Черное Солнце Севера. История Пскова

Двадцать человек, как один, выскочили из темноты на открытое пространство перед главными воротами крепости. И на тишину предрассветного леса обрушился адский шум.

– А-А-А-АРРРГХ!

Это был не просто боевой клич. Это был дикий, первобытный, звериный рев. Рев людей, идущих на смерть и готовых утащить с собой как можно больше врагов. Они начали бить в разномастные щиты рукоятями топоров, создавая оглушительный, хаотичный грохот.

– Смерть ублюдкам! За жен! За детей! Резать их! – орали они, изрыгая самые грязные проклятия.

С вышек у ворот раздались удивленные и сонные крики дозорных.

– Тревога! Нападение!

Но было поздно. Первые стрелы, пущенные отрядом Добрыни, уже полетели в сторону стен. Они не целились. Они просто создавали шум, угрозу, иллюзию массированной атаки.

Им тут же ответили. С вышек засвистели стрелы разбойников. Завязалась беспорядочная, хаотичная перестрелка в темноте. Один из людей Добрыни вскрикнул и упал, получив стрелу в грудь. Но его товарищи, не обращая на это внимания, продолжали орать, бить в щиты и пускать стрелы, приковывая к себе все внимание защитников крепости.

И в тот момент, когда все взгляды и все уши были обращены к главным воротам, с противоположной стороны, с юга, в небо взвились огненные змеи.

Отряд старого охотника Вепря начал свою работу. Десять лучников, притаившихся в темноте, пускали стрелу за стрелой. Но это были не обычные стрелы. К их наконечникам была примотана пропитанная смолой и жиром пакля, подожженная от спрятанного под плащом тлеющего трута. Горящие стрелы, описывая высокие дуги, дождем посыпались на задворки разбойничьего города.

Эффект был мгновенным и ужасающим.

Одна из стрел угодила в сухую соломенную крышу большого сарая. Через секунду та вспыхнула, как порох. Другая вонзилась в стог сена, который они видели во время разведки. Сухое сено занялось мгновенно, и столб пламени взметнулся к темному небу. Еще несколько стрел нашли свои цели в крышах жилых изб.

Огонь. Самый страшный враг в любом деревянном городе.

В крепости началась паника. Раздались крики, но теперь это были не боевые кличи, а вопли ужаса.

– Горим! Пожар!

Разбойники, которые до этого кинулись к главным воротам, теперь в замешательстве метались по улицам. Что делать? Отбивать атаку или тушить пожар, который с каждой секундой разгорался все сильнее, пожирая их дома, их добычу, их логово?

Хаос и паника. Именно то, на что рассчитывал Всеволод.

Люди Добрыни продолжали орать и стрелять, не давая врагу опомниться, приковывая к себе внимание.

Люди Вепря методично, стрелу за стрелой, превращали южную часть крепости в ревущий огненный ад.

А в это время третий отряд, отряд призраков, уже добрался до своей цели на задворках этого хаоса. Ударный кулак Всеволода уже занес свой топор над гнилой, уязвимой стеной, готовый прорубить себе дорогу в самое сердце горящего и кричащего ада.

Глава 58: Пролом

Пока в крепости царил ад, сотканный из криков, лязга стали и рева пожара, отряд Всеволода, как десять безмолвных теней, скользил вдоль задней стены. Здесь было темнее всего. Оранжевые отсветы пожара едва долетали сюда, создавая причудливую, дерганую игру света и тени. Вонь от выгребной ямы и близкого болота была почти невыносимой, но она служила им идеальным прикрытием – ни один дозорный по доброй воле не стал бы долго вглядываться в эту часть периметра.

Они добрались до намеченного места. Несколько бревен частокола здесь заметно потемнели и просели. От постоянной сырости дерево у основания начало подгнивать. Это был их шанс.

– Топоры, – прошептал Всеволод.

Четверо самых здоровых мужиков, включая его старшего брата Доброгнеза, выступили вперед. Они не стали рубить с размаху. Это создало бы слишком много шума. Они начали работать иначе. Коротко, точно, методично. Вгоняя лезвия топоров в подгнившую древесину у самой земли и используя их как рычаги.

Раздался приглушенный треск. Потом еще. Мужики работали, тяжело дыша, их лица блестели от пота. Щепки и куски гнилой трухи летели во все стороны. Это была тяжелая, изнурительная работа на время. Каждую секунду их могли заметить.

