Путь Пепла и Стали. Путь от Чернигова до Царьграда

– Я схожу, посмотрю, – сказал Яромир, поднимаясь.

Все уставились на него. Святко высунулся из телеги.

– Ты с ума сошел? Мне за твою голову перед воеводой отвечать! Ночь на дворе, а ты в лес собрался! Мне завтра в дорогу!

– До завтра я вернусь, – спокойно ответил Яромир. – Сидя здесь, мы им все равно не поможем. А у меня глаз наметанный. Может, увижу то, что вы проглядели.

Потап и Прохор переглянулись. Они уже видели, на что способен этот парень, и не стали спорить. Староста посмотрел на Яромира с проблеском надежды в глазах.

– Если найдешь хоть что-то, хоть какую-то весть, деревня тебя не забудет.

Яромир кивнул, взял свое копье и, не сказав больше ни слова, шагнул прочь из круга света, растворившись в ночной темноте.

Он шел не спеша, доверяясь не столько зрению, сколько внутренним ощущениям. Камень-оберег на его груди был спокоен, лишь слегка вибрировал, отзываясь на близость мира духов. Когда он вошел под сень березовой рощи, воздух вокруг него, казалось, стал плотнее и зазвенел тишиной.

Лунный свет, пробиваясь сквозь белые стволы, создавал причудливую игру света и тени. Было тихо, но это была не мертвая тишина, а тишина, полная жизни. Яромир чувствовал это. Он не искал следы на земле, он искал… отголоски.

Пройдя вглубь рощи, он заметил на ветке орешника клочок яркой ткани. Красный лоскут от женского сарафана. Он зацепился, когда кто-то поспешно проходил мимо. Яромир снял его. Ткань была холодной и влажной. Он пошел дальше в том же направлении и вскоре наткнулся на брошенное лукошко с рассыпанными по земле ягодами.

А потом он увидел его.

На краю небольшой поляны, где лунный свет был особенно ярок, он увидел пруд, которого не было ни на одной карте. Пруд с водой такой чистой и прозрачной, что в ней, как в зеркале, отражались звезды. Вокруг пруда росли диковинные, светящиеся в темноте цветы. И он снова ощутил их – присутствие Берегинь. Хранительниц этого места.

У самой кромки воды он увидел и тех, кого искал.

Девушка, Милана, стояла в длинной белой рубахе, ее волосы были распущены, и она медленно вплетала в них светящиеся цветы, напевая тихую, неземную мелодию. Ее лицо было безмятежным и прекрасным, но в ее глазах не было ничего человеческого – лишь спокойствие лунного света. Она стала одной из них, младшей сестрой, прислужницей вечных духов этой рощи. Она пела, глядя на неподвижную гладь воды, и ее песня была одновременно и колыбельной, и прощанием, и вечной клятвой.

(Спи, мой любимый, в колыбели звездной,)

(Пусть сон твой будет тих и безмятежен.)

(Над гладью водной я венок сплетаю,)

(Я рядом, милый. Я не покидаю.)

Ее голос был лишен человеческой печали, но полон сверхъестественной нежности. Он был чист, как вода в пруду, и прохладен, как лунный свет.

(Не плачь о солнце, что горит и слепит,)

(Луна-сестрица нежною нас лепит.)

(Твои ресницы – сонные кувшинки,)

(Твоя душа – прозрачней тонкой льдинки.)

И тут Яромир, ведомый своим камнем-оберегом, посмотрел в воду. В кристальной толще, на самом дне, он увидел фигуру юноши, Ярило. Он лежал, словно спал, его руки были скрещены на груди, а открытые глаза смотрели вверх, на звезды, но ничего не видели. Его тело не гнило, его не трогала тина. Он стал хранителем пруда, вечным стражем, уснувшим в его холодных объятиях.

А песня Миланы продолжалась, убаюкивая его вечный сон.

(Ни боль, ни старость нас теперь не тронут,)

(Лишь наши тени в тишине утонут.)

(Я буду петь, пока стоят березы,)

(А ты – хранить мои немые слезы.)

(Спи, мой хороший… спи, моя отрада…)

(Навеки вместе. Большего не надо.)

Последние слова растворились в шелесте листвы. Яромир стоял в тени и смотрел на эту картину – прекрасную и ужасную в своей сути. Он понял, что здесь произошло. Они не заблудились. Их не убили. Они сами выбрали свою судьбу. Лес позвал их, предложил вечность и красоту взамен короткой человеческой жизни, и они согласились. Девушка обрела бессмертие духа и голоса, а парень – бессмертие тела, став стражем. Цена, уплаченная за любовь, выходящую за пределы мира людей.

