Беглянка в драконьем поместье

– Ах, ты маленький воришка! – сказала я, с усмешкой глядя на лысого бельчонка, который сидел у меня на плече, смирно жуя один из своих трофеев.

Он равнодушно дёрнул ухом, явно не считая себя виноватым, и продолжил жевать с видом полного удовлетворения.

– В твоём роду явно были хомяки, – пробормотала я, протягивая руку к его запасам. – Можно я возьму парочку орехов?

Бельчонок тут же разразился гневной трелью, возмущённо размахивая лапками.

– Жадина какой, – улыбнулась я, вытаскивая из своего мешка оставшуюся со вчера корку хлеба. И все же, как я здесь оказалась. Еще раз осмотревшись, я заметила на перилах странные царапины. Я наклонилась ближе, на дереве было вырезаны буквы "Ф+А», заключенные в аккуратное сердечко.

– Как мило, – пробормотала я задумавшись. – Ф… Филипп?

Я вспомнила строгий взгляд дракона, холодную надменность, с которой он общался даже с Памеллой, и невольно нахмурилась. Сложно было представить, что такой человек способен на тёплые чувства, тем более на любовь.

– Нет, малыш, тот хмурый дядька явно чужд романтике. Этакий кислый мистер Ф.

– Ты что, сама с собой разговариваешь? – раздался за моей спиной голос Памеллы.

Я резко обернулась, сжимая в руках вилы. На дорожке стояла Памелла, сложив руки на груди. На секунду я подумала, что она призрак. Ни одной складки на платье, идеально чистый подол, безупречный воротничок, ни один волосок не выбивается из пучка. Так не бывает.

– Оглохла, что ли? – хмуро спросила она, не дождавшись моего ответа.

Я вздрогнула, сделав неуверенный шаг назад. Что-то мне подсказывало, что даже вилы не помогут, если эта высокая худая женщина решит со мной расправиться.

Её тёмные, почти черные, глаза смотрели прямо в душу, сурово и строго.

– Я… с белкой говорила, – я посмотрела на плечо, но лысого хитреца там уже не было.

Я нервно сглотнула.

– Юродивая? – с подозрением спросила Памелла, хмуря брови.

И тут, как будто невидимый сигнал сработал, я вспомнила, чему меня учил караванщик.

– Сирота из приграничья! – выпалила я, на одном дыхании, стараясь говорить как можно быстрее. – У меня падучая, доктор велел шубу не снимать, чтобы кости грелись! Не читаю, не пишу, спорить не умею, только слушаю и соглашаюсь.

Памелла застыла, а потом тихо рассмеялась. До этого казалось, что от нее, как и от Филиппа, и улыбки не дождешься. Её взгляд скользнул по мне, по шубе, и её строгость смягчилась.

– Да уж, – наконец сказала она с лёгким кивком. – Ну и подарочек нам прислали. Ладно, раз уж хозяин так рассудил, то кто мы, чтобы спорить… идем.

Памелла забрала у меня вилы и махнула рукой в сторону дома.

– Значит, – поспешила я за ней, – меня сюда Филипп принес?

Памелла вела меня к особняку по дорожке, петляющей вокруг клумб с розами. Никогда не думала, что цветы могут пахнуть так чарующе, словно воздух становился гуще от их аромата.

– С чего ты взяла, что тут Филипп хозяин? – фыркнула Памелла.

– А разве не так?

– Так да не так. Впрочем, все оно не то, чем кажется…

Последней фразы я не поняла, но вопросы задать не успела. Внимание Памеллы привлекло какое-то движение впереди. На одной из дорожек, ведущей к хозяйственной части поместья, я заметила мохнатое существо, которое, пыхтя, изо всех сил волокло огромный деревянный ящик. Шерсть у него была рыжей, на голове торчали острые пушистые уши с кисточками.

Ящик оставлял на дорожке из гравия глубокие борозды.

