Помоги мне умереть

– Как там малыш? – Он приоткрывает глаза.

– Хорошо, растёт. Смешной, смотри.

Я достаю телефон и открываю видео, в котором двухлетка размазывает тёртую морковь по лицу, столу и близлежащим предметам.

Он слабо улыбается:

– Ага, смешной. Жаль, что я не увижу, как он выратет.

– Ужасно жаль.

А я помню его мальчишкой таким же весёлым и задорным – с неиссякаемой энергией и невероятной открытостью к этому миру. Во мне снова просыпается злость на жизнь. На болезнь. И на смерть. Какого, мать вашу, чёрта именно мы, а?!

Пятница наступила неожиданно быстро. Весна заскучала за морозной занавесью и вышла на сцену, красуясь зелёным платьем.

Под больничными сводами старого здания было невозможно жарко – отопление ещё не отключили, и батареи жарили, отдавая тепло, сэкономленное с зимы.

Марина чувствовала, что потеет под белым халатом, накинутым на тонкий свитер.

– Эй, привет, – она забыла обо всём, увидев сына, – как ты, мой хороший?

Егора вкатили в палату.

– Порядок, – ответил он слабо.

Вместе с ним вошёл врач, который был одет в тёмно-бордовые хирургические штаны и развесёлую рубаху, сплошь разукрашенную портретами Тома и Джерри. Среднего роста, лет сорока пяти, с большими руками, голубыми глазами в обрамлении белёсых ресниц и лучезарной улыбкой.

– Кле-е-е-веров Егор, – с ударением сказал врач, – а вы мама, Марина…

– Владимировна, – подсказала она.

От доктора пахло чем-то терпким и свежим, спиртовым, медицинским и чем-то ещё. Очень неявно, зыбко – морозом и холодным ветром.

– Овербах Иван Владиславович, – он наклонил голову, – я оперировал Егора, и операция прошла отлично, мальчик ваш молодец. Сделали эпидуральную анестезию, он был в сознании и всё слышал. Умудрился в процессе рассказать историю жизни и творчества Огюста Родена. Вот уж не думал, что узнаю много нового и интересного, – он подмигнул Егору, – мы с вами ещё поболтаем о живописи и скульптуре, молодой человек.

Егор улыбнулся, и его бледное лицо чуть порозовело от удовольствия и смущения, было видно, что слова врача ему приятны.

– А теперь по делу, – доктор посерьёзнел, и Марина собралась, – колено мы собрали, но вот связки – дело долгое. Латеральную сшили, крестообразная надорвана, мелкие осколки и отломки мениска почистили. В общем и целом всё хорошо, просто восстановление быстрым не будет. Важно на это настроиться, – он посмотрел на Егора, – очень хорошо, что ты художник, а не спортсмен, будешь сидеть и рисовать месяца три – не меньше.

– Ох… – невольно вздохнула Марина.

Доктор пожал плечами:

– Бывает куда сложнее и медленнее, так что можно считать, что вам повезло. На самом деле это частое явление у высоких подростков, когда костная ткань растёт быстрее, чем мышечная, и мышц не хватает на то, чтобы держать сустав.

– Хм… знаете, – задумчиво сказала Марина, – мне почти то же самое сказала доктор в поликлинике. Егор ведь вместе с братом упал, у старшего ушиб. Назначили физиотерапию.

– Не повезло парням, – доктор сложил руки на груди, – и если старший такой же высокий, как Егор, то немудрено. А рентген делали?

– Нет, но, похоже, и не нужно, он ходит и двигается нормально, просто чуть прихрамывал, но уже почти прошло.

– Я бы рекомендовал сделать рентген, а ещё лучше МРТ. Можете обращаться ко мне, я договорюсь, – он пошарил рукой в кармане и выудил оттуда визитку, – возьмите на всякий случай.

– А… – Марина смутилась, – какова стоимость?

– Думаю, можно провести по ОМС.

– Спасибо вам большое. – У неё в кармане лежал конвертик, но ей было неловко достать его при сыне. Да и вообще, не умела она это делать – деньги давать.

Дима сказал, что конвертик с хрустящими купюрами лучше всяких бесполезных коньяков, которые не каждый врач пьёт.

Доктор подошёл к Егору:

– Ну, боец, поправляйся, скоро ноги чувствовать начнёшь и боль тоже, так что мы тебя обезболим чуть заранее. Если всё ещё будет больно – говори, не стесняйся, медсестра добавит. Сегодня не вставать – придётся обойтись судном, оно, кстати, под кроватью. Завтра только до туалета и обратно на костылях. Я днём зайду посмотрю тебя, договорились?