Камень на его груди показал ему эту истину так ясно, словно он читал открытую книгу. Он знал, что вмешиваться нельзя…

Яромир стоял в тени и смотрел на эту картину – прекрасную и ужасную в своей сути. Он понял, что здесь произошло. Они не заблудились. Их не убили. Они сами выбрали свою судьбу. Лес позвал их, предложил вечность и красоту взамен короткой человеческой жизни, и они согласились. Девушка обрела бессмертие духа, а парень – бессмертие тела, став стражем. Цена, уплаченная за любовь, выходящую за пределы мира людей.

Камень на его груди показал ему эту истину так ясно, словно он читал открытую книгу. Он знал, что вмешиваться нельзя. Он не мог ни спасти их, ни вернуть. Их больше не существовало в мире живых.

Постояв еще немного, он молча развернулся и пошел обратно.

Он вернулся к костру далеко за полночь. Все ждали его, не ложась спать.

– Ну что? – спросил староста, вскакивая ему навстречу.

Яромир посмотрел в его полные надежды глаза, и ему стало тяжело. Как объяснить этому старику то, что он видел?

– Я нашел место, где они были, – сказал он медленно, подбирая слова. – Нашел ее платок и брошенное лукошко. Дальше их следы теряются у маленького пруда в самой чаще рощи.

Он сделал паузу.

– Их больше нет, – тихо сказал он. – Не ищите их. Они не вернутся.

– Звери? Разбойники? – выдохнул староста.

Яромир покачал головой.

– Нет. Лес забрал их. Девушка теперь служит его духам-хранительницам. А парень… он стал стражем того места. Они вместе, но не в нашем мире. Их воля была на это. Не тревожьте ту рощу, и они не причинят вам зла.

Наступила тишина. Охранники смотрели на Яромира с суеверным ужасом. Староста побледнел, но, казалось, понял его. Такие истории, пусть и редко, но случались. Истории о тех, кого "увел" лес.

– Значит, такова их судьба, – прошептал он, и слезы покатились по его морщинистым щекам. Но это были уже не слезы отчаяния, а слезы смирения. Утрата была страшной, но знание, пусть и горькое, было лучше неизвестности.

Староста низко поклонился Яромиру.

– Спасибо тебе, добрый человек. Ты принес нам горькую, но правду. И избавил от ложных надежд.

В ту ночь Яромир долго не мог уснуть. Он думал о молодой паре. Они выбрали свою вечность, заплатив за нее человеческой жизнью. Он же, наоборот, отчаянно цеплялся за человеческую жизнь, готовясь заплатить за нее чем-то большим – своей душой, своим будущим, своим местом в мире.

И он не знал, чей выбор был правильнее. И чей путь в итоге окажется страшнее.

Глава 19: Сонное Зелье

Через несколько дней пути, оставив позади Залесье с его печальными тайнами, караван добрался до придорожной корчмы, носившей незатейливое название "Перепутье". Она стояла на развилке дорог, одна из которых вела дальше на Киев, а другая уходила в сторону, к Любечу. Место было бойкое, и корчма, казалось, процветала. Это был большой, крепкий сруб с обширным двором для телег и конюшней.

Караванщики, уставшие от походной еды и сна под открытым небом, радовались перспективе горячей похлебки и крыши над головой. Даже Святко расщедрился и выделил деньги на ночлег и ужин для всего отряда.

Хозяин корчмы, человек по имени Радислав, встретил их с преувеличенной, подобострастной любезностью. Он был худым, вертлявым, с бегающими глазками и вечно влажными ладонями. Он суетился, расхваливал свое пиво и обещал "царский ужин" для "дорогих гостей".

Яромир, войдя внутрь, сразу почувствовал неладное. Камень-оберег на его груди не был горячим, как при встрече с мавками, но неприятно холодил кожу, посылая сигнал тихой, подспудной тревоги. Сам хозяин вызывал у него инстинктивное отвращение. Его улыбка была фальшивой, а в глазах пряталась хитрость. Он был похож на хорька, который прикидывается ручным зверьком.

Охранники, однако, не заметили ничего необычного. Они были рады отдыху. Устав от воды и разбавленного меда, они с нетерпением ждали обещанного пива.

