Нить судьбы

Светлана Царапкина

Нить судьбы

Посвящается моему отцу Царапкину Анатолию Ивановичу

Нортумбрия, 796 г. от рождества Христова

Глава 1

Лошадь недовольно фыркнула и вскинула голову, взмахнув длинной серебристо-серой гривой. Прядая стрелками чутких ушей, кобыла смотрела в сторону поместья; её бархатистые ноздри с шумом вдыхали воздух, стараясь вновь уловить незнакомый запах, который принёс с собой порыв леденящего северного ветра. Здесь, в предгорьях Пеннинс-ких гор, этот суровый повелитель зимних бурь был частым гостем даже в разгар лета.

Эльза явно чувствовала опасность. Беспокойство животного заставило Розалин сразу вспомнить наставления своей ворчливой старой нянюшки, не одобрявшей таких безрассудных прогулок в полном одиночестве. Девушка вскочила с нагретого солнцем большого валуна, подошла к лошади и ухватилась подрагивающей рукой за повод, опасаясь, что Эльза может ускакать, бросив ее на произвол судьбы, которая слывет дамой весьма капризной и непостоянной, и, если она до сих пор благоволила к ней, вовсе не означало, что так будет и впредь. Поднявшись в седло, Розалин со страхом огляделась.

Уже довольно длительное время жителей Вайэлита – поместья, принадлежащего лорду Гордону Брэдфорду, отцу Розалин, лихорадило при одном только упоминании о неких людях с севера – викингах, не знающих ни страха, ни жалости. Они приплывали на узконосых, дубового дерева ладьях под полосатыми парусами с северного полуострова, именуемого Скандией, и едва забрезжит рассвет, в час самого сладкого и безмятежного сна, наводили ужас своим внезапным нападением, проливая реки крови, не щадя ни женщин, ни детей, оставляя после себя дым пожарищ и изуродованные трупы. Викинги разграбили монастырь Святого Куберта на острове Линдисфарн, стерли с лица земли монастырь в Ярроу, а затем пришел черед прибрежных районов Мерсии. Море, всегда бывшее главным кормильцем жителей Глончестера, теперь приносило опустошение и смерть.

Норманны и раньше наведывались в страны, расположенные к западу от Скандии, но в основном лишь затем, чтобы торговать с местным населением. Скандинавы приво-зили янтарь и меха в обмен на железо, пшеницу и мед. Изредка они совершали пиратские набеги на прибрежные села с целью грабежа, но это были единичные случаи, о которых не стоило и вспоминать на фоне борьбы между англосаксонскими королями за титул прави-теля Британии, дававший им большие привилегии.

Вдалеке показался одинокий всадник. Розалин настороженно вглядывалась в его силуэт, в любой момент готовая пустить Эльзу с места в галоп. Никакая другая лошадь, кроме вороного Хагена, принадлежащего лорду Брэдфорду не могла догнать ее, а у норманнов вряд ли имелись хорошие лошади. Всадник, мчавшийся к Розалин во весь опор, что-то прокричал, но ветер отнес звук его голоса в сторону. Узнав человека, спешащего к ней, девушка двинулась ему навстречу. Когда всадник приблизился, Розалин испугало выражение его лица.

– Что случилось, Конрад? – уже предчувствую беду, спросила она.

Конрад был дружинником ее отца, одним из лучших воинов, отличавшийся невозмутимым и уравновешенным характером, но сейчас карие глаза мужчины горели безумным огнем, волосы растрепались, плащ был порван, на правой щеке от виска до подбородка багровел длинный узкий шрам.

– Леди Розалин, – коротко поклонился Конрад, – ваш отец, лорд Брэдфорд, велел вам срочно вернуться в Вайэлит. Вы должны поторопиться!

– Боже мой, что произошло? – снова просила она нахмурившегося мужчину.

– Не волнуйтесь, леди, все уже позади. На нас напали викинги…

Розалин ахнула, и восковая бледность залила ее лицо.

– Их было около десятка, но дрались они как дьяволы. Несколько наших воинов погибли, есть раненые, и среди них ваш кузен Ричард?!

– Что с ним? – голос девушки дрогнул.

– Молодой лорд тяжело ранен…– Конрад с сочувствием взглянул в голубые глаза Розалин и закончил начатую фразу: – он потерял много крови, поспешите, леди, если хотите застать его живым.

– О, нет, нет! Этого не может быть! – с отчаянием выкрикнула девушка и изо всех сил ударила Эльзу пятками по золотистым бокам.

