Нить судьбы

Девушки пересекли темный двор и вошли в конюшню. Трепещущее пламя светильника освещало деревянные стойла мягким приглушенным светом. Конюх, дре-мавший у входа на огромном ларе для зерна, сонно пробормотал, что умирающий викинг лежит в каморке в самом конце конюшни. Дверь в каморку была не заперта. Розалин, взяв из рук Фэй глиняную плошку, наполненную маслом с плавающим в нем зажженным фитилем, вошла внутрь маленькой тесной комнатушки.

Норманн неподвижно лежал на грязной истлевшей соломе. Розалин не смогла сдержать болезненного стона, увидев, во что превратилась спина несчастного викинга.

– О, дядя, как же ты мог… – чуть слышно прошептала она.

Длинные волосы пленника разметались по его плечам, сплошь покрытыми глубокими кровавыми бороздами. Опустившись на колени возле викинга, Розалин прислушалась, стараясь уловить звук его дыхания. Мужчина был неподвижен, и она испугалась, что он мертв, но тот вдруг слабо пошевелил рукой, пытаясь сжать подрагивающие пальцы в кулак.

Розалин хотела осторожно убрать с плеча викинга запачканную кровью прядь волос, но едва она коснулась израненной кожи мужчины, он дернулся от боли: волосы уже крепко приклеились к кровавым рубцам. Девушка убрала руку и потянулась за тканью. Оторвав широкую полосу от мягкого полотна и поставив себе на колени котелок с водой, Розалин начала бережно смачивать спину норманна. При каждом прикосновении он вздрагивал всем телом. Прядку за прядкой девушка убрала с плеч пленника его золотые волосы, промыла кровавые раны и взяла из флакона немного маслянистой вязкой массы, мысленно возблагодарив старую Роду, приготовившую чудодейственный состав. Едва касаясь кожи пленника, Розалин тщательно покрыла его страшные раны тонким слоем бальзама.

С трудом поднявшись на ноги, затекшие от долгого стояния на коленях, девушка бросила последний взгляд на распростертую на холодном полу массивную фигуру молодого мужчины, и решительным движением сдернув с плеч теплую шерстяную накидку, заботливо укрыла ею викинга.

Глава 2

Торопливо расчесав густую волну своих черных волос, Розалин наспех ополоснула лицо и, быстро одевшись, спустилась в холл. Ей не терпелось взглянуть на пленника. Розалин всегда была ранней пташкой, но сегодня она поднялась, едва забрезжил рассвет. Беспокойство о пленнике не давало ей уснуть почти всю ночь, кроме того, ее тревожили и собственные чувства к викингу. Она не могла думать о нем, как о враге, ей не хотелось верить, что такой молодой, красивый как ангел мужчина способен на насилие и убийство.

В доме стояла тишина. Служанки еще не приступили к приготовлению завтрака, очаг был холодным. Розалин осторожно отодвинула тяжелый засов и выскользнула из дома.

Молочно-белый туман клубился над землей, во влажном воздухе явственно ощущалось дыхание весны. В другой раз девушка непременно остановилась бы полюбоваться волшебством изменчивого тумана и насладиться тонким ароматом молодой зелени, но сейчас только пленник занимал ее мысли.

Она быстро перебежала двор и скрылась в дверях конюшни. Когда Розалин проходила мимо стойла Эльзы, кобыла приветственно заржала. Вытянув шею, маленькая рыжая лошадка принялась кивать головой, требуя лакомства и ласки. Девушка рассеянно похлопала Эльзу по крутой лебединой шее и направилась дальше.

Переступив порог каморки, она обнаружила пленника лежащим в том же положении, в каком она его оставила вчера вечером. Тело викинга сотрясала крупная дрожь. Розалин обеспокоено коснулась его лба – ладонь словно опалило огнем.

– Боже мой, – упавшим голосом прошептала девушка, – у него началась горячка.

Убрав накидку со спины пленника, который только вчера был таким сильным и заносчивым, а сейчас лежал возле ее ног слабый и беспомощный, словно новорожденное дитя, Розалин увидела, что раны норманна воспалились. Бальзам, на который она так уповала, не помог. Девушка не знала, что предпринять. Она никогда не видела столь сильного жара. Глаза викинга были полузакрыты, хриплое дыхание с трудом вырывалось из пересохших губ. На глазах Розалин выступили слезы сожаления, что ей не удалось помочь чужеземцу, боль которого она принимала слишком близко к сердцу.