– Быстрее, – прошипел Всеволод.

Наконец, с громким, тошнотворным хрустом, который, казалось, был слышен на всю крепость, одно из бревен поддалось и накренилось внутрь. Они тут же принялись за соседнее. Теперь, когда первое бревно было смещено, дело пошло быстрее. Еще несколько ударов, и второе бревно тоже рухнуло внутрь.

Образовался узкий, темный, неровный пролом. Дыра, достаточная, чтобы в нее боком мог протиснуться один человек. Их врата в ад.

– Я первый, – сказал Всеволод. – Ярый, за мной. Остальные прикрывают и лезут следом.

Он, не колеблясь, проскользнул в темную щель. Внутри было еще темнее. Они оказались в узком проулке между стеной и каким-то длинным сараем. Это была зона рабов. Несколько человек, разбуженные шумом, испуганно жались к стене, глядя на вооруженных людей, появившихся буквально из ниоткуда.

– Кто вы? – прошептал один из рабов, седой, изможденный старик.

– Те, кто пришел за вашими хозяевами, – так же шепотом ответил Всеволод. Он посмотрел на старика, на других рабов, которые начали выползать из своих убогих землянок. В их глазах был страх, но и что-то еще. Искра. Искра надежды.

– Мы пришли не просто убивать разбойников, – продолжал Всеволод, и его шепот был тверд и убедителен. – Мы пришли освободить вас. Но нам нужна ваша помощь.

Он посмотрел на их руки, на мозоли, на мышцы, не до конца убитые голодом и побоями.

– Вы знаете эту крепость лучше нас. Где спят дозорные? Где хранят оружие? Где держат ваших жен и дочерей?

А потом он сделал самый рискованный ход.

– Нас мало. Но вас – сотни. Вон там, – он указал в сторону пожара, – идет бой. Если вы хотите свободы, если вы хотите мести за все унижения, за всю боль, берите ее сами! Нападайте на них! Хватайте дрова, камни, кухонные ножи! Перегрызайте им глотки! Отвлекайте их! Помогите нам!

Он посмотрел в глаза старика.

– Твои хозяева дали тебе цепи. Я даю тебе шанс. Выбор за тобой, отец. Умереть рабом или умереть свободным, забрав с собой хоть одного мучителя.

И он увидел, как в глазах старика страх медленно сменяется лютой, черной ненавистью. Старик медленно кивнул.

– Я покажу, где сарай с инструментами, – прохрипел он. – Там топоры, ломы…

В этот момент Всеволод понял, что у них появился шанс. У них теперь была не горстка воинов. У них было то, что страшнее любой армии. У них было восстание. Восстание рабов, которым больше нечего терять.

Глава 59: Резня

Внутри крепости царил хаос в его чистом, первозданном виде. С одной стороны, у главных ворот, раздавался непрекращающийся грохот и рев – это отряд Добрыни имитировал штурм. С юга поднимались и расползались по небу черные клубы дыма, озаряемые снизу ревущим пламенем, – это работали лучники Вепря.

Разбойники, разбуженные тревогой и пьяные после вчерашней гулянки, метались по улицам, как обезглавленные куры. Кто-то с ведром бежал в сторону пожара. Кто-то, хватая на ходу топор, мчался к главным воротам. Офицеры пытались выкрикивать приказы, но в общем шуме и суматохе их никто не слушал. Командная структура рухнула.

И в этот самый момент, в их глубоком, считавшемся безопасным тылу, ударил нож.

Появление отряда Всеволода, вынырнувшего из теней, стало для них полной, шокирующей неожиданностью. Они были так сосредоточены на внешних угрозах, что и представить не могли, что смерть уже просочилась внутрь.

И началась резня.

Это не был открытый бой. Не было никаких построений, никаких «щит к щиту». Это была серия коротких, подлых, молниеносных убийств. В узких, грязных переулках. В тенях от горящих домов.

Вот двое разбойников бегут в сторону пожара. Из-за угла на них, как звери, выпрыгивают Всеволод и Горан. Удар топора в спину одному. Короткий, почти незаметный выпад скрамасакса под ребра другому. Два трупа падают в грязь, не успев даже крикнуть. И отряд движется дальше.

Они действовали как призраки. Как чума.

– Стражники – в казармы! – шепотом приказал Твердило своим людям.

