Черные перья

– Похоже, работает, – Сэм выдавил улыбку, больше похожую на гримасу боли. Его глаза оставались серьезными, как у человека, который знает: самое страшное еще впереди. Влад расхохотался, и звук его смеха наполнил пустую парковку.

Они вылезли из машины. Влад держал ружье наготове. Каждое его движение выдавало человека, для которого оружие давно стало продолжением тела.

– Мародеры творят беспредел по всему городу. Есть чем защищаться, кроме голых рук? – спросил он, оглядывая периметр с профессиональной внимательностью.

Семен вытащил из кармана пуховика швейцарский нож – маленький красный прямоугольник с крестом на боку. В тусклом свете фонарей лезвие казалось почти игрушечным, безобидным сувениром из лучших времен.

– Лучше, чем ничего, – хмыкнул Влад, но его улыбка говорила об обратном. В этой улыбке читалось все, что он думал о шансах выжить с карманным ножом против тех тварей, что они встретили в метро.

Внутри магазина их встретил хаос апокалипсиса во всей красе. Полки зияли пустотой. Холодильные витрины были разбиты, осколки хрустели под ногами, как первый лед на лужах. Кассы стояли распотрошенные, с выдранными ящиками для денег и разбросанными чеками. От прежнего порядка остались только призраки ценников на пустых полках да запах подгнивающих продуктов, смешанный с металлическим привкусом страха в воздухе.

В дальнем углу магазина группа людей лихорадочно опустошала остатки полок, сметая все подряд в тележки и корзины. Женщина в длинном пуховике, с растрепанными волосами и размазанной тушью, хватала банки консервов, не глядя на этикетки. Рядом пожилой мужчина в потертом пальто набивал рюкзак пачками макарон и крупы, его руки тряслись так сильно, что половина просыпалась мимо. Молодая мать прижимала к груди младенца одной рукой, другой пытаясь затолкать в сумку детское питание и подгузники.

При виде Влада с ружьем паника усилилась. Люди начали спешно выкатывать тележки к выходу, толкаясь и огрызаясь друг на друга. Кто-то уронил бутылку воды – она разбилась, и люди, как испуганное стадо, шарахнулись в сторону от растекающейся лужи. Последним выбежал подросток в школьной форме, прижимая к груди несколько пачек чипсов и газировку – возможно, его первый и последний набег на магазин без родителей. В воздухе повис запах страха – кислый, удушливый, смешанный с ароматом овощей и разлитого алкоголя.

Репин схватил брошенную кем-то тележку, одно колесо которой предательски поскрипывало при каждом повороте. Они направились в отдел с водой, где еще оставались нетронутыми несколько пятилитровых бутылей.

Баренцев держал ружье наготове, пока Семен складывал их в тележку, стараясь не думать о том, как долго может продлиться этот кошмар.

Методично они двигались от полки к полке, собирая все, что могло пригодиться. Консервы отправлялись в тележку с глухим стуком – тушенка, рыба, фасоль. Макароны, крупы, галеты – все, что может храниться долго. Семен добавил несколько упаковок мясных полуфабрикатов, хотя и сомневался, долго ли продержится электричество в городе. Буханки хлеба, шоколадки – много шоколадок, потому что калории и глюкоза могут спасти жизнь. Чай, кофе – потому что даже в конце света хочется оставаться человеком.

Когда они проходили мимо алкогольного отдела, Влад остановился. Его рука потянулась к бутылкам с коньяком, как будто по собственной воле.

– Лекарство, – подмигнул он Семену, засовывая бутылку «Нижегородского Бархата» в боковой карман своей куртки. – От всех болезней.

Внезапно тишину нарушил визг резины у входа в магазин – звук тяжелого транспорта, резко затормозившего на парковке. Баренцев среагировал мгновенно, утянув Репина за ближайший прилавок. Они осторожно выглянули через витрину – черный фургон, похожий на катафалк, с огромной белой буквой «Альфа» на боку, словно шрамом, рассекающим черную краску.

– Твою мать, – прошептал Влад. – Так и знал, что эти ублюдки как-то замешаны во всей этой чертовщине.

Из кабины фургона выскочили трое в черной форме и масках. Двое с автоматами поддерживали третьего, который едва держался на ногах. На его боку расплывалось темное пятно – следы столкновения с военным патрулем на блокпосте.