Она долго сидела возле пленника, не замечая, что за стенами коморки начались привычные утренние хлопоты: конюхи задавали лошадям корм, чистили, лечили и холили великолепных чистокровных животных, и только до умирающего викинга никому не было дела. Неожиданно Розалин услышала разговор двух мальчишек, помогающих конюхам. Один из них – Рэй был сыном кухарки, а второй – Питер, братом Фэй.

– Эй, Пит, – крикнул Рэй приятелю, – ты был вчера во дворе, когда лорд Гай велел всыпать этому псу-викингу?

– Что ты, Рэй, – живо отозвался тот и весело рассмеялся, – разве я мог пропустить такое представление?!

– Да уж, славная была потеха, – радостно воскликнул Рэй.

– Жаль только, что леди Розалин вмешалась, и лорд велел прекратить порку, – недовольно продолжил Питер. – Уж слишком она добрая.

– Мама сказала, что варвар все равно сдохнет. После такой порки долго не живут, – успокоил друга Рэй.

Девушка едва сдержала желание пристыдить мальчишек, но промолчала, решив не выдавать своего присутствия. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее здесь. Когда мальчишки убежали, Розалин вышла из коморки, с горьким сожалением взглянув на лежащего в беспамятстве пленника. Она была уже возле денника Эльзы, когда в конюшню кто-то вошел. Розалин повернулась к лошади, делая вид, что пришла навестить свою любимицу.

– Тебе тоскливо без меня, – бормотала девушка, поглаживая серебристую гриву кобылы. – Я совсем забыла про свою красавицу.

– Пришли навестить лошадку, леди Розалин? – услышала она за спиной голос старшего конюха. – Кобылка здорова, госпожа.

– Ты очень хороший конюх, Асаф, – похвалила Розалин пожилого араба, уже много лет бывшего рабом ее отца. – Ты понимаешь лошадей и умеешь ладить даже с самыми строптивыми из них.

– Подчас люди обращаются с животными лучше, чем с себе подобными.

Розалин поняла, что старик имел в виду, но ей не хотелось говорить о пленнике.

– Мне нужно идти, – заторопилась она. – Прощай, Асаф.

– Да хранит вас Аллах, госпожа. Вы так добры ко всем.

Розалин направилась к выходу, удивляясь, что уже дважды за сегодняшнее утро упоминали об ее доброте, но в первом случае это был скорее упрек, нежели похвала.

В дом девушка вошла, когда все садились за стол.

– О, Рози, ты уже успела прогуляться перед завтраком? – обрадовалась мать, завидев свою красавицу-дочь.

– Доброе утро, мама, – проговорила Розалин, целуя мать. Потом обратилась к лорду:

– С добрым утром, дядя.

Садясь на свое место, она ласково взъерошила волосы на голове Уолтера и тепло улыбнулась нянюшке.

– Что-то ты сегодня бледна, детка, – обеспокоилась Нора.

– В самом деле, дочка, – встревожилась и мать, – ты хорошо себя чувствуешь?

– Не беспокойся, мама, – отозвалась Розалин, подавив тяжелый вздох, – я здорова.

– Я еще ни разу не замечала у тебя такой бледности, моя дорогая, – продолжала настаивать нянюшка.

– Верно, поддержала ее мать, – у тебя никогда не было такой синевы под глазами, Рози.

– Я плохо спала сегодня, только и всего, – постаралась успокоить их девушка.

– Если в том моя вина, – вступил в разговор лорд Честерфилд, – то я приношу свои извинения.

– Ну, что ты, дядя, – ласково проговорила Розалин, – ты не виноват.

– Кэтрин рассказала мне, как тебя расстроило наказание варвара, – нахмурился Гай. – Признаюсь, я погорячился вчера. Мне жаль, что я огорчил тебя.

– О, нет, дядя, ты сделал то, что считал правильным, – грустно произнесла девушка. – Я очень хорошо понимаю, почему ты так поступил.

– И все же я не имел права приказывать своим людям высечь пленника. Этот викинг не мой раб, и кроме того, я забыл, что твой отец всегда был против физических наказаний.

Некоторое время Розалин молчала, потупив взор, затем чуть слышно спросила:

– А если бы норманн был твоим рабом, дядя, ты велел бы запороть его до смерти?

Старый лорд испытующе взглянул на племянницу, удивляясь, почему ее так волнует судьба викинга.

– Сожалею, но именно так было бы и здесь, если бы ты не заставила меня понять, как низко избивать человека, потерявшего сознание, – вздохнув, честно признался Гай.

