К чёрту хеппи-энд

Но таксист уже выезжал со стоянки, а дождь не располагал к долгим раздумьям. Она быстрым шагом направилась зданию суда. До спасительного козырька над колоннами оставалась пара шагов, когда ее окликнули.

– Красавица, мелочи не будет? Согреться бы…

Проклиная саму себя, Тарин все же остановилась. Долго рылась в сумке в поисках кошелька. Окончательно промокла. Бродяга, косой на один глаз, трогательно попытался укрыть ее своим зонтом с поломанными спицами и задранным куполом. Зонт болтало по ветру, купол еще больше обнажал металлический каркас, как скелет доисторической птицы. Одно название, а не зонт. Наконец, Тарин вытащила первую попавшуюся купюру и нырнула под крышу.

– Вот спасибо, красавица, дай бог тебе здоровья!

На ступенях она оставила влажные отпечатки туфель. За спиной бездомный назвал красавицей кого-то еще. Тарин усмехнулась.

– Проваливай, папаша!

Женский властный голос. Где-то она его слышала. Тарин прошла в фойе, остановилась, попыталась вспомнить, каким путем ее вела в прошлый раз служащая. Звук шагов позади нее приблизился, стал громче, затем внезапно затих. Женщина остановилась рядом. Провела ладонью по коротко стриженым седым волосам, смахивая блестевшие капли.

– Что, заблудилась? Я проведу.

Непонятная веселость, почти азарт, скользнула по лицу незнакомки. Она описала головой полукруг, приглашая следовать за собой. В левой руке женщина держала небольшой чемодан, который выдавал в хозяйке бывалую путешественницу. Коричневый, с заломами, потертый по углам, он сохранил остатки таможенных наклеек на своем пузатом боку.

Спина начала удаляться. Мужской костюм. Мужская походка.

– Надо же, – Тарин поспешила сократить расстояние и теперь скосила глаза на новую знакомую. – Значит, не журналист.

– Я не говорила, что работаю журналистом. Ты так решила.

Ее покоробило фамильярное «ты». Они миновали поворот.

– Получается, проверку я прошла. Вы ведь за этим приходили ко мне? И как? Удалось понять, что я из себя представляю?

– Вполне.

– За несколько минут?

– Мне хватило.

Смутить собеседницу ей не удалось. Тарин почти выдохлась в попытках идти вровень с энергично шагающей женщиной.

– Зовут-то хоть Елена или еще одна ложь? Чемодан зачем, едем вместе?

– Допустим.

– Что допустим?

– Слушай, – Елена развернулась, и Тарин едва не врезалась в нее в узком коридоре, – Перестань меня раздражать. Впереди долгая дорога, а я всю ночь работала. Давай сначала: я – твой куратор в текущей операции. Сопровождаю на место, слежу за передвижениями, помогаю в поисках. Держу связь со штабом. А ты – эксперт. Прибываешь на точку. Находишь, что требуется. Отчитываешься и сматываешь удочки. Большего тебе знать не положено.

Потрясающий расклад.

Виктор их ждал. Скупо кивнул Елене, перевел взгляд на жену:

– Познакомились?

– Вроде того, – ответила за нее женщина. – Подготовил все, что я запросила?

На несколько минут они забыли о Тарин. Склонились над документами и планшетом с какой-то картой. Вполголоса обменивались профессиональными терминами. Елена вела себя, как участник собачьих бегов перед стартом. Веселый прищур по-прежнему не сходил с ее лица. На вид новой знакомой было за сорок, но она явно хорошо ухаживала за собой: сухая, подтянутая фигура, гладкая кожа. Тонкий запах дорогих духов.

Она повернула голову к Тарин. Протянула черный пакет:

– Здесь новый паспорт и кое-какие мелочи. Есть риск, что тебя могут узнать. Ученые развивают твои старые исследования. Будет странно, если они не слышали имя первооткрывателя.