– Да что за наказание! – воскликнула Памелла, подбегая к существу. – Что ты делаешь, голова садовая? Не видишь, дорожку портишь?! Сколько раз говорить – не волоки, а зови помощников!

Рыжее существо испуганно втянуло уши, как улитка прячет рога, и что-то пискнуло в ответ.

– Ни минуты покоя с ними, – пробормотала Памелла, качая головой. Она обернулась ко мне, заметив моё удивление. – А ты что стоишь? Первый раз оспалов видишь?

– Второй, – прошептала я, – у нас таких не водится.

– А я думала в приграничье всякой нечисти полно.

Я прикусила язык, понимая, что только что чуть не выдала себя. Это надо же так сглупить. К счастью, Памелла была занята тем, что зорко наблюдала за оспалами, подоспевшими на помощь к рыжему бедняге. Существа оказались разных цветов, кто-то даже в крапинку. С темными лысыми руками и ногами, захожими на обезьяньи. При виде Памеллы, они пугливо прятали уши и спешили быстрей расправиться с делом.

– Лентяи! – прикрикнула она на них, а затем пояснила, – оспалы. Их далекие предки заселяли снежные горы еще до прихода людей. А потом народ измельчал. Красть еду кочевников проще, чем охотиться. Селиться в чужие дома проще, чем строить свои. Они успели ужасно достать горные племена да так, что их чуть не перебили. Хозяин гор забрал их сюда, в обмен на работу и послушание. И где послушание?! – нарочито громко произнесла экономка.

Кусты неподалеку от нас зашуршали, и оттуда выскочил маленький оспал, убегая за взрослыми.

– Умеют работать, если под присмотром, – добавила Памелла и продолжила путь к особняку. – Но только если за ними приглядывать. Иначе ждут неприятности.

Мы вошли в поместье через массивную деревянную дверь с железными петлями, расположенную сзади. Черный ход оказался куда менее внушительным, чем парадный с кованным крыльцом. Внутри нас встретило тепло и запах старого дерева.

– Это сени, здесь переодеваются, чтобы снег в дом не тащить.

– Так нет же снега, – удивилась я.

– Это горы, сегодня нету, завтра заметет по второй этаж. Ты ж вроде спорить не умеешь? Шубу здесь оставляй.

– Не могу, – пискнула я, обхватывая себя руками, – на случай, если будут силой стаскивать, – падучая у меня, кости мерзнут, врач сказал.

Памелла смерила меня взглядом и махнула рукой.

– Идем.

Экономка провела меня в дом, в ту часть, что для прислуги.  Стены коридоров были выложены простым сероватым камнем, на полу – грубые деревянные доски с царапинами и потёртостями.

Пахло старым деревом и чем-то знакомым, домашним, вроде горячего супа или рагу. Памелла, не дав мне времени осмотреться, отвела меня в маленькую комнатушку, больше похожую на тюремную камеру, в ней была только лавка с матрасом, да небольшой столик, под которым сундук для вещей. Тусклое окошко было размером с книгу, не больше.

– Тут пока поживешь, – буркнула экономка и оперлась плечом о косяк, перегородив собой выход. Вилы она поставила, как стражи пику, – Ну? И как ты здесь оказалась на самом деле, падучая?

Мне бы самой знать ответ. Я вздохнула, стараясь припомнить хоть что-то.

– Я ехала с караваном за перевал, но… дракон устроил обвал. Я осталась ночевать в пещере и… о боги, сокровищница дракона! – я взвизгнула от неожиданного прозрения, – точно! Сокровищница!

Я принялась расхаживать по коридору, размышляя вслух.

– Там было множество всяких вещей, ценности, кубки, картины, может быть я нечаянно коснулась чего-то волшебного? Ведь в сокровищнице может быть что-то заколдованное, верно?

Я посмотрела на Памеллу, ожидая подтверждения свои слов, но встретила лишь недоверие. Экономка сложила руки на груди:

– Сокровища дракона, значит?

