Полная версия
Черные перья
Сергей Сергиевский
Черные перья
От автора
Выражаю особую благодарность Александру Вадимовичу Котлубинскому – моему литературному коучу.Без Вас эта книга вряд ли была бы закончена.Посвящается моей дочери – Сергиевской Елизавете.
Пролог
Если бы Юрий Всеволодович, великий князь Владимирский, он же Георгий в крещении, мог предвидеть судьбу своего детища, он бы не осмелился заложить первый кирпичик в основание этого города. Знай он о грядущих событиях, то оставил бы эту землю пустой, окружив ее кольцом сторожевых постов, чтобы ни один путник не забрел сюда случайно. Если бы он только знал какие твари появятся здесь, он бы велел сровнять холмы с землей и затопить все, превратив в одно бескрайнее болото.
Он бы не допустил этого кошмара. Не позволил бы городу стать рассадником неведомой заразы. Тебе бы не пришлось весь этот вечер заниматься тем, что уносить ноги и спасать свою душу. Тебе бы не пришлось наставлять оружие на мирного человека.
О, да: это мерзкое и тошнотворное чувство. Когда ты целишься из старого, потертого временем, огромного двуствольного ружья в любимого человека. Ты словно парализован, а все процессы в твоем организме замедляются вместе со временем и растягиваются в бесконечность. Особенно мыслительные. Голова идет кругом, ты в полном замешательстве, а твои руки предательски дрожат. Желудок просится наружу и никакие твои уговоры, самовнушения или дурацкие аффирмации бессильны здесь помочь.
Но главный вопрос заключается в том: в кого на самом деле ты сейчас целишься? Точнее, нет, немного не так: а действительно ли в человека ты целишься? И дело тут далеко не в моральных ценностях или гуманизме. Просто в некоторых, особенных ситуациях, таких как эта, ты, действительно, не можешь понять кто перед тобой – человек, которого ты знаешь тысячу лет или же какое-то отвратительное существо, словно сошедшее с киноэкрана, из самого извращенного фильма ужасов.
Тварь, что стояла перед ним в полумраке стоматологического кабинета, наполняла пространство дикими воплями. В темноте виднелся лишь силуэт, но он точно знал – раньше это существо было Региной Гроссовой, его прекрасной двадцативосьмилетней любовницей, его ассистентом-стоматологом. Они договорились встретиться здесь сегодня вечером. Все должно было быть совсем иначе, гораздо приятнее, если бы не безумие последних часов.
Между стеной и столом стоял силуэт – огромный, неестественный, заслоняющий собой окно. Существо распрямилось во весь рост, почти касаясь головой потолка.
Крик, который вырвался из его горла, уже не имел ничего общего с голосом Регины. Низкий, утробный звук, похожий на смесь птичьего клекота и рева раненого зверя, заполнил комнату до краев.
По спине пробежала волна холода, и это не имело ничего общего с работающим кондиционером. Предплечья дрожали, удерживая тяжесть ружья. А может, дрожали от осознания чудовищной иронии: все-таки не каждый день тебя пытается убить близкий человек, превратившийся в нечто.
«Господи, как мы докатились до этого?» – мысли метались в голове, пока он пытался вытереть пот со лба рукавом пуховика, не выпуская из рук оружие. Пластырь на его лбу отклеивался. Глаза немного привыкли к темноте и детали стали проступать четче.
Черное тело твари было покрыто белыми лохмотьями – остатками некогда элегантной шелковой блузки Регины. У ног существа валялись клочья серой юбки и черного кружевного нижнего белья.
На столе из красного дерева, стоявшим перед тварью, он увидел бутылку безалкогольного шампанского, два бокала и несколько потухших свечей.
Он на мгновение зажмурился, пытаясь унять нарастающую тревогу, перехватил ружье поудобнее, вжимая приклад в плечо, и сделал осторожный шаг вперед. Существо, заслонявшее собой разбитое окно, открыло глаза – два огромных красных шара, пылающих голодом и яростью.
– Региночка… это ты? – его голос дрогнул, превратившись в надломленный шепот. Он всматривался в эти огненные сгустки, пытаясь найти хоть проблеск человечности, хоть намек на ту, которую любил. Где ее белокурые локоны и невероятные голубые глаза? Куда подевалась ее лучезарная улыбка?
