К чёрту хеппи-энд

Ответа она не дождалась.

– Дай мне всего несколько дней, Виктор. Верну ее тебе целой и невредимой, как только она добудет зацепку. Твое задание – найти способ ее убедить. Пересиль себя и набери уже номер. Ты здесь не единственный, кто пережил развод.

Виктор еле удержался от необдуманного ответа. Прихрамывая, миновал решетку, которая отделяла коридор от лестницы. Во дворе его обдало по-летнему жарким воздухом. Форменная рубашка с коротким рукавом не спасла, сразу прилипла к спине. Он оттянул ворот на шее. В голове шумело. Захотелось выпить, но день только начинался.

Когда он два года назад неожиданно вернулся в управление, Елена встретила его молча. Достала из сейфа бутылку и два стакана. Порвала рапорт. Она не расспрашивала, что случилось за те несколько дней после выхода в отставку. И никто из ребят не расспрашивал. В управлении по пальцам можно пересчитать счастливых семьянинов. Не та профессия.

Елена загрузила его бумажной работой, по выходным тоже. Несколько недель по утрам принюхивалась, подозревала, что он сопьется. Но он лишь много курил и почти не спал. Во сне Виктор снова оказывался в прошлом, видел, как держит Тарин за руку в парке. Как прижимает к себе, утешает после смерти отца. Как несет на руках, слабую, обездвиженную, такую невесомую по ночной аллее к медицинскому корпусу, и лепестки акации взмывают вверх от его резких шагов. Сны стали для него мучением. Неизвестно, понимала ли Елена, что творится в его душе, но частенько ставила в ночные дежурства и вызывала по тревоге.

Виктор дал дорогу служебной машине, на которой уже включили проблесковый маячок. Стоянку огласила набирающая обороты сирена.

Он был у Елены в долгу, но не настолько.

Даже если бы он позвонил. Тарин ни за что не ответит. Все давно сказано. Вернее, не сказано ничего, но что это меняет?

Чего он, собственно хотел, говорили одни. Баба она и есть баба. Виктор кивал, а сам еле сдерживался, чтобы не ударить собеседника. Старые приятели-сослуживцы стали приглашать его на охоту, рыбалку, воскресные посиделки. На одной из них пожилой майор в отставке опустился рядом с ним на бревно. Долго вглядывался в языки костра, потом вдруг сказал:

– Ей принесли твои медали на подушечке вместе со свидетельством о смерти. Красивая, еще молодая девушка…. Жизнь должна продолжаться. Отпусти. Время лечит.

После этих слов Тарин перестала сниться. Он начал приходить в себя. Прошел комплекс физиопроцедур, где помогли разработать ногу. Врач объяснил, что нынешняя хромота – остаточное, психосоматическое явление. Только, если начнет сильно нервничать. На аттестации он выполнил все нормативы на отлично. Выступил на конференции по обмену опытом. Даже в спортзал записался.

Черт, как же некстати! Она ведь согласится из чистого упрямства, если поймет, что он против ее участия.

Виктор поравнялся с расчетом кинологов. Собаки лежали в тени машин, шумно дышали и безучастно разглядывали двор. Должно быть, отдыхали перед выездом на досмотр. Он обменялся с парнями рукопожатиями. Один из них, усатый крепыш, широко улыбнулся:

– Мы собрались посидеть вечером. Ты с нами?

Виктору ушлый старлей никогда не нравился. Как только предстояла крупная операция так сразу он на больничном оказывался. Вечно просил поменяться дежурствами, постоянно где-то пропадал, привозил баулами якобы от тетки дешевый алкоголь и толкал мужикам. Самое скверное, что в подвыпившей компании старался не успокоить, а еще больше распалить спорящих.

– Занят.

– Смотри, пожалеешь. Твоя бывшая, вон ни в чем себе не отказывает, я читал. Кстати, прошлись четко. Так ей, прошмандовке, и надо.

Виктор среагировал мгновенно. В глазах вспыхнул огонь. Пальцы сами сжались в кулак, мышцы напряглись. Левой рукой он рванул остряка за рубашку. Треснула ткань, пуговица отлетела с мясом. Правый кулак оказался в опасной близости от носа, но не достал, съехал по воздуху. Остальные успели вовремя перехватить удар, оттащили Виктора от обидчика.

– Еще раз скажешь так о моей жене, домой принесешь зубы в платочке, понял?

