Багровые волны Чёрного моря

Это было ехидное замечание. Эсмина никогда ничего по дому не делала.

Лейла исчезла в проёме, а Манана-хатун после натянутой паузы проворчала:

– Дерзкая девчонка, – она грозно перевела взгляд на служанок: – Чего встали? За работу!

«Дерзкая девчонка» выскочила в сад. Её раздирало вечное недовольство своим подвешенным состоянием в доме Тер-Ованеса: «Сели на шею. Нашли бесплатную рабыню. Пора с этим кончать. Два года тружусь на них, как вол на пашне. А эта белокурая красотка только ест, спит, да наряды примеряет».

Она нервно дёрнулась и, чтобы хозяйка не нашла её и в саду, вышла за ворота.

Улица была тихой и спокойной. Из-за каменных заборов богатых усадеб свисали ветви садовых деревьев. Подобные деревья росли и на улице. Они щедро засыпали своими плодами раскалённую на солнце землю. Каффа богатый город. Здесь нет голодающих. Под старой шелковицей всё было красным-красно от спелых ягод. Несколько кур во главе с заботливым петушком активно разгребали падалицу в поисках червячков. Присмотревшись, девушка заметила, что с большой горизонтальной ветви тутового дерева свисают чьи-то босые ноги. От нечего делать она двинулась к этим ногам в поисках нетривиальных приключений. Что ж, каждый борется со скукой по-своему.

Ноги принадлежали парню с шикарной шевелюрой мелко вьющихся кудрей. Лейла его уже видела несколько дней назад и тоже рядом с домом. Правда тогда он ей не понравился. Морда была какой-то невообразимо уродливой. И сейчас радужные круги под глазами издалека делали его монстром. Но при ближайшем рассмотрении парень оказался вполне симпатичным. Ничего так, можно и поболтать:

– Эй, ты чего это ошиваешься возле нашего дома?

Обладатель кудрей отреагировал спокойно:

– Это улица. Здесь нет запретов.

Астер подтянул ноги и практически улёгся на широкой ветви. Он давно узнал адрес своей возлюбленной и теперь в любое свободное время прибегал сюда с надеждой узреть её снова. За частые отсутствия ему постоянно доставалось от отца. Но парень терпел. Притяжение к этому месту было сильнее его.

Лейла продолжала поедать босоного древолаза глазами.

Хм, а он не плох. И фигура, и мордашка – всё при нём. Где-то я его раньше видела. Где? А, вспомнила! На рынке! На рынке в лавке гончара. Точно, это горшечник. И чего он тут забыл?

– Конечно, нет запретов. Но если я пожалуюсь охране, то тебе сразу наглядно разъяснят, что запрещено, а что разрешено. Может, ты шпион. Или извращенец, подглядывающий за девушками.

Удар пришёлся ниже пояса. Астер ловко спрыгнул на землю и проворчал:

– Вот прицепилась. Ухожу уже.

Но Лейла его остановила, схватив за рукав:

– Не обижайся. Это я так, чтобы разговор завязать.

– Тебе скучно что ли?

– Ага, в точку, – она нацелилась было присесть на лежащее тут же бревно, но поняла, что под шелковицей этого делать не следует. Поэтому девушка просто опёрлась о ствол дерева, свернув руки калачиком и уставившись на парня задорным взглядом:

– А ты никак влюбился?

Эта тема тоже не понравилась Астеру:

– С чего ты взяла?

– У тебя на лице всё написано.

Он смутился и, почувствовав, что краснеет, смутился ещё больше:

– Болтаешь ерунду.

– И вовсе не «ерунду». Покраснел – и это тебя выдало с потрохами. А кроме того – глаза горят, как у влюблённого.

– Откуда знаешь? – машинально пробубнил смущённый парень.

– Мне ли не знать? Разве в меня нельзя влюбиться? – поймав его взгляд, Лейла осанилась, поведя плечами и выставив вперёд небольшую, но ладную грудь: – Или будешь спорить?