Нет. Ничего из этого больше нет: все исчезло без следа. Вместо этого в комнате стоял спертый запах гипохлорита натрия и этот новый, тошнотворный запах, который источало тело чудовища.
В ответ существо снова издало свой душераздирающий крик. Звук был настолько нечеловеческим, что он зажмурился на мгновение. Тварь медленно вытянула шею, не сводя с него пылающих глаз, и начала огибать стол прерывистыми и дергаными движениями, больше похожими на судороги умирающего. Она раскачивалась, словно маятник – вперед-назад, вперед-назад – пока наконец не замерла, припав к полу. Жест знакомый из передач про дикую природу – именно так хищник готовится к прыжку.
Он понимал, что на кону его жизнь, но не мог заставить себя нажать на спусковой крючок. Руки, словно окаменели, а к горлу незаметно подкрался ком скорби и сожаления. Совесть не давала ему сделать выстрел. Это же Регина! Пусть изменившаяся, пусть искаженная, но где-то там, под этой жуткой оболочкой – она. Его Регги. Просто… немного другая.
Но его холодный голос разум и инстинкт самосохранения говорили в унисон, что если он не вышибет этой твари мозги сию же секунду, если он не разнесет ее череп прямо сейчас, то следующий рассвет встретит уже в качестве ее обеда. И в глубине души он прекрасно понимал, что они были правы.
Его звали Семен Репин, и это было самое тяжелое решение в его жизни.
Откройте рот пошире. Больно не будет.
Выстрел прогремел прежде, чем он осознал, что нажал на курок.
Глава 1: «Крылья Спасения»
Высокая женщина с едва заметными темными кругами под глазами царила в центре комнаты. Она говорила без остановки. Ее руки танцевали в воздухе, изредка поправляя серебристые пряди волос. Будто в трансе, она вплетала медицинские термины в библейские цитаты. Гипнотический набор слов, словно мантра, заполнял кабинет. Браслеты на запястьях вальсировали в воздухе, едва поспевая за темпом ее речи.
Люди, сидящие в зале, внимали каждому слову, будто от этого зависела дальнейшая их судьба.
Лучи закатного солнца, словно раскаленное сияние беспощадных прожекторов, отчаянно пробивали себе путь сквозь небрежно задернутые вертикальные жалюзи. Пластиковые полоски то и дело суетились от каждого дуновения ветра в открытое окно, и тогда лучи проникали внутрь и норовили ударить даму с серебряными волосами прямо в лицо. И когда у них это получалось, женщина щурилась и скрывалась от них, поднося к глазам тыльную сторону ладони, защищаясь ею как щитом. Темно-багровое пятнышко на ее кисти бросалось в глаза как след от причастия на белом покрывале алтаря. Выдержав паузу, она делала шаг в сторону, шурша туфлями по серому ковролину, ища спасения от безжалостного света.
На белой доске за ее спиной витиеватым почерком было выведено: «Шаг №9». Над доской парил плакат с логотипом – белый ангел, устремленный ввысь, и надпись «Сообщество Крылья Спасения». Рядом висела икона Николая Чудотворца.
И, похоже, святой действительно творил чудеса здесь.
Примечание не для медицинской карты: когда тринадцать алкоголиков собираются в одной комнате и говорят о трезвости вместо выпивки – разве это не чудо?
Все они были там. Двенадцать мужчин, окруживших женщину в серой юбке, которая была гораздо длиннее, чем модно, и в зеленом пиджаке, который выглядел так, как будто его купили сразу после Великой Отечественной Войны.
Как верные последователи на проповеди, в разных стадиях отчаяния и покаяния, они сидели на белых металлопластиковых стульях, расставленных полукругом.
Анатомический скелет, вечный немой наблюдатель, ссутулился в углу. На белом шкафу, среди книг с потрескавшимися корешками и колб с засохшими разводами, возвышалась голова-манекен в маске чумного доктора. Вместе со всеми через затемненные линзы она наблюдала, как женщина теребила пальцами жемчужное ожерелье на своей шее, когда кто-то задавал ей вопрос.
Ее розовый от помады рот раскрывался в благодарной улыбке, открывая на миг ряд идеальных зубов, стройных и ровных, как сам Парфенон.
Для справки: алкоголизм убивает медленнее рака, но быстрее старости. Как диабетики прокалывают свои тела инсулином, чтобы остаться здоровыми, так и люди собираются здесь, чтобы поддерживать друг друга. Это – их вакцина против первого глотка.
