Беглянка в драконьем поместье

Довольно просто, и первые разы у меня получилось так хорошо и вовремя все сделать, что оспал в переднике довольно улыбнулся и похлопал меня по спине. От этих хлопков проснулся бельчонок, которому я так и не придумала кличку, но по-хорошему стоило назвать его Катастрофой.

Малыш выбрался из кармана и отправился на поиски приключений. Еще сонный, он прыгнул на край бочки с холодной водой. И тут случилось неизбежное: его лапка соскользнула с мыльного, и он с громким всплеском плюхнулся прямо в воду. Я ужасно перепугалась, бросилась на помощь. К счастью, малыша было хорошо видно сквозь пену, я протянула ему палку, малыш уцепился за нее, но вместо того, чтобы использовать как мостик и перебраться ко мне, перепуганный зверек прыгнул вперед, на полку с порошками, попутно опрокинув один мешочек в бочку.

Я оставила палку в бочке и побежала к стеллажу. Какое счастье, что оспал в переднике был занят развешиванием белья и не видел нас.

Я раздвинула банки и попыталась ухватить перепуганного зверька, но лысый проказник вывернулся из рук и, взмахнув хвостом, прыгнул прямо на верёвку с бельём. Одна из простыней угрожающе накренилась, а он, используя её как канат, принялся раскачиваться из стороны в сторону, словно на качелях.

– Ах ты, обормот! – выдохнула я, пытаясь поймать его, но тот, как заправский акробат, ловко перескочил на следующую верёвку, а простынь оказалась на полу.

С верёвки он сиганул на обратно на полку с порошками. Глухое «шлеп» донеслось откуда-то снизу – один из мешков с порошком явно решил сдаться и посыпал мои ботинки белой пылью. Бельчонок фыркнул и перебрался на самую высокую полку.

– Вернись сейчас же! – в отчаянии взмолилась я.

Бельчонок, кажется, немного успокоился, почувствовал себя в безопасности и теперь собирался заесть стресс. Он обнюхивал все подряд, периодически чихая. При каждом чихе его лысый хвостик резко распрямлялся. Это было уморительно, но сейчас не до смеха.

Закусив губу, я вскарабкалась по стеллажам, как по лестнице, и схватила лысого шустрика в момент, когда он чихнул. Торжествуя, я сунула белку в карман, поклявшись, что раздобуду где-нибудь клетку.

Радость моя была не долгой. Нога соскользнула с полки, я попыталась встать на следующую, она хрустнула, и дальше я полетела вниз, увлекая за собой половину содержимого стеллажа.

– Я оставила тебя на двадцать минут! На двадцать!

Я обернулась, потирая ушибленное плечо, и замерла в ужасе. Прачечная выглядела как поле боя.

Белье, которое я забыла вынуть из кадки с кипятком, похоже, съежилось. Упавшая простыня краешком попала в очаг и отчаянно дымилась.

Бочка с мыльной водой окрасилась в синий. Пена поднялась и вывалилась за края, шипя, как разъяренная змея.

Весь пол был белым от рассыпавшихся смесей, и посредине всего это восседала я. В дурацкой мокрой шубе, которая, намокнув, завоняла так, что перебила запах порошков.

А на меня надвигалась Памелла, на этот раз вместо морковки в руке была метла.

Она остановилась прямо передо мной, обвела прачечную тяжёлым взглядом, и я мысленно начала прощаться с жизнью.

– Что. Здесь. Произошло? – процедила она, чеканя каждое слово.

– Вставай, – велела Памелла. – Немедленно!

– Вы меня выгоните, – спросила я дрожащим голосом.

– Выгнать и разбирать этот бедлам самой? Пока ты счастливо прыгаешь по лужайкам где-нибудь под горой? Не надейся! Кто нагадил, тот убрал.

Памелла заставила мне убрать все, что я рассыпала, заменить воду, заново перестирать белье. К счастью, я испортила не одежду, а всего лишь чехлы для мебели. Ими накрывали диваны и столы в поместье, когда хозяева долго отсутствовали.

Я закончила только к ночи, буквально выползла из прачечной. Но вместо отдыха меня у порога снова ждала Памелла, на этот раз с поварешкой.

– Кто бы что ни натворил, это не я!

Экономка вздохнула:

–Идем, тебя посуда ждет. Исключительно медь и чугун. Кастрюли да сковородки, их ты точно не разобьешь.

– А как же спать? – простонала я, – оспалы уже в кроватях.

– А ты не оспал, падучая, чтобы с темнотой ложиться. Если кастрюли сейчас не отмыть, завтра все засохнет и работы будет в три раза больше.

Памелла повела меня на кухню, размахивая поварёшкой, словно это был её жезл правосудия.

