидал, что сейчас перед ним раскроются новые тайны, и он узнает, что всё услышанное в суде – не более, чем обыкновенная выдумка.

– Глупышка. На самом деле ты самый лучший в мире человек. Ты мой принц. Ты мой сын. Оставайся всегда таким. Оставайся человеком…

С вечера Астер никак не мог заснуть. А потом то и дело просыпался и вскакивал. Он не боялся проспать – привык вставать рано. Он никак не мог дождаться рассвета…

Встав в темноте, долго не мог решить, что ему надеть: наряд венецианца или одежду гончара?

Она меня видела в дорогом костюме, значит и сейчас надо идти в нём. С другой стороны, мне стыдно идти в кафтане, в котором я её обманывал. Да, оказалось, что это мой законный наряд, но я же в то время этого не знал. Не знал – значит, врал. Хм, приду в рубище, подумает, что издеваюсь, напоминая ей про скандал и про всё остальное… Чёрт! И так не так, и этак не этак. Пора бежать! Скоро рассвет. Брошу монету.

Монетка решила, что к Эсмине нужно идти в обычной рубахе. Натянув холщовые штаны, зажав в руках сандалии, Астер засверкал пятками.

В переулке, в пяти минутах от дома Эсмины, его уже поджидали. В утренних сумерках дорогу перегородили две внушительные фигуры. Парень остановился в нерешительности, приняв их за грабителей. Оглянулся. Сзади показалась ещё одна тень.

Что у меня грабить? Идиоты. Надо же было вам именно здесь устроить засаду. Ё-моё, у меня же дорогой кулон! Ну всё, так я и знал. Если они заберут его, между мной и Эсминой вновь вырастет стена. Стена недоверия. Чёрт, не отдам. Лучше сдохну.

Чтобы случайно не выронить, он надел дорогую вещь на шею.

Спрятать не получится. Они заметят. Надо что-то предпринять. Шансов мало, но стоит попробовать прорваться. Сейчас подойду поближе и рвану напролом.

Астер стал приближаться к парочке стоявших на пути головорезов. Когда он готов был сам себе скомандовать на старт, один из бандитов промолвил:

– Это не он. Это какой-то голодранец.

Они расступились, но Астер всё равно рванул сломя голову, пулей проскочив между ними. Вслед грохнул издевательский смех:

– Напугали пацана.

– Побежал штаны менять.

Добравшись до дома Пангиягера, обладатель холщовых штанов взобрался на дерево и с него перелез через каменную ограду. Вскоре он был под окном возлюбленной.

***

Эсмина напряжённо вслушивалась, прильнув к окну:

– Астер, ты где?

Никто не ответил. Из-за окна долетели звуки какой-то возни. Сначала она подумала, что это Астерион пытается открыть запертые на замок ставни. Но вскоре поняла, что ошибалась. Возня стала слишком явственной. Её могли устроить только несколько человек. Тут же долетели обрывки фраз: «Вяжи ему руки! Вяжи, пока держу. Упирается, гад!» Девушка поняла, что случилось худшее.

Лейла была довольна итогом своей хитроумной комбинации. Она стояла за кустами разросшейся сирени и с удовольствием наблюдала, как стражники вяжут неудавшегося любовника ненавистной блондинки. Лике она наплела про необходимую помощь влюблённым. Мол, сейчас их надо свести вместе, и тогда они обязательно помирятся. И будут всю жизнь благодарны за это благое дело. По первоначальному плану Лика должна была выудить у блондинки письмо к Астеру. Но так как Эсмина не повелась на это, плутовка обошлась лишь доверительным кулоном. Сработал и этот упрощённый вариант. После того, как служанка убежала к Астеру, Лейла тут же явилась к своему любовнику, которому рассказала о намерениях горшечника похитить хозяйскую дочь. И даже научила Пангиягера, каким образом навсегда избавиться от нежелательного жениха.

Теперь пакостница с удовольствием наблюдала развязку своей многоходовой интриги. Когда парня со связанными руками проводили мимо, она вышла из-за куста и, нагло улыбаясь, помахала ему нежными пальчиками.

«А теперь самое интересное – кульминация», – интриганка засеменила за Тер-Ованесом к двери в комнату белокурой сестрички.

Когда дверь спальни распахнулась, Эсмина уже не плакала. Она даже не взглянула на вошедшего отца. Девушка взобралась с ногами в кресло и крепко зажмурила глаза, моля Мадонну о чуде.

Но чудо не свершилось. Отец отчеканил приговор. Приговор Астеру. Приговор дочери. Приговор их так неожиданно вспыхнувшей любви.

Он обвинил дочь в непослушании. Обвинил в том, что помимо его воли она решила сбежать с любовником. При этом Тер-Ованес долго и упорно добивался признания в прелюбодеянии. И это в присутствии Лики и Лейлы, которая самодовольно лыбилась, выглядывая из-за плеча своего престарелого любовника. Эсмина упорно молчала, закрыв глаза ладошками и только время от времени нервно крутила головой, отрицая реальность происходящего.

Наконец, отец произнёс заключительную речь:

– Ты нарушила мой запрет. Ты ведешь себя, как портовая девка, тайно встречаясь с каким-то отребьем. Этим ты надругалась над памятью матери, которая была святой женщиной. Кстати, ты брала её кулон? Что молчишь? Где он?

– Положила на место, в шкатулку, – тихо прошептала затворница.

– «Положила на место». Ну-ну! Теперь всё становится предельно ясно, – отец яростно выдохнул. Желваки гуляли на его лице грозной поступью. Он продолжал давить дочь словами, которые гвоздями вонзались в сердце: – Знай, отныне ты уже никогда не увидишь проклятого горшечника. Первый раз ему удалось обмануть правосудие, но бог шельму метит. Он тут же попался повторно. И не просто попался. Его поймали с поличным. Он вор! Он водил тебя за нос. Ты нужна была ему только в качестве наивной наводчицы.

Эсмина не выдержала, она раскрыла мокрые от слёз ладошки и нервно с рыданиями закричала:

– Ты врёшь!

Отец этого и ждал. Он сразу успокоился:

– Вот видишь, как ты с отцом. Я вру. Но это не я обнаружил у него кулон твоей матери. Его изъял капитан, который со своими оргузиями проводил задержание.