Пятеро его воинов подкрались к длинной избе, где, судя по храпу, спала ночная смена. Они не стали ломать дверь. Они тихо подперли ее снаружи, а потом через щели и окна начали всаживать внутрь копья, работая ими, как поршнями. Изнутри донеслись короткие, удивленные вскрики, хрипы, а потом все стихло.

Они не щадили никого. Не было времени на жалость или раздумья. Каждый живой разбойник был угрозой.

Они врывались в избы. Доброгнез, чей хозяйский разум был в шоке от увиденного, действовал с яростью, которой сам от себя не ожидал. Он вломился в дом, где двое пьяных бандитов делили какую-то добычу. Прежде чем они успели поднять головы, он обрушил на одного свой тяжелый плотницкий топор, проломив ему череп. Второй попытался схватить меч, но Доброгнез, не вынимая топора, просто развернулся и ударил его обухом в висок.

Всеволод двигался впереди, его глаза холодно оценивали обстановку. Он увидел группу из пяти разбойников, пытающихся организовать оборону. Он не стал нападать на них в лоб.

– Ярый! Обойди! – бросил он беженцу.

Пока Всеволод и двое его людей отвлекали их внимание, показываясь и тут же скрываясь в тенях, Ярый, с безумной ухмылкой на лице, залез на крышу низкой бани. И оттуда, с диким воплем, он спрыгнул прямо на спину одному из них, вонзая свой топор ему в шею. Этой короткой заминки хватило. Всеволод и его люди бросились вперед и вырезали ошеломленных врагов за несколько секунд.

Кровавая работа кипела. В одном месте охотники пускали стрелы в спины бегущим к пожару. В другом – двое мужиков просто забивали одного разбойника кольями в темном углу. Это была не битва. Это была чистка. Грязная, отвратительная, но необходимая работа.

А потом к ним присоединилась вторая волна хаоса. Рабы.

Воодушевленные словами Всеволода и ведомые старым рабом, они взломали сарай с инструментами. И теперь по улицам крепости, помимо отряда Всеволода, бегала еще одна сила. Толпа оборванных, изможденных людей, в чьих руках были топоры, ломы, молоты, серпы. Их было не так много, но их ненависть была безгранична. Они нападали на одиночных разбойников, забивали их толпой, перерезали глотки спящим, поджигали дома.

Крепость пожирала сама себя изнутри. Она захлебывалась в собственной крови, в собственном хаосе. И над всем этим, освещенный отблесками пожара, несся рев и лязг стали. Это была резня. Абсолютная. Беспощадная. И тотальная.

Глава 60: Длинный Барак

В разгар хаоса и резни, когда вся крепость превратилась в кровавый котел, у Всеволода была одна, особая цель. Тот самый длинный, приземистый барак на отшибе. Гнездо похоти и отчаяния. Он кивнул Ярому, и они вдвоем, оставив остальной отряд продолжать чистку, бросились к нему.

Уже на подходе их ударил в нос густой, тошнотворный смрад. Смесь прокисшего пива, немытых тел, застарелого пота, спермы и женского страха. Этот запах был плотным, почти осязаемым. Изнутри не доносилось криков. Лишь пьяное мычание и тихий, безнадежный плач.

Всеволод не стал стучать. Он с разбегу ударил плечом в хлипкую дверь. Та со скрипом и треском слетела с петель. Они ворвались внутрь.

И то, что они увидели, было страшнее любого поля боя. Это был ад. Личный, персональный ад для десятков женщин.

Помещение было длинным, темным, без окон. Единственным источником света были несколько тусклых, коптящих лучин, воткнутых в стены. Вдоль стен шли сплошные нары, покрытые грязными, засаленными, пропитанными всеми возможными человеческими выделениями шкурами и соломой. Воздух был настолько спертым и вонючим, что хотелось тут же выскочить наружу.

А на этих нарах, на полу, забившись в самые темные углы, были они. Женщины.

Их было не меньше тридцати. От совсем юных девочек, почти детей, до седых старух. Все они были либо полностью наги, либо в изорванных, грязных лохмотьях, которые не скрывали ничего. Их тела были покрыты синяками, ссадинами, следами от укусов и засохшей кровью. Глаза… их глаза были пустыми. Мертвыми. Как у тех, кто видел слишком много, и чья душа уже покинула тело, оставив лишь дрожащую, униженную оболочку. Они смотрели на ворвавшихся мужчин без страха, без надежды, с полным, всепоглощающим безразличием. Их уже ничем нельзя было удивить или напугать.