В пакете, помимо паспорта, лежал скоросшиватель с информацией по исследованию. Вдобавок там оказался черный парик и очки без оправы, с прямоугольными стеклами.

– Они без диоптрий, лишь для вида.

– Чувствую себя, как в шпионском боевике, – сказала Тарин и открыла паспорт, который слегка задрожал в ее руках. – Рита?..

Она подняла голову и взглянула на Виктора.

– Я решил, что против имени твоей мамы ты не будешь возражать.

Когда-то Тарин призналась, что ее необычное имя получилось путем скрещивания имен матери и отца. Надо же, он до сих пор помнил такие мелочи.

– Меня будешь называть, как привыкла: Елена. Что ж, пора выдвигаться, поезд ждать не будет. Дам тебе пару минут, чтобы вжиться в новый образ.

Елена пружинистым шагом вышла из комнаты. Тарин поняла, что им с Виктором дали побыть наедине. Возникло неловкое молчание.

– Поезд?

– Так надежнее. Ехать меньше суток. В купе вы будете вдвоем. Ты ела сегодня?

– Что?

– Еще вчера заметил. Ты сильно похудела.

Виктор обронил последние слова почти вскользь, словно давал понять, что интересуется лишь из вежливости. Опустил голову, она не смогла увидеть выражение его лица. С чего бы ему беспокоиться о ней? Он должен ее ненавидеть. Вчера, в этой же комнате, говорил как с врагом, словно в клетке со змеей сидел, хотел больнее кольнуть, острее царапнуть. Ничего, она понимает.

В окно настойчиво барабанил дождь.

– Я не смогу курировать тебя сам. Но Елена – отличный специалист, не волнуйся.

– Я волнуюсь не о том.

Тарин невольно подняла ладонь, чтобы дотронуться до его руки, но тут же одернула ее обратно, чтобы нечаянный жест остался незамеченным.

– Вик, пообещай мне…

Он понял ее без слов. Пристально посмотрел в глаза:

– Я позабочусь о нашей девочке. На выходных заберу к себе. Все будет хорошо.

Он вынул из кармана телефон.

– Держи. Сможешь связаться со мной, если возникнет необходимость. Номер дочки там уже записан, – Виктор немного помедлил. – И его номер тоже.

– Спасибо.

Она постаралась не коснуться его пальцев, когда брала телефон. Снова возникла пауза.

– Где ты сейчас живешь?

– В нашей старой квартире.

– Соседи до сих пор устраивают ритуальное сожжение еды по утрам?

Он кивнул, слегка поднял уголки губ:

– Некоторые вещи не меняются.

Тарин хотела его спросить. Хотела, но так и не спросила. Муж стоял рядом, а она не должна была ничего говорить.

Она постаралась медленно вдохнуть, чтобы успокоить биение пульса. С силой зажмурилась, как перед прыжком в воду.

– Вик, я… я постараюсь не подвести тебя. Но и ты выполни свое обещание. Нашей истории пора когда-нибудь закончиться. Мне нужен развод.

Он замер, по лицу пробежала тень. Потом выпрямился, потянулся за документом:

– Держи.

Тарин взялась за другой край, но Виктор не отпустил лист:

– Только не питай иллюзий: ты не сильно от меня отличаешься. Между семьей и долгом ты тоже выбираешь последнее.

Он разжал пальцы. Резанул, словно бритвой:

– Ты получила, что хотела. Можешь собой гордиться.

II

Загордишься тут. Самоуверенность ее новой знакомой можно было измерять ведрами.

– Надо ее познакомить с Вениамином, чудесная получится парочка, – пробурчала Тарин себе под нос.

Парик с непривычки колол кожу головы. Когда она, балансируя над раковиной в туалете поезда, взглянула в зеркало, то невольно отшатнулась. Надо будет попрактиковаться, чтобы не шарахаться на людях от своего отражения. Посмотрела на себя еще раз и парик все-таки сняла. Кривовато получилось. Стоило бы дождаться остановки.

