Багровые волны Чёрного моря

– Вот здесь он долго отирался.

Ованес нервно тряхнул головой и громко стукнул кулаком в дверь дочери:

– Эсмина, выйди.

На крыльце тут же появилась непривыкшая к такому беспардонному стуку испуганная девушка. Увидев взволнованного отца, она подумала, что ему стало плохо.

– Папа? Что случилась? – ахавни всматривалась в лицо родителя, пытаясь выяснить причину его волнений.

– Это я тебя хотел спросить, – не сдержавшись, прорычал он в ответ. – Кто к тебе шастает по ночам?

Она попятилась назад, упёршись в косяк. Затрясла головой:

– Никто.

– «Никто»?! – глаза отца налились бешенством. – Вчера после этого дурацкого сватовства я запретил тебе выходить из дома! Запретил!!! Запретил не потому, что я бездушный тиран. Не из-за прихоти запретил! Запретил, потому что Гуаско способны на всё. Но ты непослушная дочь. Мои слова для тебя ничто. Куда ты вчера бегала? К кому?

Да, накануне отец запретил ей выходить из дома. Но Эсмина тут же нарушила запрет. Это было выше её сил. Уж больно хотелось встретиться с Астером. Девушку к нему неудержимо тянуло. Тянуло помимо её воли. Это было совершенно новое непознанное доселе чувство. Она пока не могла дать ему чёткое определение, но уже понимала, что оно прочно проникло куда-то в грудь, откуда непрерывно сигналит каким-то странным сладко-горьким томлением. Никогда в жизни до этих пор Эсмина не разговаривала с парнем, с которым ей было интересно разговаривать. Так с ней не мог разговаривать никто: ни отец, ни подруги. Астер был близок по духу, по кругозору, по взглядам на жизнь. Душевно близок. Она не просто видела и слушала его. Она чувствовала его. Чувствовала, как себя. Чувствовала его мысли, его жизненные флюиды, его дыхание, биение его сердца. Чувствовала его душу. Понятную, близкую, трепетную.

Да, запрет был нарушен. В оправдание она придумала для себя причину. Вескую причину. В субботу вечером Эсмина рассказала про Астера отцу, и тот предложил пригласить венецианца в гости. Пангиягер не слышал про пропавшего Савву из Мальвазии, так как сам перебрался в Каффу чуть позже. Но он подсказал к кому обязательно нужно обратиться за помощью. Есть такой купец Кириака. Он стар и знает про всех, кто торговал с московитами в прошлые времена. Эсмина боялась, что если она не придёт в условленное место, то уже никогда не поможет парню в поисках пропавшего родителя. И никогда больше не увидит самого Астера. Никогда. Никогда, никогда, никогда. С этим «никогда» она не могла смириться. Поэтому и сбежала. Сбежала, не смотря на строжайший запрет. Всё запуталось. Да, надо было сказать отцу, что она идёт к купцу из Мальвазии. Почему не сказала? Не сказала и не сказала! Да и отец хорош! Как бы я пригласила Астериона в гости, если мне запрещено выходить из дома? Какая-то глупость! А теперь он кричит на меня. Кричит во весь голос!

Отец продолжал обвинять:

– А теперь оказывается, что у тебя есть любовник. Это к нему ты бегала?

За спиной хозяина собралась толпа домочадцев. Все взирали на хозяйскую дочь. Кто с презрением, кто с осуждением, а кто-то просто воспринимал происходящее, как интересную историю, из которой можно извлечь тысячи минут увлекательных пересудов. Ведь так скучно жить!

Эсмине было очень обидно. Обидно, как всякому человеку, несправедливо обвинённому в несовершённых проступках. Было так обидно, что она не смогла произнести ни слова в своё оправдание. Если бы она попыталась что-то возразить, то тут же залилась бы слезами. А ей этого уж точно не хотелось. Не хотелось на глазах толпы показывать свою слабость. Тогда бы точно все восприняли её слёзы как признание греха. И она крепилась. Крепилась до последнего.

