Малинур. Часть 1,2,3

Александр восседал в центре главного стола. Рядом находились его верные единомышленники – Птолемей и Гефестион; все были уже изрядно пьяны. Гефестион приобнял царя и, лукаво улыбаясь, что-то шептал ему на ухо. Правитель повернул голову в сторону Таис и Валтасара. Дастур сидел неподвижно и, судя по чистым приборам, так и не притрагивался к угощениям и напиткам. Девушка о чём-то отстранённо разговаривала со своей верной служанкой и подругой, которая явно тяготилась её мрачным настроением, всё больше поглядывая на молодого иларха гетайров – красавца Байтона. Тот, хоть и был отважным воином, не решался подойти к приближённой подруги самого царя. Таис, вероятно, поняла её желание и улыбнулась. Подруга, смущённо закрыв рот, засмеялась. Тогда гетера взмахом руки подозвала высокого светловолосого эллина. Мужчина, чуть не упав со скамьи, подскочил с места и, подойдя к Таис, опустился перед ней на одно колено. Девушка за руку подвела подругу и протянула её ладонь в сторону кавалера. Он взял гречанку за кончики пальцев и, поднявшись, повёл в центр зала, где в который раз хоровод начинал ускоряться в ритме сиртаки. Таис вернулась на место и опять словно выключилась из жизни.

Уже совсем стемнело; в дополнение к свечам в зал внесли десятки факелов, которые закрепили в настенных держателях. Царь продолжал пристально смотреть на гетеру, она почувствовала это и повернула голову. Властитель пьяно улыбался. Прижавшийся к нему сбоку Гефестион тоже повернулся и сладострастно взглянул на девушку. Потом наклонился к правителю и слегка поцеловал его в ухо, а затем опять посмотрел на гетеру. Александр никак на это не отреагировал; впрочем, и Таис лишь снисходительно улыбнулась и отпила глоток вина.

Но внезапно она заметила еле уловимое движение между колоннами, под потолком и в углу. Тут же на самой границе периферийного зрения по стене пробежали несколько теней, потом ещё и ещё. Дастур схватил девушку за кисть руки, в его глазах был ужас.

– Дэвы, они пришли к нему… – сдавленным голосом вымолвил старик.

Как ни пыталась Таис захватить взглядом видения, но стоило лишь повернуть глаза в их сторону, они тут же словно отскакивали в ближайший тёмный угол или прятались в тени колонн и пилястр. Она уставилась на царя. Тот не мигая смотрел на подругу с безумным выражением. За ним плясали тени, и Таис больше не отводила взгляда, чтобы не увидеть дэвов отчётливо. Ей показалось, что если это произойдёт, она не сможет дальше жить.

Ритм сиртаки ускорялся, музыка становилась громче, смех и веселье вокруг окончательно захватили всех. Когда в апогее престо пляшущие закружились, как взбесившаяся живая карусель, и за столами кроме десятка человек остались лишь неспособные стоять на ногах, загрохотали барабаны. То не выдержали другие музыканты, которые поймали ритм и оглушительным боем усилили эффект сумасшедшего танца.

Только Таис и Александр заколдованно смотрели в переполненные ужасом глаза друг друга, и дастур, не попадая в такт музыки, раскачивался, глядя на факел и шевеля губами.

Александр побледнел, глаза неестественно округлились, и по его щеке поползла тень. Таис попыталась крикнуть, но звуки застряли в глотке, и лишь хрип породила грудь. Она ещё раз набрала полные лёгкие и, окончательно обезумев от видимого мракобесия, истошно заорала:

– Александр! Тебя забирают тени – жги их! – Что-то словно сжало ей горло. – …огнём своей веры… – Хриплое продолжение услышал лишь дастур, своим молитвенным взглядом отогнавший узкую тень, что, как змея, показалась на мраморно-бледной коже горла Таис. – … если она у тебя есть. – Окончание фразы Валтасар прочёл по беззвучно шевелящимся губам.

В этот момент чьи-то руки не выдержали, и дикий хоровод разлетелся в стороны осколками из десятков людей. Царь подскочил с места, оттолкнув Гефестиона. Не контролируя себя, он начал метаться среди такой же толпы и отмахиваться от призрачных нападавших. Затем схватил факел и, вертясь на месте, стал орудовать им, словно мечом. Кто-то в экзальтированном угаре коллективного безумства последовал примеру властителя, и уже два воина сражались факелами с невидимыми врагами. Безудержный смех и вопли огласили зал… Сначала вспыхнули портьеры, затем бесчисленные ковры, подушки и разбросанная вокруг верхняя одежда гостей. Ещё час лишившиеся ума яростные воины с демоническим гоготом носились по дворцу, разнося факелами огонь и порождая новые и новые тени.