– Давай, хозяин, неси своего хваленого пива, да побольше! – зычно скомандовал Потап, усаживаясь за большой стол в центре зала.

Радислав тут же принес несколько огромных глиняных кувшинов, от которых шел густой хмельной дух, и принялся разливать пенный напиток по кружкам.

– Угощайтесь, воины! Для вас, защитников, не жалко! За счет заведения, в знак уважения!

Этот жест невиданной щедрости вызвал у охранников бурный восторг. Они, недолго думая, принялись осушать кружки, нахваливая вкус пива.

– Доброе пиво, не соврал, шельмец! – одобрительно крякнул Потап.

Яромир тоже сел за стол, но когда хозяин протянул ему кружку, он покачал головой.

– Я не пью пиво. Воды, если можно.

Радислав на миг смешался, его улыбка дрогнула.

– Как же так, добрый воин? Такое пиво не пьешь! Обижаешь.

– Не пью, – твердо повторил Яромир. Его спокойный, прямой взгляд заставил хозяина отступить.

– Ну, как знаешь. Воды так воды, – пробормотал он и принес кувшин с водой.

Его товарищи по охране по-доброму посмеялись над ним.

– Эх, Яромир, зря ты так. Смотри, как бы не просох, – поддел его Михей.

– Он у нас святой, не пьет, не гуляет, только копье свое точит, – добавил Лука.

Яромир не обращал на них внимания. Он пил воду и наблюдал. Он видел, как быстро хмелеют его товарищи. Даже здоровяк Потап, который мог выпить ведро и не пошатнуться, уже после второй кружки начал лыка не вязать. Его язык заплетался, а смех стал глупым и громким. Молодой Игнат и вовсе уткнулся лицом в стол и тихо засопел.

«Что-то не так, – подумал Яромир. – Это не обычный хмель. Слишком быстро. Слишком сильно».

Он вспомнил слова братьев про сон-траву. Он посмотрел на хозяина. Тот суетился у стойки, но время от времени бросал на охранников быстрые, вороватые взгляды, а затем выглядывал на улицу, словно кого-то ждал.

Яромиру все стало ясно. Это была ловушка.

Он решил не поднимать панику. Если он сейчас закричит, его пьяные товарищи могут и не понять, а хозяин успеет предупредить своих сообщников. Нужно было действовать тихо.

Он сделал вид, что тоже устал, и, оперевшись на стену, прикрыл глаза. Но он не спал. Сквозь ресницы он следил за каждым движением в зале.

Прошло около часа. Почти все охранники, кроме старого Прохора, который выпил всего полкружки и теперь дремал, уткнувшись в бороду, спали мертвецким сном. Святко и погонщики, ужинавшие отдельно и пившие обычную медовуху, уже давно разошлись по своим комнатам на постоялом дворе.

И тогда хозяин подал знак. Он подошел к двери и трижды тихо кашлянул.

Почти сразу же дверь в корчму бесшумно отворилась. Внутрь, стараясь не шуметь, вошли пятеро. Это были те самые "лихие люди", о которых он слышал в деревне. Мрачные, бритые наголо мужики с лицами, на которых застыло выражение тупой жестокости. Вооружены они были короткими мечами и тяжелыми дубинками. Их предводитель, здоровенный детина со шрамом через все лицо, кивнул хозяину.

– Все спят? – прошептал он.

– Как мертвые, – с угодливой улыбкой ответил Радислав. – Только один молодой не пил, но он, кажется, тоже спит. А вон тот старик дремлет.

– Хорошо. Ты бери этих двоих, а мы пока делом займемся, – скомандовал атаман.

Хозяин и один из бандитов с ножами наголо направились к углу, где сидел Яромир и дремал Прохор. Они шли тихо, как кошки, уверенные в своей безнаказанности.

Яромир ждал до последнего момента. Когда рука хозяина с занесенным ножом была уже в шаге от него, он взорвался действием.

Он не встал. Он ударил ногой по ножке стола. Стол с грохотом перевернулся, полетели кружки и остатки еды. Этот грохот был оглушительным в ночной тишине. Прохор мгновенно проснулся, его рука метнулась к ножу на поясе. Хозяин и бандит отшатнулись от неожиданности.

В это же мгновение Яромир, как пружина, распрямился и ударил. Не копьем – оно стояло у стены. Он ударил кулаком. Прямо в переносицу второму бандиту. Хрустнула кость. Разбойник взвыл, зажимая лицо, из которого хлынула кровь.