Вокруг дамы разношерстная публика – будто их всех набрали наобум из разных уголков Нижнего. Но это лишь иллюзия. Каждый приходит сюда по собственной воле. Каждый здесь потому, что уже перепробовал все остальные способы не сдохнуть.
Один из них, старик с морщинистым лицом, слушал, подпирая голову кулаком. Взгляд его устремлялся прямо на женщину, следя за каждым движением ее губ. Другой, молодой парень в потертом свитере, кивал головой после каждого предложения, как будто поддерживал ее до единого слова. Еще один, мужчина средних лет в потускневшем дорогом костюме от «Чудо-Босс», держал свои сложенные ладони перед закрытыми глазами, шептал молитву, изредка крестясь.
Разные миры, но одна зараза. Разная этиология, патогенез схожий. Научный факт: печень алкоголика весит вдвое больше обычной. Представьте себе гнилой арбуз внутри живота.
Вокруг женщины с браслетами «Афродита» на запястьях – поломанные, искореженные судьбы.
Когда надежды нет – остается только верить. Когда ты достиг дна – остается только всплывать, отвязав от себя весь мертвый груз. Либо всплывай, либо становись кормом для рыб. Иной выход – просто захлебнуться.
В стакане с водкой или от собственной блевоты.
Все эти уши, окружившие ее, впитывали каждый слог, каждый выдох. Жадно поглощали. Каждую паузу между словами. Все они улавливали каждую интонацию ее голоса. Напрягали слух, пытаясь различить каждое понижение и повышение. Каждое ускорение и замедление темпа.
Все, кроме Семена Репина. Он сидел возле окна, откинувшись на спинку стула, руки, скрещенные на груди, глаза полные серьезности и внимания, словно он был единственным, кто действительно понимал, что происходит. На его лбу, как на песчаной дюне, выступали три морщины, словно следы от когтей орла.
К сведению пациента: мимические морщины появляются в местах наибольшего напряжения лицевых мышц. У алкоголиков они глубже обычных – от постоянных гримас боли и отвращения.
Пока остальные с упоением слушали тирады серебрянноволосой дамы, он пристально наблюдал, не обращая на слова никакого внимания, словно перед ним было немое кино. Он изучал. Анализировал. Препарировал.
Макияж на ее лице сегодня сиял, как новогодняя елка, что было весьма неестественно. Он буквально маскировал паутину из морщин на ее лице. Минус лет десять, не меньше. И если раньше она сгодилась бы ему только в матери, то сегодня она сошла бы даже за старшую сестру.
«Что же вы задумали Жанна Михайловна? Неужели это все в честь моей годовщины в Крыльях? Очень польщен и, возможно, при других обстоятельствах – встреться мы чуть раньше – может, я бы даже попытался затащить вас в постель.»
Семен нервно почесал ухо, которое вдруг загорелось, как после пощечины. Профессиональная заметка: уши краснеют от прилива крови. Или от стыда за собственные мысли.
Женщина сделала очередной пасс рукой, и вот она перед ним снова – прямо на тыльной стороне ее ладони: маленькая ранка, похожая на свежий ожог от сигары. Красная язвочка с почерневшими краями.
Жанна Баренцева, несомненно, верующая. Но не до такой степени, чтоб у нее открылся стигмат в вечер пятницы, прямо накануне страстной седмицы. Интересно, кто-то еще, из остальных вообще заметил?
Все они здесь – больные люди, а алкоголь – запретный аллерген, который не щадит никого. Отберет у тебя семью, здоровье, деньги, карьеру так, что моргнуть не успеешь. Отнимает все быстрее, чем ты успеваешь сказать «я не алкоголик».
Из дневника стоматолога: среднестатистический алкоголик теряет семью через пять лет после начала активного употребления. Деньги – через три. Самоуважение – с первой же пьянки.
Мы никогда не ценим то, что имеем, пока оно не превращается в то, что мы потеряли. А потом скулим как брошенные щенки под дверью бывшего дома.
Девяносто процентов алкоголиков умирают в одиночестве.
Можно потерять жену – она уйдет тихо, ночью, забрав только самое необходимое. Можно потерять дочь – она перестанет отвечать на звонки, а потом сменит номер. Люди начинают обходить тебя за километр, как будто ты прокаженный. Как будто ты – леший, воняющий перегаром и несбывшимися мечтами.