– Ну, да! Пещера. Целая пещера драгоценностей. Чего там только не было! Может быть, я ненароком активировала какой-то портал?

Памелла вздохнула.

– Сперла чего-то магическое, говоришь?

Я задохнулась от возмущения.

– Да не трогала я там ничего! Специально, я имею в виду. Я вообще за дровами пришла…

Экономка потерла виски, сделала глубокий вдох и жестом заставила меня остановиться и не мельтешить перед ее глазами.

–То есть, я правильно понимаю, ты решила переночевать в пещере, пошла собирать дрова…

– Сушняк, – поправила я ее.

– Сушняк, неважно. Наткнулась на сокровищницу, золото, бриллианты, поглазела, собрала сушняк и ушла?

– Ну да, не ожерельями же костер топить. Ой, там еще дедушка был…

Памела посмотрела на меня как на дурочку, похоже, даже поверила, что я падучая.

– Вот тебе и ответ. Сюда без ведома Великого Скайрона никто не попадает. Испытание это было драконье и ты его прошла, раз здесь оказалась.

Я вспомнила все истории, что на ночь мне читала нянечка, ох, вот бы обнять ее сейчас, милую.

– Если это испытание, то должна быть награда?

– О да, – расхохоталась Памелла, – на выбор: половая тряпка или скалка. Ты внизу прачкой работала?

– Нет, – созналась я.

– Стряпала?

Я вспомнила, как я совсем маленькая бывала с мамой на кухне, да еще несколько раз, когда с няней готовили зимние праздничные блюда. А больше и нет. Я грустно вздохнула.

– А что ж ты делала, падучая? За скотиной следила?

Я читала детям вслух сказки, училась бальным танцам, музицировала на фортепиано, изучала восточную поэзию, языки. Дни казались мне наполненными событиями, а на деле ничего и не пригождается.

– Могу посуду помыть, – жалобно пискнула я.

– А! Посудомойка, значит! Ну понятно, – Памела сериал меня взглядом, – Не жарко тебе в шубе-то?

– Нет! – получилось слишком громко, я сильней закуталась в шкуру, будто за мной стоит тень сумасшедшего отца, – Нельзя. Падучая без нее. Затылком об пол и все.

– Чет не похожа ты на падучую, – хмыкнула Памела, – на блаженную больше, раз золото не взяла.

А я рот закрыла и решила промолчать. А что я скажу? Что я за всю жизнь на драгоценности и украшения так насмотрелась, что до сих пор в глазах рябит? Что золото один раз мне радость принесло, когда я его матери с ребенком на базаре отдала? Я вздохнула, села на лавку, устланную тонким матрасом, и еще раз осмотрелась.

Четыре каменные стены, голый деревянный пол, узкая кровать с тонким матрасом и старым лоскутным покрывалом. На одной из стен висел крохотный железный крючок для одежды. Но это больше, чем у меня было вчера.

– Ну, как? – спросила Памелла, сложив руки на груди и глядя на меня с выражением, будто оценивает мою реакцию, – Нравятся царские покои?

– Уютно, – ответила я.

На самом деле я была скорее рада, чем расстроена. Маленькое окно означало, что мне не придётся переживать за метку на руке. Ставни можно закрыть наглухо, а остальное не так уж важно.

Памелла хмыкнула, и, махнув рукой, бросила:

– Отдыхай. Позову тебя на обед, познакомлю со всеми. Только чур, по хозяйской части дома не шастать, на кухне ничего не лапать.

– А зеркало есть? – спросила я робко.

– А вот когда кастрюли намоешь до блеска, в них и поглядишься.

Я уже собралась прилечь и перевести дух, как со стороны кухни донеслось истеричные крики.

– Крыса! Крыса!!!

Я испуганно похлопала по карманам, бельчонка на месте не было.