– Нет, не буду.

– Так красивая я или нет?

– Красивая.

– Почему же тогда вы, мужики, на других смотрите? А меня будто и не существует. Словно я пустое место, – она аккуратно дотронулась рукой до его плеча. – Посмотри на меня. Посмотри внимательно, – в её глазах загорелись зазывные огоньки. – Разве не хороша?

– Хороша, хороша…

Тон ответа совсем не удовлетворил девушку. Она тут же остыла, но вновь переменилась в настроении:

– Ладно, не буду мучать. Вижу, не из-за меня ты сюда зачастил.

– И вовсе не зачастил.

– Признайся, кто королева твоего сердца?

– Никто.

– Врёшь.

Смуглянка придирчиво оценила внешний вид собеседника и стала перечислять имена служанок. Но спрашивая, не дожидалась ответа – по реакции парня было видно, что всё мимо цели.

– А! – девушка игриво прикрыла ладошкой рот. – Я поняла. Дама твоего сердца – Манана-хатун.

Прыснув, она залилась звонким колокольчиком. Астер предпринял новую попытку отвязаться от надоедливой и слишком словоохотливой девушки:

– Всё, мне пора…

Но в его спину, как раз в область сердца, попал контрольный вопрос:

– Ты втюрился в Эсмину, в нашу роковую блондинку?

Парень замер: он уже знал имя той, о ком грезил по ночам.

Лейла настойчиво развернула его лицом к себе. Он стоял немного обескураженный, уставившись куда-то сквозь свою собеседницу. Она легонько провела нежной ладошкой по его волосам:

– Бедненький, как мне тебя жалко.

Он уклонился от повторной попытки погладить и переспросил:

– «Жалко»?

– Да, жалко, – она участливо заглянула ему в глаза. – Это же прямо на небе крупными буквами написано: «Кто влюбится в нашу блондинку, тот навеки станет несчастным».

– Это почему? – Астер не уходил. Он хотел знать про Эсмину всё. По крайней мере, чем больше – тем лучше.

Лейла обрадовалась: наживку заглотил – попался на крючок. По телу пробежало трепетное волнение. Она знала это чувство. Приятная дрожь удовольствия. Его она стала испытывать с тех пор, как внутри её красивого тела впервые проявился незнакомый доселе вкус авантюризма, помазанный сверху интригами, и положенный на большущий кусок лжи. Она пока не знала для чего явилась на этот свет. Но ей уже очень хотелось хитрить, выдумывать и управлять людьми. Тем более всё это давалось столь легко и непринуждённо.

Угу, чтобы ещё такое сочинить?

Она мысленно потёрла ладошками и продолжила:

– Это всем известно. Странно, что ты не знаешь. Во-первых, она чокнутая.

– Как это?

– Обыкновенно. Она с деревьями разговаривает, с солнышком, с ветром.

– И что? Я тоже, – Астер не увидел в доводах Лейлы ничего необычного.

Девушка кивнула. Мол, ладненько, тебя это не пугает. Сейчас ты не обрадуешься. И она выдала новую порцию компромата:

– Она богата, заносчива и капризна. Она о принце мечтает. А ты на эту роль уж никак не годишься. Ты же сын горшечника. Можешь не отпираться, я видела тебя на рынке. Ты на себя в зеркало, когда последний раз смотрел? Думаешь, она взглянет на оборванца, одетого, как босяк? Не веришь? Давай проверим.

Зачем она так поступала? Лейла сама до конца не понимала. Но ей вдруг неудержимо захотелось во что бы то ни стало отвадить этого парня от своей названой сестры.

Почему он влюбился в неё? Ну, почему?! Почему не в меня? Это несправедливо. Надо понять, насколько я привлекательна для других. Понять и ощутить в реальности. Если удастся переключить парня на себя – значит, я реально оцениваю свои способности, свой потенциал привлекательности. Меня уже бесит этот вакуум, окутавший меня с ног до головы глухой тишиной. Сейчас мы на этом дурачке проверим свои чары. Я заставлю его влюбиться не в неё, а в меня.