Отец перешёл к следственным действиям. Он был хозяином этого мира – маленького мирка, окружённого крепким каменным забором. Поэтому не выбирал выражений.

– Роксана! – позвал он кормилицу, которая нянчила дочь с малолетства.

Роксана была тихой пожилой женщиной, которую бог не наградил слухом. Но интуиция и чтение по губам у неё были развиты отменно. Служанка тут же возникла перед Пангиягером.

– Я зде-есь, мой господин, – промычала она грубо и неразборчиво, как мычат все люди, которые не слышат с детства.

– Ты куда смотрела?

Роксана, внимательно вглядываясь в артикуляцию хозяина, ответила сразу:

– Это навэты, мой господин. Эсми-ина не винова-ата.

– «Не виновата». Ты уже не только глуха, но и слепа! Простыни сегодня стирала?

Кормилица активно кивнула.

– Были на них пятна греха?

Глухонемая завертела головой:

– Нэ-ет, мой господин, нэ-э было. Простыня дэвствэнно чи-и-иста. Эсми-ина не винова-а-ата.

– А-а-ай! – Тер-Ованес махнул в досаде рукой. – Покрываешь! Кто знает хоть что-то по этому делу?

Хозяин развернулся к домочадцам. Под его взглядом все упёрли глаза в пол. Пангиягер рыкнул:

– Всё равно всё выясню! И тем, кто покрывает её, не поздоровится.

После этих слов повисла пауза. Напряжённая, ватная пауза. Её прервал уверенный девичий голос:

– Я знаю. Могу всё рассказать.

Голос принадлежал Лейле, которая стояла чуть в стороне, облокотившись плечом о стену дома и сложив на груди руки. Она была спокойна, как удав.

Тер-Ованес переспросил:

– Ты?

Все вслед за хозяином уставились на Лейлу. Та лишь слегка пожала плечами:

– Да, я. Я знаю, кто перелезал через забор.

– Ну, говори!

Лейла хмыкнула:

– Он пробрался не к Эсмине, – она сделала театральную паузу, скривила улыбку и, понизив голос, призналась: – Он приходил ко мне.

– К тебе? – не поверил хозяин усадьбы. Он завертел головой и, найдя взглядом садовника, уставился на него: – Что скажешь?

Пагос развёл руками:

– Она правду говорит. Я не успел рассказать до конца. Этот, что перелез через забор, постоял у окна Эсмины, а затем пошёл к окну Лейлы. Там ещё больше натоптано.

Тер-Ованес зло выдавил воздух из груди:

– У-у-ы! С ума сведёте. Не слуги, а сборище недоумков. А ты чего с самого начала молчала? – обратился он к опекаемой.

– А меня никто не спрашивал, – ухмыльнулась Лейла.

– Вот бесстыжая! – наконец включилась в разбирательства Манана. – Я тебе говорила! – упрекнула она брата. – Совсем от рук отбилась.

Приёмная дочь лишь воздела глазки к небу и потрясла головой:

– Это моё дело. Кто мне запретит? – циничная улыбка слетела с губ, и она, резко переменившись, по полной наехала на слуг. – Чего уставились? Чего вы здесь собрались? Комедианты приехали?

Тер-Ованес успокоился и поддержал приёмную дочь:

– Живо по местам. Или вы уже все дела переделали?

Служанки, словно трудолюбивые муравьи тут же ринулись по разным направлениям.

Эсмина всё же не выдержала, слёзы брызнули из глаз, и она побежала к себе, проронив на ходу:

– Я тебе этого никогда не прощу.

Отец понял, что в настоящий момент он обязан извиниться перед дочерью. Перед тем, как сдвинуться с места, наставительно прошипел Лейле:

– Иди в мой кабинет и жди меня там.

Разговор с дочерью был долгим. Они помирились. Но всё же отец настоял: с этих пор Эсмине нельзя выходить из дома без сопровождения охраны.