Кухня поместья гудела паникой. Лысый бельчонок, явно наслаждаясь происходящим, носился по столам, лавкам и полкам, опрокидывая всё на своём пути.

– Крыса! Лысая крыса! – вопил один из оспалов, держа в лапах деревянную ложку как оружие. Его мех, выглядывающий из-под белого поварского передника, был в муке, а высокий колпак наполовину съехал набок.

– Помогите! – верезжал другой оспал, закрываясь большим медным тазом как щитом.

Бельчонок метался по кухне, словно ураган, и, подпрыгнув на столе, перевернул мелкую милочку с мукой. Белое облако взлетело в воздух, осыпая ближайших оспалов. Они отчаянно зачихали, пытаясь стереть муку с носов.

– Держите его! – проревел самый крупный оспал, похоже главный повар. Он ухватил в одну лапу половник, а в другую – крышку от кастрюли, и с грохотом двинулся к бельчонку, словно на поле боя.

Бельчонок, не теряя времени, спрыгнул со стола прямо на мешки с мукой, насмерть пугая худощавого молодого оспала, который с визгом отпрыгнул в сторону, нечаянно сбивая с ног главного повара. Оба покатились по кухне, задевая котел.

К счастью, он был пустой и остывший. Котёл с грохотом упал на пол, и это, видимо, окончательно разозлило главного повара. С громким рыком он вскочил, метнулся к бельчонку и ловким движением накрыл его лапой.

– Нет! – крикнула я, – Развалишь!

– Попался! – торжествующе провозгласил оспам, подняв зверька над головой. Но стоило ему взглянуть на свою добычу, как его уверенность испарилась. Он медленно осознал, что страшная лысая крыса прямо у него в руке, разжал пальцы и бросился в укрытие с криком:

– А-а-а!

Бельчонок, описав дугу в воздухе, ловко приземлился прямо в корзину с овощами. На секунду воцарилась тишина, а затем лысый подлец, подхватил лапой морковку и принялся грызть на глазах у всех.

– Ах ты наглец! – выдохнула я, – Ты чего тут устроил?!

– Отойди, падучая, сейчас я ее!

Раздался за моей спиной голос Памеллы. Бельчонок посмотрел на Памелу и издал испуганный «ик». Обернувшись, я поняла, что заставило его оцепенеть: в дверном проёме стояла Памелла, держа в руках большой сачок, каким ловят бабочек. Выражение её лица не оставляло сомнений – она была настроена серьёзно.

– Конец тебе, крысеныш, – холодно заявила она, делая шаг вперёд.

Бельчонок безошибочно понял: Памелла – противник другого уровня. Лысый наглец сорвался с места и кинулся к выходу.

– Лови его! – крикнула Памелла, кивая в мою сторону.

Я, понимая, что надо что-то делать, бросилась за бельчонком. Его розово-серая спина мелькала то там, то здесь, петляя по коридору. Уж лучше его поймаю я и все объясню, чем позволю Памелле прихлопнуть беднягу.

Бельчонок внезапно свернул, и я едва не врезалась в стену, пытаясь догнать его. Только вот за углом на нашем пути возник молодой человек с деревянными ящиками в руках. Он явно не ожидал такого зрелища, обернулся в след за бельчонком. Затормозить я не успела. Врезалась молодому человеку в бок, а он не удержал равновесия, и вместе с коробками мы оба полетели на пол.

Удар был мягче, чем я ожидала, но всё равно от неожиданности я вскрикнула. Молодой человек, кажется, не ударился, приподнялся, посмотрел на меня, бесстыдно распластавшуюся на его груди, на раскрасневшуюся Памеллу, на рассыпавшиеся оранжевые апельсины и лысую белку, пытающуюся утащить самый большой, и рассмеялся.

– Ваше Высочество, ой как неловко, – выдавила Памелла.

Я, все еще слегка ошарашенная, подняла взгляд и встретилась с теплым взглядом голубых глаз, таких ярких, что они могли соперничать с летним небом.