Он тяжело дышал. Крепыш с покрасневшим лицом наклонился над землей. Отыскал пуговицу. Мстительно посмотрел на Виктора, но ничего не сказал. Овчарки всполошились, надсадно залаяли.

– Эй, остынь! Главный узнает, с потрохами съест! – сказал один из парней.

– Плевал я!

Виктор высвободился, одернул форменную рубашку, провел рукой по темным, растрепавшимся волосам. Все забывал зайти постричься.

Через дорогу, за управлением, стоял кособокий киоск. Обычно сюда бегали за сигаретами и сборниками сканвордов. Пожилая продавщица зевнула, долго искала сдачу, затем протянула газету.

– Мелочи не найдется?

К нему приблизился бомжеватый, замызганный субъект. Несмотря на жаркий день, одет мужичок был будто для похода на Северный полюс. Хотя, может быть, дырки в лохмотьях он сделал специально для вентиляции. Бродяга вызывал легкое беспокойство, но размышлять было некогда.

Виктор достал из кармана бумажник. Не глядя, вытащил купюру и сунул в грязную ладонь:

– Держи, отец. Поправься.

Статья оказалась красочной и острой. Для того, кто заказал эту мерзость. Виктор стиснул зубы, на шее вздулась вена. Телефон. Дурак, оставил его в кабинете! Статья вышла вчера, значит, уже сутки шакалы ходят вокруг ее колледжа.

Виктор быстро перешел дорогу обратно, но вдруг развернулся. Смутная мысль, гнездившаяся на задворках его сознания, смогла, наконец, оформиться в уверенность. Он понял, что его беспокоило. Ногти. Ногти у бродяги – идеально чистые, аккуратные, словно после маникюра. Он оглянулся. Мужичка и след простыл. Виктор попытался вспомнить черты лица, но кроме спутанных слипшихся волос ничего не всплыло. Вроде, глаза косили в разные стороны. Надо бы проверить розыскную базу.

Однако за прошедшую минуту Виктор успел остыть. Вновь двинулся к серому, безликому зданию управления, но уже не спеша. В конце концов, какое ему дело, что с ней происходит? Чем Тарин будет хуже, тем ему должно быть легче. Должно быть. Если колледж для нее станет невыносимым местом, он, обманутый муж, должен только радоваться ее проблемам.

IV

Массивные резные двери выпукло выступали на фоне бежевого фасада мирового суда. Безликие стены глазели на посетителей стендами с информацией и образцами заполнения бланков. Над головами невообразимо высоко парили многоярусные люстры. Когда они прошли турникет, Тарин сморщила нос: из комнаты охранника тянуло навязчивым запахом лапши быстрого приготовления. Время близилось к обеду.

Треугольный носок ее узкой туфли выбивал мелкую дробь. Тарин машинально покрутила гладкое кольцо на безымянном пальце. С той встречи, когда она видела будущего бывшего мужа, прошло немало времени. Она тогда поступила жестоко. Ею управляли одиночество и обида. Обида горькой жижей текла по ее венам вместо крови. Тарин прислушалась к себе в попытке понять, выветрились эти чувства или нет. Глупости. Она приняла верное решение, незачем сомневаться.

Тимур не выдержал и попытался привлечь внимание грузного служащего в форме:

– Слушай, приятель, мы ждем уже больше часа! Нельзя ли узнать, в чем дело?

Мужчина смерил его бесцветными глазами и вызвал к судье следующего. Тимуру пришлось вернуться к скамье.

Он не захотел отпускать ее одну. Довез до города на своем форде, по пути несколько раз превысив скорость.

– А если он не явится?

– Наверное, перенесут дату.

Тимур нахмурился и провел тыльной стороной ладони по небритой щеке:

– Еще бы, ему это только на руку.

Сегодня он постарался выглядеть официально: поверх привычных джинсов надел белую рубашку и серый пиджак. Привел в порядок лохматую копну волос. Тарин слега улыбнулась. Она знала, насколько тесны Тимуру границы, которые очерчивает общество. Хлебом не корми, дай их нарушить. Сама она смирилась с необходимостью выглядеть соответственно должности. С недавних пор строгие костюмы и классические блузки стали обязательной частью ее гардероба.

– Простите, вам необходимо пройти за мной.

Тарин вздрогнула от неожиданности. Молодая служащая незаметно приблизилась и легко тронула ее за локоть. Ободряюще улыбнулась:

– Небольшая путаница. Судья ожидает вас в другом зале. А вам придется подождать здесь, – мягко отстранила она Тимура. – Правила протокола.