В центре этого вертепа, на импровизированном столе, валялись остатки еды и опрокинутые кувшины. Рядом храпел, уткнувшись лицом в лужу пива, один из разбойников. Еще трое, полупьяные, с расстегнутыми штанами, как раз собирались "развлечься" с очередной жертвой – худенькой девушкой, которую они зажали в углу.

Они даже не сразу поняли, что произошло. Один из них лениво повернул голову на шум и увидел две темные, залитые кровью фигуры, стоящие в дверном проеме.

– А вы еще кто за хуи? – промычал он, пытаясь сфокусировать взгляд.

Ему не ответили.

Ярый, который застыл на пороге, глядя на эту сцену, вдруг издал звук. Это не был боевой клич. Это был рев раненого, обезумевшего от горя зверя. Рев человека, чья сестра, возможно, закончила свои дни точно так же, в таком же вонючем бараке.

И он бросился вперед.

С топором в своей единственной руке. Он не думал. Он не видел ничего, кроме этих трех фигур, склонившихся над девушкой. Разбойник, который задал вопрос, попытался поднять топор, но Ярый был быстрее. Удар пришелся сбоку, в шею, почти отделив голову от туловища. Брызнул фонтан крови, заливая стены и оцепеневших женщин.

Двое других, протрезвев от ужаса, кинулись на него. Начался короткий, страшный бой в тесном, вонючем пространстве. Ярый дрался как одержимый. Он не защищался, он только атаковал, нанося страшные, размашистые удары. Один из разбойников полоснул его ножом по боку, но Ярый, казалось, даже не заметил боли. Он развернулся и обрушил свой топор на голову врага с такой силой, что череп того треснул, как гнилой арбуз, разбрызгивая мозги и кровь.

Последний бандит, видя это, в ужасе попытался бежать, но наткнулся на Всеволода, который до этого момента просто перекрывал выход. Удар скрамасакса был коротким и точным. Прямо в сердце. Храпящего за столом Всеволод прикончил, не дав ему проснуться, просто вонзив ему в спину нож.

Бой закончился. В бараке стояли двое. Весь в крови Ярый, тяжело дышащий и прижимающий раненый бок, и спокойный, как смерть, Всеволод. И десятки женщин, которые все так же молча, с ужасом смотрели на них.

Всеволод повернулся к ним.

– Вы свободны! – крикнул он, и его голос эхом разнесся по смрадному помещению. – Ваши мучители мертвы! Но бой еще не окончен!

Он указал на трупы.

– Хватайте их оружие! Ножи, топоры! Выходите на улицу! Бегите к лесу! Или помогайте нам! Бейте их! Рвите им глотки! Боритесь за свою жизнь!

Он не ждал ответа. Схватив под руку раненого Ярого, он вытащил его из этого ада на свежий воздух. А за их спиной, в темном, вонючем бараке, одна из женщин, самая старшая, медленно поднялась на ноги, подошла к трупу разбойника и, вытащив из его безвольной руки тяжелый нож, сжала его в своей. В ее мертвых глазах впервые за долгое время зажегся огонек. Огонек лютой, беспощадной ненависти.

Глава 61: Голова Атамана

Бой за крепость превратился в агонию зверя. Хаос, посеянный отрядом Всеволода и восставшими рабами, достиг своего пика. Увидев, что внутри крепости бушует пожар и резня, Добрыня и Твердило, не дожидаясь больше приказов, повели своих людей на решающий штурм главных ворот. Несколько бревен, которыми они таранили ворота, и слаженная работа топоров сделали свое дело. С оглушительным треском одна из створок ворот рухнула внутрь, и оставшиеся в живых ополченцы хлынули в крепость, как грязный, яростный поток.

Теперь это была не хитрая диверсия. Это была полномасштабная, тотальная бойня. Уцелевшие разбойники, зажатые между молотом и наковальней – атакующими снаружи и режущими их изнутри, – обезумели. Они дрались с яростью загнанных в угол крыс, но их сопротивление было уже хаотичным и обреченным.

Всеволод не стал участвовать в этой общей свалке. Он оставил своих людей заканчивать зачистку. У него была одна, последняя цель. Голова. Голова атамана, которую он обещал князю.

Ориентируясь по донесениям рабов и по самой богатой избе, стоявшей в центре поселения, он пробивался к ней. Двое его друзей следовали за ним, прикрывая спину.