– Договорились! – Егор с обожанием посмотрел на человека в смешной рубахе. – Я, когда вырасту, тоже буду врачом.

– Или художником. Или скульптором, – доктор чуть коснулся его плеча, – выздоравливай.

И направился к выходу.

Марина машинально сунула руку в карман, потрогала пальцами конверт. Иван Владиславович проследил за её движением:

– Не нужно. Вы друг Семёна. О чём тут разговаривать. Визитка у вас есть, звоните по необходимости.

Марина заметила, что говорит он спокойно, без ненужной суеты, точно и ёмко. Было в этом что-то сильное и мужественное, что не могло не нравиться.

«А Димка… вот балабол».

Она опустила голову, почувствовала, как алеют щёки, и повторила:

– Спасибо!

– На здоровье. – Он почти вышел из палаты, но в дверях остановился. – Да, и пропуск – вот два бланка, по ним приходите в любое время, во второй можете вписать мужа или кого угодно.

Глава 5

Первый апрельский день начался проливным дождём. Казалось, что позже распогодится, но нет, сероватая пелена висела в воздухе, просеиваясь мелкими каплями сквозь сито весеннего вечера.

– С днём рожденья тебя, с днём рожденья тебя, с днём рожденья, Егорка, с днём рожденья тебя!

Пели хором, стройнее всего получалось у Димы. У Даньки и Марины выскакивал речитатив от отсутствия слуха и голоса.

В небольшой больничной палате на двоих, где соседнее место пустовало, было тепло и уютно.

Егор, получивший в подарок от доктора Овербаха фирменную мультяшную рубаху, был страшно доволен, несмотря на то что она оказалась ему велика размеров на пять. Кажется, рубаха радовала его больше, чем вожделенный телефон, который он так давно хотел.

Марина испекла два одинаковых торта – по кусочку досталось и врачам, и медсёстрам. По этому поводу разрешили даже свечи.

У сына горели глаза. Сегодня был понедельник – третий день после операции, а по-хорошему – так второй. Он уже успел приспособиться к костылям и бодро подхрамывал до туалета и обратно.

– Солнышко ты моё ясное. – Марина гладила его по голове, не переставая удивляться лёгкости характера.

Фрукты в пластиковом контейнере, крошки шоколадного бисквита на одноразовых бумажных тарелках, ленты от подарков, контрабандное шампанское в бутылке из-под лимонада. И смех…

Послышался стук в дверь – на пороге стояла раскрасневшаяся смуглая барышня лет четырнадцати-пятнадцати с перебинтованным плечом. В здоровой руке у неё была коробка с помпезным золотым бантом.

– Здрасьте, – смущённо сказала она и сообщила всем присутствующим, – меня зовут Гульбахор, – а потом обратилась к Егору, – у тебя же день рождения, да?

– Угу.

– Проходи, садись. – Марина уже накладывала ей торт.

Данька чуть прыснул в кулак, но Дима его одёрнул.

– Тут тебе подарок… – Видно было, что она робеет, но храбрится.

Егор с любопытством открыл коробку – в ней лежали две странные железки.

– Это головоломка, – быстро объяснила барышня, – смотри.

Она схватила две железки, легко соединила их между собой, и получилась звезда, внутри которой была ещё одна звезда.

– Классно! – Егор протянул руку.

– Не-а, – Гуля мгновенно разъединила фигурки, и теперь это снова были две бесформенные железяки, – давай сам.

– Да легко! – Егор порывисто схватил детали, попытался их совместить, но ничего не получилось. – Хм…

– Слушай, дай мне попробовать, – заинтересовался Данила.

Егор повозился ещё пару минут и передал головоломку брату.

Даня попытался вместить одну фигурку в другую, но тоже безуспешно.

– Надо же! – Дмитрий посмотрел на мальчишек, потом на девчушку. – Ребят, дайте потом мне.

Гуля была явно рада успеху собственного подарка, который после нескольких попыток старшего брата перекочевал в руки к Дмитрию.

– Слушайте, какая штука занятная, – Диме было неловко, что он тоже не может собрать эту вещицу, – и если бы я собственными глазами не видел, как она складывается, – обратился он к Гуле, – то подумал бы, что она вообще не собирается. Марин, может, ты попробуешь?