Лошадь с места взяла в карьер. Слезы застилали глаза Розалин зыбкой пеленой, все вокруг расплывалось перед ее взглядом. Дробный топот лошадиных копыт сливался со стуком сердца девушки.

Тяжелые деревянные ворота поместья распахнулись, и Эльза вихрем ворвалась на широкий двор. Взгляд Розалин устремился к группе людей, собравшихся возле распростертого на земле тела. Дядя Гай обнимал за плечи плачущую Кэтрин, отец стоял рядом. Увидев дочь, он поспешил ей навстречу.

– Ричард…– пролепетала Розалин, – он жив?

Отец печально покачал головой

– Это несправедливо! Он так молод, он не должен был умереть. О, мой бедный кузен, – горестно всхлипывая, она прижалась к отцу.

– Доченька, – негромко произнес лорд Брэдфорд, ласково гладя Розалин по блестящим черным волосам, мы – воины, и смерть может настигнуть каждого из нас в любое мгновение. Такова жизнь, и тут ничего не поделаешь.

Они подошли к мертвому Ричарду. Его бледное лицо было спокойно, только между темных бровей залегла горькая складка; волнистые каштановые волосы в беспорядке разметались по земле, на серой тунике запеклась кровь; рядом лежал меч с усыпанной драгоценными каменьями рукоятью.

Розалин опустилась на колени возле тела своего обожаемого кузена, осторожно, словно боясь причинить мертвому боль, приподняла его безвольную голову и, прижав ее к своей разрывающейся от горя груди, принялась нежно гладить густые волосы брата.

– Рози, детка, мне так жаль, – словно сквозь слой воды донесся до нее голос матери.

Розалин поднял глаза на стоящих рядом людей:

– Как это случилось? Почему викинги напали на нас? Зачем?

Ей ответил дядя Гай:

– Видишь ли, дорогая, это произошло внезапно. Ричард ехал впереди отряда, торопясь увидеть тебя. Викинги напали на него почти возле ворот Вайэлита. Они застали Ричарда врасплох, но он все же успел отправить на тот свет самого прыткого из варваров и смертельно ранил еще одного. Когда люди Гордона поспешили на выручку, было уже поздно. Ричарда пронзили мечом на глазах Конрада.

Лорд Честерфилд держался стойко, считая, что мужчине не пристало выставлять свое горе напоказ, но было видно, как тяжело дается ему спокойствие. В его темных глазах застыли невысказанная боль и безысходность.

– Сколько наших воинов погибло, отец? – тихо спросила девушка, по-прежнему не поднимаясь с колен, на которых покоилась голова убитого кузена.

– Восемь дружинников убиты, четверо ранены. Все варвары перебиты, кроме одного, – и лорд указал на позорный столб в центре двора.

Розалин взглянула в том направлении, и ее глазам предстала картина, навсегда запечатлевшаяся в памяти. Викинг, единственный оставшийся в живых, стоял, крепко привязанный к столбу и, Пресвятая Дева, был прекрасен как ангел! Девушка засмотрелась на него. Он был великолепно сложен: сильное мускулистое тело, царственный разворот могучих плеч, стройные крепкие ноги. Его лицо, словно вырезанное из мрамора рукой искусного мастер поражало своим совершенством и редкой для мужчины красотой: надменный рот, упрямый подбородок, прямой нос, горделивый разлет светлых бровей, волнистые волосы с золотистым отливом и холодный взгляд ярко-синих глаз. Одежда норманна выглядела необычной, однако не лишенной своеобразного очарования. На одно плечо была небрежно наброшена серебристо-серая волчья шкура, спускавшаяся до бедер, а на талии его языческое одеяние стягивал широкий кожаный пояс, инкрустиро-ванный золотом. Наряд мужчины дополняли обтягивающие штаны и сапоги из мягкой кожи с узкими перекрещивающимися от голеней ремнями. На лице викинга не отра-жалось и тени страха, лишь презрение и ледяное спокойствие читалось в его взгляде, устремленном поверх людских голов в дали, ведомые только ему одному.

– Ты убьешь его, отец? – с трепетом спросила Розалин, ощущая невольную жалость к молодому красавцу-норманну.

– Нет, дочка. Смерть была бы для него слишком быстрым избавлением от мук. Я слышал, что для викингов нет ничего позорнее неволи. Отныне он наш раб и еще не один раз пожалеет, что родился на свет.