Они выбежали на центральную площадь, заваленную трупами и обломками. Вот она. Большая, добротная изба из толстых бревен, с резными наличниками, украденными, видимо, из какой-то богатой усадьбы. У дверей стояли два телохранителя, дюжие воины в хороших доспехах, которые с ужасом смотрели на творящийся вокруг ад.

Они заметили Всеволода и его людей и, выставив мечи, приготовились к бою.

– Стоять, псы!

– Разберитесь, – коротко бросил Всеволод своим друзьям, а сам, не сбавляя бега, обогнул их и с разбега ударил ногой в тяжелую дубовую дверь.

Дверь, запертая на простой засов, с оглушительным треском распахнулась внутрь. Всеволод ворвался в избу.

Внутри было просторно и, по местным меркам, богато. На полу лежали медвежьи шкуры, на столе стояла серебряная посуда. И посреди комнаты, в одной лишь длинной, грязной рубахе, стоял он. Атаман. Здоровенный, плечистый мужик лет сорока, с густой черной бородой и холодными, умными глазами. Он не паниковал. Он явно только что проснулся и пытался понять, что происходит. Рядом с кроватью, на лавке, лежал его меч.

Увидев ворвавшегося Всеволода – высокого, нагого по пояс, покрытого кровью и сажей, с безумным огнем в глазах, – он на мгновение застыл, а потом молниеносно рванулся к мечу.

Но Всеволод был быстрее. Он прыгнул вперед, пересекая комнату в два огромных скачка. Он не целился в тело. Он ударил ногой по лавке, на которой лежал меч. Лавка перевернулась, и меч с лязгом отлетел в угол.

Атаман оказался безоружным. Он взревел от ярости и, как медведь, бросился на Всеволода, пытаясь свалить его, задавить массой. Он был невероятно силен. Он сбил Всеволода с ног, и они покатились по полу, по шкурам, в яростном клубке тел, рыча, пытаясь достать друг друга. Атаман пытался вцепиться Всеволоду в горло зубами, его пальцы пытались выдавить ему глаза. Всеволод, извернувшись, ударил его головой в лицо, ломая нос.

Им удалось вскочить на ноги одновременно. Атаман, сплевывая кровь, рванулся к стене, где висел большой боевой топор. Всеволод не дал ему этого сделать. Он нанес короткий, режущий удар скрамасаксом, целясь в плечо. Лезвие глубоко вошло в плоть. Атаман взвыл от боли, его рука повисла плетью.

Он был ранен, но все еще опасен. Он развернулся и своей здоровой рукой ударил Всеволода кулаком в челюсть. Удар был страшной силы. В глазах у Всеволода потемнело, он пошатнулся. Атаман уже заносил руку для второго удара, который мог стать последним.

И тогда Всеволод сделал то, чего тот не ожидал. Он упал на одно колено, уходя от удара, и одновременно нанес страшный, вспарывающий удар снизу вверх. Прямо под ребра, в живот.

Атаман замер. Его глаза расширились от шока. Он медленно опустил голову и посмотрел на рукоять скрамасакса, торчащую из его живота. А потом на Всеволода.

– Сука… – только и смог прохрипеть он.

Всеволод резким движением выдернул клинок. Атаман рухнул на колени, зажимая руками рану, из которой вываливались наружу петли блестящих кишок.

Всеволод медленно поднялся. Он подошел к агонизирующему врагу, который смотрел на него снизу вверх с ненавистью и удивлением. Он наступил сапогом ему на грудь, придавливая к полу.

– Это тебе за Веснянку. Это за Ярину. Это за всех, кого вы убили и опозорили.

Он поднял свой окровавленный скрамасакс.

И одним, мощным, рубящим ударом отделил голову атамана от тела.

Голова с глухим стуком откатилась по полу. Тело еще несколько раз судорожно дернулось и затихло.

Всеволод наклонился, схватил голову за спутанные черные волосы и поднял ее. Кровь стекала по его руке. Он посмотрел в открытые, стекленеющие глаза своего врага.

Пари было выиграно.

Глава 62: Пепел

К рассвету все было кончено. Бой, перешедший в резню, затих, оставив после себя лишь стоны умирающих и треск догорающих строений. Бледный, болезненный рассвет осветил картину апокалипсиса.

Вся крепость была завалена трупами. Они лежали повсюду: в грязи, в лужах крови, в дверях домов, скорчившись у стен. Большинство разбойников были перебиты. Несколько десятков самых удачливых или трусливых, воспользовавшись хаосом, сумели сбежать в лес. Но это были уже не волки. Это были подранки, которых, скорее всего, добьют настоящие лесные звери или голод.

