
Полная версия
Страна сумасшедших попугаев
Неплохо день начался, с птицами ругаюсь, чужое имущество порчу, а, где Вовка?
Вышла в гостиную, там остатки былого пиршества и штора на весь диван, потом коридор, прислушалась, из ванны доносился шум воды и самозабвенное пение: «…мы охотники за удачей птицей цвета ультрамарин…». Вернулась, с удовольствием растянулась на диване и укрылась шторой. Здесь, по крайней мере, нет птиц…
–Мы встречались с тобой на закате, ты веслом рассекала залив. Я любил твое белое платье, утонченность мечты, разлюбив,–штора медленно поехала в сторону,–Были странны безмолвные речи, впереди на песчаной косе…,–чмок–щека, чмок–нос…,–вставай, красавица, пора…,–чмок, чмок, чмок…
–Ну чего тебе неймётся?–заскулила я,–Можно еще поспать?
–Нельзя! Поднимайся, приводи себя в порядок, и едем обедать.
–Да ну тебя,–я недовольно фыркнула, но сон уже прошел, тем более что штора окончательно утратила функцию одеяла, Вовка уже приспосабливал её на место.
Через полчаса я была готова,– Куда идем?
–В «Хрустальный». Здесь недалеко.
Ресторан встретил нас тишиной и покоем, народу, несмотря на воскресенье, почти не было, не удивительно, одиннадцать утра! Минут десять мы сидели в одиночестве, потом явилась укротительница подносов. Она, нехотя переваливаясь и почесывая левый локоть, подплыла к нашему столику выражение лица у дамы было тупое и презрительное.
–Значит так, девушка,–Ленский явно польстил, девушкой она была, когда он в детский сад ходил,–Бутылочку шампанского, двести грамм коньячку,–глаза у дамы ожили и заискрились профессиональным интересом,–два «столичных» салата, фрукты, два заливных, порцию осетринки, шашлык…
–Ой, нет!–встряла я,–какой шашлык в половине двенадцатого?
–Шашлык не советую,–отозвалась официантка,–Хотите две яичницы с ветчиной сделаем. Продукты только что получили, а коньяк лучше бутылку возьмите.
–Понял,–Ленский весело подмигнул,–Принимается…, еще мясное ассорти и минералочки,–получив заказ, дама исчезла,–Видала?! Сервис по–советски: шашлык вчерашний, а коньяк лучше бутылку, иначе разбавим… Все для клиента. А ты знала, что здесь фильм «Дайте жалобную книгу» снимали?
–Понятия не имела. Видать мадам персонаж из того фильма.
–У нас в стране весь общепит из того фильма, даже элитные заведения.
Мы сидим на втором этаже, справа и слева два огромных окна, в одном красуется Кутузовский в другом Большая Дорогомиловская. Ленивое московское солнце только–только набирает силу и в зале, несмотря на обилие света, прохладно. Меня захватывает состояние истомы и полной расслабленности, Ленского, видимо, тоже, он даже не сразу реагирует, когда жрица приносит шампанское и первые закуски.
Чпок! Пш–ш–шш… Дзинь–дзинь! Все удивительно вкусно или это, кажется? Неважно! Я уплетаю салат, яичницу и наслаждаюсь абсолютным счастьем!
Продолжается так минут сорок, потом мой желудок растягивается до невероятных размеров и «вопит», что ни при каких обстоятельствах больше не вместит в себя ни капли,–О–ой! Не могу…,–я смотрю на заставленный стол и тяжело вздыхаю,–и половину не съели. Куда ты столько заказал? Я на воздух хочу.
–На воздух, так на воздух. Девушка! Счет!
Официантка материализовалась моментально, я даже не предполагала, что эта снулая курица способна на такую скорость,–Конечно, конечно… Вот, пожалуйста,–на стол лег фирменный бланк, исписанный корявым почерком.
Итоговая цифра была заоблачная! Она обсчитала нас минимум в два раза!!!! От такого нахальства у меня даже руки затряслись, еще секунда и я устрою этой кобыле такой скандал…, да, я…, и получаю удар по ноге.