Молодой человек в голубом камзоле и правда был похож на сказочного принца. Его золотистые волосы мягкими волнами падали на лоб, подчёркивая идеальные черты лица. Лёгкая улыбка, которая осталась на губах, когда смех утих, была настолько искренней и тёплой, что казалась способна растопить даже самое холодное сердце.

– Простите, – проговорил он, и его голос, мелодичный и слегка шутливый, мгновенно окутал меня теплом, – Я не вовремя?

Я, кажется, забыла, как говорить.

Памелла, с ее резкими манерами, вдруг разительно изменилась. Её спина выпрямилась, и она сделала лёгкий поклон, склонив голову.

– Ваше Высочество! Александр! Какое счастье снова вас видеть. Вы озаряете это место, как лучик солнца!

С этим я была абсолютно согласна. Я смотрела на молодого человека, как заворожённая, не в силах отвести взгляд. Его улыбка, теплая и искренняя, освещала всё вокруг.

Правда его взгляд задержался на моем лице всего на мгновение. С лёгкой, почти извиняющейся улыбкой он поднялся сам, поставил меня на ноги, словно я была пушинкой, и отодвинулся в сторону, морщась от резкого запаха шубы.

– Прошу прощения, – вежливо сказал он, и в его голосе было столько мягкости, что я чуть не растаяла.

Я думала он снова взглянет на меня, и я смогу ему ответить улыбкой, но Александр чуть отклонился, сделал шаг вперед, оставляя меня за спиной, и обратился к Памелле, будто меня и вовсе не существовало.

– Как я рад, что застал вас, Пэм!

Я застыла на месте, чувствуя, как что-то внутри меня оборвалось. Никто прежде не смел меня так игнорировать. Где бы я ни появлялась, я всегда ловила на себе взгляды, слышала комплименты юношей и скрытую зависть женщин. А здесь – всего лишь приветливый, но абсолютно равнодушный взгляд.

Я отвернулась, стараясь спрятать обиду. И вдруг меня осенило. Шуба! Это магия шкуры. Она делает меня невидимой, незаметной, неприглядной. Что б и родная мать не узнала. Вот досада…

Зато Памелла ни на секунду не забывала о моем существовании:

– Эй, как там тебя… падучая. Собери фрукты.

Экономка махнула мне рукой, а я лишь поджала губы от обиды. Теперь Александр запомнит меня как падучую! Великолепно.

Скрыв в глазах разочарование, я склонилась к разбросанным апельсинам и начала подбирать их один за одним. Как же хотелось снять шубу и закричать, что я здесь!

Тем временем Памелла с улыбкой похлопала Александра по плечам:

– Возмужали за лето!

Александр рассмеялся.

– Это лето было насыщенным, не припомню, чтобы я когда-нибудь столько времени проводил в воздухе, – признался он, его глаза загорелись от воспоминаний.

Памелла слушала, а я украдкой поглядывала, пока собирала апельсины. Каждое его слово тянуло меня за собой, как ветер, зовущий в дальние страны.

– Я исследовал дальние южные острова. Там такие места, Пэм… трудно описать словами.

– Ой ли? – голос Памеллы прозвучал мягче обычного, словно её саму увлекли эти слова.

В голосе Александра будто были гипнотические нотки, и я, забыв про апельсины, застыла, улавливая каждую деталь.

– Там зеленые тропические леса, такие густые, что солнце едва пробивается сквозь листву. Белоснежные пляжи, где песок настолько мягкий, что ступаешь, как по облакам. А вода… она всех оттенков сапфира, Пэм. И каждый остров изолирован, представляешь! Что есть на одном, на втором нету. Кажется, я оттуда вывез всякой всячины, что во дворец не влезет. Отец смеется и называет меня грузовым драконом.

Каждое его слово будто рисовало передо мной картины, которые я не могла видеть, но могла чувствовать.