Слова отца были жестоки, но справедливы, под светлой личиной викинга скры-валось дикое, коварное сердце. Розалин перевела взгляд на отрешенное лицо Ричарда. Она смотрела на покойного, с горечью сознавая, что брат никогда больше не откроет своих приветливых янтарно-карих глаз и не взглянет на нее с пониманием лаской. Рыдания вновь сотрясли хрупкие плечи Розалин, и тяжесть непоправимой утраты стальным обручем сдавила ее сердце.

– Прощай, мой дорогой брат. Пусть небеса распахнутся навстречу твоей мужественной и доброй душе…

Розалин еще долго стояла на коленях, оплакивая преждевременную гибель своего кузена.

Розалин стала замечать, что все чаще думает о пленнике и использует любую возможность взглянуть на него, хотя бы издали. Она была в смятении. Девушка ни на миг не забывала, что викинги – заклятые враги христиан, жестокие и коварные язычники, в схватке с которыми погиб Ричард, но желание видеть пленника было сильнее нее. Образ прекрасного скандинава не давал ей покоя ни днем, ни ночью. Лютая ненависть, загоравшаяся в его глазах при виде саксонских воинов, пугала Розалин, женщин же красавец-норманн попросту не замечал. Если он случайно и останавливал свой взгляд на какой-нибудь из них, его глаза оставались бесстрастными, словно перед ним было пустое место, но сама она ни разу не удостоилась даже такого взгляда, и это огорчало ее.

Вот и сейчас Розалин стояла возле окна просторной светлой кухни, наблюдая, не появится ли пленник. Во дворе кипела работа: конюхи чистили лошадей, под навесом возле коновязи дюжий кузнец готовился сменить сносившиеся подковы вороному Хагену, непоседливые мальчишки у нагретой солнцем бревенчатой стены конюшни старательно начищали удила.

В доме раздавался жизнерадостный голос матери, слышался беззаботный смех младшего брата – шестилетнего Уолтера, из кладовой доносилось негромкое пение старой нянюшки Норы. Завтрак недавно закончился и служанки, перемыв посуду и вытерев столы, разошлись. Розалин же не торопилась покидать кухню.

– Рози, дорогая, ты слышишь меня?

Девушка вздрогнула, когда мать обняла ее за плечи, с беспокойством вглядываясь в лицо дочери.

– Да, мама, – смутилась Розалин. – Извини, я не расслышала, что ты сказала.

– Ты беспокоишь меня, дочка. Ты здорова? Быть может послать за Родой?

– Нет, нет, мама, не волнуйся, – торопливо проговорила дочь, обнимая и нежно целуя мать. – Я немного задумалась, вот и все.

– Ты стала какая-то рассеянная в последнее время, Рози, даже об Эльзе забыла, – ласково выговаривала ей мать. – Ты должна больше бывать на свежем воздухе, веселиться. В твоем возрасте и при твоей красоте не о чем грустить, моя милая. Ступай во двор, сегодня такой чудесный день.

– Хорошо, мама, уже иду, – послушно отозвалась Розалин, направляясь к выходу.

Родственники и слуги любили Розалин, да и во всей округе не нашлось бы человека, способного сказать о ней что-либо дурное. Она была красива, но скромна; умна, но не высокомерна; пожалуй, единственным недостатком Розалин можно было считать ее задумчивость. В огромных голубых глазах девушки отражалась ее мечтательная нежная душа.

Выйдя из дома, Розалин в нерешительности остановилась, раздумывая, чем бы заняться. Ее размышления были прерваны криком стражника у ворот, которые приот-крылись, пропуская во двор несколько всадников. При виде дяди Гая, ехавшего во главе небольшого отряда, Розалин радостно поспешила навстречу. Заметив приближающуюся к нему изящную фигурку молодой девушки, всадник остановил своего коня, легко, не смотря на возраст, спрыгнул на утоптанную до каменной твердости землю огромного двора и распахнул свои сильные объятия.

– Дядя Гай, – воскликнула Розалин, с детской непосредственностью бросаясь на шею высокому седовласому мужчине, – я так рада, что ты приехал!

Тот крепко обнял племянницу и расцеловал в обе щеки.

– Я тоже рад, девочка моя, что снова вижу тебя, – сдержанная улыбка осветила лицо старого воина, смягчая его суровые черты. – Как у вас дела? Все ли в порядке?