– Мне самой интересно, как у вас дальше дело пойдёт. Ничего, ничего…, не волнуйся. Я просто позову её, а дальше ты сам. Что, страшно?

Астеру было страшно. Это гораздо страшнее, чем вновь встретиться с теми казачками. Это гораздо страшней, чем испытать гнев матери. Он взглянул на свою одежду обновлённым взглядом. И правда оборванец. Лейла продолжала подначивать:

– Вот и сдулся. Все вы так: люблю, люблю, а сами в кусты.

– И вовсе не сдулся. Зови! – решился Астер.

А дальше будь, что будет. Обратного пути нет. А одёжка у меня вся такая. Чего уж?

– Вот это по-нашему. Молодец! Ты ничего не теряешь. Ты же искал с ней встречи? Я тебе устрою. Стой тут. И не подходи, пока не позову. Сейчас я приведу твою красавицу. Прямо сюда, к калитке.

Лейла нашла Эсмину в её комнате и с порога выпалила:

– Иди, помоги мне!

Дочь Пангиягера недоуменно уставилась на притворно взволнованную девушку:

– Что случилось?

– Котёнок под калиткой застрял. Никак вытащить не могу.

Эсмина тут же ринулась спасать малыша.

Но никакого котёнка под калиткой не оказалось.

– Вылез всё-таки. Где же ты? Кыс-кыс-кыс…

Лейла вышла на улицу и стала искать киску в зарослях подзаборной полыни. К ней присоединилась Эсмина.

– Наверное, убежал, – вздохнула «сводница» и тут же нагло расплылась в улыбке: – Я тебе наврала. Это твой поклонник подбил заманить тебя таким образом.

– Какой поклонник? – Эсмина побледнела, подумав о Гуаско.

Она тут же непроизвольно сделала пару шагов к калитке.

– Вот он, – указала Лейла на Астера.

Но взволнованная невеста Теодоро не обратила на парня никакого внимания, уверенно двинувшись назад.

– Да погоди ты! – схватила её за руку авантюристка. – Посмотри, какой красавец!

Блондинка постаралась вырваться из её хватки, отказываясь глядеть куда-либо, кроме как в сторону дома.

– Он влюблён до безумия! Скромный кавалер ходит к нашему дому каждый день в надежде увидеть тебя хоть издали. Эсмина! Куда ты помчалась?

Опасения западни, устроенной Гуаско, не покидали взволнованную девушку. Поэтому она отвечала машинально:

– Лейла, отстань! Не нужны мне никакие кавалеры.

– Да ты посмотри, какой красавчик! Влюбился с первого взгляда, увидев тебя на рынке. Он там горшками торгует.

Эсмина на миг замерла, наморщив лоб:

– «Горшками»? В меня влюбился горшечник? Вот это новость! Докатилась.

– Да ты посмотри! – Лейла воспользовалась паузой и, забежав вперёд, развернула названую сестру в сторону Астера. – Смотри, какой кавалер!

Парень напрягся и сделал шаг навстречу.

Эсмина обвела взглядом его простую рубаху, холщовые штаны и босые ноги. На лице парня она не заострила никакого внимания. Её можно было понять: издали после побоев он вряд ли был привлекательным. Отрезала достаточно громко:

– Тоже мне – кавалер! Он даже в слуги кавалера не годится!

И тут же исчезла в проёме калитки.

Лейла подошла к Астеру:

– Сделала всё, что смогла. Но ты сам всё слышал.