К утру всё было кончено. Дворец выгорел дотла, а вместе с ним и обширный архив персидской династии Ахеменидов, правивших больше 300 лет, и, конечно, сакральная часть священной Авесты, что оказалась там по велению богов македонского царя.

Похмелье горожан и войска оказалось жутким. Однако Александр был весел, хотя на словах и сожалел о случившемся.

– Пусть это будет нашим отмщением персам за сожжённые сто пятьдесят лет назад Афины, за их вероломство, рабство и гибель эллинов! – произнёс он, стоя на пепелище в окружении своих доблестных военачальников и храбрых воинов. – А завтра мы идём в Мидию, где закончим освобождение Малой Азии и прервём тираническую династию Ахеменидов. Дарий Третий нужен живым! Он должен прилюдно отречься от персидского трона, передав мне всю власть лично. Это будет залогом верности Вавилону обширных земель ариев и их сатрапий на Востоке. Так у границ Тавровых гор мы закончим наш славный поход!

Таис тоже была там, слушала царя, и горькие слёзы отчаяния и неведения грядущего текли по её щекам. Лишь одна надежда согревала душу – что Птолемей сегодняшний вечер посвятит ей и заботы о завтрашнем походе отойдут у него на второй план. Она понимала, что груз ответственности, возложенной на неё провидением и Самим Господом, непосильно тяжек. Вся её последующая жизнь теперь подчинена миссии, в корне противоположной целям могущественного царя Александра Македонского. Без Птолемея – верного друга, сводного брата и соратника царя – Таис обречена. Не столько смерть её страшила, сколько жизнь, которая превратится в пустоту, если она откажется от взваленной ноши. Как долго она искала в потёмках своей души этот свет, сколько книг ей пришлось прочесть и сколько выслушать мыслителей, философов и священников бесчисленных религий! Как бесконечно мучительны были разочарования и ложные надежды, порождаемые лукавыми псевдопророками, оракулами и учителями! И вот она на кончиках пальцев, как сказал Валтасар, почти неосязаемым дуновением, неуловимым проблеском в кромешной ночи ощутила Его присутствие. Настолько слабое, но уже точно Его! Впервые она почувствовала не удовольствие, не радость, не экстаз от мужских ласк, а то, что затмевает их, как солнце – звёздное сияние… благодать, сошедшую на неё дождём в знойной пустыне. Теперь она поняла, что счастье, дарующее осмысленность жизни и силу преодоления смерти, – это духовное знание правильного пути, который ведёт тебя к Богу, подпитываемое истинной радостью, что наполняет душу в процессе движения по нему. Счастье – это знание, состояние и процесс.

Птолемей заметил возлюбленную, что стояла со своей служанкой в стороне, и когда царь закончил речь, сразу направился к ней. Уже приблизившись к девушке, он смутился от её заплаканного лица, растерянности и порывистых движений, словно она кого-то потеряла в расходящейся толпе и теперь отчаянно пытается найти.

– Таис! Почему ты в слезах? – Мужчина появился так неожиданно, что она аж вздрогнула.

Лицо сразу преобразилось, и с неподдельной радостью она прилюдно бросилась ему на шею:

– Мой милый Птолемей! Я ждала, когда Александр закончит, чтобы подойти к тебе, но ты исчез среди людей. – Глаза Таис блестели, а слёзы полились ещё щедрее, мелкими бриллиантами переливаясь в лучах яркого утреннего солнца.

Он, как всегда, зарделся румянцем и, понимая очевидность своего смущения, попытался скрыть его за шуткой:

– Ну, если слёзы из-за этого пустяка, то я… – Мужчина осёкся, не зная от волнения, как закончить свою мысль.

Таис, улыбаясь, смотрела в глаза. Шутки не получилось, но плакать она перестала.

– … то ты должен знать, уходя завтра в бой за своим царём, что тебя в ойкумене будет ждать девушка. – Она потупила взор, сама вдруг впервые ощутив смущение перед мужчиной, но, быстро справившись, подняла глаза и как-то по-детски добавила: – Ты придёшь сегодня ко мне?

