Так не бывает

– И чем же она так ценна для них? – не унимался Арамис.

– Наши СМИ умалчивают, а вот «Голос Америки» объясняет, что её муж, Александр Годунов 7, во время гастролей попросил политическое убежище.

– Это уже модно стало у молодого поколения бежать на Запад, – ворчливо заметил директор-Атос.

– Всё это – зависть и жажда наживы! – подытожил Арамис. – Ну, чего не хватало этому Годунову? Танцевал главные партии на сцене Большого. Если не ошибаюсь, ему в прошлом году присвоили звание Заслуженного артиста, а пацану всего двадцать восемь лет. Объехал полмира. Может, слава и пример его однокурсника Михаила Барышникова 8 не давала покоя? Пять лет назад тот тоже стал «невозвращенцем» во время гастролей в Канаде.

– А вот в новогоднюю ночь показывали музыкальную картину «31 июня», – вспомнил Портос, – по-моему, там и снимались Годунов и Власова. Теперь этому фильму, я думаю, «хана».

Алексей слушал всё это, в прямом смысле разинув рот, и пытался вспомнить, как встречал прошлый Новый Год, это было дома, в деревне Бугровка. Да, точно, как раз в полночь шёл странный фильм про какие‑то рыцарские времена. Там много пели и танцевали. Кино не впечатлило. В связи с тем, что с Москвой разница в три часа, в ожидании кремлёвских курантов он от безделья щёлкал переключатель каналов. А на следующий день, уже первого января, вечером, показывали телефильм «Обыкновенное чудо», вот эта кинокартина с Мироновым 9 и Леоновым 10 хорошо запомнилась. «А бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк!»

А Портос тем временем продолжал проявлять чудеса памяти:

– Помнится мне, в конце фильма герой Годунова произнёс: «Прощайте…, больше я здесь не нужен!» Накаркал, значит, сам себе, гадёныш.

– Интересная прослеживается закономерность, – поддержал товарища Арамис. – Ещё до революции антрепренёр Сергей Дягилев 11 создал группу «Русский балет» 12 в Париже. Его прославили легендарные балетмейстеры Вацлав Нежинский 13 и Леонид Мясин 14. Никто в Россию из них не вернулся. Про Мясина говорили: «У него нет ни души, ни сердца, единственное, что его интересует – это деньги!» Мясин был настолько богат, что выкупил у берегов Италии острова. А помогал ему их благоустроить сам Ле Корбюзье 15, знаменитый французский архитектор.

– А ты в курсе, – прервал рассказ военрука трудовик что этот Лео Мясси́н, как его звали на французский манер, в марте этого года умер?

– Да ты что? Нет, не знал! Ну, в общем‑то, славно пожил артист, дотянув до восьмидесяти с лишним лет.

– Как сообщает «Радио Свобода» 16, эти острова после смерти Мясина выкупил другой русский танцор-миллионер Рудольф Нуреев 17. Он из Советского Союза переметнулся на Запад ещё в шестьдесят первом году, – подтвердил Партос умозаключение друга.

– Ну, что и требовалось доказать! – сделал вывод Степан Нестерович. – Годунову захотелось ласки «жёлтого дьявола». Анатолий Петрович прав, зависть и гордыня обуяли молодого артиста, а это смертные грехи,

– Да ну её к лешему, эту избалованную, изнеженную творческую интеллигенцию, – поддержал своего шефа Анатолий Петрович. – С жиру бесятся! А сало русское едят!

– Вот именно! – подхватил мысль товарища Олег Иванович. – Где родился, там и сгодился! Не обижайся на судьбу…

– Другой не будет, – хором одобрили мушкетёры, подняв стаканы.

Начало

Уроки. Звонки. Переменки. Проверка тетрадок. Оценки. Одно и тоже изо дня в день.

К этому Алексей был готов. Даже в рутине будней он пытался находить удовольствие. Ему нравилось, что с его помощью ученики приобретали знания, становились более грамотными.