Когда после беседы с ахавни Пангиягер вошёл в кабинет, то обнаружил там Лейлу, беспардонно взобравшуюся с ногами на хозяйское кресло. Спокойный взгляд девушки говорил о том, что Тер-Ованесу предстоит ещё один трудный разговор. Он жестом указал Лейле «брысь с моего места». Она нехотя переместилась в гостевое кресло. И снова поджала под себя ноги. Тер-Ованес уселся поудобнее и смерил девушку осудительным взглядом:

– И что мы с тобой будем делать?

Та в ответ демонстративно зевнула:

– Делайте, что хотите.

– Ну, ты совсем уже. Манана на тебя жалуется.

– И что? Пусть привыкает.

– К чему?

– Я здесь кто? – вопросом на вопрос вызывающе ответила Лейла.

Тер-Ованес не смог выдержать её дерзкого взгляда и решил поменять тактику, спокойно произнеся:

– Ты моя приёмная дочь. А я твой отец-опекун. И ты меня должна слушаться.

– «Слушаться»?! – взвилась девица. Она вскочила и, уперев руки в боки, раздражённо предъявила: – До каких пор я должна слушаться? До самой старости?

– Нет, ну… —Тер-Ованес не смог подобрать слов.

Но Лейла не собиралась ждать ответа. Она бросилась в атаку:

– Если я ваша дочь, почему вы не выдаёте меня замуж? Эсмине только-только шестнадцать стукнуло, а ей уже мужа подыскивают. Ну хорошо, пусть вы отказали Гуаско. Любимую дочку жалко. Но почему меня не предложили взамен?

– Он негодяй!

– «Негодяй»! Он для вашей дочери негодяй. А для меня лучше партии и не сыскать. Вы меня спросили?

– Хорошо, в следующий раз спрошу. Но только не по поводу Гуаско. С этой семейкой покончено.

Лейла наглядно развела руками – что и требовалось доказать.

– Я нужна вам лишь потому, что вам не хочется меня отпускать. Ведь вместе со мной от вас утекут мамкины денежки и дом, который вы за хороший куш сдаёте приезжим купцам.

– Но-но! Ты не очень-то! Не много ли на себя берёшь? – Тер-Ованес испытал неудержимое желание вскочить со своего удобного кресла.

Но Лейла уже обошла сзади и нежными ручками сдержала его порыв, пропев лилейно:

– А вот мы теперь посмотрим, так это или нет. Сидите, сидите, – прервала она очередную попытку хозяина встать. – Сейчас мы узнаем, кто тут наговаривает, а кто виляет хвостом. Тихо-тихо, дайте сказать. Раз не хотите связываться с Гуаско, – Лейла наклонилась к самому уху Тер-Ованеса, и он ощутил её горячее дыхание, – тогда выдайте меня за Эминека.

– «За Эминека»? – удивился опекун. – Он-то с кого здесь бока-припёка?

Лейла вздохнула:

– С такого. Запал на меня, – и пояснила: – Это его слуга перелазил через забор. Вчера татарский бек встречался с консулом. Когда он со свитой двигался ко дворцу, то увидел меня. Увидел и остановил кортеж. Зевак было много, но я сразу поняла причину остановки. Вам этого не понять, но девушки чувствуют взгляд самца даже спиной. Я тут же развернулась и пошла домой. Но краем глаза заметила, как он шепнул приближённому и тот потащился вслед. Вечером я не стала закрывать окно на ставни и вскоре заметила, как тот самый слуга подглядывает за мной.

– Почему не забила тревогу?

Лейла снова приблизила губы к уху приёмного отца и прошептала:

– Зачем? Зачем мне поднимать тревогу? Наоборот, я зажгла свечи и медленно разделась перед ним догола. Хм, – она озорно усмехнулась, – пусть Эминек видит, насколько я хороша. Пусть даже глазами слуги.

Голос её был наглым и томным, вводящим слушателя в состояние прострации. Но всё же Пангиягер был далеко не мальчиком. Он стряхнул руки со своих плеч:

– Далеко пойдёшь…

– Ха, а то ж!