– Вот, – сказала она, останавливаясь перед внушительной горой мисок, сковород, кастрюль. Она возвышалась над раковиной, угрожающе накренившись.

– Всё блестит, но от жира, а должно блестеть от чис-то-ты. Когда помоешь, тогда и пойдешь спать.

Я обречённо вздохнула. Памелла, явно довольная, что нашла для меня подходящее наказание, удалилась, оставив меня наедине с горами грязи и собственной усталостью.

Солнце уже скрылось за горизонтом, и кухня постепенно наполнилась мягким светом свечей и ламп. Вздохнув с облегчением, я, наконец, позволила себе снять шкуру, не опасаясь, что кто-то увидит. Шуба сползла с плеч, и под ней оказалось золотое платье, некогда великолепное, а теперь потерявшее весь свой блеск. Материя была потёртой, подол и рукава изорванными. Я провела по ткани рукой и грустно вздохнула. Никаких следов былой роскоши.

Оглядевшись, я нашла передник, нацепила его, закатала рукава и принялась за дело. Вода здесь текла по трубе и сразу горячая, что было удобно. Я сосредоточилась на работе, стараясь вымыть кастрюлю до блеска. Местами на сковородах был нагар, который только соскребать ножом. Я хотела было заняться и этим, но решила на всякий случай спросить у Памеллы. Вдруг я что-то опять испорчу?

Шум воды, звон посуды, скрип губки – всё это хорошо отвлекало от мыслей о том, что моя жизнь разделилась на "до" и "после". Я не жалела о побеге. Я всю жизнь мечтала о странствиях, приключениях, только оказалось, что к жизни за пределами дворца я не готова. Что ж.

А в голове то и дело звучал мягкий голос Александра, раскалывающий о далеких тропических островах с белым песком. Как же хорошо быть драконом, иметь свои крылья. Может быть, у меня тоже есть свои? Я замерла от этой мысли, прокручивая в голове истории. Встречала ли я в сказках женщин-драконов? На ум ничего не приходило, может быть, в библиотеке поместья что-то есть?

Мои мысли отвлек бельчонок. Он мягко выскользнул из кармана шубы, выпрыгнул на стол с видом, будто он у себя дома. Лысый хулиган бодро топал по столу, направляясь к банкам с припасами.

Я схватила дуршлаг и накрыла им бельчонка быстрее, чем тот успел пискнуть. Когда малыш оказался в «клетке», я склонилась к нему и сказала:

– Слушай ты, Заноза, если будешь так себя вести, я выселю тебя из шубы и гуляй, как знаешь!

Бельчонок обиженно верещал в ответ.

– Я пытаюсь тебя защитить, а ты только воруешь и шкодишь. Если меня отсюда выгонят, то я тебя прихвачу с собой. Будем шататься зимой в горах вместе.

Трещине бельчонка стихло. Кажется, малыш и правда понимал человеческую речь, а может угрожающих интонаций было достаточно.

Я рискнула, приподняла дуршлаг и посмотрела на насупившуюся от обиды белку. На его шкуре местами виднелись маленькие клочки рыжего меха. То ли оброс, то ли не до конца облысел.

– Будешь хорошо себя вести, займемся твоей шубкой, Заноза, – сказала я ласково и убрала малыша обратно в карман.

Разбойник хоть и поворчал для приличия, но больше не высовывался. А я продолжила намывать посуду. Не знаю сколько времени у меня ушло на работу, но кажется как только моя голова коснулась подушки, так меня сразу разбудили.

– Ну что, падучая. Пора за дело.

Глава 4

Всю неделю я драила огромные кастрюли и медные котлы, пока оспалы-кулинары насмешливо подшучивали над моими неуклюжими движениями. В прачечной помогала развешивать белье, кое-как научилась мыть полы.

Я сменила золотое платье на простую хлопковую блузку и льняную юбку, вместо кос забирала волосы в пучок, научилась спасть урывками между работой и даже немного подружилась с близнецами-оспалами, которые, оказывается, были поварятами на кухне. До серьезных дел их, как и меня, не допускали, так что иногда мы жаловались друг дружке на жизнь. Но тихо, чтобы не получить нагоняй от Памеллы, которую я со временем тоже начала называть Пэм.

В конце недели Пэм позвала меня на помощь с уборкой каминов в поместье. У оспалов вот-вот должна была начаться линька и поместье готовилось к этому событию, как к катаклизму вселенского масштаба. Памелла решила заранее научить меня кое-каким вещам, чтобы я смогла помочь ей позже.