К концу первой учебной недели состоялась встреча с желающими записаться в театральную студию, так он решил пока назвать будущий школьный театр.

Собралось человек двадцать. Девушки и юноши старших классов. Сорок дерзких глаз смотрели на него изучающе. Надо было как‑то вдохновить ребят, сделать их своими сподвижниками.

– Тех, кто продержится до конца, до премьерного спектакля, ждут удивительные ощущения счастья. Всё у нас будет по-настоящему. Будем учиться двигаться по сцене, узнаем, как наложить грим, научимся играть так, чтобы в зале зритель поверил, что мы не знакомые им Саша, Миша, Наташа, а герои тех давних времен, которых вы будете изображать. А для постановки я предлагаю взять повесть Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка».

В одних глазах у ребят загорелось любопытство, в других – некоторое разочарование.

И Алексей распушился. Он пообещал, что после каждой репетиции или во время её, или перед началом будет раскрываться некая тайна, о которой никто, ну, по крайней мере, в Явленке, до сих пор не знал. И всё это начнётся сегодня!

– А позвольте вопрос? – поднял руку из последних рядов рослый паренёк.

– Конечно. Пожалуйста.

– Ну, персонажей там по сюжету наберётся с десяток, а нас тут вдвое больше. Кто‑то получит роль, а что остальные будут делать? Вон у Натальи Ивановны в драмкружке постоянно человек пять заняты.

– Вопрос своевременный, – поддержал Алексей. – Как вас зовут?

– Андрей Стройнов.

– Ну, так вот, дорогой мой Андрей. У нас будет по два, как минимум, актёра на роль. Но играть одновременно на сцене будут все. Сегодня в основном составе, завтра в массовке.

– Это что ж, учить придётся слова сразу двух ролей? – хрипло пробурчал кто‑то из мальчишек.

– Димка, ты балбес! У массовки слов нет! – ответила за учителя румянолицая, светловолосая девчушка со вздёрнутым носиком.

– А! Ну тогда нормалёк! – хихикнул вместе с другими сомневающийся лопоухий парнишка.

– Меня зовут Ольга Кузнецова, – курносая представилась учителю сама и тут же обратилась с вопросом, – а правда, Алексей Егорович, что вы играли на настоящей театральной сцене?

– Правда, – ответил Пожарский, – но лишь в эпизодах. А в составе народного студенческого театра и в главных ролях. Да мы и к вам в Явленку приезжали. Зимой выступали в районном клубе. Показывали спектакль «Попытка не пытка!» 18

– Я помню. А кого вы там играли? – не унималась дивчина с русой косой.

– Диму Ручейкова – абитуриента театрального училища, который пытался доказать профессору, что умеет перевоплощаться.

– Так это вы переодевались в женщину репетиторшу?

– Это я!

Аудитория восхищённо загудела, мол, видели-видели эту постановку.

– Однако, давайте вернёмся к нашим овечкам. Итак, действие «Капитанской дочки» у нас начнётся с приезда Петра Гринёва в Белогорскую крепость. Всю предыдущую историю героя зритель узнает из диалогов. А первая картина будет представлять из себя плац с марширующими солдатами и с жителями крепости. Это большая массовая сцена. Таких массовых сцен у нас будет три. Ещё одна во время казни капитана Миронова и третья во время казни самого Пугачёва. Все остальные сцены – это сюжетные конфликты: Гринёв-Швабрин, Гринёв-Пугачёв, любовный треугольник Гринёв-Маша-Швабрин. А, как говорится, за кадром всё время будет звучать голос рассказчика, озвучивающего записки Петра Андреевича Гринёва.

Было заметно, как загораются интересом глаза тех, кто поначалу сомневался. И вот теперь Пожарский решил окончательно привязать их к себе, к театру, к общему делу.

– Быть может, самые любопытные знают, что Пушкин для своей повести написал не четырнадцать глав.