Птолемей глубоко задышал, а цвет его щёк из розового стал нежно-малиновым. Собравшись, не своим – высоким голосом начальник личной охраны царя ответил:

– Я буду сразу после вечерней смены караулов. Надеюсь, сегодняшним закатом полюбоваться мы успеем вместе. – Мужчина весь сиял лицом и скрыть свои переживания уже не мог.

Почти до обеда Таис провела время в смятении: поймёт ли правильно её Птолемей? Ведь приглашение его к себе – не только веление девичьей души и давно томящейся страсти, но и расчёт её острого ума. Не посчитает ли он рассказ и мольбы гетеры – любовницы царя и его же ближайшего друга – за истинную причину её внезапной приязни и сегодняшней женской покорности? Не сочтёт ли он её поступок предательством и жалкой манипуляцией своими чувствами? Он ведь с юности искренне в неё влюблён, но и Таис его считает не просто другом. Однако редкие, но всё же пылкие свидания с Александром не позволяли чувствам девушки раскрыться. Как гетере, ей был с лихвой отмерен дар обольщения мужчин, и силу женских чар она разумно контролировала. Поэтому горящую свечу своей любви разжечь в пылающий костёр страсти не спешила и с Птолемеем вела себя спокойно, старалась поводов ему для сердечных откровений не давать. Хотя и чувствовала: он видит её приязнь и учащённое дыхание при встречах. Она ещё тогда, в Афинах, заметила, что из всех мужчин лишь Птолемей своей открытой добротой, спокойствием, разумным жизненным подходом способен приручить её, и покориться воле этой она готова была сразу. Но и решила сразу, тоже чётко: он слишком дорог ей, чтобы делить себя меж ним и Александром. Ввиду чего приглашение его сегодня в свой дом априори означало конец её любовной связи с царём. Это был серьёзный выбор, и то, что он совпал с духовным распутьем, являлось благим знаком. Подумав так, она отбросила сомнения и поспешила приготовить дом к визиту сердечного друга.

Когда человек идёт своим путём, все силы мира по веленью Бога помогают ему, и она ещё не знала, что этим утром видела царя Александра Великого в последний раз.

Закончив вместе со служанкой уборку и украшение трапезного стола, гетера приняла тёплую ванну с не очень хорошо пахнущими, но зато придающими коже младенческую упругость и шелковистость снадобьями. Затем подруга час умащивала её нежно-медовую кожу диковинными маслами, чей рецепт был известен лишь Таис; ещё столько же она кудесничала с волосами госпожи и её лицом. Ровно за час до вечернего развода караулов, услышав от служанки вздох неподдельного женского восхищения обнажённой красотой госпожи, Таис позволила девушке бежать – её вчерашний избранник тоже утром уходит за своим царём. Оставшись одна, она разожгла благовония и свечи, надела белоснежную тунику и подпоясалась тонкой ниткой из нежно-розовых жемчужин. «Символично, что я, сама того не понимая, надела платье, столь похожее на седре», – подумала девушка, глядя в зеркало, и в этот же миг услышала стук в дверь. «Мой Птолемей!» – её щёки впервые с 16 лет вспыхнули огнём от волнения, смущения и предвкушения.

Начальник личной охраны и самый преданный друг царя перешагнул порог и в нерешительности замер у двери, словно преодолел наитруднейшую преграду в своей жизни. Сияющая Таис стояла напротив, несколько секунд унимая бешеный стук сердца.

– Проходи, Птолемей. Я отпустила прислугу, так что будь как дома, – девушка улыбнулась и зна́ком показала на место у стола.

– Благодарю, Таис, но позволь мне омыть руки: я только что с дворцовой площади, – мужчина по-мальчишески показал ладони, испачканные сажей.

Она провела его в комнату, где стояла ванна, предусмотрительно наполненная тёплой водой.

– Омойся весь, воин, – буднично произнесла Таис, пытаясь избежать двусмысленности. – Я знала, что сегодняшний день будет непростым и вряд ли у тебя найдётся время смыть с себя витающий по городу пепел. Здесь полотенце и чистый хитон, надень его после. – Она взяла в руки белую рубаху. Вдоль ворота и по нижнему краю шёл вышитый золотом витиеватый орнамент, а в центре – крылатый образ, слегка напоминающий герб Ахеменидов. – Это мой тебе подарок, я сама вышивала. – Девушка скромно улыбнулась, наивно взглянула в глаза другу, а затем показала на ворот: – Здесь вышита молитва, она на древнеавестийском языке, а в центре – это фаравахар, символ божественного духа фраваши, созданного Ахура-Маздой. Прошу тебя: как будешь ждать боя, надевай под панцирь этот хитон. Я верю, что он убережёт твою грудь от вражеских стрел, а сердце – от разрушительного гнева и жестокости.