Тарин дошла по плывущему в пространстве коридору к купе проводника. Она увидела крупногабаритную женщину с тяжелым подбородком. Из-под форменной шапочки выбивались желтоватые волосы.

– Принесите два чая в шестое купе, пожалуйста.

– Титан греется еще, – сквозь зубы ответила проводница и повернулась к ней спиной.

Тарин не совсем поняла, из-за чего возникло недовольство. Она развернулась и указала на водонагреватель:

– Странно. По-моему отметка на 75 градусах.

– Говорю же, еще греется. Идите, не стойте тут, мне белье пора выдавать.

Раздраженный тон, словно Тарин лично когда-то ее обидела. Она назло постояла в проходе, вспоминая, но ее видела точно в первый раз.

В купе пришлось стучаться. Елена заняла весь стол. Сняла пиджак, под которым обнаружилась кобура, закатала рукава. Пистолет лежал перед ней в разобранном виде. Небольшая коробочка стояла тут же, демонстрируя свое содержимое: шомпол, ветошь, смазка. Женщина уже заканчивала чистку оружия, когда постучалась Тарин.

– Где чай?

– Похоже, именно для нашего купе он недоступен.

– Ладно, я разберусь.

Елена привычными движениями вернула пружину, присоединила затвор, вставила магазин. Через несколько минут вернулась с двумя дребезжащими подстаканниками. Над ними змеились белые нити пара. Тарин недоверчиво посмотрела на спутницу и полезла в сумку за контейнером с едой.

– У тебя, смотрю, большой клуб антифанатов. Проводница узнала тебя по фото в статье.

– Мне стоит быть польщенной? Может быть, ей открытку подписать?

Бесенок, который до поры до времени мирно спал где-то глубоко внутри Тарин, иногда выпрыгивал, взъерошенный, клацал острыми зубками, подначивал говорить то, что не следовало.

Елена хмыкнула, отхлебнула из стакана.

– Не расслабляйся: повторяй свою легенду.

– Я помню, – с набитым ртом проговорила Тарин. – Я кандидат биологических наук. Кстати, единственная правда. Дальше ложь. Раньше работала на севере, где вместе с коллегами изучала влияние пересадки микрофлоры на скорость старения тканей мозга и глаз. По состоянию здоровья больше не могу там проживать, поэтому переехала на юг, к морю. А в их лаборатории как раз освободилось место заведующего. Кстати, почему оно освободилось?

– Заведующий получил травмы, несовместимые с жизнью.

Елена потянулась за молодой морковкой, сочно захрустела. Перед женщиной стоял контейнер с зеленью, сельдереем и томатами. Тарин не смогла не позавидовать такой выдержке: сама она держала в руках рассыпчатую слойку.

– Мертв?

– Если говорить точнее, он в медикаментозной коме. У него ожог кожи более семидесяти процентов.

Неудивительно, что Елена заранее считала беднягу мертвецом. Человеческое сердце не в состоянии выдержать такой болевой шок. Она внутренне сжалась и непроизвольно скрестила ноги, спрятала глубже под столик. Понимала, что брюки не дадут попутчице ни о чем догадаться, но ничего не могла с собой поделать.

– По нашей версии он мог заключить сделку с преступниками, – продолжала Елена. – Но допросить его не представляется возможным. Официально произошло самовозгорание газового баллона, когда он находился в своей машине. Хотя совпадение явно отдает гнильцой.

Купе плавно покачивалось. За окном проносились огромные квадраты полей с одиночными подворьями. Золотисто-розовые облака скрывали заходящее солнце.

– Хорошо, я микробиолог. А ты? Какая легенда у тебя?

– Моя специализация – психология. Еду в институт, чтобы выполнить указание министерства и оценить профпригодность работающих там сотрудников. Так я получу беспрепятственный доступ во все жилые корпуса на территории и возможность узнать их обитателей поближе. А ты сможешь видеться со мной когда угодно под предлогом консультации.