– Тревога! – что есть мочи заорал Яромир.

Атаман и его люди опешили лишь на секунду.

– Взять его! – прорычал он.

Но Яромир уже не стоял на месте. Он схватил со стола тяжелый глиняный кувшин и швырнул его в голову ближайшему нападавшему. Затем, увернувшись от замаха дубиной, он откатился в сторону, к стене, где стояло его копье.

Старый Прохор, хоть и был сонный, но не растерялся. Он метнул свой нож, и тот вонзился в бедро одного из бандитов.

Грохот, крики Яромира и вопли раненых разбудили даже пьяных охранников. Потап, качаясь, поднял свою тяжелую голову. Лука и Михей пытались понять, что происходит.

– Подъём! Нападение! – ревел Яромир, уже с копьем в руках, удерживая на расстоянии двоих разбойников.

На шум из комнат начали выскакивать погонщики и сам Святко, бледный как смерть. Увидев вооруженных бандитов, он завизжал и спрятался за дверь.

Ловушка провалилась. Вместо того чтобы тихо перерезать спящих и ограбить караван, бандиты столкнулись с яростным сопротивлением. Атаман, видя, что дело принимает дурной оборот, и слыша, как остальные охранники, приходя в себя, хватаются за оружие, принял единственное верное решение.

– Уходим! – рявкнул он.

Они бросились к двери. Хозяин корчмы, Радислав, поняв, что ему грозит, метнулся было за ними, но Потап, уже пришедший в себя и разъяренный, как медведь-шатун, преградил ему дорогу. Одним ударом своего огромного кулака он отправил предателя на пол.

Когда все было кончено, в корчме царил разгром. Посреди зала корчился раненый бандит, которому Прохор перерезал сухожилия, чтобы не сбежал, и лежал без сознания хозяин корчмы. Охранники, все еще пьяные и злые, медленно приходили в себя, осознавая, что были в шаге от смерти.

Они все смотрели на Яромира. На единственного, кто не пил. На единственного, кто был готов. Он стоял посреди этого хаоса, сжимая в руках отцовское копье. Его лицо было спокойным, но в глазах горел холодный огонь.

– Спасибо, парень, – прохрипел Потап, качая головой. – Второй раз ты нас из дерьма вытаскиваешь. Если бы не ты… резали бы нас, как свиней.

Яромир ничего не ответил. Он просто смотрел на спящего Игната и думал о том, что самый опасный яд – это не сон-трава, а беспечность и глупость. И от них не спасет ни один оберег.

Глава 20: Последствия в "Перепутье"

Когда грохот боя утих, на смену ему пришла тяжелая, вязкая тишина, нарушаемая лишь стонами раненого разбойника и испуганным храпом купца Святко, который умудрился заснуть от пережитого страха. Охранники, чья кровь все еще была полна и дурманного пива, и адреналина, медленно обводили глазами поле недавней битвы. Перевернутые столы, разбросанная еда, лужи пива и крови на полу.

Потап первым нарушил молчание. Он подошел к хозяину корчмы, Радиславу, который все еще лежал без сознания, и грубо пнул его в бок.

– Ну что, гнида, доигрался? – прорычал он. – Поить нас вздумал?

Он обернулся к остальным, его лицо было мрачным от злости и стыда.

– Дураки мы. Как щенки последние, повелись на дармовую выпивку.

Все молчали, чувствуя свою вину. Особенно стыдно было молодым Михею и Луке, которые еще недавно смеялись над трезвостью Яромира. Теперь они смотрели на него с нескрываемым благоговением и страхом.

– Что с этими делать? – спросил Прохор, кивнув на хозяина и стонущего разбойника, который пытался вытащить нож из своего бедра.

Яромир подошел к пленнику, наступил ему на раненую ногу, заставив взвыть от боли, и выдернул нож.

– Говори, – холодно приказал он. – Сколько вас было всего? Где ваш лагерь?

Разбойник, корчась от боли, лишь скалился и бормотал проклятия. Яромир без лишних слов приставил острие отцовского копья к его горлу.

– Я не буду повторять.

Видя ледяное спокойствие в глазах юноши, разбойник понял, что это не пустая угроза.

– Десять… нас было десять, – прохрипел он. – Остальные в лесу, на старой заимке у Черного ручья. Ждут нас… Ждали.

– Хорошо, – сказал Яромир. Этой информации было достаточно.