Приёмная дочь уселась напротив Пангиягера и нагло уставилась на него, игриво прикусив пальчик своими ровными зубками.

– Так ты выдашь меня за Эминека?

Тер-Ованес всё же смутился под пристальным взглядом красотки. Он встал и ушёл к буфету. Там налил себе вина, немного пришёл в себя и собрался с мыслями. Вернувшись, произнёс заботливым отеческим тоном:

– Даже если всё так, как ты говоришь, я не выдам тебя за татарина. Кем ты будешь у этого язычника? Десятой женой? Не такую судьбу я обещал твоей матери.

Он не успел занять своё место – смазливая девица помешала: словно утренний туман обволокла руками, прижалась упругой грудью.

– А какую судьбу ты обещал? – игривым голосом маленькой шалуньи пропела Лейла. – Оставить меня старой девой, а затем сплавить в монастырь?

– Не говори глупости. И отойди от меня.

Лейла отпрянула, дождалась, когда он займёт своё место и ловко вспорхнула к нему на колени. Руки вновь сплелись на его шее в один нежный узелок.

– Тот жених тебе не по вкусу, этот не по нраву. Слушай, а женись на мне сам! – задорно глядя в его глаза, она промолвила: – У тебя и жены нет, и вера подходящая.

После этих слов она сладко поцеловала приёмного отца в губы. Поцелуй был явно не дежурным. Для Пангиягера он стал полной неожиданностью. Старый купец даже немного поплыл. Он давно не ощущал женской близости и испытал при этом давно забытое волнение. Это не осталось незамеченным.

– О, да ты на взводе! – заёрзала девица на его коленях. – Вот видишь, я вполне тебе подхожу, – она медленно провела пальчиком по его губам. – Кому ты оставишь наследство? Мужу Эсмины? Так? Но это не родная кровь. А я тебе наследника рожу. Сына.

И она страстно вцепилась в губы попечителя. Руки девушки принялись гладить и ласкать его тело…

***

Астер вновь ждал Эсмину возле башни Криско. Простояв два часа, понял, что она не придёт. Проходя мимо вчерашнего стражника, услышал вслед:

– Что, не пришла? Ха-ха, девки они такие, привыкай.

Накануне парень пережил ещё один божественный день, который затем снился всю ночь. Они болтали без умолку, рассказывая каждый о своей жизни, взглядах на взаимоотношения, на чувства, давая оценку тем или иным людям и событиям, связанным с ними.

А ещё они ходили по адресу, подсказанному Пангиягером. Там жил Димаш Кирияко. Купец непонятной национальности. То ли славянин, то ли грек, то ли армянин. Во всей Каффе он больше всех торговал с Москвой. Именно поэтому отец Эсмины направил к нему. Не мог Савва, собиравшийся в путь к склавинам, пройти мимо внимания этого человека.

Кирияко оказался глубоким старцем, полностью убелённым сединами. Бывает, в таком возрасте люди не помнят, как их самих зовут. Но Димаш, как оказалось, всё ещё обладал острым умом и отменной памятью.

– Погоди-погоди… Савва, да так его и звали. Помню-помню. Так ты его сыночек? Впрочем, мог бы и не спрашивать. Одно лицо.

Далее он поведал, что Савва обратился к нему с просьбой помочь добраться с товаром до московитов. Но к тому времени все караваны уже ушли. Следующий собирался только через полгода.