Тарин пошла за девушкой. Они пару раз повернули, и, видимо, перешли в другое крыло, поскольку коридоры стали уже. Старый паркет скрипел под ногами. В воздухе витал затхлый запах бумаги, который напоминал о часах, проведенных в архиве родного университета.

Девушка остановилась перед неказистой дверью с пухло выступающей набивкой между круглых шляпок гвоздей.

– Вам сюда. Проходите.

Помещение, в которое Тарин попала, оказалось небольшим и темным. У стен стояли стеллажи с папками и архивными коробами. Посередине, на потертом зеленом ковре, располагался заваленный бумагами стол. Пылинки медленно кружились над ним, будто рыбки в аквариуме. Она обернулась. Виктор, скрестив руки на груди, стоял у окна. Свет очерчивал его темную фигуру.

– Мне нужна твоя помощь.

Он хрипло выстрелил фразой, почти сразу как она вошла.

Тарин задержала дыхание. Подняла глаза на мужа. Черно-белый снимок. Рисунок углем на акварельной бумаге. Черные брюки и рубашка. Черные волосы. Черные глаза под черными сведенными бровями. Черная дыра и то казалась бы светлее рядом с ним.

Таким он запомнился ей в день знакомства. Раскаленный и холодный. Родной и чужой одновременно.

– Я пришла сюда не за этим.

Он выпрямился:

– Есть одно дело. В научном институте.

– И ты решил, что я – лучший кандидат для твоих шпионских игр?

– Если бы я мог найти кого-то другого, я бы так и сделал. Нам нужен эксперт-микробиолог.

Тарин сузила глаза:

– Может, для приличия спросишь, как я? Или как дела у нашей дочери?

Виктор молчал. Но молчание о многом ей сказало.

– Конечно, – озарило ее. – Тебе незачем спрашивать, потому что ты и так в курсе нашей жизни! Кто следит за нами теперь? Преподаватели или обслуга?

– Давай не будем зря тратить время.

– Согласна. Мне нужен развод.

– Сначала выслушай.

– Зачем мне это делать?

Он подошел и встал слишком близко. Посмотрел на нее, слегка наклонив голову. Тарин поздравила себя с тем, что выбрала обувь на высоком каблуке. Заглянула синими глазами в его угольно-черные. Он выдержал ее взгляд.

– Недавно на рынке появились новые наркотики. Высокое качество, моментальное привыкание. Наши химики выделили элемент, который отличает их от предыдущих версий. Работа не кустарная, очистка уровня хорошей лаборатории. Мы нашли научный институт, и с большой долей вероятности можно сказать, что кто-то из его работников связан с преступным миром. Доступ в хранилище имеет ограниченный круг людей. Они все – научные сотрудники лаборатории. Работают над одним небезызвестным тебе проектом. Ты должна помнить. Он основан на твоих ранних исследованиях.

Виктор повернулся к столу, взял картонную папку. Солнечный свет слегка коснулся резкого профиля, подсветил глубокую морщину на лбу. Волосы больше не походили на вороново крыло, подернулись сединой, но все равно блестели на солнце. Тарин помнила, какими они были на ощупь. У нее засаднило в груди.

– На заведующего лабораторией несколько дней назад совершили покушение. Теперь место вакантно. В лаборатории, где трудятся над твоим проектом.

Он, казалось, говорил сквозь зубы.

– Всего несколько дней. Представим тебя как новое начальство. Оценишь обстановку. Дашь знать, кто и как мог вынести составляющие.

Тарин даже не взглянула на протянутые ей документы.

– Не смешно. У меня полно своих дел.

Виктор снова повернулся к жене:

– Серьезно? Ты сейчас меня или себя собралась убеждать? Еще не наигралась? В ректора? Мы оба хорошо знаем, что такое разбирать нескончаемую гору бумаг. Выслушивать жалобы родителей. Срочно сдавать отчет, который нужен вчера. Признайся, тебе давно хочется сбежать оттуда.

– Меня все устраивает.

– Что именно? Видеть дочь полчаса утром и столько же перед сном?

Тарин непроизвольно сжала ладони:

– Не тебе говорить мне о том, какая я мать. Ты пропадал месяцами и возникал на пороге всего на пару часов! Мы никогда не знали, увидим ли тебя снова.

– Это. Моя. Работа.

Она кивнула с горькой усмешкой:

– Да. Только ты сам выбрал такую работу. Постоянно отказывался от перевода в другой отдел. А я не планировала руководить колледжем. Не выбирала такую жизнь.