–Вот что, милочка,–вальяжно произносит Ленский,–мы хотим устроить пикник где–нибудь в тихом месте, поэтому, если вы всё,–он указывает на заставленный стол,–аккуратно упакуете, то получите вознаграждение сверх счета,–и небрежно машет трешкой перед носом этой мерзавки, её, как волной смыло.
Ленский криво усмехается и смотрит на меня, а глаза колючие–колючие,–Никогда не спорь с быдлом! Слышишь, ни–ког–да! Много чести! Хотела на воздух? Пошли. У входа «дары» подождем.
Ждали недолго. Мадам вынесла объёмистую матерчатую сумку, из которой предательски торчали горлышки бутылок,–Вот. Все аккуратно, есть бумажные тарелочки и стаканчики, в кафетерии взяла, а шампанское пробкой от портвейна закрыла, я там штопор положила…, на всякий случай.
– Ух ты! Клёво,–Вовка царственным жестом протянул ей деньги,–Это по счету, а это обещанное…
Лицо у жрицы растеклось, как блин и приобрело характерное масляное выражение,–Спасибо! Заходите…, буду рада…, спросите Таю, всегда столик обеспечу…,–летит нам вдогонку.
–Ещё бы, за такие деньги,–зло огрызаюсь я.
–А вот денег–то и не осталось,–смеется Ленский, и в голосе ни капли жалости,–Так мелочёвка. Ну, опять к «крестному»?
–А вот и нет. Пикник так пикник, наплевать, что денег нет. Сейчас доедем до Филевского парка, на проезд и у тебя, и у меня «единый», а харчи с собой.
Когда мы выгрузились из троллейбуса, на улице было уже нестерпимо жарко.
Метров сто прошли по центральной аллее, потом свернули влево и полчаса пробирались между сосен, осин, берез, пересекая то невесть откуда взявшуюся гравиевую дорожку, то протоптанную народом тропу, наконец, дошли до Москвы–реки.
В поисках укромного места повернули в сторону от всех указателей, обещавших «блага» цивилизации, и далее вдоль крутого обрыва, где уже не было «натоптанных» тропинок, гравиевой крошки, была только вольная, никем неухоженная земля, поросшая бурьяном и лопухами…
Мы шли и шли, пока не увидели уютный пятачок, закрытый кустарником с трех сторон, там свежая изумрудная трава словно искрилась на ярком солнце, а проникало оно крадучись со стороны высокого берега, отталкивалось от речной глади, взбиралось по крутизне и, измученное трудной дорогой, падало на мягкую зеленую постель.
–Царское место,–Ленский снял пиджак и бросил на землю,–Прошу.
–Жарко–то как…
–В чём проблема? Раздевайся!
–У меня купальника нет.
–Ну и что? Кому мы здесь нужны?–а он прав, никому. Платье прочь, и я с удовольствием растягиваюсь на Вовкином пиджаке,–Сударыня, смилуйтесь! Помощи прошу,–Ленский деловито копался в матерчатой сумке с припасами.
Пришлось заняться хозяйством, к слову сказать, Тая деньги отработала на совесть. В сумке обнаружились не только обещанные тарелочки и стаканчики, но и большая тряпица сероватого цвета, видимо бывшая скатерть, она, хоть и хранила на себе остатки былых пиршеств, но была чистая и даже пахла мылом, через пару минут импровизированный стол был готов.
–Прошу, души моей богиня,–Вовка протянул мне стаканчик с шампанским.
–Благодарю, рыцарь «гусарского» образа,–парировала я и сделала глоток, прямо из его рук.
…Шампанское льется мне в рот, потом по губам, по шее, по груди…
–Глупышка,–он целует мои губы…,–Я люблю тебя,–шею…, грудь….