Их разговор прервали. Проводница принесла белье, причем Елене она отдала пакет спокойно, а на сиденье Тарин кинула, как будто хотела раздавить большого паука. Тарин попыталась убедить саму себя, что ее нисколько не трогает такая манера.

Поездка на поезде – отличная возможность для чтения. Тарин заранее запаслась парой книг, незатейливых, даже легкомысленных. Она давно не проводила время в блаженном безделье. Ректору колледжа подвластно многое, но не роскошь располагать собой так, как захочется. Вдруг вспомнилось, как перед отъездом Тимур протянул ей два билета на джазовый концерт, который должен был пройти в следующем месяце. Отличные исполнители, отличный репертуар. Она любила джаз, и он об этом знал. Решил, ей необходимо развеяться. Тарин протянула было руку, но одернула тонкое запястье. Пробормотала что-то про работу, множество дел, отчеты опять же… Правильно Тимур сказал: она разучилась развлекаться. Конечно, расстроился, хотя виду не подал. Тарин иногда сама удивлялась, как велико его терпение. Часто хотелось попробовать вычерпать его, узнать, далеко ли до дна. Лучше бы уж оставил ее. К одиночеству-то она привыкла. Как теплому пледу или растоптанным тапочкам.

Тарин потянулась за книгой, раскрыла, хотя подозревала, что не доберется даже до десятой страницы и начнет клевать носом. Но неожиданно для себя втянулась, увлеклась повествованием. Из мира грез в купейный вагон ее вернул комментарий попутчицы:

– Как ты можешь читать такую дрянь?

Очевидно, она закончила заполнять ежедневник, а проверить электронную почту в движущемся поезде не получилось. И теперь Елена с откровенным презрением смотрела на обложку, где двое молодых людей держались за руки.

– Тебе какое дело?

– Ты у нас вроде ученый, гений или вроде того. И читаешь любовные романы?

– Я, по-твоему, Канта должна в поезд взять?

– Да это же чушь полнейшая. Чтобы голову морочить. Не бывает в реальной жизни «долго и счастливо» и хеппи-эндов никаких не бывает. Сказочки для простаков.

Тарин отложила книгу в сторону. Посмотрела внимательно на Елену:

– Если в твоей жизни счастливый конец не случился, не надо утверждать, что вывела вселенское правило.

– Счастливый конец – всего лишь иллюзия. Морковка перед носом осла. Конец книги, занавес в театре, последний кадр фильма – а что дальше? Сироп и патока? Невозможно быть счастливым постоянно, человек не так устроен.

– Может и так. Только что плохого в стремлении быть счастливым? Ведь так мы двигаемся вперед, к своей цели.

– С достижением цели счастье человек не обретает. Или обретает, но ненадолго. Народ начитается книжек, насмотрится рекламы и начинает верить, что счастье в рыцаре на белом коне. Или во внезапном наследстве. Или в новой модели телефона. Но проходит время, и муж надоедает, деньги не радуют, телефон уже устаревает и надо гнаться за новым, ведь счастье теперь в нем. В новм чудо-пылесосе, или в платье, или в еще чем-то. Вот сейчас. Догоню, поймаю, схвачу это самое счастье, скользкое, как речная рыба. И тогда точно все. Остановлюсь. Переведу дух. Замру в своем счастье как муха в янтаре, – Елена презрительно фыркнула. – Вселенское надувательство! На самом деле жизнь жестокая, нелогичная, непредсказуемая, и счастья в ней за двадцать лет наберется на пару дней всего.

– Пусть так. А если люди хотят обманываться? Что останется, если мы уберем мечту, если не к чему будет стремиться?

– О себе говоришь? Ты вот у нас достигла высот карьеры: ректор, куда уж выше. Счастлива? По тебе не скажешь. Может, потому что высокая должность обернулась перебиранием бумажек и вытиранием соплей у студентов? А могла бы сейчас на самом деле работать в НИИ, а не сидеть здесь в дурацком парике.