– …нужны бинты, антисептик, все что найдете! Пуля прошла навылет, но крови много! – голос командира эхом разносился по пустой парковке.

– Похоже, военные все-таки достали одного из них, – прошептал Семен, наблюдая, как группа приближается к входу в магазин. Их ботинки гулко стучали по асфальту, отсчитывая секунды до неизбежной встречи.

Влад прижал палец к губам и показал на служебный выход в дальнем конце магазина. Им нужно было как-то добраться туда, не привлекая внимания вооруженных людей, которые явно не собирались делиться находками из аптечного отдела.

Пригнувшись, они начали медленно продвигаться между стеллажами к служебному выходу. Каждый шаг давался с трудом – приходилось постоянно останавливаться, прислушиваться к звукам и перемещаться только тогда, когда голоса террористов звучали достаточно далеко.

Семен старался дышать как можно тише, а скрипучее колесо тележки казалось сейчас громче сирены воздушной тревоги. Пот стекал по его спине, несмотря на прохладу в помещении.

– Эй! Смотри! – вдруг раздался голос с сильным акцентом. – Тут кто-то есть! А ну-ка, посвети сюда!

– Я что-то слышал в этом направлении, – добавил второй голос, более низкий и хриплый. – Похоже на шаги.

Луч фонаря прорезал полумрак магазина, выхватывая из темноты силуэты Владислава и Семена. Они замерли, как кролики перед удавом. Репин почувствовал, как швейцарский нож в кармане словно потяжелел, напоминая о своем присутствии. Его ладони вспотели, сердце колотилось так громко, что, казалось, его стук могли услышать все в помещении.

– Стоять на месте! – второй голос прозвучал ближе, жестче. – Руки вверх! Медленно! И без глупостей, если жить хотите!

Баренцев плавно поднял руки, его двустволка оказалась в руках одного из боевиков – коренастого мужчины с глубоким шрамом через всю левую щеку. Маска была порвана. Шрам был красноватым, свежим, словно недавно зажившим и начинался у левого глаза, а заканчивался возле горла на шее.

– На колени! Оба! – скомандовал человек со шрамом, тыча в них стволом отобранного ружья. – Быстро! И руки за голову!

Семен опустился на колени, чувствуя, как острые осколки разбитых бутылок впиваются даже через джинсы. Влад опустился рядом, сохраняя на лице невозмутимое спокойствие. Его глаза, однако, непрерывно сканировали помещение, оценивая ситуацию. Репин заметил, как его спутник едва заметно кивнул в сторону пожарного выхода.

– Кто такие? – спросил главный, тот самый, что говорил по рации. Его лицо было наполовину скрыто черной банданой, но глаза смотрели цепко, оценивающе. – Что делаете здесь в такое время? Отвечать быстро и честно!

– Местные мы, – спокойно ответил Баренцев, словно вел светскую беседу. – За продуктами пришли, как все. Времена неспокойные. Слышали стрельбу на улице, вот и решили переждать здесь.

– А может, вы шпионы? – прищурился второй боевик, нервно поглядывая в окно. – Может, за нами следите?

– Зачем ружье? – прищурился человек со шрамом, поигрывая двустволкой. – Для простых покупателей слишком хорошо вооружены.

– Защищаться от этих тварей, – Влад пожал плечами. – Сами видите, что творится. Я свой дом и семью защищать должен.

Один из террористов начал обыскивать их, грубо ощупывая карманы и одежду. Его руки дрожали от напряжения. Семен затаил дыхание, когда чужие руки скользнули по его карманам, но швейцарский нож, спрятанный в потайном кармане пуховика, остался незамеченным.

Боевики переглянулись. Тот, что был ранен, тяжело опустился на пол у кассы, прижимая рану. Его дыхание было тяжелым, прерывистым. Кровь уже пропитала его куртку и начала собираться лужицей на полу. Он что-то простонал на своем языке.

– Что с ним случилось? – спросил Влад, кивая на раненого. – Может, помощь нужна?

– Много вопросов задаешь, старик, – огрызнулся человек со шрамом, угрожающе надвигаясь на Влада. – Еще слово, и я тебе язык укорочу.

Двое террористов начали переговариваться между собой на языке, который Репин не мог определить – что-то среднее между фарси и узбекским. По крайней мере ему так показалось – в языках он был совсем не силен. А уж в языках Центральной Азии – и подавно.