– И все же я пошлю за Родой, – перебила их Катрин, – а тебе, Рози, не мешает прилечь после завтрака.

– Наверное, это лишнее, мама, – проговорила дочь, но потом согласилась. – Хорошо, пусть Рода придет, у меня в самом деле что-то побаливает голова.

Все замолчали, заканчивая завтрак.

Розалин съела немного овсяной каши с медом и сделала несколько глотков молока. Затем поднялась из-за стола и, извинившись, покинула зал. Ей хотелось побыть одной и обдумать, как уговорить своенравную Роду помочь умирающему викингу. Девушка боялась, что упрямая старуха не захочет лечить чужеземца, а к сердцу Роды нельзя было подступиться даже с именем Христа. Да и поклонялась ли вообще эта искусная врачевательница какому-либо Богу?

Рода пришла, когда солнце стояло уже высоко. День выдался погожий, солнечный, но на душе у Розалин было пасмурно. Она с трепетом ждала предстоящего разговора с целительницей. Рода лечила только тех, кто, по ее мнению, был достоин этого, и дерзкую старуху было невозможно ни улестить, ни запугать. Заупрямившись, она стояла на своем, и еще никому не удалось уговорить ее поступить против воли. Мысли об умирающем пленнике терзали девушку, и, когда Рода, как обычно, без стука вошла в комнату, Розалин чувствовала себя на самом деле больной.

– Ну что, леди, вы опять вся в мечтах?

Скрипучий насмешливый голос старухи прозвучал столь внезапно, что Розалин подскочила.

– О, Господи, Рода! Как же ты напугала меня, – воскликнула она, невольно хватаясь за сердце. – Я не слышала, как ты вошла.

– Охо-хо, девочка моя, – сокрушенно покачала головой ведунья, одетая в свое неизменное мешковатое платье из грубой шерсти. Изрядно потрепанный черный платок с кистями был особым способом повязан поверх распущенных седых волос, в ушах поблескивали крупные серьги в форме полумесяца. – Ты слишком задумчива, это не доведет до добра. Молодые леди в твоем возрасте должны больше развлекаться, но ты, похоже, не умеешь радоваться жизни. Я еще ни разу не слыхала, чтобы ты беззаботно, от души смеялась.

Розалин вздохнула и не нашла, что ответить на слова Роды, но та, как всегда, читала мысли девушки, словно открытую книгу.

– Да не обижайся ты на меня, простую деревенскую старуху, леди, – махнула рукой женщина. – О твоем же благе и пекусь.

– Я не обиделась, Рода, – удрученно проговорила девушка. – Я только хотела…

Она замялась, боясь продолжить. Черные пронзительные глаза знахарки остро блеснули:

– Так не пойдет, леди! Не следует останавливаться на полпути. Договаривай-ка, девочка!

Глубоко вздохнув, Розалин быстро заговорила:

– Рода, умоляю, помоги одному человеку. Если ты откажешься лечить его, он умрет. Кроме тебя ему никто не поможет.

Старуха нахмурилась, но не ответила сразу отказом, что было добрым знаком.

– Твоя мать сказала, что ты нездорова, девочка, но теперь вижу – ты не больна. Вернее, здорово твое тело, но душа… Что тебя мучает, Розалин?

Девушка взглянула в черные, как бездна глаза старой ведуньи:

– Я хочу, чтобы ты помогла пленнику. Дядя наказал его…

– Не о пленном ли викинге ты говоришь, дочка?

– Да, – упавшим голосом отозвалась Розалин. – Его высекли плетью до полусмерти.

– Старик Гай опять перегнул палку, – проворчала Рода, внимательно всматриваясь в расстроенное лицо девушки.

– Дядю можно понять, – заступилась за лорда Розалин.

– Разумеется, девочка. Ты всегда защищаешь других, а кто думает о тебе? Кто щадит твои чувства?

– Но мама всегда… – робко начала оправдываться девушка.

– Я не говорю о твоей матери, милая, – сразу потеплевшим голосом произнесла Рода. – Мать всегда думает в первую очередь о своих детях, но остальные принимают твою доброту за слабость, а твою скромность за трусость. Тяжело придется тебе, Розалин, пока тот, кого ты полюбишь, сумеет понять твою душу, но ты выдержишь все невзгоды и испытания, которые выпадут на твою долю. Ты похожа на иву, которую легко согнуть, но трудно сломать. Никто не может знать своей судьбы, но ты должна запомнить мои слова и не сходить с того пути, который изберешь. А о пленнике не беспокойся, он не умрет. Я позабочусь о нем.