– Да что ты можешь знать обо мне? – вспыхнула Тарин. – Прочла какое-нибудь наскоро состряпанное досье и решила, что можешь меня судить? Ты вообще знаешь, почему я ушла из науки, из своего университета? Что вопрос о моем увольнении был вопросом времени? Я давно не выкладывалась на работе, я тратила все свои деньги, время и возможности, чтобы найти мужа! Расклеивала по городу листовки, нанимала людей для поисков, обивала пороги ведомств. Коллеги сначала за спиной, а потом и открыто стали потешаться надо мной. Все вокруг твердили, что я – глупая женщина, что мой мужчина мертв и нет смысла его больше ждать. Вышли статьи, в которых меня выставили сумасшедшей. Руководство предупредило, что лучше взять длительный отпуск. Но я не остановилась.

– Однажды я долго вела переговоры по телефону – появилась информация, что похожего на Виктора человека видели в одной ростовской больнице. Вышла на кухню и потеряла счет времени. Я оставила дочь одну в комнате. Не знаю, что-то вдруг толкнуло меня, может быть ангел-хранитель. Я вошла как раз в тот момент, когда она взобралась на подоконник. Она обернулась, увидела меня и улыбнулась. Одной ручкой она держалась за раму, другую поднесла к москитной сетке. Эти секунды, которые мне понадобились, чтобы приблизиться к окну, не испугать ее своим видом, но в то же время оказаться быстрее. Ты не представляешь, чего они мне стоили.

Она замерла, проглотила ком, подступивший к горлу.

– Только тогда я очнулась. Поняла, что, как одержимая, сражаюсь против всех. Даже против твоего управления, которое устроило фальшивые похороны! Я оказалась одна: без денег, с испорченной репутацией, с маленьким ребенком на руках. Никто бы в сфере науки не взял меня на работу. Да, я приняла предложение Марата. Кинь в меня камень! Я хотела выжить. Я работала в колледже с полной отдачей. Не для галочки. Я заслужила свою должность. Не надо заставлять меня чувствовать за нее стыд. Счастлива ли я? Какое тебе дело? – Тарин мотнула головой на дверь, ведущую из купе. – Все, все вокруг вдруг решили, что знают меня, понимают, и стараются вынести мне приговор!

Тарин встала, рванула ручку вбок. Клятая дверь с первого раза не поддалась. Она дернула еще раз, столкнулась с проводницей, грубо ее оттеснила (откуда только сила взялась) и вылетела в коридор. В туалете, над раковиной, брызнула в лицо холодной водой. Глубоко вздохнула. Глупо. Глупо было выходить из себя. Возможно, всему виной нервное напряжение, которое не покидало ее с самого утра. Тяжело вот так бросить все, ехать на другой конец страны с неприятным ей человеком, да еще слушать ее философствования. Тяжело обнимать дочку перед школой, зная, что впереди разлука. У судьбы все же есть чувство юмора: они с Виктором поменялись местами.

Эта Елена раздражала так, как никто давно не раздражал. Ее самоуверенность и привычка командовать не понравились Тарин с самого начала. На перроне, когда круглый глаз поезда уже показался вдали, Елена посмотрела на нее пристально и произнесла:

– Слушай, понимаю, я тебе не нравлюсь. Ты мне тоже. Но я профессионал. Ты, если верить тому, что я о тебе знаю, тоже. Так что давай разузнаем, кто продает на сторону ингредиенты для нового наркококтейля. Потом разойдемся. Обещаю, что больше не покажусь тебе на глаза.

Тарин слегка покраснела.

– Согласна, – кивнула она, и ее непривычно прямые черные волосы отозвались в такт.

Тарин взглянула в зеркало и расправила плечи. Пора возвращаться в купе.