Алексей подольше, театрально интригующе, тянул паузу, озорно посматривая на мальчишек и девчонок.

– Александр Сергеевич не стал публиковать пятнадцатую. И в рукописи подписал «Пропущенная глава». А мы с вами оживим её и включúм в инсценировку. Она увлекательна и выглядит вполне современно. Летом восстание крестьян происходит и в имении Гринёва-отца. Именно туда Петр Андреевич отправил Машу Миронову с Савельичем после освобождения из швабринского плена. Взбунтовавшиеся деревенские крестьяне заперли своих господ в амбар. Подоспевший Гринёв-сын в одиночку приходит на помощь своим родителям, но, оплошав, тоже оказывается в заточении. Внезапно появляется Швабрин с пугачёвцами. Он требует выдать ему Марью Ивановну. Происходит схватка. Отец Гринёва стреляет в Швабрина, однако промахивается. Взбешённый Швабрин приказывает повесить всех Гринёвых. Но! За это время Савельич успевает сообщить майору Зурину об опасности, и тот с отрядом гусар поспевает вовремя, избавляя Гринёвых от виселицы и арестовывая Швабрина.

Алексей Егорович смотрел на притихших и зачарованно слушающих школьников. «Всё! – решил он про себя. – Они мои! Надо работать!»

– Ну, как, уважаемые? Репетировать будем?

– Будем! Ага! Давайте! – загалдели собравшиеся.

– А вы точно каждый раз станете нам рассказывать что‑нибудь такое же обалденное? – высказал общий интерес лопоухий.

– Зуб даю! – серьёзно с лукавым прищуром поклялся Пожарский.

Это вызвало общее веселье.

– А можно я буду играть майора Зурина? – решил застолбить себе роль неугомонный парнишка с хрипловатым голосом и с оттопыренными ушами.

– Можно, – пообещал Алексей.

– Тогда запишите напротив майора Зурина мою фамилию Орешин, – и довольный собой ушастый, кучерявый паренёк залихватски закрутил под носом несуществующие усы.

Сосед

В выходной день Алексей решил проявить инициативу и помочь баб Маше по хозяйству, хотя и в огороде, и в подсобных сараях у старушки всё было в порядке. Вооружившись метлой, Пожарский принялся подметать двор и территорию за воротами. Площадь в целом немалая. Намахался он порядочно. Присел на крыльцо передохнуть. Облокотился на верхнюю ступеньку. Подставил лицо под лучи тёплого осеннего солнца, веки сами собой сомкнулись. Приятная дрёма овладела им на мгновение. И он увидел вдруг, что в деревне Гринёвых крестьяне установили перекладину и приготовились казнить своих господ. Первыми подвели к свисающим петлям Машу Миронову и молодого барина Петра. А смотрел на всё происходящее беспомощный Петруша Гринёв глазами Алексея Пожарского, и осознавал, что это не театральная сцена и не постановка спектакля. Взглянул он на бедную девушку и узнал в ней Олю Кузнецову, только не розовощёкую и задорную, а бледную и испуганную. Ничем ей Алексей помочь не может, руки у него связаны за спиной. А тут подходит к ним сам Пугачёв и удивляется: «Ёк-макарёк!»

Алексей открыл глаза. Перед ним стоял древний дедок с клюкой и всплёскивал свободной рукой:

– Говорил я Машке: не пляши с метёлкой. Ну, вот! Доигралась, ёк-макарёк! К ней на крыльцо ведьмак свалился! Ну, и как, не больно сидеть на палке‑то, когда летаешь?

Пожарский понял, что вопрос обращён к нему, и ведьмак – это он. Черенок метлы лежала у Лёшки между ног.

– Зашибся небось? Глаза вон как выпучил! – продолжал ворчать старичок. – И чо ты нашёл в Машке‑то? Старовата она для тебя. Она, вековуха, и для меня давнепрошлая зазноба. Да я‑то привык уже к ней, седоголовой. А ты откель взялся, суматошный? С небес, аль с преисподней?