– Рода, милая, – растроганно воскликнула девушка, и ее кроткие глаза повлажнели, – я так благодарна…

– Только не нужно слез, – недовольно пробурчала старуха, – побереги их для более подходящего случая.

И продолжая что-то ворчать себе под нос, Рода вышла из комнаты.

Сердце Розалин пело. Рода непременно вылечит пленника. О том же, что для свободолюбивого викинга судьба раба может быть страшнее смерти, девушка не задумывалась. Жизнь красавца-норманна была ей дорога, и она не искала причин, почему так случилось.

Эдвард был вне себя. Вместо того чтобы попытаться вырваться из плена, используя любую возможность, он не сумел сдержать вспышку ярости и ударил зарвавшегося сакса, возомнившего, что имеет дело со слабаком, который будет безропотно сносить любые насмешки и издевательства. Сакс поплатился за свою болтовню, но пара выбитых зубов ненавистного врага не шла ни в какое сравнение с тем, что предпринял этот старик лорд Честерфилд. Если бы не девчонка, племянница лорда, Эдвард уже распрощался бы с жизнью и прямиком отправился в подземное мрачное царство Хель, и все-таки он не чувствовал особой благодарности к саксонке за свое спасение. До чего же глупо все вышло: они, бывалые воины, попали впросак, словно неопытные юнцы – позарились на прекрасного коня и богатую одежду одинокого воина, не разведав обстановку. Вот что происходит, когда забываешь принести жертву богам! Впрочем, ему самому повезло, если можно назвать везением этот унизительный плен, которому он бы предпочел славную смерть с мечом в руке, открывавшую ему дорогу в небесный чертог Одина Валгаллу, а виной всему его неистребимое желание разыскать своего отца, хотя он и понимал, как мало шансов найти его.

Эдвард ничего не знал о своем настоящем отце. Мать никогда не рассказывала о нем, и только после гибели ее и отчима он узнал, что Халльстейн вовсе не его отец. С тех пор Эдвард стал одержим единственным желанием: встретиться с отцом и спросить, как тот мог так подло поступить с женщиной, которая ради любви к нему забыла о своей чести. Он вовсе не собирался мстить отцу, он лишь хотел взглянуть в глаза человеку, который послужил причиной страшной трагедии, и выразить ему свое презрение.

В последнее время всем свободным людям Скандии блеск золота и серебра затмил разум. Ради жалкой горстки этого металла воины были готовы служить кому угодно, хоть самому огненному великану Сурту, заклятому врагу детей Одина. У себя в Норвегии Эдвард постоянно слышал разговоры о странах, где даже бедняки едят на серебряных блюдах и пьют из золотых кубков. Одной из таких стран считали лежащую за Северным морем Англию. Скандинавские воины начали собираться в дружины, снаряжать корабли и пускаться в плавание в поисках славы и богатой добычи.

Эдвард примкнул к дружине, предводителем которой был его друг Уаиг, но искал вовсе не поживы. Мечты о власти, какую может дать богатство, были чужды Эдварду, не затем он стремился в туманный Альбион. Там, на далеких Британских островах жил человек, давший ему жизнь, его отец, и он хотел отыскать его.

Однако события последних дней спутали планы Эдварда. Он оказался в плену, закованный в кандалы, и по приказу старого сакса его так исполосовали плетью, что он уже не надеялся увидеть света завтрашнего дня, но с тех пор, как его взялась лечить эта полубезумная старуха, силы начали быстро возвращаться к нему. Не желая вновь оказаться в кандалах, Эдвард решил притвориться, что все еще не может оправиться от чудовищной порки. Уверенные, что пленник не выживет, саксы сняли с него оковы, ибо держать умирающего в цепях им не позволяла христианская мораль. Притворство претило Эдварду, но ничего другого ему не оставалось, и чтобы обрести свободу, он был готов поступиться своей гордостью. План побега уже сложился в его голове, но прежде он хотел отомстить своим врагам.

Эдвард условился с Уаигом, что если до следующего полнолуния он и ушедшие с ним викинги не вернутся к месту стоянки драккара на реке Уз, то Уаиг поднимет парус и отправится в Йорк, где будет ждать их еще месяц, а затем возвратится домой. Времени в запасе оставалось мало. Сегодня или никогда!