Добавь к этому неконтролируемое желание трахнуть каждую приглянувшуюся юбку – и развод неизбежен как похмелье после запоя. Именно это случилось с Репиным полтора года назад. Важно отметить: по меньшей мере пятьдесят процентов разводов связаны с алкоголем.
Катерина собрала вещи и испарилась вместе с дочерью. Но не еженедельные скандалы стали последней каплей. Не заблеванный ковер и не разбитое зеркало в ванной. А то, что в ее день рождения он весь вечер пускал слюни на ее лучшую подругу. А потом, пьяный как сапожник, лапал эту самую подругу на лестничной клетке, пытаясь засунуть язык ей в горло. Медицинский момент: алкоголь убивает не только печень, но и способность различать правильное и неправильное.
И потом, спустя три полупьяных месяца после развода, он все-таки взял себя в руки и приполз в этот клуб анонимных алкоголиков, который по случайному стечению обстоятельств, располагался в медицинском университет, который окончил Семен. Снова за парту! Но только теперь учиться жить заново.
Восемьдесят процентов выпускников медицинских вузов имеют проблемы с алкоголем.
Да уж… никогда Семен Репин не мог подумать, что вернется в эти стены. Но не в качестве профессора по хирургической или ортопедической стоматологии, не заведующим кафедрой, и даже не в качестве студента. А одним из этих – потерянных, сломанных, ищущих спасения.
В анонимных алкоголиках он впервые за долгие месяцы почувствовал, что не одинок в своем персональном аду. И прошел ровно год с тех пор, как он отдал свою жизнь высшей силе (смотри первый шаг в методичке «Крылья Спасения»). Вера в высшую силу работает лучше, чем все таблетки от алкоголизма вместе взятые.
Высшая сила – что-то ценнее, чем ты. Что-то важнее, чем ты. Важнее твоего эго размером с Волгу. Ценнее твоего алкоголизма и твоего мнения на этот счет, твоих привычек. Для кого-то высшая сила – это врач, который откачал тебя, когда ты допился до того, что совсем не контролировал ситуацию и потерял сознание прямо посреди улицы. Для кого-то высшая сила – это ребенок, которому ты разбил нос в пьяной ярости.
Дети алкоголиков в четыре раза чаще становятся алкоголиками.
Сэм потер лоб ладонью, будто попытался стереть воспоминания, как надписи с классной доски.
Где-то там его Лидочка, его «папина гордость». Заканчивает школу за четыреста километров, прямо в сердце нашей Родины. Интересное наблюдение: дети алкоголиков часто становятся отличниками – это их способ контролировать хоть что-то в хаотичном мире.
Репин убрал руку с лица и огляделся вокруг. Человеческая кунсткамера во всей красе.
Зубной камень толщиной с коралловый риф. Золотые коронки, сияющие как маяки потерянного благополучия. Беззубые рты – кладбища разрушенных улыбок. Идеальное отбеливание – последняя попытка удержать респектабельность. Налет и кровоточащие десны – визитная карточка алкоголика.
Стоматологическое наблюдение: за десять лет алкоголизма человек теряет в среднем восемь зубов.
В медицинском не учат главному – алкоголь не различает социальных статусов. Возьмем хотя бы этого, сидящем рядом с Семеном, мужика под метр девяносто с хвостом цвета вороньего крыла, с татуировкой на шее и в коричневой косухе. Глядя на золотую цепь толщиной с палец и часами стоимостью как подержанная иномарка, вы вряд ли бы сказали, что этот верзила лет десять назад проснулся в могиле. Буквально.
Его звали Женек – еще одно живое доказательство, что никакое капиталовложение не защитит тебя от падения на дно.
Эту историю он рассказывал миллион раз при Репине. А ему самому – не меньше трех раз, когда они только познакомились здесь, в Крыльях, да и скорефанились.
Кто из вас в трезвом уме и светлой памяти захочет смотреть как мертвецов извлекают из могилы? Никто, конечно, но алкоголь может сыграть с вами злую шутку: Евгений уснул сам прямо в свежевырытой могиле. Улыбалась бы Вам такая перспектива?
Заключение специалиста: температура земли на глубине двух метров всегда около четырех градусов.