– В последнее время у нас спокойно, – ухватившись за руку дяди, девушка с трудом поспевала за ним, стараясь приноровиться к его широким шагам. – Господи, когда же, наконец, на нашей многострадальной земле воцарится мир? – сокрушенно покачала она головой.

– Не хочу огорчать тебя, дорогая, но боюсь, это невозможно, – мрачно отозвался старый лорд. – Англия погрязла в междоусобицах, а теперь еще новое проклятие обрушилось на нас. Разве эти северные дикари смогут жить без разбоя? Поверь, самое худшее еще впереди.

Они замолчали, вспомнив Ричарда.

Розалин сильно тосковала о кузене, с которым была дружна с раннего детства. С ним она чувствовала себя легко и непринужденно. Кроме своего отца, дяди и старшего брата Брайана Розалин всегда ощущала неловкость и скованность в обществе мужчин. Общение с противоположным полом, особенно со своими ровесниками, тяготило ее, поэтому в свои двадцать лет она все еще ни с кем не была помолвлена, да ей никто и не нравился. Родители почти смирились с тем, что дочь так никогда и не выйдет замуж, а принуждать ее к браку они не хотели, памятуя какие бурные горькие слезы последовали однажды, когда нашелся, как им казалось, достойный для Розалин жених, и они собрались было заключить свадебный договор.

– А что, твой отец вернулся из Йорка? – прервал молчание Гай.

– Он должен скоро приехать, – отозвалась девушка.

Они остановились возле коновязи. Гай Честерфилд велел одному из воинов позвать главного конюха, чтобы распорядиться насчет своего скакуна. Его гнедой оступился и слегка прихрамывал на правую переднюю ногу. Вскоре из конюшни вышел старый раб Асаф, и вместе с лордом склонился над копытом жеребца.

Розалин стояла поодаль, с рассеянным видом наблюдая за ними. Легкий теплый ветерок развевал ее волосы цвета воронова крыла, утренние солнечные лучи ласкали лицо, а голубые глаза приобрели свое обычное мечтательное и чуть печальное выражение. Бросив взгляд в сторону конюшни, Розалин заметила в темной глубине помещения неясный силуэт того, кто стал властителем ее грез, хотя не был хозяином даже собственной судьбы. Девушка едва различала в полумраке фигуру закованного в кандалы пленника, но отчетливо видела его горящие словно у волка глаза, и ей стало нехорошо от почти осязаемой злобы, исходящей от этого светловолосого норманна. Взгляд викинга сверлил спину склонившегося возле жеребца саксонского лорда. В этом взгляде было нечто такое хищное и дикое, что Розалин поспешила отвернуться. Прежде, чем она успела это сделать, мрачные глаза пленника остановились на ней, и хотя в них уже не было той ужасающей злобы, с какой он только что смотрел на старого лорда, девушка почувство-вала себя крайне неуютно под его пристальным взором. Она бросилась в дом, словно спасаясь от преследовавшей ее по пятам смертельной опасности.

Лорд Честерфилд удивленно посмотрел вслед племяннице, не понимая с чего это вдруг она, всегда столь спокойная и рассудительная, так внезапно убежала, ничего не объяснив. Когда через некоторое время Гай вошел в дом, Розалин в холле не было. Старый лорд остановился в недоумении, но вскоре забыл о странном поведении племян-ницы, отвлеченный появлением сестры.

Оказавшись в своей комнате, Розалин взяла вышивание и устроилась перед окном на невысоком дубовом стульчике с мягким сиденьем. Взгляд пленника посеял в ее сердце тревожное смутное предчувствие, но она успокоила себя, что слишком впечатлительна и видит опасность там, где ее нет. Девушка постаралась сосредоточиться на рукоделии, однако ей никак не удавалось отвлечься от навязчивых мыслей. Она отложила в сторону незаконченную вышивку и нервно прошлась по своей роскошно убранной комнате, заполненной множеством милых, чисто женских безделушек. Остановившись возле окна, Розалин устремила задумчивый взгляд на далекие горные вершины, затем подошла к зеркалу и несколько раз провела черепаховым гребнем по растрепавшимся волосам, намереваясь спуститься в холл. Она приоткрыла дверь, и до ее слуха донесся голос матери:

– Гордон должен скоро вернуться. Каждый день молю Господа, чтобы ничего не помешало его возвращению.