– Но продолжаешь за нее цепляться. Сколько я тебя знаю, ты сама управляла своей судьбой. Что с тобой стало? Ты же ученый. Твоими разработками пользуются везде, от аптек до военных госпиталей! А ты застряла в песочнице, и думаешь, что так отдаешь долг отцу. Уверен, ты даже с этим как-его-там связалась, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя живой.

– Замолчи!

Кровь прилила к ее щекам, глаза опасно заблестели. Острые иглы слов почти сорвались с губ. Виктор отступил на шаг, чтобы разрядить электричество между ними. Как всегда. Он всегда выбирал отступление. Каменная фигура, которую легче раскрошить, чем что-то исправить.

– Ты пришла за моей подписью? Я согласен. Я был согласен еще два года назад. Почему ты тянула с разводом?

Его тонкие пальцы потянулись к папке. Виктор стал перебирать фотографии внутри:

– Новый наркотик стал особенно популярен среди молодежи. Как всегда, основные точки сбыта – дискотеки и клубы. Я могу показать тебе последствия, но не хочу манипулировать.

– Не хочешь? А что ты хочешь? Рассказываешь мне тут о выборе жизненного пути, а сам против воли втягиваешь в свои игры. Даже не просишь, просто ставишь меня перед фактом!

Он медленно поднял голову. Резко обозначились скулы, на дне глаз зажегся опасный огонь.

– Ты не считаешь, что я вправе так поступить?

– Вправе?

Воздух, как губка, впитал всю обиду и спрессовался в плотный, тяжелый пласт пространства между ними.

– Мы можем сколько угодно притворяться. Будто ничего страшного не случилось. Будто меня нисколько не задело. Ты всего лишь вдребезги разбила нашу жизнь. Подумаешь.

Виктор медленно повернулся к ней.

– Ты мне должна, Тарин. Но не волнуйся. Я могу избавить тебя от чувства вины: выполни мою просьбу и живи, как хочешь.

Ей стало жарко.

– Это шантаж?

Вместо ответа Виктор вызволил из кармана рубашки авторучку. Резким росчерком поставил подпись на документе, лежащем на столе. Поднял его выше, чтобы Тарин смогла разглядеть. Перед ней оказалось заявление на расторжение брака.

– Твоя задача – понять, кто мог вынести образцы. Буду ждать тебя здесь завтра в десять. Рекомендую взять небольшую сумку. Неприметную. В нее положи вещи первой необходимости. Судья получит заявление сразу же после твоего отъезда. И не переживай за дочку. Я обо всем позабочусь.

Он ни секунды не усомнился, что Тарин согласится, что ее сразу задело:

– Мне нужно подумать. Посоветоваться.

– Все конфиденциально. Никто не должен ничего знать.

Она тряхнула головой:

– Наплевать.

Виктор прищурился:

– Сильно. Так ты выражаешься на совещаниях в министерстве?

– Конечно. После того, как заканчиваются все матерные слова.

Оба одновременно усмехнулись.

Вот оно. Мгновение, которое только что промелькнуло, и она снова ощутила его – единение, невыразимое словами. То чувство, когда они вместе работали в лаборатории. Когда он помогал ей с диссертацией. Когда они пили горький, как жизнь, кофе на маленькой кухне в их первой квартире на пятом этаже. Ни малейшего сомнения, они вдвоем его почувствовали. Тонкие губы, которые она так любила, сложились в улыбку, глаза посветлели. Всего лишь на мгновение.

Виктор отвернулся к окну. Лицо его снова стало каменным. Чужим.

– Тебе пора.

Пришлось прищуриться, чтобы найти выход. В коридоре Тарин слегка запрокинула голову и устремила глаза к потолку. Поморгала, дожидаясь, пока высохнет влага. Все та же девушка ждала за поворотом. Без нее Тарин, наверное, блуждала бы час в поисках обратной дороги.

Она нашла Тимура встревоженным не на шутку:

– Все в порядке? Ты надолго пропала.

– Да. Пойдем отсюда.

Окна архива выходили на автомобильную стоянку. Виктор видел, как тот клоун обогнал ее, открыл перед ней дверцу машины. Подал руку, чтобы Тарин на нее оперлась. Виктор задержал дыхание и поднял одну бровь: она не подала руки в ответ. Странно.