Прохладный металл гладко лёг в руки, Марина ощупывала детали, и… в голове будто прорисовалась схема рельефов обеих. Р-р-р-раз… Спокойно и плавно, лёгким чистым движением одна деталь вошла в пазы другой.

«Это же легко!» – Она не сказала вслух, а лишь недоумённо посмотрела на семейство.

Мальчишки сидели, открыв рты.

– Ого! – воскликнула Гуля. – Ещё никто не собирал звёзды с первого раза – вы знали?

– Да это случайно получилось. – Марине стало неловко, она видела, что в Диминых глазах удивление соседствует с завистью.

Она завозилась с тортом, отрезая девочке и всем, кто хотел добавки.

Головоломка в разобранном виде снова оказалась у именинника.

– Гуля, – подал голос Данила, – это твоё настоящее имя?

– Полное – Гульбахор, – не моргнув глазом ответила она, – родители из Таджикистана, а я родилась уже в Питере. Я старшая, у меня ещё трое братьев, – она облизала белую ложечку, – Голиб меня толкнул, я упала с верхнего яруса и руку сломала.

Говорила она совсем без акцента, но смоляные волосы, смуглость и заострённость скул, чёрные вишни глаз – всё выдавало в ней азиатку.

Марине понравилось, как просто и легко она рассказывает о себе, не юля и не стесняясь.

Поболтали ещё о том о сём, и Гуля отправилась к себе в палату, а через некоторое время семейство Клеверовых тоже засобиралось домой.

* * *

Я лежу рядом с ним на кровати. Больничные койки на удивление вместительные, да и он теперь занимает совсем немного места.

Поворачиваю голову, медленно вдыхаю и вспоминаю, как он пах, когда был маленьким. Этот волшебный младенческий запах – молока и мёда. Тёплый и сладкий. Я помню, как трогала губами его волосы – пух и шёлк. И не могла натрогаться.

Сейчас он лысый. Я прислушиваюсь к его больному несвежему дыханию, чуть сипловатому, чуть с присвистом – в болезни все люди, вне зависимости от возраста, становятся уставшими стариками.

Он открывает глаза:

– Я прогнал её, помнишь?

– Помню. – Я знаю, о ком он.

Тогда через дверь я слышала ссору, слышала, как он орал на неё, и не могла поверить своим ушам.

– Если бы она меня увидела сейчас, то, наверное, не узнала бы, да? – Он задумчив.

Когда они ругались в последний раз, у него ещё была шевелюра, ресницы, брови и плюс двадцать килограммов веса.

– Не знаю, – мы ведь договаривались быть честными, – ты можешь ей позвонить.

Его бумажно-белое лицо чуть розовеет.

– Это так нелепо, да? У неё уже совсем другая жизнь. И тут вдруг умирающий придурок из прошлого.

– Нет, не нелепо, – я говорю без тени улыбки, – если ты хочешь – сделай это. Когда, если не сейчас?

– Ну да, – он с усилием подтягивает ногу и присаживается, – я хочу извиниться. Она хорошая. И ни в чём не виновата.

Я улыбаюсь:

– Дать телефон?

– Я стёр её номер, чтоб уж наверняка. – Он опускает костистый подбородок на колено.

– У меня сохранился.

– Марина, как вы это делаете? – Голос Семёна был удивлённым и радостным.

– Что?

Она знала, что была дома одна, но всё равно инстинктивно обернулась, не желая, чтобы их услышал кто-то ещё, так как говорили они по громкой связи.

Несколько дней назад Марина отправила довольно объёмную многоступенчатую таблицу с перекрёстными ссылками и диаграммами, и вот он позвонил, чтобы высказаться на этот счёт.

– Это просто потрясающе! Как вам удаётся так вникать в процесс? Ведь это просто сухие цифры.

Столько хороших слов за один раз ей давно уже не говорили. В душе зацветали алые маки, и она невольно улыбалась.

– И к ним иероглифы, которых вы не замечаете. Хотя, может быть, именно вы и замечаете, но наверняка не все. А японцы – народ умный и предприимчивый. И осторожнее, Семён, не перехвалите, а то сглазите, я просто делаю свою работу, которая мне очень нравится. Знаете, финансовая аналитика – это всё равно что плетение кружев, важно понять логику цифр и того, кто эти цифры писал, а дальше всё просто.

Она вдруг поняла, что немного кокетничает, и смутилась от этого ещё больше.