Ополченцы, чьи глаза все еще горели огнем битвы, бродили по пепелищу. В них не было ни жалости, ни милосердия. Они методично обходили поле боя и добивали раненых разбойников. Никаких пленных, никакого сочувствия. Удар топора в череп, тычок копья в горло. Коротко, буднично, страшно. Праведный гнев требовал полного уничтожения.

Тела убитых врагов стаскивали в общие выгребные ямы или просто в пустые погреба и забрасывали землей. Никаких курганов, никакой чести. Просто мусор. Как и положено мусору.

Затем, по приказу Всеволода, они начали сжигать то, что еще не сгорело. Они поджигали уцелевшие избы, сараи, склады. Они хотели, чтобы от этого проклятого места не осталось и следа. Чтобы сама земля забыла, какая скверна на ней стояла. Густой, черный, вонючий дым поднимался к небу, неся с собой смрад паленого дерева, тряпья и человечины.

А посреди этого дыма и смерти начали выходить из своих укрытий рабы. Десятки, сотни людей. Они выходили из землянок, из темных сараев, из тех клеток и загонов, где их держали, как скот, и которые не участвовали в бунте. Они выходили на свет, щурясь от утреннего солнца и дыма, и не верили своим глазам.

Их реакция была разной. Кто-то, изможденный до предела, просто стоял, тупо глядя на пепелище. Кто-то падал на колени и плакал. Навзрыд, в полный голос, выплескивая наружу месяцы и годы унижения, боли и страха. Кто-то смеялся. Тихим, безумным смехом человека, разум которого не выдержал и сломался.

Многие подбегали к ополченцам, к людям Всеволода. Они падали им в ноги, целовали их грязные, окровавленные руки и сапоги, бормоча слова благодарности, называя их спасителями, богами.

Всеволод прошел через эту толпу к центральной площади. Там, привязанная к позорному столбу, все еще находилась та рыжая девушка. Она была без сознания, ее голова безвольно свисала на грудь. Ее тело было покрыто синяками, ссадинами и грязью, но она была жива. Он молча подошел, перерезал ножом веревки, и она мешком осела ему на руки. Он подхватил ее, легкую, как ребенок, и передал подоспевшим женщинам-беженкам.

– Воды ей. И в тепло, – коротко приказал он.

Он стоял посреди этого пепелища. Вокруг него – освобожденные рабы, его уцелевшие, уставшие бойцы. В воздухе – запах гари и крови. В руках – отрубленная, тяжелая голова атамана.

Победа.

Но эта победа была страшной. Кровавой. Горькой, как полынь. Он посмотрел на свой отряд. Из семидесяти с лишним человек, ушедших из деревни, стояло на ногах едва ли тридцать. Остальные лежали мертвыми или тяжело ранеными, и многие из раненых не доживут до вечера. Цена оказалась чудовищной.

Победа не принесла ни радости, ни облегчения. Лишь опустошение. И тяжесть от понимания, что этот ад, который они только что разрушили, – лишь один из многих. И война только начинается.

Глава 63: Возвращение с Освобожденными

Путь назад был адом иного рода. Это был не стремительный бросок на врага, а медленное, мучительное продирание сквозь усталость, боль и отчаяние.

Победный клич затих, уступив место стонам раненых и тихому плачу. Отряд Всеволода, его ударный кулак, сократился больше чем наполовину. Почти все, кто остался в строю, были ранены – кто-то легко, царапиной, а кто-то – тяжело, с рваными ранами, из которых сочилась кровь. Они шли, опираясь друг на друга, стиснув зубы от боли.

Но теперь они были не одни. За ними, как огромный, нестройный хвост кометы, тянулась толпа. Больше двух сотен освобожденных рабов. Мужчины, женщины, старики. Они были живым укором этому миру. Их тела были истощены до предела, покрыты шрамами от плетей, язвами и синяками. Их ноги, не привыкшие к свободе, подкашивались. Они шли медленно, спотыкаясь на каждом корне.

И эта толпа стала якорем. Она замедляла их движение до черепашьей скорости. А время… время поджимало, как затягивающаяся на шее петля. До истечения срока, поставленного князем, оставалось меньше двух суток. Каждый час промедления приближал их родную деревню к карательному огню.