Говорили они быстро, отрывисто, иногда переходя на шепот. В их голосах звучало напряжение. Один постоянно поглядывал в окно, второй нервно теребил ремень автомата.

– Шеф, давай их убьем, – вдруг произнес один из них на ломаном русском. – Много видели. Проблема будет. Лишние свидетели нам не нужны.

Главарь что-то резко ответил на своем языке, и спор разгорелся с новой силой. Семен уловил только отдельные русские слова, вплетенные в незнакомую речь – «аптечка», «машина», «птицы», «альфа». Спорили они все громче, размахивая руками и почти забыв про пленников.

– Тихо! – вдруг рявкнул главарь, переходя на русский. – Сначала разберемся с Рустамом. Потом решим, что с ними делать.

Время тянулось мучительно медленно. Колени ныли от холодного пола и осколков, руки затекли.

Один из террористов, с автоматом на ремне, методично потрошил аптечный отдел, бросая бинты и лекарства в пакет. Другой, главарь, держал их под прицелом автомата, нервно поглядывая то на часы, то в окно. За стенами магазина иногда слышались отдаленные выстрелы.

– Воды… – простонал раненый Рустам, его голос был слабым и хриплым. – Пить… Аллах милостивый, дайте воды…

– Можно я дам ему воды? – спросил Репин, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. – И вообще я могу помочь. Я врач. У него серьезное ранение.

– Какой еще врач? – подозрительно спросил главарь, делая шаг вперед. – Откуда мне знать, что ты не лжешь?

– Стоматолог, – ответил Семен. – Но базовую медицинскую помощь оказать смогу. У него явное пулевое ранение, нужна срочная помощь. Без нее он может истечь кровью.

Главарь, тот самый человек со шрамом, держал двустволку Баренцева небрежно, почти равнодушно – явно привыкший к более современному оружию. Он снова что-то быстро сказал на своем языке, в его голосе звучало раздражение. Было видно, что каждая минута промедления его нервирует все больше.

– Хорошо, – наконец сказал главарь, проведя рукой по лицу. – Помоги ему. Только без глупостей. Дернешься – пристрелю. И твоего друга тоже.

Террорист с автоматом подоспел как раз вовремя, и кинул на конвейерную ленту бинты и обезболивающее.

Семен медленно поднялся, чувствуя, как покалывают затекшие ноги. Владислав, воспользовавшись моментом, как бы невзначай полез в карман куртки, делая вид, что разминает затекшие мышцы. Его движения были настолько естественными, что не вызвали подозрений.

Пока Репин осматривал рану Рустама, его рука незаметно скользнула к потайному карману. Швейцарский нож казался единственной надеждой на спасение.

Рана была серьезной – пуля прошла навылет через мягкие ткани бедра, задев артерию.

– Мне нужно промыть рану, – сказал он, поворачиваясь к Баренцеву.

– У меня тут как раз есть чем…

Все произошло одновременно. Влад выхватил бутылку коньяка и с размаху ударил ею человека со шрамом по голове. В тот же момент Семен вонзил швейцарский нож в бедро боевика, державшего автомат – прямо в артерию. Уроки анатомии не прошли даром. Стекло разлетелось вдребезги, алкоголь брызнул во все стороны, смешиваясь с кровью и криками боли.

– Сука! Убью! – заорал раненый боевик, хватаясь за голову.

Двустволка выпала из ослабевших рук боевика, и Влад, несмотря на свой возраст и диагноз, змеей скользнул за ней.

Он подхватил ружье в падении, перекатился за прилавок и выстрелил дважды. Первый выстрел попал главарю в ногу, второй – в плечо боевика с автоматом, разворотив часть бронежилета, заставив того рухнуть с криком боли.

Раненый Рустам попытался достать пистолет, но Семен, выдернув нож из бедра первого боевика, ударил его рукоятью в висок, вложив в удар весь страх и адреналин последних минут.

– Бежим! – крикнул Баренцев, хватая тележку с продуктами. – Сейчас здесь будет жарко!

Они вылетели через служебный выход под звуки выстрелов и крики боли. Последнее, что слышал Репин, был поток ругательств на незнакомом языке, смешанный с запахом пороха, крови и разлитого коньяка.

Они вылетели на парковку, толкая перед собой тележку с припасами. Позади раздались выстрелы – боевики пришли в себя быстрее, чем ожидалось. Пули свистели над головами, высекая искры из асфальта и брошенных машин.