Пока форд несся по пригородному шоссе, Тарин скользила мыслями по полям. Снаружи проносились подсолнухи, кивали еще зелеными головами. Когда-то ее отец искал место для колледжа и решил, что тот должен располагаться за городом. Не сильно далеко, чтобы студенты могли уезжать на выходные домой, но и не близко, чтобы не возникало различных соблазнов. Озеро располагалось в часе ходьбы пешком. Студентов туда пускали не часто, в сопровождении кураторов. Преподаватели же в свой выходной беспрепятственно катались на лодках и плавали в сине-зеленой воде. Корпуса окружали высокие деревья, на территории разбили небольшой тенистый парк.

Сейчас, как и каждый свой последний приезд в город, Тарин чувствовала, как ей все тяжелее дышится. Даже страшно становилось, как быстро сокращалось расстояние между колледжем и городской чертой. Многоэтажки сорняками укреплялись на полях, все ближе подползали к зеленому массиву. Тихий пригородный поселок с единственным магазином и автобусной остановкой теперь ожил, задышал, взгорбился новыми многоквартирными домами. Ей бы была радоваться. Больше жителей – больше детей, а, значит, больше студентов. Значит, у КСИТа есть будущее. Но Тарин чувствовала, как внутри нарастает беспокойство, как ее медленно, ласково, но крепко привязывают.

Отец мечтал о том, что КСИТ будет престижным, достойным учебным заведением. Он много работал, пожертвовал здоровьем и семьей ради своей мечты. Отчасти поэтому она и согласилась на должность ректора – не могла позволить, чтобы дело его жизни растворилось в небытие. Когда Тарин преодолевала очередное препятствие, то представляла, что отец ею гордится. Но являлась ли мечта отца также ее мечтой?

Слова Виктора зудели, кололись в черепной коробке, словно хлебная крошка на простыне. Неужели он знал ее лучше, чем она сама?

Порыв ветра ворвался внутрь, прошелся по салону и вылетел с другой стороны.

К черту все. Ей просто нужен развод.

– Мне придется уехать.

Тарин поняла, что произнесла фразу вслух, когда машина нарушила плавный ход и слегка вильнула.

– Виктор просит меня об услуге.

– Интересно, – хмыкнул Тимур. – Слово «просит», конечно, не про него. Надолго?

– Говорит, на несколько дней.

Что за услуга, он интересоваться не стал. Понимал: Тарин все равно не расскажет.

– Я, конечно, против. Но ты, конечно, поедешь.

Мимо пронеслись встречные машины.

– Не надейся, отговаривать не буду. У тебя самой голова на плечах.

– Можно тебя попросить? Если я… когда я уеду, то назначу исполняющим обязанности Вениамина. Помоги ему справиться.

– Портфельчика? Да ты, видно, хочешь, чтобы он подрос на целых два сантиметра! Могу поспорить, он сразу побежит покупать еще один нелепый костюм. И к сапожнику – подбить каблуки, чтобы казаться выше.

Тарин укоризненно посмотрела на водителя. Тимур на пару секунд отвел глаза от дороги:

– Серьезно? Он же заставит нас отчитываться каждый день. В письменном виде. На пяти листах!

– Не преувеличивай. Он просто делает свою работу. Как и ты.

– Я его убью, – выдохнул Тимур. – Ничего не поделаешь. Обмотаю, как мумию, его же отчетами. И закопаю где-нибудь под одним из твоих любимых платанов. Когда вернешься, будешь гулять по аллее и ни о чем не подозревать. Может быть, тогда…

– Нет. Ты будешь с ним вежлив. Будешь помогать. Знаешь почему? Потому что я тебя прошу.

Тимур заметил, как ее каштановые пряди распушились от ветра. Черты его лица смягчились.

Остаток дня Тарин провела в кабинете. Просмотрела и утвердила сценарий выпускного вечера. Согласовала счета и служебные записки. Закончила проверку дипломных работ.

Занятия закончились, и она решила пройтись. В просторном холле теплым желтым светом загорелись лампы. Студенты спешили к выходу, обгоняли друг друга, натыкались на ректора и запоздало здоровались. Тарин прошла в левое крыло учебного корпуса. В библиотеке обитала целительная тишина. Давно она здесь не появлялась. Не любила возвращаться в те места, которые навевали на нее яркие воспоминания.