В паузе почувствовалось напряжение, и Марина вспомнила Светку и её дурацкое «мужики не делают одолжений просто так».

– В июле предполагается командировка в Японию. Поедет несколько человек, и я подумал, что вы можете присоединиться, – спокойно пояснил он, – расходы за счёт компании, разумеется.

Марина закусила губу – ну и дура! Нафантазировала уже невесть чего.

После того разговора они со Светланой почти не созванивались. Так – «привет-пока, как Егор». И даже её вечные подколки про Нику и Даню стали казаться Марине заезженными и плоскими. Между подругами пробежал холодок, хотя они делали вид, что всё в порядке.

«И откуда взялся этот Семён на мою голову? Весь такой хороший и благородный».

– Если вы не шутите и если это предложение не имеет никаких… подвохов… – Она сама не поняла, как это выпалила.

– Не шучу и не имеет, – лаконично ответил он, – но единственное условие, которое нужно соблюсти, – это быть постоянным сотрудником нашей компании. Пока вы только контрактор.

– Даже не знаю, что ответить, – их разговор стремительно развивался в странном направлении, – вы хотите мне предложить постоянную работу? Или это просто формальность?

– Ваш шеф пристрелит меня в подворотне, если я уведу у него такого аналитика, и, кстати, будет прав, – Семён смеялся, – но, может быть, получится обойти острые углы. И если вы всерьёз, то, конечно, я бы хотел предложить вам постоянную должность.

– Как-то всё быстро. И неожиданно. – Ей вдруг стало тревожно.

Уходить с насиженного места… Деньги, правда, небольшие, но зато и работа не пыльная, часто можно из дома. Всю зиму она вообще в офисе хорошо если раз в две недели появлялась. Шеф знал, что работа будет сделана в лучшем виде и в срок, и не дёргал, только изредка просил «спасти» тот или иной проект, если очень было нужно; всё привычно, знакомо, к окладу исправно капали премии – разве плохо? Отлично! Только скучно, и деньги маленькие.

– Марина, я понимаю, что разговор зашёл внезапно, на самом деле я хотел вам сделать это предложение по окончании работы с японцами, но раз уж так получилось, то можно и не откладывать. Давайте я пришлю офер, а вы подумаете.

– Хорошо.

– Как ваш парнишка? – Семён перевёл тему.

– Спасибо огромное, – Марина мысленно хлопнула себя по лбу, – завтра выписывают. Доктор Овербах просто чудо! И с Егором они подружились.

– Ванька хороший, – теплоты его в голосе прибавилось, – чуткий парень и хирург от бога. Мы с ним вместе учились.

Вот это новость! Марине стало любопытно:

– В школе?

Ей казалось, что Семён точно старше Егоркиного доктора.

Он хохотнул:

– Нет, в институте. По первому образованию я, Марина, врач. С Ванькиным старшим братом, с которым я при вас тогда за завтраком разговаривал, мы учились на одном курсе, а Иван на три года младше.

– Ого!

«Никогда бы не подумала!»

– Да, у меня забавная биография, как-нибудь при случае расскажу, если будет интересно.

Ей хотелось сказать, что уже интересно, но она не решилась.

Разговор повис в воздухе.

– Сегодня к вечеру я пришлю офер и таблицу с парой уточнений, а на следующей неделе созвонимся и поговорим о рабочем контракте более предметно, хорошо? – Он спокойно вышел из неловкого молчания.

– Хорошо.

– Тогда всего доброго, Марина, скорейшего выздоровления сыну.

– Спасибо и до свидания.

Она нажала отбой и пошла на кухню. Вспомнились его яркие глаза, улыбка, высокие скулы. Он не был красивым, но точно запоминающимся. Врач? Работал ли он по специальности? И как оказался в аудиторском бизнесе? Откуда выучил японский, если по образованию не лингвист? В общем-то, это не самый простой язык.

Марина рассеянно заварила любимый молочный улун. Готовить что-то на ужин сегодня было неохота.

Вернулась с чашкой в комнату.

«Закажу суши. Или пиццу. Нужно побольше сделать сегодня по работе, завтра будет не до того». Завтра выписывали Егора.

Старые часы сипловато выдохнули и задумчиво пробили восемь вечера. Одновременно едва заметным звуком щёлкнул входной замок – Данила вернулся с тренировки. Разделся, осторожно заглянул из коридора в гостиную, никого там не увидел.

– Привет, мам! – дежурно бросил он.