Влад развернулся на бегу, вскидывая двустволку. Первый выстрел прогремел как удар грома, заставив нападавших нырнуть за укрытие. Второй выстрел разнес витрину магазина над их головами, осыпав осколками стекла.

– Получайте, суки! – прорычал старик, на ходу перезаряжая ружье. – К машине, Семен! Живо!

Они петляли между брошенными автомобилями, используя их как прикрытие. Репин толкал тележку, чувствуя, как рубашка прилипает к спине от пота.

Боевики перегруппировались, пытаясь зайти с флангов. Один из них, прихрамывая, выскочил из-за угла магазина с автоматом наперевес. Влад среагировал мгновенно – двустволка рявкнула в третий раз, сбивая террориста с ног.

– Аллаху акбар! – донеслось со стороны магазина, и новая очередь прошила воздух над их головами.

– Пригнись! – крикнул Владислав, снова стреляя. Четвертый выстрел разворотил капот машины, за которой прятался один из нападавших. – Давай, давай! Еще немного!

Они добежали до Рено, и Семен лихорадочно начал перегружать припасы в багажник. Бутылки с водой, консервы, упаковки с едой – все летело внутрь в беспорядке. Влад прикрывал их, расстреляв последние два патрона. Один из выстрелов попал точно в цель – боевик, высунувшийся из-за колонны, рухнул с простреленным плечом.

– Садись! – Баренцев запрыгнул за руль, едва Репин захлопнул багажник. – Держись крепче!

Двигатель взревел, и машина рванула с места, визжа покрышками. Одна пуля пробила багажник, другая раскрошила боковое зеркало. Семен пригнулся, чувствуя, как осколки сыплются ему за шиворот.

Рено вылетел на главную дорогу, оставляя позади крики ярости и беспорядочную стрельбу. Влад вел машину как настоящий гонщик, лавируя между брошенным транспортом.

Когда звуки выстрелов стихли, старик усмехнулся и, не отрывая взгляда от дороги, произнес:

– Ну что, теперь можно и твою подружку навестить. В стоматологии, говоришь?

Репин вздрогнул, осознавая, что Владислав все понял. Понял настоящую причину, по которой ему так нужно было попасть в клинику. В его тоне слышалась странная смесь понимания и иронии – словно старый охотник давно раскусил все его секреты, но решил подыграть до поры до времени.

Глава 5: «У малой птахи – сердце в страхе»

Всего одну серию «Звере-шариков» назад это была гостиная. Огромная: попробуй добежать до другого угла – споткнешься на счет «два». Со светлыми стенами: как молочная река. С диваном и креслами: цвета ягодного киселя.

Это была гостиная, не прощальный зал.

Всего одну серию «Звере-шариков» назад агонии не было. Двоюродная бабушка расставляла на кухне тарелки. Три, как обычно в вечер пятницы. В квартире царствовал аромат запеченной индейки с картошкой, как знамение неминуемого возвращения дедушки. Так пахнет ожидание.

Запеченной индейкой, не подгоревшим мясом.

Всего одну серию «Звере-шариков» назад паническая атака еще не родилась. Все было нормально. Абсолютно нормально. Солнце за окном, как опытный фокусник, спрятало в рукав сумерек последний луч. Барашек с Пингвиняшем – двое плюшевых простофиль с планеты Кресландия – спорили о маршрутах через космос, стоя на ковре из чьей-то шерсти. Мягким, как облако, застрявшее в гостиной.

Пингвиняш, не гигантский человеко-ворон.

Когда ты видишь настоящего монстра, мультяшные персонажи теряют свою магию навсегда.

– Нет, господин Пингвиняш, сегодня мы не полетим на воздушном шаре! Он порвался, – воодушевленно воскликнула Аделина Баренцева, поднося куклу барашка к кукле пингвина.

Телевизор бормотал на фоне – старый мультик, который она видела столько раз, что может проговаривать реплики наизусть. Учебники лежали на столе, домашка сделана час назад. Примерная девочка. Потому что: если ты не будешь примерной девочкой, кто знает, что еще может развалиться в твоей жизни?

Кукла-пингвин с потертым мехом и пластиковыми глазами-бусинами. Это все, что у нее осталось от прошлого. Прошлого, где папа не сидел за решеткой за то, что пытался раздобыть денег на лечение деда нечестным путем. От той жизни, где мама не глотала таблетки горстями, запивая их дешевым вином, не выдержав одиночества и безысходности.