Нынешняя ночь должна стать решающей. Хозяин поместья лорд Брэдфорд еще не вернулся со своими воинами, и это как нельзя лучше способствовало замыслам пленника. В поместье оставалось всего одиннадцать воинов, пятеро из которых входили в эскорт лорда Честерфилда, а остальные были людьми отца девушки, которая вместе со старухой-знахаркой каждый день навещала Эдварда. Сегодня они снова приходили, и викинг припомнил их разговор.

– Не пойму, что происходит, леди, – проворчала старуха. – Я делаю все, чтобы норманн скорее шел не поправку, но ему не становится лучше. Его раны почти затянулись, а он по-прежнему очень слаб.

– Он не умрет, Рода?

Голос девушки казался взволнованным.

– Думаю, что нет, – отозвалась старуха, – но при его силе и росте, он давно должен был бы окрепнуть.

– На все воля Божья. Я буду молить Господа, чтобы он послал норманну выздоровление, – с надеждой сказала Розалин.

«Вот именно, Божья воля! – злорадно подумал Эдвард. – Только не вашего Бога, а наших скандинавских Богов! И они уже явили мне свою благосклонность, только вы этого не знаете. Пока не знаете».

Огромная золотая луна медленно плыла над каменистыми хребтами далеких гор. Таинственное светило ночи всегда оказывало странное воздействие на Розалин. В полнолуние она не могла заснуть до рассвета. Призрачный лунный свет куда-то манил ее, суля новые, доселе неизведанные ощущения, и она не догадывалась, что это тревожное состояние было ничем иным, как ожиданием любви. Преследующие девушку образы, расплывчатые и переменчивые прежде, теперь приняли четкую и осязаемую форму, воплощенную в облике прекрасного мужчины с синими, холодными как Северное море глазами.

Предавшись мечтам, Розалин представила, как норманн склоняется к ней и его жаркие губы припадают к ее губам. Прерывистый вздох вырвался из пересохшего от волнения горла девушки, и неясное томление охватило ее тело. Внезапно за окном раздался пронзительный крик совы, возвращая Розалин из мира мечтаний в реальность. Яркий лунный свет вливался в комнату через неплотно зашторенное окно, и она ощутила неодолимое желание выйти из дома.

В это же самое время Эдвард стоял посреди своей тесной каморки, глядя на крошечное оконце под самым потолком. Наступившее полнолуние затрудняло его намерение обрести свободу нынешней ночью. Он зло выругался. Луна светила слишком ярко, будет непросто остаться незамеченным на просторном дворе, преодолевая рас-стояние до большого дома, где сейчас мирно спали его обитатели, но Эдварда уже ничто не могло остановить.

Толкнув дверь, он понял, что беспечные саксы не заперли ее, уверенные в беспомощности пленника. Викинг бесшумно прокрался к выходу из конюшни, где на ларе с овсом сладко похрапывал конюх, с головой укрывшись шерстяной попоной. Эдвард бесцеремонно толкнул сакса в бок, и когда тот поднял всклокоченную голову, не понимая спросонок, что происходит, нанес ему сокрушительный удар в висок. Отворив двери конюшни, викинг выскользнул наружу. Свежий ночной воздух приятно холодил ноющую спину.

Крадучись, Эдвард добрался до дома. Во дворе было пустынно, только на ступенях крыльца дремал один из воинов лорда Честерфилда. Почуяв опасность, сакс открыл глаза, но не успел и пошевелиться, как мощный удар в лицо оглушил его. Увидев на поясе стражника длинный нож, норманн выхватил его из ножен и одним взмахом перерезал глотку поверженному врагу, затем хладнокровно вытер кинжал об одежду мертвого сакса. Послышался звук шагов. Из-за угла дома показался еще один саксонский воин. Прежде, чем тот заметил убитого товарища, Эдвард уложил его метким броском ножа. Без единого звука сакс опрокинулся на спину и замер, нелепо подогнув ноги. Эдвард вытащил застрявший в горле врага нож и обошел дом. Не обнаружив больше охранников, он пробрался к воротам поместья и без особого труда расправился с сонными стражниками.

Опоясавшись мечом, взятым у одного из убитых саксов, Эдвард вернулся к дому. Легкий шум за дверью заставил викинга затаиться, было похоже, что кто-то возится с задвижкой, пытаясь отодвинуть ее. Когда, наконец, на крыльце появилась невысокая хрупкая фигурка, норманн узнал в ней племянницу лорда Честерфилда, ту самую красивую черноволосую девушку, которая проявила участие к его судьбе, и, хотя она не вызывала у него особой симпатии, ему почему-то не захотелось убивать ее. Если бы на месте девчонки оказался старый лорд, о, с каким бы удовольствием он прирезал его! Впрочем, нет, он не станет убивать старого сакса, есть другой способ отомстить – заставить страдать. Он немедленно уберется отсюда, прихватив с собой девчонку. Красивая леди – хорошая добыча и прибыльный товар.