– Я квартирант. Живу у баб Маши. Вот двор подмёл. Учитель я, вообще‑то.

– Да ты что, милок? Земной, значит? Оно и хорошо! Рано ей ещё и к ангелам, и к демонам. Ты, давай-ка вот, Марусе лукошко передай с грибами. Пусть пожарит. Люблю я жареные груздочки под водочку. Короче, я за чекушкой, а ты на кухню. Буду скоро, ёк-макарёк!

И дедок живо засеменил через двор к воротам, постукивая своим посохом.

Алексей заметил у крыльца небольшую плетёную корзинку с грибами. Отставил в сторону метлу. Усмехнулся. И поднялся в дом.

– Баб Маша, тут какой‑то странный старичок с палкой принёс грибы. Просил пожарить. Если честно, я‑то думал, что грузди только солят.

– А-а! Это сосед. Дед Мирка. Болтун заполошный! Нет, он человек хороший, добрый. Бобыль. Я иногда ему что‑нибудь готовлю. Ну, так, порой посидим, повечеряем вместе.

– Он сказал, что пошёл за чекушкой. Скоро вернётся.

– Понятно! Тогда я быстренько сварганю что‑нибудь на стол. Заодно попробуешь груздков, жареных с лучком да на маслице.

– А сколько ему лет?

– Он и сам не знает. Но дедом Миркой его величали ещё до войны.

Алексей, помогая накрывать баб Маше стол и расставляя рюмки, думал: «Ну и сильны же явленские мужики, даже такие древние, как дед Мирка, пьют по любому поводу».

Будни

Пышногрудая профсоюзная активистка Татьяна Михайловна заглянула на перемене в кабинет к Пожарскому:

– Алексей Егорович, разыгрываем дефицит. Тяните!

И она приоткрыла крышку коробки, в которой, по-видимому, и находились карточки розыгрыша.

– Ой, какой вы везунчик! – обрадовалась Татьяна Михайловна, когда Алексей показал ей картонный номерок. – После часу дня в кабинете домоводства можете забрать выигрыш. Я побежала дальше.

Алексей перевернул карточку с номером и прочитал: «Бюстгальтер!» Посмотрел по сторонам, не видел ли кто ещё эту надпись и почувствовал, что уши его запылали. «Вот уж, действительно, лифчик-счастливчик! Одним словом, розыгрыш!»

После своих уроков Пожарский пошёл к военруку-Арамису посоветоваться. Что делать в такой ситуации? Принять за шутку? Не обращать внимания? Или..?

Анатолий Петрович разулыбался:

– Да ты не переживай! Тебе ещё повезло! Вот я в прошлом году вытянул венгерский гарнитур. Денег на него у меня не было, да он мне и не нужен. А отказываться нельзя! Учителям нашим тоже не по карману. Хорошо выручил Степан Нестерович. Позвонил в администрацию, мол, не нужна ли там кому венгерская мебель. Слава богу, желающие нашлись. А у тебя наши бабы с руками оторвут эти чепчики для близнецов. Только свистни!

– Спасибо, успокоил, товарищ капитан! Вот сейчас прям выйду в коридор и объявлю: кому нужен мой лифчик?

– Зачем объявлять? Да он и не твой. Татьяна Михайловна у нас открытая дамочка, она, наверняка, уже всем разнесла, что холостому молодому учителю выпало женское счастье. Тебе предложений по обмену отбоя не будет. Ты только не прогадай! Торгуйся за титишники.

И действительно, стоило Пожарскому выйти из кабинета начальной военной подготовки, а к нему уже подлетела физручка Марина Юрьевна, как всегда, в спортивном костюме:

– Алексей Егорович, почему не появляетесь в спортзале? Напоминаю, что тренировки для учителей по вторникам и пятницам, – громко и задорно, чтобы все слышали, объявила учительница физкультуры, а затем тихо и доверительно продолжила, – у меня мужские итальянские туфли, меняться будем?