Лицо попутчицы по-прежнему ничего не выражало. За окном совсем стемнело. Сумрачные пятна деревьев, черные на черном, провожали их вагон. Тарин сидела, смотрела в окно, и вдруг осознала, что Елена наверняка была не только начальницей ее бывшего мужа, но и другом. Там, в архиве суда, они общались скорее не как коллеги, а как давние приятели, съевшие не один пуд соли. В их среде все как одна большая семья. Естественно Елена переживала за Виктора и винила во всем Тарин. А тут такая возможность – лично выразить свое презрение. Конечно, переходить на личности Елена не станет, но шанс задеть Тарин тоже не упустит. Поэтому он прицепилась к глупой книге. Все, что делает или сделала, или будет делать Тарин – все будет подвергаться осуждению.

Она поняла, что ее раздражение схлопнулось, улетучилось, оставляя после себя некое подобие симпатии. Надо же, стоит взглянуть на ситуацию спокойно, становится понятно, почему Елена так себя ведет. Она поддерживает коллегу. Или как там у них говорят. Сослуживца. Откуда ей было знать. Виктор никогда не обсуждал с ней рабочую сторону жизни. Все строго секретно. Обратная сторона луны.

Елена отхлебнула чай. Подняла голову, недоверчиво посмотрела на мирную попутчицу, убедилась, что продолжения спора не будет.

– Ладно. Признаюсь, перегнула палку. Блин, ну не верю я во всю эту дребедень, когда рыцарь с обнаженными мечом целует деву на развалинах древнего замка. К черту такой хэппи-энд! Я верю в то, что каждый кует свою судьбу сам. Ну, еще и в Макарова. Все. Отбой. Завтра будет долгий день.

Искра человечности потухла. Женщина напротив снова превратилась в полевого командира. Кажется, Тарин слишком наивна.

II

Утром этого же дня, сразу после того, как от здания суда отъехало такси, увозящее на вокзал двух женщин, бродягу подобрал черный внедорожник. Оборванец прохлюпал прямо по лужам к задней двери. Неуклюже влез, перемазал пол и сиденье бурой кашей из грязи и скомандовал водителю:

– Трогай.

Водитель тронул. Брезгливо поглядывал в зеркало заднего вида, но замечание сделать не решался. Барин приказал бомжа не обижать, привезти, как только освободится. А тот, любовно устроив зонт на коленях, пригрелся, даже как-то раскис в теплом, сухом салоне автомобиля.

Ехали минут двадцать. Остановились, как и всегда, у черного входа. Рыжий кирпич проглядывал сквозь облупленную штукатурку двухэтажного здания. Во дворе, под козырьком, курили трое молодых парней, каждый из которых в ширину занимал места больше, чем в длину. Футболки плотно обтягивали торсы, из-под рукавов выглядывали хвосты татуировок. Один из них повернулся спиной. «Ринг тайм» – красовалось сзади.

Сразу на входе с ног сбивал кислый запах соленого пота, табачного дыма и почему-то селедки. Оборванец шмыгнул в проход между возвышениями для ринга и прошел в дальний угол, где висели груши. Глухой звук ударов раздавался равномерно. Светловолосый, коренастый мужчина двигался четко, экономил энергию. Тело его блестело, вены вздулись от напряжения. Стараясь не сбивать дыхание, он задал вопрос:

– Ну что?

– Как ты и говорил. Уехала сегодня. С чемоданом. Кореш пас на вокзале, все тип-топ.

Мужчина нанес еще несколько ударов.

– А он?

– Он остался. Вместо него баба какая-то поехала, седая такая, короткостриженая.

Боксер остановился, приобнял грушу.

– Баба?

Бродяга кивнул.

– Узнай, кто такая. Его пусть пасти продолжают. Они могли договориться ехать отдельно.

– Не вопрос. Только это… переодеться хоть дай, я скоро походу вшами обзаведусь.