***
–Девушка, есть лишний билетик?… Лишний билетик есть?… Молодой человек, лишнего не найдется?…–я то и дело отрицательно мотаю головой, а внутренне ликую: есть, есть у меня билеты, целых два. Партер десятый ряд, почти середина, но они, ни в коем случае, не лишние, очень даже не лишние…
Сегодня мы с Вовкой идем в «Ленком» на «Тиля». Я спектакль уже видела, правда, с балкона, вернее с бельэтажа. Место было в углу с левой стороны и ряд последний, два акта на ногах провела, но удовольствие получила немереное, грех не повторить. Ленский «Тиля» не видел, неудивительно, спектакль кассовый, бомба, просто так не попадешь, но у меня есть знакомая театральная кассирша, Зойка Осипова, моя одноклассница.
Вот ведь судьба. Я училась десять лет в школе, пять в институте, результат: инженер в «ящике» и зарплата сто десять ре. Осипова с трудом закончила восемь классов и, пожалуйста, дефицитная специальность. Понятия не имею, сколько Зойка зарабатывает, но судя по амуниции и «камешкам», мягко говоря, не бедствует. Девица она тупая и злобная, но добро помнит, если бы я за нее контрольные по алгебре и геометрии не решала, то вряд ли бы она восьмилетку даже с тройками закончила, зато теперь хожу на все театральные премьеры, даже в «Большой». Денег уходит уйма, Осипова хоть и отдает дефицит по номиналу (говорю же, добро помнит), но «нагрузку» впахивает жуть. Один только эвенкийский фольклорный ансамбль чего стоит, три билета и каждый по четыре с полтиной.
–Девушка, красавица, умница,–передо мной маячит парень в ковбойке и фирменных джинсах,–девушка, я по глазам вижу, что у вас есть лишний билет,–голос вкрадчивый, почтительный,–даю тройную цену.
Я только отмахиваюсь, мол, да ну вас… Мне действительно не до него, я внимательно всматриваюсь толпу, ищу Ленского, минута, две…, вижу…
–Привет,–чмок, чмок, и в руках у меня ярко бордовая роза,–Ты сегодня такая красивая… Ух!
–Что? Только сегодня? А обычно, значит, Баба–яга?
–Обычно ты просто красавица, а сегодня особенно.
–Ну ладно, так и быть. Пошли скорее, до начала десять минут осталось,– хватаю Ленского за руку и тяну за собой.
–Подожди… Я не могу. Понимаешь…,– он мнется и смотрит куда–то в сторону,–В общем, у меня дело срочное,–опять пауза, а потом скороговоркой,–Жена позвонила, ей деньги срочно нужны, они с сыном в июле в дом отдыха едут, но платить надо сейчас…
…Стоп!… Какая жена?… Такое чувство, будто в меня выстрелили…, или оглушили…,–У тебя есть сын?!
–Да. Петька, ему без малого четыре, совсем взрослый мужик, вот только болеет часто, поэтому каждый год на море и возим. В этот раз они с Ольгой в Ялту поедут, там отличный дом отдыха Минобороны. Дороговато, но что делать? Перехватил деньжат у кого мог, потом отдам, не впервой.
–Да, да… Конечно…,–что ж так погано–то…, внутри ровно косой прошлись,–Конечно…
–Ну, я побежал,–чмок, чмок,–Сегодня не жди. Я тебе завтра на работу звякну.
–Разумеется…,–губы деревянные…,–Пока, пока…,–Жена…, сын…, ловко меня в известность поставили, а главное, коротко и быстро, чтобы ни вопросов, ни эмоций… Зря боялся, эмоций–то как раз и нет. Никаких. Вот только зудит что–то внутри…,–Молодой человек,–это уже парню в ковбойке,–Вам вроде билеты нужны? Есть два. Партер десятый ряд, почти середина.
–Не может быть!–тот явно не верит своему счастью,–Благодетельница! У моей девушки сегодня день рождения. Я обещал ей хотя бы стоячие, а тут такое богатство,–глаза сияют, рад, словно машину в лотерею выиграл,–Держите деньги,–и в моей руке оказываются две десятки.
–Да, вы, что? Это много.
–Ничего не много. У спекулянтов билет в партер минимум четвертной стоит, а тут целых два. Берите, берите! Спасибо огромное! Вы меня просто осчастливили! Выпейте за мое здоровье или купите себе что–нибудь,–он разворачивается и бежит в сторону театра,–Аля! Аля! Есть билеты!