Тем временем от шума проснулись и остальные постояльцы корчмы – несколько купцов, ехавших из Любеча, и пара бродячих ремесленников. Узнав, что произошло, они с ужасом и благодарностью смотрели на отряд охранников. Стало ясно, что ловушка предназначалась не только для каравана Святко, а для всех, кто имел несчастье остановиться здесь на ночлег.

– Его надо повесить, – сказал Потап, указывая на Радислава, который начал приходить в себя. – Прямо на воротах его же корчмы. Другим в назидание.

Идея нашла горячую поддержку. Это был жестокий, но справедливый закон дороги. Предательство хозяина корчмы считалось одним из самых гнусных преступлений.

Яромир не стал вмешиваться. Он отошел в сторону и начал спокойно приводить свое оружие в порядок, вытирая с него кровь. Это был не его суд. Его дело было сделано. Он спас караван – и самого себя.

С рассветом над "Перепутьем" совершился скорый и суровый суд. Хозяина корчмы выволокли на улицу, и Потап с другими купцами перекинули веревку через перекладину ворот. Радислав плакал, молил о пощаде, клялся, что его заставили. Но ему никто не верил. Несколько минут спустя его тело уже безжизненно качалось на ветру, служа мрачным предостережением всем будущим путникам.

Второго разбойника решили не убивать. По общему согласию, его оставили привязанным к столбу, покалеченного, но живого. Святко, проснувшийся и узнавший обо всех подробностях, первым делом бросился проверять свой товар. Убедившись, что все цело, он подобрел и даже выдал Яромиру премию – три серебряные монеты, что для него было верхом щедрости.

– Ты спас мой товар, парень, – сказал он, стараясь не смотреть Яромиру в глаза. – Ты… ты хороший охранник.

Эта похвала от человека, которого Яромир презирал, не значила для него ничего. Гораздо важнее было то, как изменилось к нему отношение его товарищей.

Когда караван готовился снова тронуться в путь, к нему подошел Потап.

– Послушай, Яромир, – сказал он, и в его голосе не было и тени прежней насмешки. – Ты пойдешь не впереди и не сзади. Ты пойдешь с нами, в середине. У самого ценного воза, где едет купец. Так будет… правильнее.

Это было высшее признание. Его переводили из простых дозорных в личную гвардию купца, на самое ответственное место.

– И вот еще что, – добавил Потап, протягивая ему свою личную флягу с чистой родниковой водой. – Мы тут поговорили… никто из нас больше пить в дороге не будет. До самого Киева. Хватит с нас приключений. Будем пить воду. Вместе с тобой.

Яромир посмотрел на протянутую флягу, потом в глаза Потапа и молча кивнул, принимая ее. Это был негласный договор. Он стал не просто равным. В каком-то смысле, он стал их совестью, их талисманом, их напоминанием о том, что на дороге важна не только сила, но и трезвая голова.

Караван тронулся. Оставляя позади корчму с ее страшным трофеем на воротах, они двинулись дальше, к Киеву. Отряд стал другим. Более молчаливым, более сплоченным. Исчезли пустые бравады и хвастовство. Осталась лишь работа, дорога и молчаливое уважение к парню с отцовским копьем, который уже дважды спас их жизни, не произнеся при этом ни одного лишнего слова. Путь к Киеву лежал через последние участки опасных земель, но теперь Яромир знал – его спина прикрыта. Не потому, что ему платили, а потому, что он это заслужил.

Глава 21: Златые Врата Киева

Путь от "Перепутья" до Киева был уже иным. Леса расступались, уступая место полям, засеянным озимыми, и небольшим, зажиточным деревням. Дорога становилась шире, все чаще попадались навстречу другие путники: паломники, бредущие к святыням, мелкие торговцы с навьюченными ослами, княжеские гонцы на взмыленных лошадях. В воздухе появилась едва уловимая вибрация, низкий, далекий гул, предвещающий близость чего-то огромного.

– Ну, молодец, дошли, – пробасил Потап, хлопнув Яромира по плечу. – Смотри, не потеряйся в этом муравейнике. Киев дураков не любит.

Но никакие слова не могли подготовить Яромира к тому, что он увидел.

Сперва на холме показались сторожевые вышки. Затем – земляные валы, такие высокие и массивные, что казались делом рук не людей, а великанов. Валы были увенчаны мощным дубовым частоколом, над которым виднелись крыши домов. Это было не просто укрепление. Это была искусственная гора, созданная, чтобы устрашать и вызывать трепет. Чернигов, который еще недавно казался Яромиру центром мира, теперь в его воспоминаниях сжался до размеров тихого, провинциального городка.