– И ты всё это один? – спросила Памелла, а в голосе прозвучал намёк.

– Один, – подтвердил Александр с лёгкой улыбкой.

– Или с дамой все же? Говорят, у тебя был очередной роман. Ты-то, надеюсь, не будешь как брат? Женишься?

– Женюсь, – Александр коротко кивнул, и моё сердце ухнуло вниз.

– Когда встречу ту самую.

Сердце забилось вновь.

– Чего встала?! – вырвал меня из мечтаний резкий окрик Памеллы. – Собери фрукты, говорю!

Александр обернулся, его взгляд прошёл по мне, скользнул как по стене, без какого-либо выражения.

– А кто это вообще?

– Ах, не обращай внимания. Посудомойка новая, – отмахнулась Памелла. – Идём лучше, я приготовлю тебе комнату. Расскажешь, какие у тебя планы на праздник?

По пальцам потек сок, оказывается я так крепко сдала апельсин в руке, что он чуть не лопнул.

Александр, улыбнувшись, протянул Памелле сложенный лист.

– Я мимоходом. Принёс апельсины и рецепт зимнего кекса. Начнём готовить прямо сейчас.

– Так до праздника ещё два месяца!

– А готовить кекс нужно три! Так что, Пэм, мы уже опаздываем.

– Но, – попыталась возразить Памелла, но Александр коротко чмокнул её в макушку и поспешил к двери для прислуги.

– Мне пора, пора! Всё объясню позже.

Я смотрела ему вслед и вздыхала. Памелла тоже вздыхала, глядя на рецепт.

Еще вернется… значит мы еще увидимся, я должна быть готова…

Глава 3

В голове вспыхивал и затухал образ его тёплой улыбки и взгляда, который, пусть и скользнул мимо меня, всё равно оставил в душе странное волнение.

«Он вернётся, – мысленно обнадёжила себя я. – Нужно только дождаться нашей встречи».

Но апельсины сами себя не соберут. Вспомнив о строгости Памеллы, я решила не медлить. Подняла с пола очередной фрукт, который изрядно помялся, сок из треснувшей кожуры обдал меня тонкой липкой струйкой.

– Ах ты, маленький негодник! – пробормотала я, осматриваясь в поисках белки, – Все из-за тебя.

Лысый малыш и правда был неподалеку, сидел на дверном наличнике и наблюдал за мной глазами-бусинками с таким беззастенчивым интересом, будто это я только что скакала по кухне и поднимала переполох.

– Если бы ты вёл себя прилично, – ворчала я, придумывая, обо что вытереть липкие руки, – у нас бы не было и половины проблем!

Бельчонок молча отмахнулся лысым хвостом, будто понимал меня и соглашался, правда без тени раскаяния. Казалось, ему всё происходящее доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. На моих глазах за его щеками исчез последний кусочек апельсина, неужели он съел его целиком?!

Наконец, собрав последние фрукты, я сложила их в ящик, уселась на край и на мгновение закрыла глаза. Воспоминание об Александре вспыхнуло, как тёплый солнечный луч, озаривший душу.

Его голос, добродушный и мелодичный, будто эхом звучал в моих ушах, а ярко-голубые глаза всплыли перед внутренним взором. Мне казалось, что вся его улыбка была полна света и тепла, как весеннее солнце, которое начинаешь ждать с первых дней зимы.

Ничего, раз он отвечает за зимнепраздник, значит скоро вернется, и мы увидимся. Совсем скоро, осталось немного подождать.

Но у жизни были на меня другие планы. Вместо романтической встречи я всю неделю работала, не разгибая спину.

Уже на следующее утро меня разбудил голос Памеллы, раздавшийся за дверью:

– Вставай, падучая! Хватит нежиться!

Я сонно открыла глаза, ощущая ломоту во всём теле. Во дворце я спала столько, сколько хотела, а здесь меня будили с первыми петухами. Мохнатые существа оказались ужасно пугливы, как только начинались сумерки, они прятались по своим комнатам и не выходили, пока не посветлеет. Только на дворе царила поздняя осень, дни были короткими, а работы меньше не становилось.