Навстречу счастливцу выпархивает миловидная девчушка,–Ой, правда!!!! Какой ты молодец! А я не верила.
–Зря! Никогда во мне не сомневайся,–парень гордо улыбается, и они исчезают в дверях.
Ну, хоть кто–то сегодня счастлив…
***
Погода мерзкая, дождь, ветер, температура градусов десять–двенадцать, а я, как на грех, в гипюровом платье. Сейчас бы кофту шерстяную, да шарфик мохеровый, а тут кружевное решето. Я эту «обойму» с выпускного не надевала, и сейчас бы ни за что не надела, если бы не Валька: надень, да надень, ты же свидетельница, а на моей свадьбе всё должно быть великолепно. Пришлось уступить невесте, как ни как ее день.
В ЗАГС мы приехали за полтора часа до росписи, вернее приехали–то мы нормально, но чего–то в этой «консерватории» нарушилось, и вот теперь ожидаем…
Я уже второй раз выскакиваю курить, во–первых, внутри атмосфера «нервнопаралитическая», а, во–вторых, мне надо встретить Ленского. Снаружи льет, как из ведра, поэтому народ курит в предбаннике запасного выхода, помещение весьма небольшое, а набилось человек двадцать, хорошо, что кроме двери, есть еще два окна от пола до потолка и оба настежь.
Я кое–как протискиваюсь к одному из них и пытаюсь разглядеть улицу. Пусто. Одни машины, расфуфыренные и жалкие, вот и наша «Волга», ленты от дождя превратились в жалкие тряпки, а на капоте неряшливо скукожились медведь и кукла (типа счастливые новобрачные)… В общем, как невеста и мечтала, все великолепно…
Между мной и окном четверо молодых людей, трое из них уже слегка навеселе, радостно гомонят и смеются, а один, чуть поодаль, нервно курит вторую сигарету подряд, по всему видно, жених. Приятели и внимания на него не обращают, напрасно, парень явно не в себе… Вот он тушит окурок, достает из кармана пачку, трясущимися руками пытается вытащить еще одну сигарету, не получается… Пачка летит на пол, он отрешенно смотрит ей вслед, потом бормочет: «Наверное, зря это всё….»,–и, выходит прямо в окно. Дружное: «Ах!», минута столбняка, потом приятели прыгают следом и с криками: «Сашка! Ты куда?!… Сашка, подожди…», пытаются догнать беднягу.
Раньше надо было думать, за брачующимися глаз да глаз нужен. Я еще, когда в институте училась, не меньше десятка свадеб отгуляла, так вот, ни одна без происшествия не обошлась, чего только не было, помню, как Наташка Варганова сначала розочки с платья сдирала, а потом в туалете топилась…, ну не сама, фату в унитаз макала, еле в чувство привели перед регистрацией.
–Привет,–оборачиваюсь, Ленский, в строгом костюме, при галстуке, в руках букет, большие белые кипельные розы, где только такие достал,–Надо же, какая ты сегодня ажурно–вензельная,–он нежно целует меня в щеку,–Съел бы…,–целует еще раз теперь уже в шею,–Всё, всё… Обещаю, твой парадный вид останется в неприкосновенности,–и хитро подмигивает,–Пока…
***
Я тупо пялюсь в свежеотпечатанную «синьку» со схемой КМ–15 (в обиходе «кама» или «пятнашка») и героически борюсь с дремотой. Прошлой ночью уснуть мне так и не удалось…
–Кондратова!!!
Истеричный крик Рачкова приводит меня в чувство,–Да, Александр Георгиевич,–нехотя бреду в другой конец комнаты, там отгороженный шкафами от остального люда, типа в кабинете, сидит наш начлаб, сволочь редкостная,–Слушаю вас.
Бесцветные глазенки этого мелкотравчатого удава излучают повышенную ненависть, а физиономия пылает, как вареная свекла,–Слушает она меня, видите ли! Ты коррекцию к ДОЗУ делала?! Наладчики утверждают, что у них в схеме изменений нет, и…
–ДОЗУ Панченко ведет,–голос у меня громкий и решительный, иначе этого козла не остановить, ему всё равно на кого орать, манера такая.