Она настолько близко прильнула к Алексею, что тот отчётливо внял запах женского пота.

– Простите, не понял?!

– Ну, что ты краснеешь, как помидор на грядке? Талонами меняемся? Я тебе – обувь, ты мне – нижнее бельё.

– А-а! Да! Конечно! Пожалуйста! – и Пожарский протянул свою карточку.

– Ну, вот! А ты боялся! – Марина Юрьевна шаловливо щёлкнула Алексея обменянной карточкой по носу и громко объявила: – Жду на тренировке!

И спортивной походкой, слегка виляя упругими ягодицами, удалилась.

«Уф! Освободился!» – с облегчением подумал молодой человек, а к нему уже летела навстречу задорная пионервожатая Настя.

– Я уже всё! – попытался опередить её предложение Алексей.

– Что всё? – не поняла Анастасия.

– Отдал бюстгальтер.

– Чей?

– Мой.

– Кому?

– Марине Юрьевне.

– Зачем?

– В обмен на туфли.

– А-а! Вы про дефицит? Не! Мне бюстгальтер не нужен.

И Пожарский взглянул на грудь пионервожатой, вернее на её отсутствие. «Блин! Неловко как‑то получилось!»

– Да вы не переживайте из-за этого, Алексей Егорович.

«Из-за чего не переживать? Из-за её груди или из-за обуви?» – мелькнула мысль в голове парня.

– Я совсем по другому поводу, – красногалстучная Настя даже не смутилась.

– Да? Ну, тогда извините!

– Вас приглашает в приёмную секретарь по очень важному вопросу.

Пожилая секретарша Ульяна Станиславовна встретила Пожарского строго:

– Что ж вы, Алексей Егорович, подводите нас? Вы в военкомате были? Существуют точно отведённые сроки для постановки на воинский учёт. Нехорошо, молодой человек!

– Ульяна Станиславовна, я совсем забыл. Извините, что подвёл вас!

– Да я‑то тут причём? Вы школу не подводите! Я ж вас в первый день направляла в военкомат, помните?

– Да, конечно! Я сегодня же, прямо сейчас туда явлюсь.

– Приписное свидетельство с собой не забудьте взять и паспорт.

В военкомате, как и следовало ожидать, встретили Пожарского с претензиями, мол, это что такое? Недовольная сотрудница смотрела на него уничижительно, с раздражением, как будто он мешал ей работать, с брезгливым прищуром она начала отчитывать:

– В приписном свидетельстве чёрными буквами впечатано: в военкомат явиться в трёхдневный срок при изменении места жительства. За нарушение штраф десять рублей. Ты что читать не умеешь?

На несколько хамоватую речь брюзгливой служащей Пожарский отвечать не стал. Она протянула бланк анкеты. Алексей, чувствуя свою вину, молча принял выданную бумагу для заполнения. У стены стояли конторки, сохранившиеся с бог знает каких времён. Самое удивительное, что на конторке лежала перьевая ручка и в круглой выемке стояла чернильница-непроливашка. Алексей уже и забыл, когда последний раз писал жидкими чернилами, наверное, в начальных классах. Он попробовал на испорченном бланке, как получится. Что удивительно, рука сама вспомнила, и он каллиграфически, с нажимом стал заполнять анкету. В это время в помещение зашёл офицер и обратился к ворчливой дамочке:

– Если появится для постановки на учёт призывник… этот-на… Пожарский, направьте его ко мне-на.

– Так вот он, нарушитель, анкету заполняет, товарищ военком, – ответила ворчунья.

Пожарский обернулся.

– Очень хорошо! Алексей Егорович? – офицер, улыбаясь, взглянул Пожарского. – Как управитесь с формальностями, сразу ко мне-на.

И ушёл.

Растерянный, Алексей долго никак не мог сосредоточиться на анкете. «К чему бы это всё?» Закончив, передал бумагу строгой сотруднице.