– Не стоит слишком уповать на небеса, сестра, – прозвучал в ответ низкий голос Гая. – Теперь в любой момент можно ожидать нападения датчан или норвежцев. Даже в Вайэлите нельзя чувствовать себя в безопасности. По реке эти дьяволы могут в два счета добраться до вас, и они уже доказали, что это возможно.

– Я очень беспокоюсь о Брайане, – невесело проговорила мать. – Мальчик слишком долго не подавал о себе вестей

– Охо-хо, мальчик! – пророкотал Гай. – Уж он-то всегда сумеет позаботиться о себе. Брайану двадцать четыре года, он настоящий мужчина и хороший воин.

– Все так, – чуть нервно засмеялась Катрин, – но материнское сердце не может не беспокоиться о своих детях, сколько бы лет им ни было. Так хочется, чтобы они были счастливы…

– Счастливы… – печально произнес старый лорд, думая о своем погибшем сыне. – Наверное, я был не слишком хорошим отцом…

– Неправда! – горячо возразила сестра. – Ты хорошо воспитал его, Ричард был прекрасным сыном и отличным воином.

– Я слишком редко говорил ему, как он мне дорог…

– Но он всегда знал, что ты любишь его.

При упоминании о Ричарде у Розалин на глаза навернулись слезы. Смахнув их, она решительно вышла из комнаты и торопливо сбежала по ступенькам, небрежно подхватив длинный подол бархатного платья в тон своим голубым глазам. Ей хотелось прервать печальные воспоминания родных и перевести разговор в другое русло. Розалин никогда не могла спокойно выносить страдания людей, кем бы они ни были, и всегда старалась помочь страждущим.

– Дядя, – улыбка как роза расцвела на ее прелестном лице, – помнишь, ты обещал рассказать о…

Дальнейшие слова девушки потонули в громком шуме, поднявшемся во дворе. Гай тотчас же вскочил со скамьи и выхватил меч из ножен, которые он снял, войдя в дом. Его движения оставались по-прежнему уверенными и быстрыми, как в молодости, чему в немалой степени способствовала беспокойная жизнь воина.

– Боже мой, что случилось?! – встревожено воскликнула Катрин, прижимая руку к сердцу и устремляясь к двери вслед за братом.

Розалин последовала было за ними, бросив обеспокоенный взгляд в окно, но мать, взявшись за дверную скобу, обернулась и быстро проговорила:

– Не стоит тебе выходить, дочка. Это может быть опасно, останься дома.

Розалин послушно вернулась к открытому окну, из которого был хорошо виден почти весь двор. Ее взгляд выхватил из толпы суетящихся людей высокую фигуру дяди и одного из воинов, у которого было разбито в кровь лицо. Однако она недолго терялась в догадках относительно того, кто это сделал. Из ворот конюшни появилась живописная группа, состоящая из лязгающего цепями золотоволосого викинга и двух разъяренных дружинников Гая, которые грубо волокли пленника на середину двора, совершенно не стесняясь в выражениях, пока лорд Честерфилд не велел всем замолчать.

– Ну, а теперь я хочу знать, из-за чего весь этот шум? – спросил он, когда во дворе установилась тишина.

– Этот ублюдок набросился на меня, – прохрипел воин с разбитым лицом. – Он хотел убить меня!

– Это правда? – грозно обратился Гай к викингу.

Тот молчал, угрюмо глядя на старого сакса.

– Все так и было, милорд, – недовольно проворчал один из стражников, бросая на пленника злобные взгляды.

Викинг стоял перед Гаем, гордо вскинув подбородок, и в его синих глазах не было и намека на покорность. Розалин замерла, напряженно вслушиваясь, что скажет ее дядя.

– Молчишь, собака! – взревел старый воин, и его голос, напоминающий рык разъяренного леопарда, разнесся по всему двору. – Ну, так я заставлю тебя говорить!

Находящиеся во дворе слуги и рабы побросали работу, с интересом прислушиваясь к словам лорда. Вскоре вокруг Гая и пленника собралась любопытная толпа, для которой наказание викинга было развлечением, но только не для Розалин. Она не любила, когда один человек унижал другого, и считала, что физическая расправа не может быть способом убеждения. Девушка содрогнулась, когда дядя отдал приказ привязать норманна к столбу и высечь. До ее слуха донесся негромкий голос матери:

– Гай, я не думаю, что ты поступаешь правильно…

Но брат не дал ей закончить фразу, бросив на нее такой красноречивый взгляд, что та сразу осеклась и не проронила больше ни слова. Розалин была благодарна матери за ее пусть и неудачную попытку предотвратить истязание викинга.