За книжными полками, у окон, стояли темно-зеленые кресла. Лампы с тканевыми абажурами мягко рассеивали свет, звук шагов скрадывали ковровые дорожки. Она запросила последние журналы из подписки по генетике и микробиологии. Наклонилась над ними, вдохнула знакомый манящий запах типографской краски и свежей бумаги. Присмотрела уютное кресло. Устроилась поудобнее и заметила, что макушки деревьев за окном подсветились бледно-розовым закатным солнцем. Они вгрызались в вечернее небо так, словно их ждала последняя ночь в их древесной жизни.

Почти сразу за спиной послышался гнусавый голос ее заместителя:

– Прошу прощения, но вопрос срочный. Заявка на согласование. Необходимо отправить заказ на бланки строгой отчетности до завтрашнего дня.

Тарин протянула руку к документам. Нигде ей не будет покоя.

Все же ректор решила воспользоваться случаем. Она все равно собиралась вызвать заместителя и проинструктировать его. Пока она посвящала Вениамина в свои планы, он сохранял полнейшую невозмутимость. Задавал уточняющие вопросы и конспектировал ответы в блокнот, который извлек из портфеля. Да, сейчас лицо Вениамина выражало совсем иные чувства. Тарин помнила, как он выглядел в их первую встречу. Его щеки раздулись и побагровели при осознании того, что на должность ректора выбрали не его.

Теперь Вениамину представился шанс доказать, что он тоже может им быть. Она понимала: ее заместитель много лет ждал подобного случая. Не исключено, что он и поспособствовал созданию сложившейся ситуации. У Тарин все равно не было другой кандидатуры. К тому же одно дело – мечтать об Олимпе, другое – на себе ощутить тяжесть небесного свода. Пусть покажет, на что способен.

По кирпичикам аллей метались белые лепестки акаций. Они сыпались на лавочки, и в свете фонарей казалось, что все покрыто первым снегом. Ее туфли нехотя нарушали вечернюю красоту. Лепестки мягко шелестели, перекатывались по дорожке, сбивались в горстки. Конечно, утром дворник все уберет. Ей стало отчего-то грустно, как будто она видела и аллеи, и лавочки, и акации в последний раз.

У себя в гостиной она застала Тимура. Он с увлечением объяснял малышке домашнее задание. Тимур часто приходил по вечерам. Помогал с рабочими вопросами, с мелкими поломками в хозяйстве, сидел с ребенком. Тарин подозревала, что он каждый раз выдумывает причину, чтобы хотя бы на пару часов навестить их домик.

– Мам, можно я не буду пить чай? Я сегодня уже пила, с папой!

Тарин застыла с лопаткой для пирога в руке. Девочка появилась на пороге кухни, одетая в свою любимую флисовую пижаму с совятами.

– С папой?

– Ага, но он уже ушел. Принес мне книжку! Хочешь, покажу? Тимур, скажи маме, ты же был с нами!

Тарин повернула голову. Тимур невозмутимо разливал чай.

– Он хотел видеть дочь.

– Хорошо. И все?

Тимур отвел глаза в сторону и нехотя признался:

– Мы поболтали немного…

– О чем?

– Неважно. Разговор касался нас двоих.

Но она продолжала смотреть испытующим взглядом, и Тимур сдался:

– Скажем так: у нас возникли небольшие разногласия по поводу безопасности предстоящего мероприятия. Не волнуйся, мы их уладили.

– Каким образом?

На его скулах заиграли желваки.

– Я пообещал достать его из-под земли, если с тобой что-нибудь случится.

Тарин разомкнула губы, но передумала и ничего не сказала. Еще несколько лет назад она бы жестко ответила, что сама о себе позаботится. Да она и заботилась. Пока муж считался без вести пропавшим. Потом погибшим при исполнении. Заботилась о себе, о дочери, о крыше над головой. Теперь Тарин лишь молча протянула тарелку сидящему рядом с ней мужчине.

Тимур откусил кусок пирога и проговорил с злорадным прищуром:

– Может быть, он такой крутой со своей службой, но пусть только попробует перейти мне дорогу.

ГРОЗА

I

Утром ливень шумно забрал город в охапку. Бурые, толстобрюхие тучи угрожающе нависли над головой, слиплись в один ком. Они лениво переползали от одной крыши к другой, пока водяные струи дырявили воздух вокруг. Тарин вышла из такси. Сырость сразу проникла под пиджак, заегозила где-то между лопатками. За воротник упали две-три холодные капли.

Она передернула плечами. Помедлила. С сомнением покачала головой в такт своим мыслям. Зря все-таки ввязалась. Завтра по плану педсовет. Лучше вернуться, пока не поздно.