Пэм торжественно остановилась перед массивной деревянной дверью, ведущей в хозяйскую часть поместья. Её глаза сверкнули особым блеском, и голос прозвучал мягче обычного:

– Покажешь себя хорошо, назначу тебя горничной. Работа полегче, обстановка покрасивее, вместо шубы наш портной тебе красивую форму сошьёт, тёплую. Так что старайся получше.

Я вздохнула и грустно улыбнулась. Пэм, похоже, желала мне добра, но снять шубу было всё равно, что встать у ущелья и крикнуть: «Я здесь!» – и слушать, как эхо разносит мой голос. Но желание увидеть жилую часть поместья пересилило сомнения, и я промолчала.

Мы шагнули через порог, и передо мной открылся совершенно иной мир. Полы из красного дерева сияли, будто их только что отполировали до блеска. Каждая досочка была идеально подогнана к соседней, создавая ощущение цельного полотна тёплого, глубокого оттенка. Мягкие ковры с изысканными узорами укрывали часть пола, приглушая шаги и добавляя уюта.

Стены были оклеены шелковыми обоями нежных пастельных тонов с изящным растительным орнаментом. На них висели картины мастеров: пейзажи с горными озёрами, сцены из жизни драконов и прекрасные портреты. В золотых рамах улыбались глаза людей, похожих на Александра и Филиппа – вероятно, их предков.

По обеим сторонам коридора стояли резные столики из тёмного дерева, на которых покоились фарфоровые вазы со свежими цветами. Ажурные канделябры, закреплённые на стенах, освещали пространство мягким, тёплым светом, отражающимся в хрустальных подвесках.

Камины из белого мрамора украшали залы и гостиные. Их облицовка была украшена тонкой резьбой: сцены полётов драконов, цветочные мотивы и древние символы. Над каждым камином висело большое зеркало в позолоченной раме, отражая огонь и делая комнаты ещё светлее.

Я остановилась у одного из портретов. На нём был изображён молодой мужчина с серьёзным взглядом и горделивой осанкой – Филипп. Рядом висел другой портрет, более светлый и тёплый, с улыбкой – Александр. Они были так похожи и одновременно такие разные.

Полки с книгами в кожаных переплётах заполняли ниши в стенах, а большие окна, обрамлённые тяжёлыми бархатными шторами, пропускали мягкий дневной свет. От всего вокруг веяло историей, благородством и уютом.

– Не задерживайся, – мягко напомнила Пэм, заметив мой восторг. – У нас много работы.

Я кивнула, пытаясь впитать каждую деталь этого великолепия. Сердце сжалось от лёгкой грусти: здесь ощущалась семейная теплота, которой мне так не хватало. Но сейчас у меня была возможность хотя бы на мгновение стать частью этого мира.

Мы прошли дальше по коридору, и я обратила внимание на витражные окна, через которые солнечный свет разливался разноцветными лучами, играя на полированном полу. В воздухе витал лёгкий аромат древесины и свежих цветов.

– Сегодня займёмся каминами, – сказала Пэм, останавливаясь у одной из дверей. – Покажу тебе, как их правильно чистить и разжигать. Это важно, особенно перед праздником.

В её голосе слышалась нотка доверия, и я почувствовала тёплую волну благодарности.

– Спасибо, Пэм, – тихо произнесла я.

Она лишь улыбнулась уголками губ и открыла дверь, приглашая меня войти в просторную гостиную. В центре комнаты стоял Александр. Его фигура, облачённая в лёгкий камзол небесного оттенка, гармонично вписывалась в изысканный интерьер. Он стоял у окна, задумчиво глядя вдаль, одна рука держала кристальный бокал с какой-то янтарной жидкостью. Солнечный свет, пробивающийся сквозь витражи, играл на его золотистых волосах, делая их сияющими. Его профиль был чётким, будто вырезанным из мрамора, а лёгкая улыбка придавала облику доброжелательность.

Я вздрогнула от неожиданности, наткнувшись на его присутствие. Сердце пропустило удар, а дыхание перехватило. На мгновение я замерла, глядя на него, словно боялась нарушить эту картину.

– Ваше высочество, – голос Памеллы выдернул меня из оцепенения. Она с достоинством склонилась в поклоне, отчего я только сильнее смутилась.

Александр медленно обернулся, и его голубые глаза, напоминающие бездонное летнее небо, встретились с моими. Он улыбнулся, и в этот момент комната наполнилась теплом, будто в камине уже разожгли огонь.

Александр, небрежно приподняв бокал, перевёл взгляд с меня на Памеллу. Его глаза светились добротой и теплом, а уголки губ дрогнули в лукавой улыбке.

– Ты же не сдашь меня матушке? – спросил он,  постучав пальцем по бокалу.

 Памелла смерила его строгим взглядом, который, казалось, мог заставить даже стены дрогнуть.