Птолемей, не смея грязными пальцами прикасаться к белой ткани, внимательно посмотрел на главный зороастрийский символ, представляющий собой диск с ровными крыльями по сторонам, птичьим хвостом и мужской фигурой в профиль, в руках подруги.

– Очень похож на крылатый диск египетского Амона-Ра, только этот словно какой-то живой… и как искусно вышит! Чувствуется, что ты прониклась учением огнепоклонников и поняла в нём то, чего не дано понять мне. Хотя проведённые часы бесед с Валтасаром заронили в душу зёрна сомнений во многом, что я знал и в чём был уверен ещё прошлой осенью. У меня сейчас внутри какое-то смятение и одни неразрешимые загадки.

Таис, закусив губу, взглянула на горящую свечу.

– У меня тоже ещё множество вопросов, кои я не могу даже сформулировать, не то что найти ответы. – Она, пряча лицо, отвернулась к окну и тихо спросила: – Скажи, нашли хоть тело Валтасара?

Птолемей глубоко вздохнул и печально сел на скамью у ванны.

– Вчера сгорели десятки людей, но пламя сохранило останки лишь немногих. Ты видела жреца последней, и если он был в тот момент у каменного быка, то там остались многие; узнать в останках кого-то невозможно. В любом случае все караулы и разъезды предупреждены и схватят его, если старец жив и прячется от нас. – Мужчина тягостно замолчал. – Александру нужны доказательства его смерти или живой маг для прилюдной казни.

Таис повернулась и, сделав шаг, присела рядом. Сначала хотела что-то сказать, но осеклась, будто не решаясь продолжить. После, чуть собравшись с мыслями, медленно отреагировала на весть:

– Мы очень долго разговаривали с ним последние два дня, впервые – после аудиенции у царя. – Она положила на скамью хитон. – Смой пыль и гарь с себя, Птолемей, и выходи к столу. Нам много что нужно сказать друг другу; как бы успеть к рассвету, – деловито распорядилась девушка и направилась к дверям.

– Таис? – окликнул её друг, и, стоя у самого выхода, она обернулась. – Гефестион сказал, что это ты вчера велела Александру поджечь дворец, и он, будто заколдованный твоей волей, исполнил её, будучи в безумстве. – Птолемей пристально и с тревогой смотрел в лицо возлюбленной, по-прежнему сидя на скамье. – Люди говорят, это Валтасар передал тебе магический дар, и теперь ты можешь взглядом покорять чужую волю. Александр очень рад вероятной гибели дастура в жару столь почитаемого персами огня, а о причинах, побудивших сжечь дворец, он лишь обмолвился, что ты и он должны были сгореть там тоже… что у тебя было видение, где вы оба в пламени. Скажи мне, это правда? – Мужчина встал от напряжения и волнения. – Александр приказал тебе с рассветом уезжать в египетскую Александрию и запретил появляться в Вавилоне или ещё где бы то ни было в других городах.

Гетера тяжело вздохнула и, снисходительно улыбнувшись, спокойным голосом ответила:

– Разве это секрет, что мужчины лишь от одного моего взгляда теряют волю? Не верь молве; поджечь дворец было велением иных, враждебных людям сил. А что касается видения, то царь слишком уж просто интерпретировал его. Он видит только форму, не понимая сути. Жду тебя, мой Птолемей, в трапезной. – Она вышла, закрыв за собой дверь.

Высокий светловолосый мужчина в белоснежном хитоне и девушка в похожей тунике, с копной распущенных чёрных волос, сидели за столом напротив друг друга. Таис уже сменила свечи, сгоревшие за три часа с момента, как Птолемей вошёл в сей дом.

– Бактрия и Согдиана20, – это же так далеко, что у нас нет даже примерных карт, как туда добраться, – задумчиво размышлял он. – Не меньше пяти тысяч стадий на северо-восток. Не помню, кто рассказывал, что в той части света живут одноглазые великаны и люди с двумя головами.

– А ещё, быть может, где-то там к скале был прикован Прометей, и гигантский орёл клевал ему печень. Неужто в эпосы Гомера ты веришь так же, как Александр? – Таис хихикнула.

Друг улыбнулся, поняв иронию.