– Уже заполнили? – доброжелательно приняла документ совершенно изменившаяся мадама. – Очень хорошо! Я уже поставила отметку в приписном свидетельстве. Вот! Возьмите! Александр Данилович ждёт вас.

– Вельми понеже! – не смог не поёрничать в ответ Алексей и порадовался округлившимся в удивлении глазкам ворчуньи. – Весьма вами благодарен!

Удивлённая сотрудница военкомата вряд ли вспомнила реплику Пуговкина 19 из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», но, улыбнувшись, кивнула в ответ.

Секретарша военкома, услышав фамилию молодого человека, сама сопроводила Алексея в кабинет начальника.

– Проходите, проходите, Алексей Егорович! – не поднимаясь из-за тяжёлого стола, пригласил капитан. – На учёт встали? Очень хорошо-на! Не удивляйтесь! Я вас помню! По спектаклю! Вы приезжали к нам зимой. Смеялся от души! К-к-к-к! – то ли захихикал, то ли закашлял военком.

– Понятно! А я, если честно, подумал, не в армию ли меня призывают.

– Это успеется! Это гражданский долг! Никуда вы от него не денетесь-на! А пока для государства важнее, чтобы вы-на, как говориться, на ниве просвещения-на… так сказать, у молодого поколения… так сказать, гражданскую и нравственную позицию… советский дух… укрепляли-на.

– Спасибо! Будем стараться! А как насчет штрафа? – не забыл Алексей и про меркантильную сторону проблемы.

– А что у вас десять рублей лишние? Ну давайте их мне-на! – капитан протянул руку.

Алексей от неожиданности открыл рот и задержал дыхание.

– Шутка юмора! – осклабился военком и снова захихикал или закашлял: – К-к-к-к-к!

Пожарский облегчённо выдохнул.

– Этот вопрос мы решим так! Вы оставите объяснительную-на. Вот листок, ручка-на, – военком придвинул к краю стола чернильницу и перьевую ручку.

Алексей оглянулся, стульев поблизости не оказалось. Согнувшись, навис над столом, приготовился.

– Пишите в правом углу. Военному комиссару Явленского района капитану Снитко А. Д. от Пожарского А. Е. По центру – объяснительная. По факту нарушения срока постановки на учёт имею доложить следующее. Задержка произошла из-за поиска места проживания и прописки. Подпись-на. Дата-на.

Забрав объяснительную и взглянув на неё мельком, капитан подытожил:

– Очень хорошо! – и вдруг неожиданно продолжил: – Когда не служившему Алексею выдали военный билет, он аж описался, собственно, поэтому ему и выдали военный билет-на.

Капитан самозабвенно, как‑то с придыханием опять захихикал, как будто закашлял:

– К-к-к-к-к! Шутка-юмора! Анекдот, так сказать, к месту-на. А вы где остановились?

– В доме Марии Ивановны Дайкаловой.

– А-а, у баб Маши! Очень хорошо-на!

И тут капитан приглушённо заговорил совершенно о другом:

– Должен вас предупредить, Алексей Егорович. Школьный трудовик Тищенко слушает западные радиостанции-на. Зря, я вам скажу… зря перестали глушить вражеские голоса-на. И капитан Ржавин, военрук в школе, тоже… ещё тот гусь-на. Вы не в курсе? В шестьдесят восьмом он подал рапорт на увольнение-на. Сразу после событий в Чехословакии 20. А ему должны были дать майора-на. Не захотел. Странно? Вот! То‑то и оно-на!

Алексей не улавливал связи между воинским учётом и учителями школы. Зато военком нить мысли не терял:

– Ржавин из армии сбежал-на… Тищенко и вовсе не служил, белобилетник-на. А воинская служба в Советском Союзе – это что? Правильно! Почётный долг-на, священная обязанность, так сказать, каждого гражданина. Так что будьте готовы! Как только понадобитесь… сразу в ряды Советской армии. Договорились-на?

Алексей растерянно кивнул.