Воины с готовностью кинулись выполнять приказ лорда и привязали пленника за руки лицом к столбу в центре двора. Один из дружинников сорвал волчье одеяние норманна, оголив его широкую мускулистую спину.

Розалин больно ранила звериная радость мужчины, которому предстояло высечь пленника, но она ничего не могла сделать, чтобы предотвратить наказание. Если уж дядя Гай не стал слушать сестру, к которой был очень привязан, то племяннице тоже не на что было надеяться.

– Начинай! – коротко бросил лорд.

Воин взмахнул плетью, и она со свистом рассекла воздух, опускаясь на золотистую от легкого загара спину пленника. Раз за разом плеть взвивалась в воздух и со всего размаха впивалась в кожу викинга. Розалин с ужасом наблюдала, как его спина превращается в кровавое месиво, но до ее слуха не донеслось даже стона, викинг лишь вздрагивал всем телом и крепче стискивал зубы.

Девушка так вцепилась пальцами в подоконник, что они онемели. Вначале она считала удары, но после тридцатого сбилась со счета, с содроганием вспомнив, что лорд не сказал, сколько ударов должен получить провинившийся и наверняка того забьют до смерти. Вот плеть в очередной раз опустилась на спину викинга, и его тело обмякло, безвольно повиснув на веревках; он потерял сознание, но истязание не прекратилось. Розалин не могла больше выносить подобное зверство, тем более что пленник не был рабом Гая, и тот не имел права убивать его. Подавшись вперед, она крикнула:

– Дядя! Во имя всего святого, прекрати наказание!

Старик упрямо мотнул головой, но увидев белое, как снег, лицо племянницы, которую любил словно дочь, поднял руку и остановил избиение бесчувственного пленника. Розалин отшатнулась от окна, ее колотила нервная дрожь. Дверь медленно отворилась и вошла мать. Розалин с отчаянием взглянула на нее.

– О, мама, – тихо сказала она, в ее глазах стояли слезы.

Мать только покачала головой, испытывая горечь из-за жестокости мужчин, которые порой не щадят чувств самых близких людей. Заслышав за дверью тяжелые шаги дяди, Розалин бросилась наверх к себе в комнату, не в состоянии сейчас видеть его. Рыдания душили девушку.

Розалин не выходила из своей комнаты до позднего вечера. Она сидела возле окна, печально глядя на угасающий закат. Слезы давно высохли на ее щеках, солнце уже скрылось за горами, а она все смотрела на медленно остывающий небосклон.

Девушка не спустилась к ужину, и ее не стали беспокоить, зная, насколько она впечатлительна и ранима. Уже в сумерках пришла Нора и принесла ей кусочек орехового пирога с чашкой парного молока. Поблагодарив старую нянюшку, Розалин взяла чашку, сделала глоток и отставила в сторону: есть ей совершенно не хотелось. Она беспокоилась о пленнике, выживет ли он? Его смерть казалась Розалин непоправимым несчастьем, таким же, как и потеря Ричарда.

Весна уже полновластно царила на Британских островах. Днем солнце припекало довольно сильно, но сказывалась близость гор, и к вечеру становилось свежо. Решительно поднявшись. Розалин накинула на плечи теплую шерстяную накидку, достала из деревянного, окованного металлом сундука белую ткань, взяла с полки небольшой серебряный флакон с бальзамом, заживляющим раны, и спустилась в холл.

Мать и остальные женщины уютно расположились перед очагом с рукоделием, негромко переговариваясь между собой. Катрин подняла голову от шитья, и на ее лице отразилось удивление при виде дочери, собирающейся в столь поздний час выйти из дома. Розалин подошла к матери и неуверенно спросила, боясь отказа:

– Мама, можно мне пойти взглянуть на… пленника…?

– Да, милая. Юноша жив, но до сих пор не пришел в сознание. Разумеется, ты можешь навестить его, теперь он не опасен.

– О, мама! Я так тебе благодарна, – слабая улыбка скользнула по губам девушки.

– Фэй, – обратилась Катрин к юной служанке, прилежно склонившейся над замысловатой вышивкой, – возьми светильник и ступай с леди Розалин.

Отложив шитье, служанка с готовностью поднялась:

– Слушаюсь, госпожа.

Захватив по указанию Розалин котелок с теплой водой, Фэй набросила на плечи накидку из грубой шерсти и вышла следом за молодой госпожой.