Памелла взвалила на меня все, что ей не нравилось делать самой:

Вместо завтрака я оказалась на кухне перед горой картошки, моркови и капусты. Памелла заставила меня перебирать гниль. Я не очень-то разбиралась в овощах, так что отправляла в старые деревянные ящики все, что вызывало у меня подозрение. Битый бок, кривая форма, странный оттенок кожуры.

Ящиков не хватило, пришлось перекладывать овощи, чтобы добыть дополнительные. Памелла сказала после разбора отнести гниль на ферму, но мне пришлось взять тележку и возить трижды, за один раз не вышло.

Когда же я с первыми лучами солнца, обливаясь потом вернулась в погреб, на меня набросилась Памелла с криком:

– Где все овощи, падучая!

– У меня имя есть, – буркнула я.

– К черту имя, где овощи?!

– Вот же, – я указала на ящики, с красиво сложенными овощами и фруктами.

Я не понимала волнения Памеллы. Погреб теперь выглядел как с картинки. Картошинка к картошинке, огурец к огурцу.

– А остальное?! Полный погреб же был!

Я поежилась и отступила к двери, я все еще не понимала сути, но уже готовясь к бегству.

– Так они п-порченные были. А вот хорошие… оставила… как сказали…

Памелла выхватила из ящика морковь с зеленым хвостиком и потрясла ей в воздухе, как оружием.

– Это идеальная! Образцовая! А где нормальные?! Обычные!

– Н-на ферме…

Робко ответила я, заикаясь.

– Слушай ты, – Памелла подошла ко мне, угрожающе потрясая морковкой у носа, – прежде чем выкинуть что-то или сломать, вспомни, что за каждую морковку, ложку, щетку мы отчитываемся перед Филиппом.

Я нервно сглотнула.

– Представляй его каждый раз с карандашом и большой тетрадью и очень, очень, очень злым взглядом. И как он три часа твоей жизни высосет, рассказывая о том, как медяк бережет золото. И я клянусь пушистой задницей оспала, – Памелла перешла на угрожающий шепот, – Что если ты еще раз выкинешь то, что можно обрезать и съесть, я отправлю тебя с отчетом к Филиппу и заколочу дверь! Поняла?

Я испуганно кивнула, не зная чего я боюсь больше: Филиппа, Памеллы или морковки, которой мне угрожали.

– Тогда марш обратно! Верни все взад и переделай!

После этого Памелла сослала меня в прачечную, под надзор оспала, со словами, что там я не смогу натворить бед.

Как же она ошиблась…

Прачечная встретила меня влажным воздухом и странным запахом – смесью мокрого белья, мыла и чего-то кислого.

В углу стояла огромная деревянная бочка, до краёв наполненная мутной водой, а рядом с ней – мохнатый оспал, который, завидев меня, лишь скептически хмыкнул. Его передник был слишком велик и свисал до самого пола.

Всюду было развешено белье, разложены корыта, какие-то порошки. В последний раз я видела прачечную еще ребенком. Что я знала о стирке? Что запачкавшееся платье нужно положить на стул у двери, и что, если поставила на шелк жирное пятно, нужно срочно переодеваться. Все.

В прачечной и так было жарко, а я была еще и в шубе, но несмотря на это, мне было очень интересно. Только вместо экскурсии и объяснений, Памелла отправила меня на простую и однообразную работу.

Мне было велено стоять у дымящейся кадки с кипятком, помешивать белье деревянной палкой да смотреть на песочные часы. Как только последняя песчинка упадет, взять большие щипцы и переложить белье в соседнее корыто, затем подкинуть три полена в огонь, взять стопку нового белья, закинуть в кадку, перевернуть часы и мешать, пока не упадет последняя песчинка. И так по кругу.