– Очень хорошо! Будь начеку! – капитан протянул на прощание руку. – Дёрни за чеку! К-к-к-к-к!

Военный комиссар так и не привстал из-за стола.

Озадаченный после странного посещения военкомата, Алексей отправился опять в школу, надо было отчитаться перед секретаршей. На школьном крыльце встретился с завучем Анной Петровной Снитко. «Как же я сразу не догадался. Снитко. У военкома такая же фамилия. Родственники, наверное».

Приятные неожиданности

Через пару недель Анна Петровна попросила сдать учебно-календарные планы по предметам и кружковой работе. Алексей внутренне возмутился: ну, по русскому языку и литературе понятно, есть государственная программа и строгое расписание, а в театральной студии он жил не по регламенту, проводя в ней всё свободное время. Каждый день репетиции по два-три часа. А ещё конструирование костюмов, инвентаря, декораций, учил ребят гримироваться, обучал технике сценической речи. Какие тут учебные планы? По какой программе? Однако возмущаться вслух не стал. Заполнил тетрадку с условным графиком занятий на полгода и понёс к завучу.

Когда он зашёл к Анне Петровне, кроме неё в кабинете находился мужчина с броской характерной внешностью: кудрявая, с проседью, пышная шевелюра; пёстрый шёлковый платок до подбородка вместо галстука; такого же цвета платочек, торчащий из нагрудного кармана.

– Вот, пожалуйста, Яков Моисеевич, – обратилась к нему Анна Петровна, – вы хотели познакомиться с нашим режиссёром, это он и есть, Алексей Егорович Пожарский.

– Помню-помню! Здравствуйте! Я директор районного дома культуры. Яков Моисеевич Горин. Ваш студенческий театр представлял у нас на зимних каникулах изящную комедию из московской жизни. Было весело!

– Если не возражаете, я пойду на уроки, а вы можете здесь пообщаться, – и Анна Петровна удалилась.

– Уважаемый Алексей Егорович, я к вам с предложением, – доверительный голос и обаятельная улыбка Горина обволакивали и притягивали. – В школе нет ни сцены, ни специальных помещений для репетиций. Мы давно уже столковались с уважаемым директором Гроздовым, что все свои праздники дети и учителя будут проводить в моём клубе. И в конечном счёте, вы со своим спектаклем… Не удивляйтесь, городок наш небольшой, поэтому все про всё быстро узнают. Так вот, Вы всё равно пришли бы ко мне договариваться о времени выступления. Так?

Алексей кивнул.

– А зачем специально приходить и договариваться? Я уже сам здесь. А не составить ли нам совместный график репетиций и представлений заранее? Как вы на это смотрите?

– О большей удаче я и не мечтал!

– Вот и замечательно, дорогой Алексей Егорович! Но мои предложения на этом не заканчиваются.

Добродушный прищур и проникающий прямо в душу взгляд не позволяли сомневаться, что далее последует не менее интересное.

– Мы взаимовыгодны друг другу! Вам нужны масштабы для постановок, а мне требуется поднимать статус районного клуба. И я принимаю вас к себе на работу режиссёром! У вас ведь есть специальное театральное образование?

– Серьёзное и неожиданное предложение, – Пожарский был несколько растерян, – однако…

– Не спешите говорить «нет», – улыбка не исчезала с лица Якова Моисеевича, – Вы не узнали ещё о всех прелестях вашей будущей жизни. Бóльшую зарплату, чем в школе, я вам предложить, конечно, не смогу. Работники культуры имеют самые низкие ставки на селе. Так что трудитесь на здоровье в школе. Учите ребятишек доброму и вечному. Занимайтесь с ними благородным лицедейством, а за это я вам ещё и доплачивать буду. Принять вас на полную ставку не могу, это всё‑таки будет работа по совместительству, а вот на полставки – за милую душу. И для вас ничего не изменится. Как репетировали со своими школьниками, так и продолжайте это делать, только периодически появляйтесь у меня в клубе. Согласны?