А потом они подъехали к ним. К Златым Вратам.

Яромир слышал о них в сказаниях, но реальность превзошла все легенды. Это была не просто дыра в стене. Монументальная каменная башня, увенчанная небольшой церковкой, сверкающей на солнце позолоченным куполом. Сами ворота, окованные начищенными до блеска медными листами, горели в утренних лучах, словно были отлиты из чистого золота. Они казались не входом в город, а порталом в иной, сказочный мир – мир неземной силы и несметного богатства.

Когда створки ворот медленно, со скрипом, открылись, пропуская их караван, Яромира накрыла лавина звуков, запахов и образов.

Если снаружи был гул, то внутри царил рев. Тысячеголосый, непрекращающийся шум человеческого моря. Скрип сотен телег, ржание сотен коней, крики зазывал, перебранка возниц, стук молотков из ремесленных рядов, и над всем этим – многоязычный гомон. Яромир, привыкший к родному говору, вдруг различил резкую, гортанную речь варягов, мелодичную и быструю греческую, отрывистую немецкую, шипящую хазарскую. Весь мир, казалось, собрался здесь, чтобы говорить одновременно.

Взгляд его метался, не в силах сфокусироваться на чем-то одном. Он видел то, чего никогда не видел в жизни. Рослые варяги в блестящих шлемах с наносниками, которые смотрели на потных и пыльных охранников Святко с ленивым презрением. Сухопарые греческие купцы в ярких шелковых одеждах, что-то быстро обсуждающие с хитроглазыми армянами. Процессия богато одетых бояр, проезжающая верхом в сопровождении гридней. Толпы нищих и калек, просящих милостыню у стен церквей, которые поражали воображение.

Церкви. Яромир вырос в мире дерева. Даже княжеские терема в Чернигове были деревянными. А здесь над улицами возвышались каменные исполины. Десятинная церковь, видневшаяся на холме, казалась не построенной, а выросшей из самой земли, подавляя своей мощью и величием.

Товары, сваленные горами в торговых рядах, слепили глаза. Персидские ковры, яркие, как оперение жар-птицы. Горы заморских тканей – от тончайшего византийского шелка до тяжелого фландрского сукна. Оружие, какого он не видел даже в княжеской оружейне: франкские мечи с искусной гравировкой, легкие арабские сабли, инкрустированные серебром. Воздух был густо пропитан незнакомыми, дурманящими запахами – терпкими ароматами неведомых пряностей, сладким дымом благовоний, смешивающимися с привычным запахом кожи, дегтя и пота.

И тут он увидел диковинного зверя. Высокое, нескладное существо с длиннющей шеей и горбом на спине, которое невозмутимо жевало сено из мешка, пока его хозяин, смуглый человек в тюрбане, о чем-то спорил с местным перекупщиком. Верблюд. Яромир замер, глядя на него как на чудо, на живое воплощение сказок о дальних странах.

Он чувствовал себя потерянным и ничтожным. Маленькой песчинкой, затерявшейся в этом бурлящем, ревущем океане жизни. Все его умения – владение копьем, знание леса, способность видеть духов – казались здесь мелкими и ненужными. Этот город жил по своим законам, огромный, сложный и безразличный к маленькому человеку с его маленьким горем.

Но вместе с ошеломлением и растерянностью в его душе зародилось и другое чувство. Мрачная, отчаянная уверенность. Глядя на это величие, на это смешение всех народов и чудес мира, он думал лишь об одном: если лекарство от хвори его матери существует на этой земле, оно должно быть здесь. В этом кипящем котле, в центре мира.

Город пугал его. Но он же давал ему надежду.

Караван медленно продвигался сквозь толпу, спускаясь вниз, к Подолу, торговому сердцу Киева. Яромир стоял на своей телеге, крепко сжимая отцовское копье, словно якорь в бушующем море. Он прибыл. И теперь его личный путь начинался по-настоящему. Здесь, в тени Златых Врат, в шуме и блеске великого города.

Глава 21: Врата Киева

После долгих дней пути по лесам и полям, после ночей, полных тревог, и дней, полных монотонного скрипа телег, мир снова изменился. Сначала потянулись поля, более ухоженные и обширные, чем под Черниговом. Затем стали попадаться богатые села и выселки. А потом, на холме у самого горизонта, Яромир увидел его.