– И тем не менее. Царь заявил сегодня, что Мидия и её столица Экботаны – конечная цель похода. Эллины отмщены. Персия у наших ног. Если, как успел рассказать тебе Валтасар, Авесты было две и вторая находится в Бактрах или Мароканде21, то… Может, Александру прямо сказать, что есть второй экземпляр священных текстов и он хранится где-то там?

– Вряд ли это само по себе сподвигнет его организовать туда военную экспедицию, – высказала мнение Таис. – Безусловно, с момента находки пергаментов в Истахре поведение царя красноречиво демонстрировало его иррациональное желание уничтожить Авесту. Он словно знал о наличии этих текстов и, обнаружив, уже готов был сжечь их, не медля ни дня, и лишь твоё, Птолемей, вмешательство остановило его. Но! – Таис загадочно посмотрела на друга. – Узнав о сакральном содержании первых десяти насков, он не позволил к ним прикоснуться даже тебе. Вторую половину с сугубо практическими знаниями Александр разрешил перевести, разумно понимая их ценность, а первую велел привезти к себе под бок, во дворец. Значит, именно доктринальные основы, что содержатся в первых насках, его почему-то пугают. И откуда он знал о существовании учения, столь схожего с откровениями иудейского Моисея?

Повисла пауза.

Птолемей сначала сидел задумчиво, а потом глаза его расширились от невероятной догадки. Он взглянул на Таис.

Она, слегка улыбаясь, ожидала реакции и, заметив признаки озарения у друга, тихо вымолвила:

– Ты думаешь о том же, о ком и я?

– … Шимон?.. – прошептал Птолемей. – Но зачем ему гибель Авесты?

– Почти триста лет назад Зороастр из рода Спитама был в услужении в Вавилоне и Сузах, знаешь у кого? У Даниила.

– Того самого мудреца, в книге которого первосвященник иудейский Шимон показывал Александру предсказание о его предстоящем покорении Персии? – Птолемей изумлённо выпучил глаза.

– Да. С ранней юности иудей Даниил воспитывал Зороастра. Будучи одним из правителей Вавилонского царства, он передавал тайные науки, кои принесли мудрецу успех при дворах ассирийских и персидских владык. Но прежде всего он поселил в нём огонь веры, и, поняв, что ученик достиг понимания естественных законов, неуловимых посредством внешних чувств, Даниил поведал ему сакральные откровения Господа. – Таис перевела дух, собираясь с мыслями перед самой важной частью сегодняшнего разговора. – Будучи высоким сановником у основателей Ахеменидской династии царей Кира Второго и Дария Первого, Даниил пользовался огромным уважением и был советчиком во многих государственных делах. Не раз он ведал правителям о грядущем, в том числе и о предстоящей гибели многих царств, избежать которой возможно, лишь укрепив в народе истинную веру в единого Господа. Он говорил им, что нравственность народа, его достоинство и принятие истины важнее всех крепостей и гениальных военных тактик. Ни одно царство не устоит долго без глубокого проникновения в людские сердца Святого духа, и тот правитель, кто сумеет сам познать сию благодать и не мечом, а любовью открыть сердца своих подданных к её источнику, тот создаст царство Божие и непоколебимое. Цари внимали его словам, что само по себе уже было великим достижением Даниила. И тогда иудейский мудрец благословил своего ученика из ариев на проповедь истины, что уже ему открылась. Он рассказал обо всём, что составляет древнюю иудейскую религию. Однако старец мудро понимал, что это всего лишь форма, причём за тысячелетия ставшая столь громоздкой, что свет истины за ней почти не виден. Поэтому Даниил отказал Зороастру в обряде брит-мила. Так мудрец передал Зороастру факел истинной веры как чистого содержания, не отяжелённого оковами форм. Даниил – один из пророков человеческих, однако иудейские первосвященники таким его не считают; говорят, что он не общался с Богом напрямую, а лишь слышал Его ангелов. – Девушка сделала глоток вина, смачивая губы, пересохшие от слов и волнения.

– Почему у них такое отношение к своему мудрецу? – Птолемей не моргая и восторженно смотрел на рассказчицу. Её женские чары уже померкли для него, и сейчас он был целиком погружён в повествование.

– Потому что они рабы своей религии, формы, затмившей души и служащей не столько Господу, сколько их мирской власти. Она придаёт смысл их существованию и является инструментом манипуляций людскими страстями и слабостями! – Таис произнесла это столь экспрессивно, что Птолемей аж вздрогнул от неожиданно резкой смены тона и громкости голоса.