Кладбищенский сторож признался тогда, что чуть не обделался, когда услышал утром рев, похожий на зов мамонта из ледникового периода. А это всего лишь храпел наш Женя, обнимая бутылку водки как плюшевого мишку. Оказалось: его друзья-байкеры прикололись. Но как именно он там оказался – белое пятно в его памяти.
Алкогольные провалы в памяти – первый признак того, что ты уже не просто выпиваешь, а тонешь.
Пьяница – это в первую очередь искореженное сознание. Искривленное восприятие. Тот день стал поворотным в жизни Евгения. Он решил завязать, и судьба швырнула его сюда. Удача? На местном диалекте – чудо.
Из практики врача: только три процента алкоголиков успешно бросают пить с первой попытки.
Ну а теперь же, превратившись с годами в местного гуру, он стал Семену не только близким другом, но еще и спонсором. Старший брат в секте трезвенников. Суть проста как дважды два. Каждому новичку в «анонимных» предлагают в наставники более опытного соратника по клубу, который уже прошел все двенадцать ступеней. И он делится с тобой опытом и надеждой, помогает в выздоровлении. Некоторые спонсоры разрешают звонить даже в три часа ночи, если демоны жажды начинают грызть тебе печень.
Так вот и Семен каждый день звонил Жене и говорил 10 благодарностей. А раз в неделю – часовое чтение «Крыльев Спасения», этой библии для пьяниц. Экспертное мнение: ритуалы помогают мозгу создавать новые нейронные связи.
И сейчас этот здоровяк сидел и подмигивал Семену, а рядом с ним на полу стоял его черный чемоданчик. Подними такой – надорвешь спину. А Женька ходил с ним как ни в чем и не бывало. И все эти инструменты из своего автосервиса он притащил, конечно же по просьбе Жанны Михайловны: подкрутить карбюратор ее древнего Шевроле, который не завелся вчера здесь, прямо на парковке университета. А заодно – и подтекающий кран в мужском туалете.
Интересное наблюдение: бывшие алкоголики часто становятся трудоголиками.
Баренцева уронила последние слова и все двенадцать мужчин, как под волшебную флейту, встали и взялись за руки. Время молитвы.
Семен снова оглядел их всех. Интересно как часто им приходят мысли о выпивке? Потому что его самого они преследовали по нескольку раз за неделю. А здесь, в стенах медицинского – где он и получил от одногруппников свое знаменитое погоняло «Сэм» в честь старой компьютерной игры – воспоминания о студенческих попойках буквально терроризируют его.
Триггеры могут вызывать тягу к алкоголю даже спустя десятилетия трезвости.
Просто встань. Встань и иди. Хлопни дверью этого класса анатомии «бам!», спустись вниз и покинь древние стены мед университета, этого Лувра на самой окраине города. Пройди вниз по улице до ближайшего алкогольного магазина в спальном районе. Купи что-нибудь убойное: водяру, вискарь, коньяк – похрен что, все пойдет. Да даже полтора-два литра крепкого пива будут как нельзя кстати. Давай, приложись как следует, прямо там же – на ближайшей лавочке у подъезда. Отметь конец рабочей недели. Принеси свою жертву Дионису. Как в старые добрые времена. Погодка на улице после затяжной зимы – как по заказу. Даже птички щебечут, будто подначивают: «Давай, всего одну рюмашку!» Нахрен это собрание? Зачем ограничения, если живешь один? Сколько там трезвости накапало? Год с копейками? Ерунда! Да и тачка переживет – это немецкое корыто никому даром не сдалось. Пусть стоит на парковке хоть до второго пришествия. Ну или до понедельника.
Эти мысли в его голове – как взрыв в мирном городе. Как тот, что произошел три года назад здесь, прямо в центре Нижнего Новгорода: гибельные и беспринципные.
Поэтому Репин делает глубокий вдох, как перед погружением в ледяную воду, закрывает глаза и бормочет молитву вместе с остальными.
Пять. Четыре. Три. Два. Один. Собрание окончено. Аминь.
Каждое собрание АА может стать для кого-то последним. В обоих смыслах.
После общей молитвы Жанна Михайловна расплылась в улыбке, снова выставляя на показ два ослепительно ровных ряда зубов. Произведение искусства, не меньше. В стоматологии «Улыбка Сэма» еще и не такое могут, подумал Семен и ухмыльнулся.