– Я предложил ждать. Но ему было невтерпёж. Он решил пробраться на север в одиночку. Я стал отговаривать. Говорю, мол, мы всем приплачиваем, чтобы нас по пути не трогали. Вскладчину получается не так дорого. Но в степях встречаются и дикие ватаги. С ними невозможно договориться заранее. Сегодня всем заправляют они, а завтра их место уже занимают новые. Поэтому мы нанимаем крепкую охрану из казаков. Одному такие траты нести тягостно. Подожди до весны. Но Савва не хотел ждать. Он готов был идти на любые траты, лишь бы скорее добраться до Москвы. Оказывается, он только-только женился, поэтому спешил закончить все дела и поскорей вернуться к молодой супруге. Венчался по-скромному, а широкую свадьбу хотел закатить по возвращению. Думал, что в Москве озолотится. Озолотился… Глупец. Говорю, мол, в таком случае ничем не могу помочь. Он ушёл. Уже затем я узнал, что в поисках конвоя он обращался к нашим оргузиям. Но каффинские казаки ленивы – им и здесь хорошо платят. Очевидно, они ему отказали, так как после этого Савву видели в компании Антонио. Это отец братьев Гуаско. Этот упырь сдох наконец-то. А тогда он был очень активен. Да-а… Антонио гораздо хуже тех лихих степных людишек. Гораздо хуже. Не суйся, говорю, к Гуаско. Пропадёшь. Но он молодой, бесшабашный. Не послушался. После этого Савва наш, как сквозь землю провалился. Словно его и не было. И корабль с товарами исчез.

Старый купец замолчал, а Эсмина и Астер переглянулись. Девушка на всякий случай спросила:

– И где нам теперь искать следы его отца? – она указала рукой на парня.

Старик вздохнул:

– Нигде не искать. Не найдёте. Только проблем огребёте. Да не суйтесь к Гуаско, а то и сами сгинете.

На прощание он ещё раз восхитился сходством Астера и Саввы:

– Одно лицо, одно лицо …

После посещения Димаша ребята ещё долго обсуждали стоит ли им искать дальше. Выводы были неутешительными.

Домой шли молча, каждый размышлял о своём. Астер никак не мог понять, почему он так похож на Савву. Его до глубины души смутили слова Кирияко. А Эсмина думала, что теперь Астер вернётся домой и она потеряет друга, с которым ей так легко и беззаботно.

– Ты теперь уедешь? – с нескрываемой досадой поинтересовалась девушка.

Грусть в её голосе очень обрадовала парня, и он даже повеселел, позабыв обо всём. Лжевенецианец тут же сочинил:

– Нет, я останусь в Каффе до зимы. Братья должны сюда явиться к Рождеству.

Они неспеша добрели до усадьбы Тер-Ованеса и ещё долго стояли у задней калитки. Это было вчера …

… Сегодня, прождав пару часов у башни Криско, Астер вновь двинулся к этой самой калитке. Как только он до неё дошёл, сразу услышал знакомый голос:

– Я знала, что ты придёшь.

Калитка распахнулась, и улыбающаяся Эсмина впустила друга:

– Заходи скорей, пока никто не увидел. Меня не выпускают из дома.

– Из-за меня?

– Нет.

– А из-за чего?

– Долго рассказывать. Вот сюда сворачивай. Стоп, лучше иди за мной. Да смотри не наступи на клумбу, а то садовник вновь следствие заведёт, – девушка, словно нить Ариадны, указывала путь, ведя Астера по закоулкам сада. – Та-а-ак, сюда, сюда. Всё! Теперь пришли.

Они остановились у входа в основательно заросшую виноградом беседку.

– Это моё любимое место. Заходи.

Внутри было уютно. Аккуратные лавочки тянулись по периметру стен. А посередине, возле маленького столика стояло кресло-качалка. Астер увидел на столе открытую книгу с закладкой из узорчатой парчи.

– Это ты читаешь?

– Спросил, – рассмеялась Эсмина. – А то, кто?

Парень смотрел на неё не отрываясь. Ей был приятен этот взгляд, но всё же она смущённо выставила перед собой ладошку:

– Чего ты?

– Ты когда улыбаешься – светлая, словно солнышко.

– Смотри не ослепни, – засмеялась девушка. – Ну, всё, всё! Хватит. Если ты будешь так себя вести, я больше не буду тебя приглашать. Хватит, я сказала! – притворно грозно прикрикнула она.

Астер взял со столика книгу, и взглянул на обложку.