–А, где Панченко?
–В отпуске со вчерашнего дня. Вы сами ему заявление подписали.
–Он ещё на прошлой неделе все изменения согласовал,–подал голос Кусакин–старший.
–Точно–точно. Мы потом с ним вместе на вторую площадку ездили, я в цех к Ничкову, а он на регулировку, черновую «синьку» повез,–поддержал брата Кусакин–младший.
–Мне наплевать,–взвизгнул Рачков,–кто, что возил и куда. Раз Панченко нет, ты Кондратова, поедешь и разберешься!
Я молча киваю и возвращаюсь к столу за сумкой, поездка к наладчикам–это процесс, что называется, «с концами», в смысле, что на рабочее место я сегодня не вернусь.
О ДОЗУ у меня нет ни малейшего представления, но я хорошо знаю Серегу. Не было случая, чтобы он куда–нибудь отвалил и «не зачистил концы», скорее всего техотдел с рассылкой запоздал, а наладчики по черновой копии работать не хотят, фасон давят. Понятное дело, элита, грамотный регулировщик на вес золота, на него любой разработчик молится.
Народу в служебном автобусе немного, и я с комфортом устраиваюсь у окна, дорога займет минут сорок, значит, можно подремать.
Фокус не удался, в последний момент рядом плюхнулась Зинка Шинкина из соседнего отдела,–Уф! Еле успела,–сидение жалобно скрипнуло, а Нинка затарахтела с радостным придыханием,–Ой, Ин, сейчас чего расскажу,–её просто распирало от желания поделиться с общественностью,–У Рачкова со Шмелевой роман, уже давно, а оба женаты. Ты представляешь?! Интересно, а её муж догадывается? А жена Рачкова?…
–Спохватилась, про это только ленивый не знает,–ловко я ей кайф обломала,–Они не первый год хороводятся, а как их родственники реагируют, понятия не имею,–все, Шинкина нейтрализована, хотя понятие–то у меня как раз есть.
Рачков начлабом чуть больше года, а до этого поменял в нашем «ящике» кучу мест, и все на пару со Шмелевой, типа: мы такие специалисты классные и идеи у нас новые, то память на «жидких» доменах, то источник питания с КПД одиннадцать вместо семи. У нас они около трех лет, пока начальником был Букреев, ну прямо кисоньки, лапоньки, всем чуть ли ни друзья и братья, но когда нашего Роальда Шарифовича перевели в филиал на должность зама, а Рачкова назначили на его место, вот тут и понеслось…
Все ему виноваты, постоянные нотации, если смежники, не дай бог, позвонят, неважно по какому поводу, тут же истерика. Премию режет регулярно, не забывает только себя любимого и свою «мадам», та тоже не отстает, правда, в противовес своему «милому» ходит на мягких лапах, постоянно шпионит и пытается в душу влезть, посочувствовать.
Нас они давно не стесняются, если не ежедневно, то раза два–три в неделю запираются в «чулане», якобы на совещание. «Чулан»–это комната без окон, забита она всякого рода аппаратурой и предназначена для экспериментов с «жидкими» доменами–эту идею парочка продвигает не первый год. «Эксперименты» проходят бурно: разбито два микроскопа, сломан (пополам!) паяльник, попорчен фейс у осциллографа, но это уже моя работа.
Рачков бабник жуткий и, при случае, сует свои липкие ручонки куда попало, пока начальствовал Букреев, он держался более–менее в рамках, а потом…
Кроме «мадам» в лаборатории есть ещё три женские единицы, вернее были… К Таньке Крупиной он подваливать не рискует, потому как Андрюха, муж её, на этом же этаже работает, а со мной у него осечка вышла.