– Привет! – отозвалась она из ванной.

Он взял рюкзак и направился в детскую.

«Да кошмар!» – Марина наблюдала за ним в зазор между дверью и косяком.

Сын хромал. И хромал прилично. Она уже это замечала не в первый раз и всё думала, что мерещится, потому что, когда они отправлялись куда-то вместе или когда провожала в школу, походка его была обычной, разве чуть более напряжённой.

– Даня! – громко позвала она, уже стоя в кухне, – Дань… на минутку.

– А? – Парня как подменили. Из комнаты он вышел вполне бодро. Марина специально наблюдала.

А на кухне тут же открыл холодильник:

– Я бы съел что-нибудь.

– Я бы тоже. Ты пока присядь.

Данила сел и опустил глаза.

– Ничего мне не хочешь рассказать? – Голос мамы был не то чтобы строгим, но он понял, что что-то не так.

– Да вроде нечего. В школе у меня всё нормально, к директору тебя пока не вызывают, на тренировке…

– А ты в поликлинику на физиотерапию сегодня ходил?

– Мам, закончился уже курс, – он посмотрел на неё укоризненно, – вчера был последний раз, я же тебе говорил.

– Да? – Она искренне пыталась вспомнить, было ли такое, и не могла. – Ну ладно. И как? Помогло?

– Да, всё отлично. – Он снова уткнулся взглядом в пол.

– Данька, с каких пор мне нельзя сказать правду? – Марина начала злиться по-настоящему.

Ей всегда казалось, что она такая мама, которая не приходит в ужас от того, что ребёнок в десять лет пробовал курить или напился шампанским в тринадцать.

Сын молчал.

– Скрыть это невозможно, как бы ты ни старался. И папа тоже заметил. – Она знала, что папа как раз ничего не заметил, иначе сказал бы ей.

– Мам… – Даниле было стыдно. Он сидел ссутулившийся, напряжённый.

– Давай рассказывай. И, пожалуйста, сейчас не обманывай, это будет уже слишком. Что с ногой? Ты ходил на процедуры?

– Да, – был тихий ответ.

– Даня?!

– Ходил, мам, честно, три раза! Просто без толку, – он наконец снова посмотрел на неё, – ну правда ходил, снова встретил эту врачиху мерзкую с её шуточками.

– И? – Марина нахмурилась.

– И… ничего, – он развёл руками, – думал, само пройдёт постепенно.

– Прошло? – Она отошла к окну и присела на подоконник.

– Мам, я на соревнования хочу поехать. У меня, кстати, в бассейне нога почти не болит.

– Как ребёнок, честное слово! – вспыхнула она. – Ну детский сад, штаны на лямках!

– Соревнования через пять дней! – теперь вспыхнул он. – И Денис Игоревич говорит, что я в хорошей форме. Команда на меня делает ставку, особенно в кроле! Я же могу нормально ходить!

Марина чуть стушевалась, потому что слова сына показались ей вполне разумными, но…

– Дань, ты хромаешь!

Он молчал.

– Что делать-то будем, а, сын?

– Мам, пожалуйста. – В голосе появились умоляющие нотки.

Она понимала, что лишить его сейчас соревнований будет слишком жёстко и равняться смертельной обиде.

– Значит так: первое и главное – ты мне не врёшь, слышишь?

– Не буду. – Он кивнул.

– Второе: пять дней мы ждём, ты бережёшь ногу, потом едешь соревноваться, и на следующий день, Данила, НА следующий! – мы идём к Овербаху, это врач Егора, ты его видел. А потом ты будешь выполнять все! – внимание, все его рекомендации. И если будет сказано прекратить тренировки на какое-то время – значит, так тому и быть, ты меня понял?

При слове «прекратить тренировки» улыбка, которая было обозначилась на Данькином румяном лице, исчезла.

– Или так, или я звоню твоему Игоревичу прямо сейчас и рассказываю истинное положение дел, – отчеканила она, понимая, что это шантаж чистой воды.

– Ма-а-ам… – Парень открыл рот.

– А что ты хотел? – возмутилась Марина. – Мне странно, что в твои шестнадцать я должна тебя уговаривать, не пять же тебе, в самом деле.

– Хорошо, – деваться ему было некуда, – только ты папе, пожалуйста, не говори.

Марина удивилась:

– Это почему?

– Да стыдно.