– «Повесть об Эсминии и Эсмине»23? – удивился он. – Никогда не слышал даже. Я думал, у тебя редкое имя.

– Как видишь, не такое уж и редкое.

– Прочитала?

– Только половину.

– Интересная?

– Дочитаю, дам тебе.

– И всё же?

– Начало не понравилось.

– Чем?

– Не знаю. Слишком всё нереально. Только представь. Эсмина влюбляется в Эсминия до умопомрачения с первого же взгляда. На пиршестве она касается ногой его ноги. Затем, разливая вино гостям, только ему не даёт наполненный кубок. А после праздника по их жутким традициям она моет ноги Эсмина и украдкой их целует. Ужас какой-то. Разве так можно? Я не верю в любовь с первого взгляда.

– А я верю.

– Не знаю… Как можно влюбиться в совершенно незнакомого человека? Ты видишь только оболочку, но не знаешь, что у него внутри. Может, он глупый, или бездушный. Или ещё хуже – отъявленный негодяй.

– Ты не права. Да, человек видит только оболочки других людей. Но почему одна оболочка его совершенно не волнует, к другой он испытывает симпатию, а третья вызывает у него трепет и волнение. Почему? Потому что судьба каждого из нас написана на небесах. А по оболочке человек узнаёт того, кто уже давно прописан судьбой у него на сердце. Поэтому от любви с первого взгляда в первую очередь трепыхается сердце. Подсказывает – это она, единственная. Та самая, которую ты ждал, которая тебе уготована. Самая прекрасная, самая нежная, самая близкая. Смотри не упусти! Человек же эту подсказку воспринимает, как любовь с первого взгляда. Но на самом деле он давно в неё влюблён, в мечтах ли, в сновидениях ли. Образ любимой уже давно сложился из мелочей: из грёз, из случайных жизненных подсказок. А теперь этот образ явился в реальном облике.

– Интересные рассуждения. Выходит, что мне тоже суждено влюбиться сразу и без поворота? Это со всеми так?

– Не думаю. У каждого своя судьба.

– Хм, выходит, что любовь с первого взгляда всегда счастливая? Прям до гробовой доски?

– Нет, не всегда. Для этого есть разные причины. Часто люди, слыша о такой любви, торопятся, суетятся, выдумывая и домысливая за своё сердце, за свою душу. Потом понимают, что ошибались, но уже поздно. А всем рассказывают, что влюбились сразу. А то, что счастья нет, так это, по их словам, якобы потому, что любовь с первого взгляда – это всего лишь миг счастья. А затем такая любовь приносит только невзгоды. Так делятся своим опытом эти пустопорожние глупцы. Ещё и выводы делают. Мол, этот миг счастья не стоит тех страданий, что выпадают дальше. Впрочем, есть и другие причины неудавшейся любви. Не стоит забывать о кознях дьявола, который посылает нам для испытаний различные соблазны, маскируя их под любовь. Дьявол может опутать человека колдовским миражом, внушив ему, что дурнушка красива, что глупая умна, а злюка добрее родной матери. Сатана толкает сбитого с толку человека в объятия созданного миражом «идеала», а сам смеётся в сторонке, стуча от удовольствия копытами: «Ха-ха-ха! Это и есть любовь с первого взгляда. Наслаждайся!» От себя добавлю: мы часто прислушиваемся к суждениям людей поверхностных, не награждённых свыше способностью глубоко мыслить. Они кричат громче всех: «Любви не существует!» Почему они так кричат? Потому что сами её не познали. Они судят по себе. На самом деле это самые несчастные люди из всех живущих на Земле. Судьба их обделила счастьем. Ещё бывает порода людей, которые ищут не любовь в себе, а себя в любви. Главное для них услада и показное счастье. По сути, они эгоисты, которые не в состоянии познать истинного чувства. Они ежеминутно будут доказывать всем, мол, то, что с ними происходит – это и есть настоящая любовь. Они будут на виду у всех устраивать показуху, демонстрируя свои безмерные чувства. Будут уверять всех, что испытывают неслыханное блаженство. Но это обман. Либо сладкий, успокаивающий самообман. Страшно только то, что такие люди всю оставшуюся жизнь жестоко мстят тем, кого выбрали и кого склонили к браку, соврав им про свои возвышенные чувства.