Таис выдохнула, прикрыв глаза. С минуту она помолчала и спокойно закончила свою мысль:

– Потому что Даниил сохранил в душе родник истины в её первозданности и форму религии использовал по её прямому предназначению – поддерживать своими внешними ритуалами, традициями и правилами эту внутреннюю чистоту. Потому что, духовно поднявшись далеко за пределы этнических, религиозных и политических границ, он передал факел истинной веры не иудею, а готовому для этого человеку! Потому что он смотрел на мир с недоступных им вершин веры, откуда прошлое, настоящее и будущее сливаются в целостный поток и видны как на ладони. Потому что знание о времени прихода величайшего из человеческих пророков, который откроет для благодати Божьей сердца не десятков, а сотен тысяч людей, он огласил не иудею, а новому граалю веры и, так случилось, врагу евреев – персу. А он создал свою религию, основанную так же, как и иудаизм, на истине; значит, породил форму крепкую и живучую, как минимум имеющую нерушимый фундамент. Это угроза власти первосвященников, адептов другой формы, впрочем, как и скорый приход Мессии… содержание Его проповедей тоже неминуемо облечётся в форму новых, конкурирующих религиозных законов, ритуалов и символов.

– Но первосвященник Шимон был очень уважителен, говоря о Данииле? – уточнил Птолемей, поддавшись дару убеждения Таис, по инерции забыв о многоцветности палитры человеческой природы с бесконечным количеством оттенков.

– Безусловно. Даниил сподвиг царя Кира к освобождению иудеев из вавилонского плена и восстановлению иерусалимского Храма. Да и носителей истины среди них немало, никто не посмеет столь мудрого предка предать забвению. Тем более иудеи, с их неимоверной щепетильностью к прошлому. Просто власть у первосвященников, и они истолковывают тексты в угоду своим интересам. Они, как и наш Александр, всецело покорились форме, забыв о содержании, и стали её рабами. – Таис намеренно упомянула царя и опять не стала делать заключений, давая собеседнику возможность прийти к ним самому. У него для этого было всё: острый и подвижный ум, прекрасная память, наполненная обширными знаниями, истовая любознательность и сформированное влиянием Таис направление, куда неминуемо должны пойти его мысли.

Птолемей задумался, налил обоим ещё вина и тихо произнёс:

– Александр долго общался с Шимоном, но прежде с ним имел беседы я. Он дважды упоминал о ереси персов и языческой основе их огнепоклонничества. Первосвященник не пытался меня в чём-то убедить, он больше интересовался пристрастиями царя и его отношением к различным религиям. Тогда мне это показалось вполне объяснимым – Шимон ратовал за свою паству. Но из всех верований особое неприятие у иудея вызывало именно огнепоклонничество, это точно. Наше войско пополнилось множеством евреев, и потом я слышал, как их наставляли на нетерпимость к языческой вере персов. А оказывается, она не языческая в своей основе, а родственная, по сути, иудейской. Ты думаешь, первосвященник надоумил Александра в случае нахождения священной Авесты уничтожить её, сохранив сакральную веру лишь в форме своей религии?

– Мне неведомо, о чём они так долго общались. Да и Шимон слишком мудр, чтобы пытаться столь откровенно манипулировать всемогущим царём, – ответила Таис. – Хотя Александр, безусловно, одарил иудеев невиданными милостями, приравняв их почти во всём к эллинам и предоставив неслыханную самостоятельность. Те в долгу не остались, тоже выказав ему полную лояльность, снарядив в нашу армию немало воинов из своих земель, дав фураж и пропитание. Безусловно, царь заключил с ними какое-то тайное соглашение, о коем молчит. Но Валтасар успел поведать мне вчера во время пира, что Александр будет проклят в Азии за вмешательство в естественный ход сакральных часов человеческой истории. За то, что он затопчет своими копытами древо зороастрийской религии, которая должна стать промежуточным этапом между иудейской формой и новой могучей религией грядущего Мессии. Не пройдя заключительного этапа естественного вызревания человеческих душ в зороастризме, величайший пророк придёт на всё ещё неподготовленную землю, где по-прежнему мало будет готовых сердец. И поэтому… царство Божие отсрочится. Александр решил присвоить знания Востока гению эллинских и западных царств, а память об источниках сих знаний низвергнуть в небытие. – Девушка встала и подошла к окну.