Астер насупился и медленно побрёл прочь. Прохиндейка двинулась следом, добивая парня на ходу:

– А я предупреждала. Не в тот огород ты взгляд навострил. Мало того, что она умалишённая, так ещё и заносчива, словно принцесса Персии. Увидела тебя и засмеялась. Мне, говорит, и в страшном сне не привидится заговорить с таким оборванцем. Это ниже моего достоинства. Как этот босяк посмел даже подумать обо мне? Такое тряпьё, говорит, отец не позволил бы даже на пугало нацепить. Стыдно.

Выпалив тираду, она предельно нагло рассмеялась.

Глава 8

9 июля 1474 года, четверг

О любви и социальном неравенстве

Несколько дней Астер не находил себе места. Он больше не навещал шелковицу рядом с домом возлюбленной. Было противно. Противно и стыдно после услышанного от Лейлы. Но образ девицы с белыми, как облако, волосами никак не хотел покидать голову. Мало того, она снилась. Снилась каждую ночь. В сновидениях девушка не чуралась затрапезной одежды парня. И запросто общалась с ним. Говорила ласково и приветливо. Однажды красавица даже взяла в свои руки его ладонь. Всё было, как наяву. Даже озноб прошиб. Астер тут же вскочил и больше уже не уснул. Вышел из дома и ходил по берегу моря до самого рассвета.

Странно, но к своим семнадцати годам юноша не мог похвастаться победами на амурном фронте. Друзья за это над ним постоянно подтрунивали. Некоторые гордо предлагали стать учителями. Фу! Астерион ненавидел парней за их скабрезный цинизм. Возможно, что это неприятие их пошлых рассказов о победах над известными ему девушками как раз и сыграло свою роль. Он стал избегать амурных тем и не рассматривал соседских девчонок в качестве объекта лирических воздыханий. А тех, в свою очередь, сам Астер притягивал. И даже очень. Красивый парень, ладный. Чего уж там…

Поэтому для него самого обрушившиеся на него чувства стали полной неожиданностью. Как снег, посреди жаркого лета. Как омут на мелководье. Как пропасть для разогнавшегося всадника.

Астер летел в пропасть. Летел безвозвратно, в полную тьму, где не было видно даже намёка на что-то светлое. Из такого полёта не вернуться назад. Назад к тому состоянию, когда ты ещё не увидел впервые её. Богиню, Афродиту, Эсмину… Уже невозможно. Никак. Совсем никак.

Ещё тогда, когда синяки после побоев не сошли, бледный вид парня не остался без внимания матери:

– Что-то ты в последнее время выглядишь не так, как всегда. Где-то пропадаешь. Отец тебя ругает. Уж не влюбился ли?

Астер промолчал. Мать потрепала за вихры, но не стала докучать вопросами.

Прошла неделя. Она вновь:

– Что-то ты в последнее время совсем исхудал. Лицо бледное. Глаза красные. Никуда не ходишь. Отец тебя хвалит – много работаешь. Уж не влюбился ли?

В третий раз мать, бросив стирку, вытерла руки о подол и ухватила ускользавшего сына за рукав:

– Ну-ка, посмотри на меня! – Биата внимательно изучила лицо Астера и улыбнулась: – О, что я говорила?! Всё прошло. Даже следов не осталось. Ух, какой ты у меня красавец! – она сжала щёки сына, сомкнув его губы смешной трубочкой – Вылитый Исус Христос в молодости.

– Мам, Христа молодым и распяли.

– Пусть так. Но не в таком возрасте, как у тебя. Шестнадцать лет. Всё ещё впереди.

– Дед Влас, говорил, что я ему Аполлона напоминаю.

– Твой дед тот ещё сказочник. Нашёл, кого слушать. Забудь. И не упоминай больше при мне всех этих дурацких языческих божков.

Сын даже обиделся. Зачем она так о покойнике?

– Ладно, не отворачивайся, – она примирительно похлопала Астера по плечу. – Дед твой был хорошим человеком. Умным, добрым, но с прибабахом. Всегда боялась, что все эти его мифы до добра не доведут. И ты помалкивай. Никому их не рассказывай. У нас один бог – Исус.