– Тебе не привыкать, – отрезал патрон. – Деньги у Волка возьми, я предупредил. Но чтобы в штопор не входил, ты мне будешь нужен.

Бродяга, который в начале разговора приосанился, оживился, к концу фразы наоборот, сразу сгорбился и помельчал. Зубами скрипнул, но ничего не сказал. Что тут скажешь? Барин крут, два раза повторять не станет.

– Ботанику передай, чтоб их встретил и смотрел в оба. Заскучал там.

Блондин вразвалку прошагал к стене, к лавкам. На одной из них стояла спортивная бутылка для воды, полупустая. Он поднял ее, сделал несколько глотков. Перевернул бутылку и вылил часть воды на голову. Брызги отразили в своих круглых боках весь клуб, с его квадратными трубами вентиляции по периметру потолка, и разлетелись в разные стороны, застряли в светлых волосах. Он заметил, что донышко бутылки оставило мокрый круглый след на газете. С фотографии смотрела Тарин. Ее лицо оказалось ровно посередине круга, как будто на него навели бинокль или подзорную трубу.

Мужчина прищурил правый глаз, сделал еще глоток и вернул бутылку на то же место. На ее лицо.

III

Когда едешь на юг, в сторону моря, обязательно рано или поздно начинаешь с нетерпением вглядываться в окно и выслеживать, высматривать, выискивать его глазами. Море. Даже если видел тысячу раз, в тысячу первый замечаешь узкую бледно-голубую полоску, мелькающую за деревьями, и все равно радуешься, как новогоднему подарку.

Тарин, когда увидела в своем билете пункт прибытия, тоже обрадовалась. Небольшой приморский городок, недалеко от государственной границы. Возможно, удастся выбраться, хотя бы прогуляться по берегу. В отпуске она не была с тех пор, как на очередных выборах ее кандидатуру выдвинули на пост ректора. Всегда находились какие-то дела. Стыдно сказать, она даже по магазинам забыла, когда выбиралась в последний раз. Ела всегда то, что приготовила старушка-повариха. В городе, наверное, и кафе, в которых она бывала много лет назад, уже закрылись. Может быть, стоит обратить внимание на полную половину стакана и попытаться найти что-то хорошее в поездке на побережье?

Пожилой таксист повез их по беленьким чистеньким улицам, местами в ярких, сочных пятнах клумб. Свернул и долго петлял по узкой дороге, которая из застроенной двухэтажными домиками с балкончиками постепенно превратилась в безлюдную, проселочную. Затем снова выехал на шоссе. Запахло хвоей, солью и мхом. Сосны выглядывали по бокам, закрывали обзор. Их кора весело играла на солнце то рыжим, то шоколадным. Спустя минут тридцать уперлись в шлагбаум. Будка охранника виднелась справа. Впереди высились ворота и забор, через который совершенно ничего нельзя было разглядеть. Сосны окружали его с двух сторон, выглядывали изнутри стройными макушками.

Охранник, приветливый молодой парень, проверил документы, помог достать чемоданы из машины. Колеса зашуршали по гравию, удаляясь в обратном направлении.

В свое время Тарин довелось поработать в нескольких научно-исследовательских институтах, и она понимала, что здешним ученым крупно повезло. Солоноватый привкус в воздухе усилился. Значит, море совсем рядом, возможно у НИИ есть даже собственный пляж. Сосны, высота стволов которых соперничала с семиэтажными жилыми корпусами, кивали макушками невообразимо далеко. Отдельные деревья были настолько широки, что для обхвата их ствола пришлось бы встать в круг из трех человек. Тарин засмотрелась, сошла с асфальтированной дорожки, и тут же ее туфли стали проседать в толстый слой рыже-бурых игл, усеявших землю. На глаза постоянно попадались мясистые агавы, в листья которых можно было спокойно завернуться целиком. Вместо привычных роз на клумбах красовались всевозможные виды кактусов. По бокам главного входа росли два лимонных дерева.