Пингвиняш теперь жил с ней и дедом в маленькой квартирке на окраине города. Старая, но чистая и уютная – эта квартира стала их убежищем от жестокой реальности.

Дедушка часто гладил внучку по голове и шептал, что все будет хорошо. И Аделина верила – не могла не верить, глядя в добрые морщинистые глаза. А пингвин молча наблюдал с полки, храня в себе воспоминания о счастливых днях и надежду на лучшее будущее.

По ночам, когда деда Влад думал, что внучка спит, девочка слышала тихие всхлипы с кухни под звон стеклянной посуды. Она крепче прижимала к себе потрепанного пингвина и беззвучно плакала вместе с дедом, мечтая о том дне, когда папа вернется домой, а мама снова станет прежней – веселой и любящей.

Бабушка Жанна, двоюродная бабуля Аделины, часто навещала их. И сегодня она вернулась домой, когда маленькая стрелка часов уже прошла половину пути между шестеркой и семеркой. По пятницам она всегда приходила в одно и то же время, словно заведенная кукла из старинной шкатулки. Даже соседи сверяли по ней часы – «О, Жанна Михайловна идет, значит без пятнадцати семь». В подъезде пахло жареной рыбой от квартиры напротив и кошачьей переноской, которую только что пронесла мимо соседка с третьего этажа.

Она открыла дверь своим ключом – старым латунным, с головкой в виде ромбика. Этот ключ ей когда-то давно вручил дедушка, еще до того, как его руки начали дрожать.

Бедный дедуля. За последние два года с ним случилось столько грустных вещей. Сначала он потерял свою любимую жену Нину – бабушку, которую Аделина обожала всем сердцем. Она умерла от аневризмы грудного отдела так внезапно, что никто не успел попрощаться.

А потом и сам дедушка начал угасать. Он бы до сих пор играл с ней в «Монополию» и готовил блинчики с малиновым вареньем, если бы не эта злая болезнь, постепенно обездвиживая его руки. И когда доктора в своих хрустящих белых халатах стали говорить страшные слова «ухудшение» и «прогрессирование» все чаще, к тому моменту дедушка стал похож на одну из кукол Аделины со скрюченными пальцами.

Тут-то на помощь и пришла сестра деда – Жанна Баренцева, которую Аделина очень любила. Она развелась много лет назад и сразу же вернула себе старую фамилию, как будто хотела совсем забыть про бывшего мужа. Тот словно растворился в воздухе, когда она начала запивать грустные истории своих пациентов коньяком. Но вскоре она все же взяла себя в руки и бросила пить насовсем.

Теперь она ведет клуб для анонимных пьяниц и помогает другим людям справиться с этой проблемой. Она говорит, что быть психологом – это совсем не так круто, как показывают в кино. На самом деле приходится целыми днями выслушивать бесконечные истории других людей, и к вечеру голова становится такой тяжелой, будто в нее налили воды.

– Аделиночка, я дома, – крикнула бабушка, когда вошла в квартиру.

Медицинский, где она преподавала два раза в неделю и вела курсы для бывших пьяниц был в двух шагах. Вон он – просто выгляни в окно со второго этажа.

Бабушка Жанна прошла на кухню, шурша пакетом.

Шоколадные яйца и леденцы из ближайшего магазина для любимой внучки. Обнимания и ласковые слова. Ее любимое ток-шоу по телевизору на кухне и противень с огромной индейкой в фольге. Ничего необычного. Обычный вечер пятницы.

Желтый свет лампы над столом делал ее седеющие волосы золотистыми. Она начала резать картошку – методично, ровными кубиками. Из духовки тянуло ароматом индейки с розмарином и чесноком – запах такой вкусный, что у Аделины заурчал живот. Старые часы на стене, которые дедушка привез из своей последней командировки в Москву, мерно отсчитывали секунды.

На подоконнике стояли горшки с пряными травами – любимое бабушкино увлечение, которое она принесла и в их дом. Базилик, тимьян, розмарин – запахи смешивались с ароматом готовящейся индейки. Бабушка Жанна всегда говорила, что готовка – это как алхимия, где каждая специя – это магический ингредиент, способный превратить простые продукты в золото вкуса. Но сегодня что-то было не так с этим волшебным процессом.

Аделина заметила, как бабуля все чаще останавливается и смотрит на свою правую руку. Там, чуть выше запястья с браслетами, была странная ранка – красная и припухшая, похожая на след от укола огромной иглой или, может быть, от крошечного копья.