– Мам, Исус сын божий.

– Всё, я сказала! Слушай мать, а не учи. Знаю, что говорю. Я сорок пять лет книгу жизни читаю. А ты только первые страницы осилил.

Она вздохнула, стряхнула с себя строгость и неожиданно ласково спросила:

– Кто она?

Сын понял, о чём его спрашивают. Он хотел увильнуть, но не смог соврать матери. С трудом вымолвил:

– Девушка…

– Я понимаю, что не дедушка.

– Эсмина. Так её зовут.

– О господи! Что за имя?

– Она дочь Пангиягера.

Мать опустила руки:

– Этого ещё не хватало. Забудь.

Она с неподдельным восторгом прошлась взглядом по его лицу. Красавец, всё при нём! Правильный нос, большие глаза, по-детски припухшие губы. Волевой подбородок. Да и статью вышел. Ой, девки ещё поплачут. Ой, поплачут…

– Да не рассказывай никому о ней. А то отец узнает, всыпет, мало не покажется.

– Ну и пусть, – потупил упрямый взгляд Астер.

– Пусть… Давно видно не пороли, – разозлилась Биата. Но тут же сменила гнев на милость: – Ну на что она тебе сдалась? Разве вокруг мало красавиц? Вон, Катюся соседская, как расцвела. Созрела девка. Красавица из красавиц. Ничего не скажешь. Сохнет по тебе. Каждый день спрашивает: где ты, чего ты.

Астер словно не слышал. Отчеканил:

– Я люблю её!

Тут же на его лице застыл испытывающий взгляд:

– Так уж и любишь?

– Да. И ничего поделать не могу. Хотел забыть… Не получается… И не получится.

– Эх, ты, женишок мой ненаглядный, – женщина положила голову сына себе на плечо. – Вырос уже. Матери на цыпочки приходится вставать, – она пустила слезу: – Ничего-ничего, всё проходит. Время лечит.

– Я люблю её больше жизни, – упрямо прошептал Астер на ухо матери.

Та отпрянула, слегка разозлившись:

– Детство всё это! Молодая кровь бродит. Любовь… Какая любовь? Тебе ещё и семнадцати нет. Любовь – это не только воздыхания при луне и красивые слова. Любовь – это ответственность. И не только перед своей половинкой, но и перед своей семьёй, и перед будущим своих детей. Ты об этом подумал? – голос матери эмоционально взвился вверх. – Кто ты такой? Что из себя представляешь? Чем жену кормить будешь? Или думаешь, что всё на тебя станет сыпаться само собой, словно манна небесная?

Сын попытался возразить:

– Мам…

Но Биата отрезала, подытожив сказанное:

– Ты ещё молод для брака. У тебя нет своего дела, нет дома, нет денег. Сначала встань на ноги. А пока забудь про свою Эсмину раз и навсегда. Будь ты даже самым лучшим гончаром на свете – этой свадьбе не бывать. Ты сын горшечника. Она дочь богатого купца. Говорят, в его жилах течёт царская кровь. Вот и подумай, что тебя ждёт. Забудь. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Но её слова только подогрели упрямство сына:

– Как ты можешь так говорить? Есть женщина, и есть мужчина. Если они любят друг друга – значит, нет никаких преград.

Мать не смогла сдержать улыбки:

– Глупый ты ещё. Глупый и наивный, как телок, – голос её вновь стал ласковым. – Эх, Астер, Астер… В этом мире много несправедливости. Я желаю тебе только счастья. Забудь её. Иначе ты сломаешь жизнь не только себе, но и ей. Ты такой красавец! От девушек уж точно отбоя не будет. Вон сколько за воротами шляется. Только свистни.

– Это звучит жутко. Жутко обыденно. Нет, мама, ты не понимаешь. Мне никто не нужен. Только Эсмина. Я добьюсь. Она станет моей.