Розалин едва не лишилась чувств, когда кто-то крепко зажал ей рот и скрутил руки, но, поняв, кто пленил ее, она одновременно испытала и страх, и невольную радость

Норманн грубо встряхнул девушку и угрожающе проговорил:

– Молчи! Иначе я убью тебя, а затем перережу глотки всем твоим родичам! Сейчас я отпущу тебя, и ты сделаешь все, что я прикажу. Ты поняла меня?

Розалин судорожно кивнула, и викинг отпустил ее. Увидев в его руке нож, она в страхе закрыла глаза, и по ее щекам потекли горькие слезы отчаяния.

– Если ты думаешь разжалобить меня, то твои старания напрасны, – зло прошипел Эдвард. – На меня не действуют женские слезы, они всегда лживы и неискренни.

Он схватил Розалин за руку и потащил за собой.

При виде убитого воина, навеки замершего на залитых кровью ступенях крыльца, она всхлипнула, охваченная ужасом. Викинг зло дернул ее, заставляя прибавить шаг. Захлебываясь слезами, Розалин едва поспевала за норманном. Достигнув конюшни, тот втолкнул девушку внутрь и, бросив быстрый взгляд в сторону дома, вошел следом за ней.

– Выбери двух самых резвых лошадей, – приказал он.

Не желая рисковать жизнями дорогих ее сердцу людей, и стараясь не смотреть на распростертое возле ларя тело конюха, Розалин вывела в проход между стойлами Эльзу и Хагена. Сдернув с ларя конскую попону, на которой совсем недавно спал конюх, Эдвард несколькими взмахами ножа разрезал ее на лоскуты и велел обернуть ими копыта Эльзы; а сам занялся Хагеном. Перехватив взгляд девушки, он свирепо ухмыльнулся:

– Да, да, я все предусмотрел. Пока ты и эта сумасшедшая старуха сокрушались о моем здоровье, я обдумывал план побега и мести.

– Но что я тебе сделала? – с болью прошептала Розалин.

– Ты – ничего, но твой дядя и его приспешники постарались, – злобно прохрипел викинг.

– Мне жаль, что так случилось, но не они пришли к тебе убивать, а ты к ним, – тихо возразила она.

Глаза норманна полыхнули яростью. Шагнув к Розалин, он влепил ей пощечину, свалившую ту с ног. Щека загорелась, словно опаленная огнем.

– Это не твоего ума дело, дрянь! – прорычал Эдвард. – А теперь поднимайся и делай, что я тебе приказал!

Розалин бросилась на колени перед Эльзой и принялась торопливо обматывать изящные копыта своей любимицы. Слезы градом катились по щекам девушки, но она старалась сдерживать рыдания, боясь еще сильнее разозлить викинга. Она всецело была в его власти, и дикий язычник мог сделать с ней все, что угодно. Закончив седлать Эльзу, Розалин увидела, что викинг уже управился с вороным и наблюдает за ней. Она опустила глаза, ожидая дальнейших распоряжений.

– Тебе не следует злить меня, – мрачно проговорил Эдвард. – В гневе я способен убить тебя, так что будь покорной и не перечь мне. С этого дня ты – моя рабыня и принадлежишь мне. Тебе все ясно?

– Да, – чуть слышно отозвалась Розалин,

– Нет, не так! Отныне ты должна называть меня своим господином.

– Да, господин, – униженно проговорила девушка.

– Громче!

– Да, мой господин, – с отчаянием почти выкрикнула она.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул головой Эдвард. – Урок пошел тебе на пользу.

Розалин всхлипнула.

– Следуй за мной, – коротко бросил викинг и повел всхрапывающего Хагена к выходу из конюшни.

Взяв Эльзу под уздцы, Розалин покорно двинулась за ним. Копыта лошадей, обмотанные плотной шерстяной тканью, бесшумно ступали по твердой земле двора. Возле ворот неподвижно лежали два мертвых стражника. Девушка отвернулась, прижи-мая ладонь к дрожащим губам.

Внезапно набежавшие облака скрыли луну, поднялся сильный пронизывающий ветер. Розалин бросила прощальный взгляд на родной дом, все окна были темны. Царившее вокруг безмолвие нарушал лишь заунывный свист ветра. Викинг коротко и зло рассмеялся: