Черные перья

Впереди возвышался многоквартирный дом, третий этаж которого был объят пламенем. Огонь, словно живое существо, жадно перебирался на другие этажи, пожирая все на своем пути.

Женщина с двумя детьми, согнувшись под тяжестью огромных сумок на плечах, со слезами на глазах бежала вдоль тротуара. Ее старший сын, лет десяти, тащил за руку младшую сестренку, которая едва поспевала за ними. Из других кварталов доносились выстрелы и хлопки, перемежающиеся с криками и звоном разбитого стекла.

И над этим апокалиптическим пейзажем, словно стервятники, кружили военные вертолеты, а в воздухе жужжали дроны, их красные огни мерцали в сгущающихся сумерках.

– М-да… – задумчиво произнес Влад, крепче сжимая руль. – Стоило оставить город на денек, и вот во что вы его превратили!

Внезапно, словно по чьей-то злой воле, погасли фонарные столбы и все светофоры, погружая улицы во тьму. Город, казалось, затаил дыхание, и в этой зловещей тишине опускался густой туман, скрывая за собой происходящий хаос.

Через мутную пелену, Владислав разглядел два массивных силуэта, парящих в воздухе. Они двигались плавно, но с какой-то хищной грацией, которую он никогда прежде не видел у птиц. В их движениях было что-то противоестественное, словно они нарушали сами законы аэродинамики.

– Чтоб меня… – прошептал Баренцев, чувствуя, как волосы встают дыбом на затылке. – Это что за чертовщина такая? Размером с лошадь, не меньше!

Существа, напоминающие гигантских птиц, стремительно удалялись, их размах крыльев казался невероятным даже на расстоянии. В тусклом свете заходящего солнца их силуэты отбрасывали неестественно длинные тени на стены домов. Рено Дастер натужно ревел, пытаясь сократить дистанцию между охотником и его потенциальной добычей, подпрыгивая на каждой выбоине разбитой дороги.

На пересечении с главной дорогой Владислав едва успел выжать тормоз – поток машин несся на бешеной скорости, все стремились выбраться из этой части города. Визг тормозов и запах паленой резины заставили его сердце пропустить удар.

Облегченно выдохнув и чувствуя, как дрожат руки от выброса адреналина, он начал сдавать назад: таинственные крылатые силуэты растворились в сумраке вечернего неба.

Владислав припарковал Дастер у обочины, заглушив двигатель, который издал напоследок характерное металлическое позвякивание. Он нажал на кнопку и где-то позади открылся багажник автомобиля. Электрический замок, который он установил в местном сервисе после того, как узнал про диагноз, сработал как по команде.

Он вышел, доставая из кармана помятую пачку Esse Secret – единственную марку сигарет, которую курил последние лет пять. Он прикурил тонкую сигарету, игнорируя воображаемые насмешки других охотников над его «женскими» сигаретами. Дым привычно обжег горло, принося с собой временное успокоение.

Слегка прихрамывая, он добрался до багажника. Рядом с аккуратно упакованными в полиэтилен утками, от которых все еще исходил легкий запах болотной тины, лежала початая коробка патронов. Баренцев методично распределил шестнадцать оставшихся патронов по карманам потертой охотничьей куртки. Каждый патрон ложился в карман с характерным тяжелым постукиванием. Запасная коробка ждала своего часа в глубине багажника, спрятанная под старым брезентовым чехлом.

Захлопнув крышку багажника с глухим металлическим звуком, он открыл заднюю дверь и извлек свою верную двустволку. Металл холодил ладонь, а вес ружья внушал ощущение безопасности в этот вечер, полный необъяснимых событий.

Влад сплюнул окурок, наблюдая, как последняя струйка дыма растворялась в воздухе. Семь патронов в патронташе на прикладе – как семь печатей апокалипсиса. Каждый патрон занимал свое место с тихим, почти интимным щелчком.

– Теперь другое дело, – пробормотал он. Пусть эти летающие черти только попробуют явиться снова. Добро пожаловать на представление, паршивцы.

Он уже собирался залезть обратно в машину, положил ружье на пассажирское – туда, где раньше сидела Нина, – когда реальность снова решила преподнести сюрприз.

Из-за угла дома вылетели два существа, похожие на что-то из доисторических кошмаров, и они, невероятно, но факт, тащили в когтях целый автомобиль. Внутри машины, метался светло-русый мужчина. Он размахивал руками, и сигналил.

Влад схватил ружье со всей скоростью, на которую были способны его непослушные руки. Дверца Рено стала импровизированным упором.

Прицел. Выстрел. Готово.

Дробь впилась в плечо первой твари, и воздух разорвал крик – так, наверное, звучит боль в чистом виде. Птица начала падать, утягивая за собой своего сообщника вместе с машиной.

Законы физики неумолимы, особенно когда дело касается летающих автомобилей.

Мужчина в падающем Фольксвагене закрывал лицо руками – древний инстинкт «не вижу – не существует». Удар был такой, что даже у Влада зубы клацнули.

А потом случилось нелепое: оказалось, что водитель все еще давил на газ, словно мог укатить от преследователей в воздухе. Фольксваген, как в плохом боевике, покатился вперед на тротуар: прямо ко входу в метро. Он протаранил стеклянные двери, как взбесившийся бык красную тряпку, и скрылся, оставив после себя покореженный металл и груду осколков.

Обе птицы – на удивление живучие создания – развернулись к Баренцеву. Он перезаряжал ружье, бормоча проклятия сквозь зубы. Его пальцы, предатели, дрожали все сильнее.

Выстрел – и первая, раненная тварь рухнула, оставив на асфальте абстрактный рисунок.

Но вторая уже неслась к нему. Влад выстрелил. Голова птицы превратилась в фонтан из перьев и того, что раньше было мозгом. Тело проскользило по асфальту, прочертив на нем след как от протектора, а потом замерло у его ног.

Он подошел к трупу, держа ружье наготове – годы охоты научили его, что мертвое не всегда означает действительно мертвое. Перья на твари были черными и грязными. Когти на лапах могли бы разделать медведя, а клюв был размером с бивень носорога. Красные глаза, теперь пустые и безжизненные, пялились в никуда.

Влад скривился. Но это было еще не все.

Когда он подошел ближе, его челюсть едва не отвисла: у этой твари были руки. Почти человеческие, только покрытые черной чешуей, как у ворона, искривленные и узловатые, словно ветви засохшего дерева. Существо казалось сумасшедшим гибридом ворона и человека.

– Это что еще за чертовщина? – воскликнул Баренцев и подошел ближе к телу, но в этот момент тело дернулось, словно от электрического разряда. Он попятился назад.

Но инстинкты охотника взяли верх над первоначальным страхом. Баренцев достаточно повидал подстреленной дичи, чтобы понять: эти судороги были прощальным «приветом» от существа, которое уже не представляло опасности.

Немного отдышавшись, он вдруг он вспомнил про светловолосого мужчину, Фольксваген которого залетел прямиком в подземку.

Баренцев решил, что нельзя оставлять безоружного малого в городе, который кишит этими птице образными тварями, и стал переходить дорогу в направлении метро.

* * *

Вспышка света.

Семен лежал в ванне, погруженный в обжигающе горячую воду. Пар поднимался вверх спиралями. В правой руке – скальпель. На пульсирующем запястье левой руки.

Это был худший день в его жизни. Так он думал. Так он чувствовал каждой клеткой своего измученного тела.

Его жена всегда была ангелом во плоти. Из тех, кто терпит годами, копит внутри. А потом щелчок. Выключатель. Тьма.

Он точно знал: она не вернется. Никогда. Но мысли о дочери разрывали его изнутри сильнее всего.

Слезы капали в воду одна за другой. Он ненавидел себя. Ненавидел эту ванну. Этот бесконечный день. Эту никчемную жизнь.

«Так будет лучше». Губы искривились в подобии улыбки. Он сделал глубокий вдох.

Оглушительная вибрация. Телефон на раковине, как разъяренная оса.

Это была жена. Развод. Суд. Документы.

Его отчаянные мольбы разбились о короткие гудки в трубке.

Телефон полетел на кафельный пол. Крик застрял где-то между легкими и глоткой.

Мысли кружились в голове. Спина медленно соскользнула по холодному фаянсу.

Дверной звонок прорезал тишину. Вода сомкнулась над его головой. Двадцать секунд пустоты.

Мокрые следы тянулись по полу. Влажный халат. Входная дверь.

Полиция. ДТП. Серебристый джип. Отделение. Анализы. Огромный штраф.

День закончился. Но история только начиналась.

Вспышка света.

Семен Репин очнулся в своей машине, и первое, что он почувствовал – это металлический привкус крови во рту и острую боль в правом боку. Сознание возвращалось медленно, словно выплывая из вязкого тумана, а в ушах стоял непрекращающийся звон. Каждая клетка его тела кричала от боли, а разбитый лоб пульсировал в такт сердцу, отдаваясь глухими ударами где-то в затылке.

Тонкие струйки крови стекали по его левой щеке, капая на рубашку цвета моренго, которую жена подарила ему два года назад на его день рождения.

В салоне машины пахло горелой резиной и антифризом. Белый пар, похожий на призрачные щупальца неведомого существа, вырывался из-под искореженного капота его Фольксвагена Поло. Машина теперь больше напоминала смятую консервную банку.

Передний бампер практически слился с радиаторной решеткой, а лобовое стекло покрылось паутиной трещин, чудом держась в раме. Подушка безопасности, спасшая ему жизнь, теперь безжизненно свисала, как сдувшийся воздушный шарик.

Семен попытался включить радио, аварийную сигнализацию, хотя бы что-то, но электрика была мертва. Его телефон валялся где-то под пассажирским сиденьем. Он попытался дотянуться до него. Нащупав экран пальцами правой руки, он подтянул его к себе и схватил. Связи не было.

Гранитные плиты на массивной бетонной стене над ним складывались в какой-то сюрреалистический узор, напоминающий лица, искаженные в немом крике. Тусклая вывеска «КАССЫ» мерцала болезненным желтоватым светом, периодически погружая все вокруг в зловещую темноту.

Неработающие кассовые окна зияли черными провалами, а безжизненные билетные автоматы стояли молчаливыми часовыми справа от его разбитой машины. Где-то вдалеке завыла сирена, но звук быстро стих, словно его поглотила неестественная тишина станции метро.

Каждое движение отдавалось острой болью во всем теле, когда он толкнул тяжелую дверь. Петли натужно заскрипели, будто протестуя против нарушения тишины. Прохладный подземный воздух ударил в лицо, принося с собой странный металлический привкус.

За рядом хромированных турникетов, там внизу, после ступеней, открывался вид на станцию метро – огромное пространство, которое должно было пульсировать жизнью, но вместо этого походило на декорации к какому-то сюрреалистическому фильму ужасов. Мраморный пол был усеян осколками стекла и какими-то бумагами. Десятки люминесцентных ламп над платформой дергались в конвульсивном танце. Их свет создавал тени на мраморных стенах и колоннах. Некоторые лампы издавали тихое жужжание, другие время от времени выстреливали снопами искр.

Несколько темных фигур – живые люди, он отчаянно надеялся на это – механически двигались к прибывающему поезду. Их шаги смешивались с гулом приближающегося состава. Они исчезали в темной утробе вагонов, но никто, абсолютно никто не выходил наружу.

Семен заметил, что все они двигались как-то странно отрывисто, и никто из них не разговаривал. Это противоречило всякой логике, всему его двадцатилетнему опыту врача и просто здравому смыслу. Что-то было категорически неправильно в этой картине.

Но самым тревожным было не это. На гранитном полу станции, как небрежно брошенные манекены, лежали неподвижные тела в разных позах. Некоторые – лицом вниз, другие – скрючившись, словно в последней агонии. Рядом с телами валялись портфели, сумки, один детский рюкзак с изображением супергероя.

В воздухе висел странный металлический запах, смешанный с чем-то еще, чего Семен никогда раньше не встречал.

Последний поезд с глухим рычанием уехал в темноту тоннеля, оставив за собой гулкую, давящую пустоту.

Репин снова посмотрел на свой разбитый Фольксваген, и горькая усмешка исказила его окровавленное лицо. «Теперь только на металлолом,» – пронеслось в его гудящей голове. Страховка едва ли покроет и половину стоимости ремонта.

Звук. Прямо в центре станции. Едва различимый, но определенно человеческий – что-то среднее между стоном и хрипом. Репин развернулся так резко, что в шее что-то хрустнуло. В мерцающем свете одно из тел начало двигаться, медленно и неестественно принимая вертикальное положение. Это был мужчина в деловом костюме и пальто, но что-то с ним было категорически не так.

– Эй! Эй! Мужчина! – голос Семена сорвался на крик. Он бросился вперед и стал спускаться по ступеням. – Не вставайте так резко! Я врач, я помогу!

Его шаги гулко отдавались в пустом пространстве станции, а сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Но что-то было крайне странно. Человек у мраморной колонны трясся, как в припадке, но эти движения не походили ни на один известный Семену вид судорог. Его конечности двигались рывками, будто управляемые невидимыми нитями, а кожа… его кожа начала меняться прямо на глазах.

Репин застыл в пяти метрах от пострадавшего, не веря своим глазам: густой черный пух покрывал кожу существа, а из разорванной кожаной обуви торчали длинные, загнутые когти. Дорогой кожаный портфель валялся рядом, из него высыпались какие-то документы.

– Что за на хрен? – слова вырвались сами собой. Семен почувствовал, как по спине побежали мурашки, а во рту пересохло.

Существо повернулось к нему одним резким, неестественным движением. Его шея изогнулась под невозможным углом. Оно дернулось вперед, но вдруг остановилось, его голова начала вращаться с невозможной скоростью, создавая размытое пятно. Крик, который оно издало, не был похож ни на что человеческое – высокий, вибрирующий звук, от которого, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Семен смотрел, парализованный первобытным ужасом, как кожа на лице существа лопается с влажным звуком, выпуская наружу огромный, покрытый чешуей клюв. Галстук существа, когда-то аккуратно повязанный, теперь болтался как удавка. Глаза загорелись кроваво-красным светом, как два раскаленных угля в кузнечном горне. От существа исходил едва уловимый запах чего-то химического.

Репин отступал назад, спотыкаясь о собственные ноги, пока существо, бывшее когда-то человеком, надвигалось на него неровной, дергающейся походкой. Его когти царапали гранитный пол, оставляя глубокие борозды. Семен выпрямился, готовясь к худшему, когда два оглушительных выстрела разорвали тишину. Звук был такой мощный, что на мгновение Семен оглох. Голова мутанта разлетелась кровавым облаком, забрызгав ближайшую колонну чем-то черным и вязким. Тело существа еще несколько секунд стояло, покачиваясь, а затем рухнуло на пол.

В десяти метрах позади него, там наверху, стоял высокий старик в потертой защитного цвета куртке. В его морщинистых, но крепких руках дымилась массивная двустволка, а на поясе висел внушительных размеров охотничий нож в потертых кожаных ножнах. Его седеющие волосы были зачесаны набок, а глаза смотрели цепко и внимательно.

– Не стой столбом, сынок, – прохрипел старик, перезаряжая ружье. – Что-то подсказывает мне: это еще не конец.

И в этот самый момент, как будто в подтверждение его слов, из темноты тоннеля донесся многоголосый крик.

Глава 4: «Голуби в своих краях, да на птичьих правах»

В голове мелькали один за другим все его наставления.

«Если хочется выпить – позвони». Но как позвонить, когда чертов телефон не работает?

«Читай молитву о душевном покое». Он попробовал, но слова запутались, застряли прямо в горле.

«Вспоминай, к чему приводила выпивка». О, это он помнил хорошо. Может быть, даже слишком.

Но обязанности спонсора на этом не заканчиваются.

Иногда приходится быть и психологом, и священником в одном лице. Когда подопечный срывается – а это случается чаще, чем хотелось бы – спонсор должен быть готов подхватить его, не дать упасть в бездну окончательно. Это как быть родителем для взрослого ребенка, который постоянно пытается сунуть пальцы в розетку. Только вместо розетки – бутылка водки в магазине на углу.

И еще спонсор – это живое напоминание о том, что трезвая жизнь возможна.

Когда ты видишь человека, который год назад валялся в канаве, а теперь ведет успешный бизнес и помогает другим, это дает надежду. Надежду, что и ты сможешь выкарабкаться из этого дерьма. Что однажды утром ты проснешься и не будешь чувствовать себя куском мусора. Что сможешь смотреть людям в глаза, не испытывая стыда.

А еще спонсор учит быть честным. Прежде всего – с самим собой. Потому что алкоголик – главный мастер по части самообмана. «Я могу контролировать выпивку», «Это последний раз», «Я пью не больше других» – все эти сказки спонсор слышал тысячу раз. И его задача – разрушить эту стену лжи, которую алкоголик строил годами. Кирпичик за кирпичиком. Пока не останется только правда, какой бы горькой она ни была.

Семен Репин помнил все это, и все равно не был уверен – действительно ли он сейчас трезв.

Знаете, что самое паршивое в завязке? То, что реальность иногда становится более безумной, чем любой алкогольный бред. Можно помнить свои худшие запои – розовых слонов на потолке, зеленых чертей в углу комнаты, даже говорящую морскую свинку бывшей. Но такое… такое даже в самом тяжелом делирии никому не мерещилось.

Евгений всегда говорил: «Семен, когда захочется выпить – позвони. В любое время дня и ночи». Интересно, что бы он сказал сейчас? «Держись, друг, это просто еще одно испытание»? Или «Поздравляю, ты дожил до конца света на трезвую голову»?

Говорят, перед концом света люди должны видеть знаки. Падающие звезды, дождь из лягушек или солнечное затмение, на худой конец. Должны быть пророчества, предсказания, хотя бы чье-то смутное предчувствие беды. Но в тот морозный апрельский вечер не было ничего такого – только обычный закат над Нижним Новгородом, застывшие лужи на асфальте и редкие облака, плывущие в сумерках.

Между нами докторами: человеческий мозг способен выдержать семь минут полного ужаса, прежде чем начнет отключаться. Семь минут абсолютного, чистого страха – и сознание милосердно гаснет.

У Семена Репина было всего три минуты и сорок секунд чистого ужаса в подземке, но ему показалось, что прошла целая вечность и Евгений в его голове твердил, что он должен начинать все сначала.

– Меня зовут Владислав! – прохрипел старик, пока они карабкались по ступеням наверх. Его двустволка все еще дымилась, а в воздухе висел запах пороха, смешанный с тем химическим зловонием, от которого становилось не по себе.

Семен пытался отдышаться, согнувшись пополам у выхода из метро. Кровь из рассеченного лба заливала глаза, и мир вокруг казался размытым красным пятном. Его желудок скручивало спазмами – то ли от удара головой, то ли от воспоминания о том, как человек в деловом костюме превратился в нечто с клювом и красными глазами.

– Спасибо… спасибо вам, – выдавил он между приступами тошноты.

Владислав окинул его взглядом старого охотника:

– Тебе бы… рану бы обработать. У меня в машине аптечка есть.

Они двинулись к припаркованному Рено Дастеру преодолевая перекресток по диагонали. Бешеный поток автомобилей, казалось, наконец иссяк. Семен шел следом за своим спасителем, когда заметил их – два огромных трупа на асфальте. Птицы-мутанты лежали в лужах собственной крови, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не совсем красной. В ней переливались странные зеленоватые прожилки.

– Не трогай их! – предупредил Владислав, заметив, как Семен потянулся к одному из тел.

Репин отдернул руку. Его внимание привлекли человеческие конечности существ – руки с длинными пальцами, покрытые черной чешуей. Вокруг их клювов все еще мерцало слабое зеленоватое свечение – видимо все те же следы странной крови, а глаза, даже мертвые, казались обведенными сиреневыми тенями, как у готической модели.

Тот же химический запах, который он почувствовал в метро, здесь был еще сильнее. Семен поспешил к машине, зажимая нос рукавом пуховика.

В салоне Рено пахло кожей, порохом и чем-то неуловимо домашним. Владислав передал ему потрепанную аптечку.

– Ну и дела творятся, – проворчал старик, безуспешно пытаясь поймать сигнал на мобильном. – Слышал про военных на выездах из города?

– Да, – Семен рылся в аптечке, выискивая перекись и пластырь. Его пальцы дрожали.

– Родня в городе есть? – Влад помолчал. – И как звать-то тебя?

– Семен. Семен Репин, – он прижал к ране смоченную перекисью марлю. – В городе только моя ассистентка. Я сам стоматолог.

При слове «ассистентка» глаза Семена сверкнули, и старик понимающе усмехнулся.

– О, стоматолог! – голос Владислав заполнил салон. – Мне как раз зубы подлечить не помешало бы! – Старик рассмеялся собственной шутке, но Семен даже не улыбнулся.

– Жена… бывшая жена и дочь в Москве, – его голос звучал глухо, как из колодца. – Надеюсь, с ними все нормально.

Владислав вздохнул, вспомнив об Аделине. Его пальцы крепче сжали руль.

– Должны быть в порядке. Раз военные блокируют город, значит, зараза здесь, в Нижнем, – он помолчал. – Моя сестра сейчас присматривает за внучкой, в Сормовском районе. Надо забрать их. Потом можем вместе попробовать выбраться отсюда.

«Неужто опять в универ?» – промелькнуло в голове у Репина. Возвращаться сейчас туда как-то не хотелось, тем более что у него были свои интересы.

– Можем заехать в мою клинику? – Семен закончил с перевязкой. – У меня там пистолет, девять миллиметров.

– Девять миллиметров? – Влад хмыкнул. – Этих тварей такой пукалкой даже не напугаешь…

– Лучше, чем голые руки, – огрызнулся Семен.

Но дело было не в оружии. Он думал о Регине. О том дне, когда он открыл новую клинику – крошечный кабинет после того, как пришлось продать старую и отдать половину бывшей при разводе – она пришла устраиваться на работу.

Между ними не было ничего серьезного. Просто секс в его кабинете после работы. Регулярный, горячий, отчаянный секс – как будто оба пытались что-то доказать самим себе. Но он не мог уехать, не убедившись, что с ней все в порядке. Еще один призрак для бессонных ночей – это последнее, что ему сейчас нужно.

– Ладно, парень, – сказал Влад и уставился на Сэма тем особым взглядом, которым смотрят на человека, чьи секреты видят насквозь. Взглядом старого волка, повидавшего слишком много зим. – Сделаем это. Но сначала… – он достал из внутреннего кармана потертую фляжку, блеснувшую в тусклом свете салона, как чешуя древней рыбы, и сделал глоток. Запах дешевого коньяка наполнил машину, смешиваясь с металлическим привкусом крови и пороха.

Баренцев протянул фляжку Сэму. Тот смотрел на нее, как на гремучую змею, готовую в любой момент вцепиться в горло. Его пальцы непроизвольно дернулись, выдавая внутреннюю борьбу.

– Я не пью, – отрезал он с той особой твердостью в голосе, которая появляется только у людей, знающих цену каждой капле алкоголя. Той твердостью, что выковывается годами борьбы с собственными демонами. – И вам не советую. Особенно за рулем.

– Брось! – Влад убрал фляжку, но его глаза продолжали смеяться морщинками в уголках, как у старого циркача. – Кто меня остановит? Менты либо драпанули из города, как крысы с тонущего корабля, либо кормят червей где-нибудь в переулках. А оставшиеся помогают военным отстреливать этих пернатых ублюдков. Им точно не до проверки на алкоголь в разгар апокалипсиса.

Двигатель Рено заурчал, как сытый кот, и Влад, подмигнув с хитрецой бывалого контрабандиста, добавил:

– К тому же, все хорошо в меру. Даже конец света. Особенно конец света.

Они проехали несколько кварталов по пустым улицам, где единственными признаками жизни были мигающие светофоры да редкие отблески в окнах домов. Витрины магазинов зияли разбитыми стеклами, как выбитые зубы в улыбке пьяного дебошира. На тротуарах валялись перевернутые мусорные баки, разбросанные вещи и скомканные бумажные стаканчики, кружащиеся в холодном апрельском ветре.

Наконец, впереди показался супермаркет со знакомым логотипом на мерцающей вывеске, чьи буквы подергивались в конвульсиях умирающей неоновой трубки. Автоматические двери судорожно дергались, открываясь и закрываясь каждые несколько секунд, будто у них случился эпилептический припадок. Звук их движения разносился по пустой улице, как механический смех безумного робота.

– Вот что нам нужно! – Влад вырулил на парковку, усеянную брошенными машинами всех мастей и возрастов.

Некоторые были смяты, словно пустые пивные банки после вечеринки, другие превратились в обугленные скелеты, источающие запах горелой резины и расплавленного пластика.

В этот момент из магазина выскочила молодая пара – парень в кожаной куртке и девушка с ярко-розовыми волосами – толкая перед собой тележку, набитую консервами и бутылками воды. Они бежали к жилой многоэтажке за магазином так, будто за ними гнался сам дьявол, спотыкаясь и озираясь через плечо каждые несколько шагов.