Астер развернулся и ушёл. Биата покачала головой: «Упрямый! Весь в своего отца. Только тот влюбился в простую девушку. А этот – наоборот».

Биата села на лавку, подпёрла щёку натруженным кулаком и пустила скупую материнскую слезу. Горькую ли, сладкую ли – об этом знала только она.

Глава 9

10 июля 1474 года, пятница

О невольничьих рынках

Братьям Гуаско не терпелось закрепить захваченные земли в качестве своих родовых. Для этого в деревне Тасили16 они решили построить замок.

Работа кипела вовсю. На вершине нависающей над морем скалы перестраивался донжон. Чуть ниже, со стороны небольшой долины быстро росла крепостная стена. Сотни профессиональных строителей, жителей захваченных деревень и просто рабов с утра и до позднего вечера трудились не покладая рук.

У деревянного причала Тасили качались на волнах два турецких судна. Здесь же, прямо на берегу, кипела бойкая торговля. Торговали невольниками, толпа которых растянулась вдоль всего прибоя. Покупатели в сопровождении десятка слуг медленно продвигались вдоль «витрины», скрупулёзно оценивая выбираемый товар. Купцы дотошно рассматривали каждого из предлагаемых рабов: щупали мускулы, заглядывали в рот, заставляли оголять торс. Купленных полонян тут же уводили по деревянному пирсу в трюмы кораблей. Взамен проданному товару из бараков выводили новый. Когда распродали всех мужчин, принялись за женщин.

Продавцами были братья Гуаско. Нелегальная торговля рабами приносила им баснословную прибыль. Именно в этом крылась первопричина наглых захватов деревень Тасили и Скути. Оба этих селения были связаны горными дорогами с Карасубазаром, главным невольничьим рынком степного Крыма. Нелегальная торговля рабами позволяла Гуаско иметь тугие кошели, часть которых они раздавали направо и налево в качестве взяток.

Чаще всего прямым поставщиком невольников был бек Эминек. В поисках живого товара его нукеры словно волчья стая непрерывно рыскали в степях между Доном и Днепром.

Наконец из деревянного ангара вывели последнюю партию полонянок. Самую дорогую. Совсем юные девочки-славянки пользовались повышенным спросом.

Андреотто при их появлении цокнул от восхищения:

– Смотри, братишка, сколько блондинок. И зачем тебе сдалась эта капризная армянка?

Теодоро неохотно парировал:

– Ты путаешь законный брак на благородной даме с плотскими утехами с никому неизвестными девками.

– Так уж «на благородной», – усмехнулся старший брат.

У жениха заиграли желваки на щеках, он вскипел, но удержался от резкого ответа. За него вступился Деметрио:

– Тео прав. Я сам видел фамильное древо Пангиягера. Там присутствуют императоры.

– За хорошие деньги тебе и не такое нарисуют. Отец, когда прибыл в Газарию, был просто Гуаско. А теперь мы с тобой стали продолжателями древнейшего и знатнейшего рода ди Гуаско. И никто нам не может вменить в вину, что мы так быстро стали маркизами.

Младший, резко выдохнув, с усилием выпустил «пар»:

– Не хочу даже обсуждать это. Решение принято. Мне нужен наследник. Красивый, благородный наследник.

Андреа примирительно пробормотал:

– Как хочешь, я же не против…

В это время один из купцов поинтересовался стоимостью последних девиц. Старший брат назвал цену:

– Отдам по семьсот аспров.

Турок, естественно, начал торговаться:

– Ай, почему так дорого? За такую цену я в Каффе двух куплю.

– В Каффе нет такого товара. Всё лучшее идёт прямиком сюда. И не купить там девственниц меньше, чем за тысячу. А таких красоток тем более. Этих можно продать в гарем султана за десять тысяч.

– Нет, это очень дорого. Готов платить по пятьсот, – упрямился торгаш.

Андреотто всплеснул руками и двинулся вдоль строя девственниц.