Как–то по зиме этот козел зазвал меня в «чулан», предлог был так себе, но и отказаться нельзя, формально рабочий момент. Пока шли по коридору, он все про «пятнашку» расспрашивал, а как дверь закрылась, так сразу под юбку полез. Я сначала растерялась, потому что наглости такой не ожидала, толкаю его не то чтобы очень и бормочу: «…что вы…., что вы….., пустите….», а он видимо решил, что завлекаю и давай на стол заваливать… Вот тут я озверела. Врезала ему промеж ног, потом схватила лабораторный пинцет, размахнулась–хрясть… и в «морду» осциллографу, разбить не разбила, а трещина во весь экран. Рачков перепугался: «…ты чего…., ты чего….., я, мол, пошутил…», а я: «…ещё раз так пошутишь, к «Топтыгину» пойду, не постесняюсь…». Угроза подействовала, еще бы, кому с парторгом связываться охота.
А вот Натахе Филипповой туго пришлось, она девочка–одуванчик, отличница по жизни, музыкальная школа, красный диплом, воспитание соответствующие, при слове «дурак» краснеет, ну Рачков и развернулся…, не знаю, что там и как, но Натаха постоянно заплаканная ходила, начинаешь спрашивать, молчит. Плачет и молчит, в общем, месяц назад она уволилась.
…Тр–р–р–р!… Пф–ф–ф… Приехали. Я быстренько выбралась из автобуса и почти бегом направилась в здание, очень уж не хотелось, чтобы Зинка за мной «прицепом» увязалась.
Всё, как я и думала, техотдел только на сегодня рассылку назначил, значит, на регулировке документы будут, в лучшем случае, к концу дня. Пришлось поработать курьером, лично принесла их в цех и отдала наладчикам. Для профилактики устроила бэмс Витьке Баланцеву, между прочим, задушевному приятелю Панченко, ты, чего же, мол, другана подводишь? А тот: «…да я давно по «новой» схеме работаю, это Крюков (начальник участка) увидел и стал орать: права не имеешь, такой, сякой… Он и звонил». Всё тогда понятно, у «ихнего» Крюкова с «нашенским» Рачковым вражда давняя.
Все «дела» заняли час с небольшим и я, прежде чем смотаться, решила зайти в буфет, надо сказать, наш «ящик» предприятие внушительное, несколько тысяч народу, включая филиал, по этой причине по всем территориям раскиданы всякого рода столовые и буфеты. Производство «свое» и кормят где–то похуже, где–то получше, но, в общем, вполне прилично, а вот кондитерский цех просто замечательный, за периметром редко найдешь такие вкусности.
Получив стакан чаю и тарелку с плюшками, я, предвкушая несказанное удовольствие, присаживаюсь за ближайший столик и…
–Привет! А я не сразу тебя узнал.
Поднимаю глаза: Булкин, золотой мальчик, «приятель» Туанетты,–Привет,–это было так неожиданно, что я забыла, зачем пришла, а когда шок прошел, заметила у него поднос с буфетной снедью,–Присаживайся.
–Спасибо. Какими судьбами?
–К наладчикам приезжала.
–А, где работаешь?
–На «четвертой» в отделении у Кирилина, а ты где?
–Военпредом у Гарина, вот почему я ни разу тебя не видел. Вашим «хозяйством» другой отдел занимается,–делаю неопределенную мину и киваю… О чем говорить? Общих тем ноль,–А я еще у Нельки понял, что ты не начального уровня,–мои брови удивленно полезли вверх,–Особенно когда ты с Разиным про выставку Глазунова спорила, ну, и вообще…
–Надо же, какие тонкости психологии.
–Да нет, просто наблюдательность, к тому же необычно было.
–Что именно?
–Ну, понимаешь…,–замялся Булкин,–Когда Вовка с Ольгой разбежались, он заявил, что больше никаких «заумных» баб, мол, достали его образованные. Баба, говорит, должна быть в постели без комплексов, а остальное, читать умеет и ладно, после этого у него девицы были с умственным уровнем ноль, а то и минус единица, где только таких брал.
–Надо же…только мне…,–попытка прекратить Булкинские откровения провалилась, он и ухом не повел.