– Ого! – Эсмина, от удивления затрясла своей чудесной головой. – Да ты оказывается дока в этом деле! Ты уже влюблялся?

Вопрос застал врасплох. Признаться? Нет, не сейчас. Слишком рано. Нет ничего хуже навязчивой любви. Навязчивой к тем, кто пока не готов к ответным чувствам. Суп даже не вскипел, так нечего пенять, что он невкусный.

И он соврал. Это была самая невинная ложь из всей тирады лжи, что Астер сочинил, надев чужой костюм.

– Нет пока. Но надеюсь, что скоро испытаю, – он опустил глаза, пытаясь не выдать себя с головой. – Очень надеюсь, что это чувство будет взаимным. Без этого нет счастья. Безответная любовь лишь убивает.

Девушка улыбнулась. Она была не глупа и не слепа.

Астер, посчитав, что тема скользкая, решил сменить её:

– А что ты читала до этой книги?

– Клижес24.

– Никогда не слышал. У нас с тобой разные библиотеки.

– Ну, да. Ты же на юге Греции живёшь, а я в Газарии.

Парня словно ледяной водой окатило: «Точно, я живу на юге Греции! Спасибо, что напомнила! В Мальвазии, в Мальвазии, в Мальвазии… Не проколись, не проколись, не проколись».

Он тут же поинтересовался:

– Понравилась?

– Да, очень.

– Расскажи.

– Зачем? Ты не собираешься этот роман читать? Скучна история, финал которой знаешь.

– Ну, расскажи. Книг на свете много. Возможно, эта никогда не попадётся на глаза.

– Хорошо, как знаешь. Сюжет её связан с императорским дворцом в Константинополе. Клижес, сын императора, полюбил Фенису. И она полюбила его. Фениса красива и умна. Так было уготовано судьбой, что она стала женой Алиса, брата императора. Казалось бы, будущее влюблённых туманно. Но Фениса гениально распутывает клубок пут, повязавших их по рукам и ногам. Чтобы Алис не лишил её девственности, она опаивает его чудодейственным напитком. Супруг гордится своими фантастическими подвигами на брачном ложе. Но на самом деле это ему снится. Но обман с супружеским ложем – не выход. Это всего лишь полумера. Фениса благородная дама. По соображениям чести она не может просто так взять и отдаться возлюбленному. При этом она больше беспокоится не за свою честь, а за честь опаиваемого ею мужа. Чтобы не скомпрометировать Алиса, узурпировавшего к тому времени власть в империи, Фениса решает симулировать собственную смерть. Она, словно колдунья, прекрасно знает силу трав. С помощью сваренного зелья Фениса притворилась мёртвой. Это было так похоже, что все восприняли её смерть, как факт. Фенису похоронили в склепе. Ночью она очнулась и бросилась в объятия Клижеса, утонув в безумном омуте любви. Но любой обман не долог. Он всегда выходит на свет, – при этих её словах Астерион поёжился. Девушка, не обратив внимания, продолжала рассказ: – В конце концов любовников застукали на задворках сада, примерно в таком же уединённом месте, как это, – смеясь, Эсмина обвела рукой уютную беседку. – Им пришлось бежать. Они сели на корабль и прибыли ко двору короля Артура. Мать Клижеса являлась дочерью Гавейна, одного из рыцарей Круглого Стола. Благородный король Артур, чтобы помочь влюбленным, решил свергнуть тирана, убившего своего брата и захватившего власть в империи. Пока он собирал армию, пришло известие, что Алис умер, отравившись ядом собственной злобы. Фениса и Клижес сели на корабль и отправились домой, где их с нетерпением ждали счастливые подданные. Всё. Как тебе?