– Берлад, прикажи им раздеться, – указал он дородному казаку.

Тот что-то сказал на языке склавинов, но ни одна девушка не пошевелилась. Тогда Берлад силой сорвал одежду с ближайшей полонянки. От платья остались одни лоскуты. Прочие девушки, поняв, что в ближайшей перспективе могут остаться и вовсе в одном дранье, засуетились.

Андреотто аккуратно приподнял пальчиком подбородок одной из невольниц:

– Смотри, какие красавицы! Где ты ещё таких найдёшь? А грудь? Разве это не грудь девственницы? – при этом он пошлёпал ладошкой по упругим грудям её соседки.

Несговорчивый турок деловито прощупал каждую и сделал заключение:

– Худые они… и груди маленькие.

Андреотто деланно засмеялся:

– Тебе толстушек подавай? Как-будто ты не видишь, что они совсем юные. У них только-только пах начал зарастать. А грудь вырастит. Куда она денется?

– Они точно девственницы? – турок с сомнением взглянул на братьев.

– Да точно, точно. Не станем же мы из похоти портить товар. Ты не первый, и не последний. Пока ещё никто не обвинил нас в подлоге.

Купец хмыкнул и продолжал строить недовольную мину. Теодоро раздражённо мотнул головой:

– Хочешь, сам проверь любую.

– Только сначала заплати, – уточнил Деметрио.

Видя нерешительность турка, старший брат подначил:

– Выбирай любую. Или ты не любитель женских прелестей, как многие у вас?

Всё это было сказано в качестве привычного базарного трёпа. Но купец видимо уже возгорелся желанием. Слишком соблазнительный товар предстал перед ним. Он ткнул пальцем в понравившуюся ему девушку:

– Эту хочу.

– Плати.

– Пятьсот.

– Семьсот. Я не буду торговаться. Дешевле не отдам, – отрезал Андреотто.

Купец вздохнул, но отсчитал нужную сумму. Пересчитав деньги, старший из братьев кивнул Берладу. Казак тут же ухватил выбранную девушку за косы и потащил в установленный неподалеку шатёр. Девушка визжала и упиралась. Тогда Берлад легко закинул её на плечо и, показав братьям Гуаско её пухлые ягодицы, быстро засеменил к шатру.

Казаки, служившие долгие годы ханам Золотой Орды, после её развала остались не у дел. Вся их жизнь была заточена на воинскую службу. На платную службу сильным мира сего. Они не были природными землепашцами, они не пасли бесчисленные стада быков и лошадей. Казаки по сути своей рождены быть воинами. Земледелие и скотоводство – всего лишь подспорье в жизни, измеряемой воинскими походами. Теперь, когда Орда превратилась в лоскутное одеяло, они готовы были служить тем, кто больше предложит. Предложений было много. Казаки нанимались на службу к молдавскому господарю, к литовским и московским князьям, к ханам Казани и Астрахани. К кому угодно, лишь бы платили звонкой монетой. Генуэзцы платили. Платили хорошо, называя казаков ещё и оргузиями17.

Купец, вернувшись из шатра в отменном настроении, купил всех невольниц по цене названной Гуаско. Деметрио с усмешкой напутствовал его:

– При такой тяге к женским прелестям тебе стоит торговать солью или рыбой. Смотри не перепорти по пути в Константинополь всех купленных девиц.

Когда последних рабынь погрузили на корабль, Андреотто подвёл итог, хлопнув в ладоши:

– Наконец-то закончили с делами. Теперь можно и на свадебке гульнуть.

– Задержались. Вчера надо было выезжать. Или сегодня с утра, – проворчал Теодоро.

– Ничего братик, – приобнял его Андреотто, – никуда от тебя твоя цыпа не денется. Или совсем невтерпёж?

– О! Смотри, несётся! – указал пальцем Деметрио на купца, торопливо двигающегося в их сторону.