–В принципе понять его можно. Ольга–то два образования имеет, сначала МГУ, искусствовед, потом «Текстильный», чего–то с моделями, тканями. Публика вокруг неё соответствующая: художники, актеры, журналисты, отец вице–адмирал, мамаша, в свое время, театральный закончила… Хотя, Вовка тоже не из пролетариев и знали они друг друга давно, чуть ли не со школы, не берусь судить, была у них любовь или нет, симпатия точно была…, да и партия удачная. Сначала вроде ничего, сын родился, а потом Ольгу всё больше и больше в богему тянуло, и мамаша её руку приложила. Вовкина теща считает, что она всем пожертвовала ради семьи, загубила карьеру гениальной актрисы. Сам слышал, когда в гостях был. Дочери с детства внушалось, что общаться надо с утонченными людьми, а не с солдафонами, то, что сама замужем за военным не считается. Вовкин тесть мужик мировой был, при нем всё как–то устраивалось, а вот после его смерти ребята всего полгода продержались… Да ты, наверное, и без меня знаешь.
– Ну…, знаю,–в горле пересохло, язык к зубам прилип,–…кое–что,–то ли выплюнула, то ли промычала.
–Вот поэтому мы на тебя и пялились. Заметила, наверное?
–Заметила, но значения не придала,–господи, как бы всё это прекратить…,–Я же новенькая была, а на новеньких всегда пялятся,–срочно, срочно меняй тему,–А, что у тебя за дела были среди ночи?
–Дела?… А–а–а….. Да, ерунда разная…
***
Господи, как же душно! И ноги проклятые не идут… Раз, два, раз, два… Бамс! Ой!…
–Смотри, куда прешь!!!!–орет мне в ухо чей–то голос.
–Простите, пожалуйста,–бормочу я и оглядываюсь.
Тверской бульвар, люди…, идут, бегут, встречаются…, как я тут оказалась?… В руке два червонца… Откуда?!… Ах, да! «Ленком»…, билеты… Машинально сую деньги в карман, потом с трудом добредаю до ближайшей скамейки и словно проваливаюсь куда–то…
Пыльные деревья нехотя шевелят ветками, обнажая спрятанный за ними фасад и вывеску «Кафе «Лира». Услужливая память тут как тут: «У дверей заведенья народа скопленье…», не вижу я никакого народа, сплошной туман перед глазами, зато всплывает Вовкино лицо: «Жена позвонила…, они с сыном в июле….», а потом радостная физиономия парня: «Галя! Галя! Есть билеты…».
Лезу в сумку за носовым платком, но почему–то достаю записную книжку. Медленно переворачиваю страницы: Жмаева…, Крупина…, Люсечка…, Малявин…, Никонов….
–Красавица, вы, я вижу, скучаете, ищите, кому бы позвонить?–медленно поворачиваю голову. Рядом сидит странноватый мужик, пижонистого вида: огромные темные очки, вельветовые штаны, замшевая куртка, на груди цепочка с какими–то цацками, вот только вся его амуниция сильно потаскана, особенно обувь,–Не стоит никого беспокоить,–продолжает он вкрадчивым голосом,–Я с удовольствием составлю вам компанию. Право слово, не пожалеете,–пока он что–то плетет, про мое обаяние, про то, как впечатлен моей внешностью, я внимательно приглядываюсь к неожиданному кавалеру. Длинные до плеч волосы не мыты, как минимум, неделю, на свету аж лоснятся, истощенные синеватые пальцы замысловато переплетены меж собой, но все равно предательски дрожат. Дрожат кстати не только пальцы, ноги тоже и, для того чтобы это скрыть, он вынужден постоянно менять их положение,–Я приглашаю вас в одно шикарное место, друзья будут рады новому знакомству… А, хотите посетить «Дом актера»? У меня много знакомых в этой среде, я часто бываю на Мосфильме…,–он в очередной раз производит манипуляцию ногами, и я вижу, что подошва левого ботинка отстает, а в образовавшуюся щель тычется зеленый носок,–….Я, знаешь ли, милая,–переходит он на «ты», видимо решив, что достаточно меня обработал,–по образованию киновед. Закончил ГИТИС с отличием…