Вокруг ранки расползались темные точки, похожие на россыпь чернильных капель. Аделина могла поклясться, что каждый раз, когда она смотрела на руку бабушки, этих точек становилось больше, будто кто-то невидимый рисовал их ручкой.

– Бабуль, что с твоей рукой? Это выглядит страшно, – прошептала Аделина, теребя край своей футболки с единорогом. – Может, надо к врачу? Или хотя бы помазать чем-нибудь?

Бабушка на секунду замерла, ее нож застыл над недорезанной картошкой. В кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов и гудением холодильника. Капля воды из плохо закрытого крана упала в раковину с громким «плинь».

– Все хорошо, солнышко, – улыбнулась бабушка, но улыбка вышла какой-то кривой, неестественной. Ее глаза будто остекленели. – Просто царапина. Наверное, поцарапалась, когда несла папки на работе. Ты же знаешь, какие у нас в университете тяжелые двери.

– Но она какая-то странная… И эти черные точки… Они как будто двигаются, бабуль! Я видела!

– Тебе кажется, милая. Просто тени так падают, – бабушка попыталась рассмеяться, но смех вышел хриплым и каким-то надломленным.

– Аделиночка, – бабушкин голос дрогнул, – иди поиграй с Пингвиняшем. Я позову тебя, когда ужин будет готов. И… и не открывай окна, хорошо? На улице… прохладно.

Аделина побежала в гостиную, прижимая к груди потрепанного плюшевого пингвина. Его правый глаз-пуговица давно болтался на ниточке, а на животе была заплатка из старого маминого платья – единственная вещь, которая осталась у Аделины на память о ней. Мама всегда говорила, что у Пингвиняша особенная магия – он отгоняет плохие сны и защищает от монстров. Но сейчас, почему-то, даже крепко прижимая его к себе, Аделина чувствовала, как по спине бегут мурашки.

За окном сгущались сумерки. Туман наползал со стороны парка – густой и серый, как дым от древних костров. Он растекался между домами подобно призрачной реке, заполняя каждую улицу и переулок. Даже медицинского университета, где бабушка учила студентов-психологов премудростям человеческой души, не было видно за этой непроницаемой завесой.

Вдруг в тумане что-то промелькнуло – огромное, размером с мотоцикл, с очертаниями, похожими на гигантскую птицу. Или человека с крыльями?

Силуэт был размытым, как будто сам туман формировал его контуры.

Оно двигалось неестественно быстро для своих размеров, словно кто-то перематывал пленку. В какой-то момент существо, казалось, повернуло голову в сторону их окна, и Аделине показалось, что она увидела глаза – огромные, светящиеся красным, как стоп-сигналы.

Аделина подбежала к подоконнику, оставляя следы маленьких ладошек на стекле. Она вглядывалась в белесую мглу, но существо исчезло так же внезапно, как появилось. Только где-то вдалеке прозвучал странный крик – не похожий ни на что, что она слышала раньше. Он был одновременно похож на скрежет металла и на человеческий вопль, от которого волосы на затылке встали дыбом.

И тут произошло нечто по-настоящему жуткое: оба телевизора – новенький смарт-телевизор в гостиной и старенький Самсунг на кухне – одновременно замигали.

Сначала изображение просто поплыло, превращая веселых мультяшных героев в размытые пятна. Потом экран погас, погрузив комнату в полумрак, а когда вспыхнул снова, вместо веселого мультика про Звере-шариков появилось объявление желтыми буквами на черном фоне.

«ВНИМАНИЕ! СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ И НЕ ПОКИДАЙТЕ ВАШ ДОМ!», – первая строчка казалась больше остальных, она словно кричала с экрана. «Ситуация под контролем, военные и полиция принимают все необходимые меры. Все дороги из города будут перекрыты до окончания карантина. Нарушители будут арестованы. Никому не открывайте дверь. Дверные и оконные проемы вашего дома лучше усилить досками». Последняя фраза мигала особенно настойчиво: «Повторяем: не покидайте ваш дом и не посещайте места больших скоплений людей».

А потом, совсем мелким шрифтом, внизу экрана появилась еще одна строчка, которая захватила дыхание Аделины: «Если вы подверглись нападению птиц и получили ранения или любого рода отметины на коже, немедленно сообщите по номеру горячей линии».