– Когда врёшь – всегда стыдно, так что лучше не врать, – она отошла от подоконника и открыла дверцу холодильника, – ладно, папа о нашем разговоре и договоре не узнает, но пусть такие вещи больше не случаются. Дань, я у тебя мама вполне понимающая, слышишь? Даже если случится что-то страшное, ты мне всё равно можешь рассказать – и мы вместе подумаем, как из этого страшного выбираться. Хорошо?

Марина доставала из холодильника еду в кастрюлях и мисках.

Данька встал со стула и обнял её.

– Ты у меня самая лучшая, мам! Самая-самая!

– Ну а то! – Она ему подмигнула. – Всё, хватит мучиться угрызениями совести. Будешь грибной суп?

– Буду!

Я стою спиной к двери. Жду. Он разговаривает с ней. Через десяток долгих и странных СМС они всё-таки разговаривают. И я мучаюсь сомнениями – написать ей от себя или нет? Я очень хочу, чтобы всё было так, как он хочет, и одновременно, чтобы всё было правдой. И не знаю, возможно ли. Если честно, сама эта девочка меня не очень интересует, я хочу, чтобы было хорошо ему.

Мимо проходит мама девочки из угловой палаты, кажется, её зовут Кира, а девочку Даша Исаева. В знак солидарности мама побрилась наголо, и сейчас волосы отрастают смешным ёжиком. Мы коротко кивнули друг другу. Тут вообще мало разговаривают – слова как-то не очень приживаются в этом месте.

Я оглядываю желтоватые стены – я живу здесь. Мы живём. Иногда я вспоминаю, что у нас есть дом. Наша квартира. В которой сейчас чисто и пустынно. Раз в неделю туда заходит соседка, которой я оставила ключи, – просто проверять, всё ли в порядке. Всё всегда в порядке. Цветы давно перекочевали к ней. Спасибо Лидии Степановне за доброту.

Домой я вернусь без него. И стараюсь об этом не думать.

Что-то они долго болтают… Я осторожно стучу в дверь. Тихо.

Открываю.

Телефон валяется на полу. Он лежит на кровати навзничь, без сознания, простынно-белый. Из носа кровь. Датчики истерят прерывистой тахикардией, и больше никого нет.

Мгновение до… ДО… В глазах кипяток, сердце заколотилось адреналином. Жму кнопку, хватаю его за плечи, кричу:

– Нет, НЕТ!

Что? Сейчас? Вот уже СЕЙЧАС?!

Отпускаю. Толкаю дверь, снова кричу:

– М-Марта! Фёд-доров! Д-доктор Фёдоров?!

Они бегут. Они уже бегут…

Глава 6

Дмитрий пришёл домой, когда Данька уже спал, как часто бывало в последнее время. Марина об этом уже и не думала. Её ожидание конца мифически нескончаемого «проекта» как-то перемололось, растолклось и рассыпалось сверху будничной рутины, которая едва заметно изменилась. И не то чтобы нарочно, просто «я не смогу», «буду занят», «командировка», «работа» слышать надоело. Поэтому она научилась обходиться сама.

«Не сможешь забрать сына из больницы? Работа у тебя? Не вопрос, я заберу сама. Да, на такси, да с премии, которую мне выплатил добренький дядя-заказчик. Между прочим, в прошлом врач и со мной кокетничает, в отличие от тебя».

Это были диалого-монологи, которые она постоянно вела внутри себя. Внешне же всё было замечательно. Для мужа всегда был готов ужин, и в доме чисто-красиво. Только вот секс…

Если поначалу она придумывала всяческие уловки и ухищрения для того, чтобы близость случилась, то сейчас ей надоела игра в одни ворота. Ну не хочешь ты, да и бог с тобой, я тоже не хочу. Впервые в жизни она обзавелась вибратором, посмеялась и поплакала на тему «при живом-то муже», но игрушку далеко прятать не стала.

«Может, у него есть кто-нибудь? Задержки эти на работе, хотя с чего вдруг. У нас вроде всё хорошо всегда было. Секс куда-то подевался. Правда, и устаёт он сильно. Может, у него проблемы мужские? Но раньше ведь не было, да и обнимает-целует при встрече, всё рассказывает, как всегда». Мысли стайками проносились в голове.

– Дим. – Она смотрела как он поедает грибной суп.

– А? – Он поднял голову от тарелки. – Марусь, я, конечно, совсем козёл, но не могу я завтра отменить этот дурацкий митинг. А ты ведь знаешь, я ведущий архитектор…