Ее голос вновь зазвенел, как колокольчик в церковной звоннице. Только на этот раз колокольчик звучал так, будто его уронили с высоты, и он треснул. Она явно нервничала – ее пальцы то и дело теребили жемчужное ожерелье на шее, а глаза метались по комнате, как у загнанного зверя.
Особая пометка: когда человек испуган, его зрачки расширяются на тридцать процентов больше нормы. У Жанны они были как два черных колодца.
– Дорогие мои, сегодня у нас праздник! – объявила она, и ее голос слегка дрогнул, как струна расстроенной гитары. – Ровно год, как наш Семен Репин с нами. Целый год трезвости! Кто бы мог подумать, правда?
Она захлопала в ладоши, и остальные подхватили аплодисменты. Семен заметил, как она поморщилась от боли, когда ладони соприкоснулись. Ее лицо на мгновение исказилось, будто маска треснула и показала настоящие эмоции.
Человеческое лицо способно принимать более десяти тысяч различных выражений. Страх и боль часто выглядят одинаково.
– В честь этого я принесла тортик и чай, – продолжила Жанна, доставая из шкафчика электрический чайник и коробку с тортом. Ее движения были рваными, будто кто-то дергал ее за невидимые ниточки.
Пока она возилась с розеткой, пытаясь подключить чайник трясущимися пальцами, рукав ее пиджака задрался, и Семен снова увидел эту странную ранку. Она выглядела как след от укола шампуром или наподобие того. Вокруг ранки кожа приобрела синеватый оттенок, напоминающий цвет предгрозового неба.
Вскоре чайник закипел. В воздухе запахло кофе. Репин взял со стола чашку и бросил туда чайный пакетик. Он подошел к Жанне, пока та раскладывала одноразовые тарелки руками, дрожащими как осиновые листья на ветру. Ему на мгновение показалось, что рана стала больше, чем полчаса назад, когда он заметил ее впервые.
– Жанна Михайловна, – начал он осторожно, словно обращаясь к испуганному ребенку, – что случилось с вашей рукой? Выглядит серьезно.
Она вздрогнула, будто ее ударило током, и поспешно одернула рукав, точно пыталась спрятать не просто рану, а какое-то постыдное клеймо.
– Ничего особенного, Сема, – ответила она, глядя куда-то сквозь него, как смотрят на призраков. – Просто неудачно обожглась утюгом сегодня утром. Знаешь, как это бывает – спешишь на работу и…
Ложь имеет особый привкус. Она горчит на языке, как просроченное лекарство.
– Но это совсем не похоже на ожог, – настаивал Семен. – Больше напоминает колотую рану. Эта точка, она…
– Я же сказала – утюг! – почти выкрикнула она, и несколько человек обернулись в их сторону.
– Жанна Михайловна, – Семен понизил голос до шепота, – если что-то случилось, вы можете рассказать. Мы же здесь все друг другу доверяем, разве нет? Я же вижу, что вы напуганы. Ваши зрачки расширены, пульс частит – я вижу, как бьется жилка на вашей шее.
Она нервно оглянулась по сторонам, будто искала путь к спасению, затем наклонилась ближе к нему. От нее пахло духами «Шанель» и чем-то еще – металлическим, тревожным.
– Сема, милый, я … – ее голос дрожал, как пламя свечи на ветру. – Это просто нелепая случайность. По дороге сюда… Я даже не уверена, что это было реальным. Такая большая птица… черная как сама ночь… Она вдруг…
– Птица? – переспросил Семен, чувствуя, как по спине пробежал холодок. – Какая птица?
– Нет-нет, – Жанна резко отстранилась, ее лицо стало белым, как больничная простыня. – Забудь. Я просто очень устала в последнее время. Слишком много работы, понимаешь? А сейчас… сейчас давай лучше отпразднуем твою годовщину.
– Но ваша рука…
– Семен, – ее голос стал жестким, как замерзшая земля. – Пожалуйста. Не сейчас.
Вокруг них собирались люди, разбирая тарелки с тортом – маленькая армия потерянных душ, ищущих спасения в обществе таких же сломленных людей. Кто-то похлопывал Семена по плечу, поздравляя с годовщиной. Их прикосновения были легкими, осторожными – так прикасаются к хрупким вещам.
