Тело в долг

Сегодня, крутясь перед зеркалом, она смотрела на фиолетово-желтые пятна вдоль бедер и позвоночника – и жалела, что не вмазала Марку сильнее.

Трико, колготки – все на ней скрыли. Как всегда.

– Мадлен! – раздался голос в коридоре.

– Здравствуйте, миссис Вайт! – девушка присела в реверансе.

Учительница была редким светом в ее жизни. Строгая, требовательная, но справедливая. Она задала высокую планку. Слабых отсеивала без жалости. Но для Мадлен была вторым лучом света, что поддержит. Она знала, миссис Вайт видит в ней талант и хочет для нее бо льшего будущего.

– У тебя последний год. Думаешь продолжать?

– Обязательно.

– Три выступления. Последнее будет – экзамен. Хочу, чтобы ты сразила всех.

– Поняла, – Мэдди кивнула, губы дрожали от волнения.

– Я помогу. Ты достойна хорошей рекомендации. Стипендии и будущего, – кивнула Вайт.

Мэдди не выдержала – шагнула и обняла ее. Все было по-настоящему.

– Спасибо, миссис Вайт. Вы знаете, мне это важно.

– Не подведи, – миссис Вайт похлопала ее по плечу, задержала взгляд на лице, вглядываясь.

Занятие началось, и все исчезло: стены, Тайлер, Марк. Остался только зал.

Балет – как боль, как свобода. Как исповедь. Любое движение – вопль души. Каждый прыжок – побег от реальности. И только здесь ее дикая черная ярость приобретала светлые очертания. И испарялась.

Когда все закончилось, Мэдди выскочила на улицу, не переодевшись. Сердце билось быстро. Страх опоздать – и столкнуться с братом – подгонял. Минута задержки – и опять крики, опять его руки, опять…

Она шла быстро. Холодный ветер трепал ее форму, но внутри было горячо. Жестко. И страшно.

– Ого! Не видел тебя такой, Мадлен, – хрипло выдохнул Тайлер, окидывая ее взглядом с головы до ног. – Черт, нужно сходить на этот, как его… балет.

– Всегда так выхожу – чтобы Марк не ждал, – хлопнула дверь машины, хлестко, как пощечина.

Он потянулся к ней. Его рука, теплая и наглая, скользнула между спинкой сиденья и ее телом, обвивая талию, словно стягивая удавку. Воняло травкой.

– Надо переодеться. Слишком вызывающе, – его голос стал ниже. – Могут начать приставать…

– Не начнут, – отрезала она, перебрасывая сумку через плечо. – Уже кто-то пришел?

– Пара человек, сегодня так… Междусобойчик, – кивнул Тайлер. – Марк просил поторопиться, – он задержал взгляд на ее ногах. – Хочу, чтобы ты была на каждой тусовке рядом со мной. Надо тебя уже выводить в свет.

Она фыркнула и отвернулась к окну.

Дом гудел: на подъезде стояли машины, из приоткрытых окон выбивалась музыка, на крыльце висел сигаретный дым и раздавались чужие голоса. Мадлен промчалась сквозь толпу, не удостоив никого ни словом, ни взглядом. Быстро переоделась, волосы рассыпались по плечам. У нее не было дорогой одежды, платьев. Но имелось то, что не скрыть. Особый дух, сексуальность, не в одежде – в осанке, в изгибе губ, во взгляде.

Марк и Тайлер были на кухне. Она услышала их голоса раньше, чем вошла. И остановилась.

– …Либо ты залезаешь на меня, либо я сваливаю, – голос Марка. Холодный, решительный.

Незнакомец фыркнул:

– Ты псих, я бы так своей не сказал.

– Радуйся этой своей послушной бабе, которую не надо уламывать, Оливер, – буркнул Марк. – А ты, Тайлер? Что с Мэдди? Морозит?

– Ага, – усмехнулся тот. – Говорит: «Я сама скажу, когда захочу с тобой потрахаться».

Смех. Кто-то ударил кулаком по столу.

– Может, ей нужно время… – усомнился Оливер.

– Если и так, у нее есть руки… – хмыкнул Тай.

– …И другие части тела, – вставил Марк. – Ты что, сидишь и ждешь, пока она соизволит?

– Марк, мне нравится твоя сестра, но я не идиот, – голос Тайлера стал ледяным. – Вокруг меня скачут и другие девки. Просто… с ней я хочу больше. Чтобы подчинялась. Без споров. Как скажу – так и будет. Пожалуй, она из таких. Только нужно дрессировать.

Мадлен сжалась у стены. Ее затрясло от отвращения.

– Думаю, иногда девчонку нужно взять жестко. Они любят это, – продолжил Марк, и в его голосе звучала мерзкая самоуверенность. – Сначала: «Нет, не надо», а потом – «Еще, Марк, еще».

Мадлен резко вышла из тени:

– Эй, Марк! Вот ты где!

Тайлер отпрянул от кухонного стола, кашлянул и зашмыгал носом. Нюхал. Марк заслонил проход. Скрывал очевидное.

– Сестренка! – вскрикнул он и обнял ее. – Пошли потанцуем.

– Смотрю, весело у вас, – усмехнулась Мэдди, говоря куда-то вдаль.

Он отвел ее в гостиную, заставил танцевать. Она просто двигалась по инерции. Все как он скажет.

– Искала тебя. Хотела поздороваться.

– Мило, – Марк скривился, будто вкусил чего-то горького.

Тайлер появился позже. Она не смотрела на него. Он – чужой. Отвратительный. Разочарование вместо теплых чувств. Он хотел подчинения – она хотела свободы. Он жаждал покорности. Она – уважения. Им не по пути.

Тайлер пытался трогать, обнимать Мадлен, танцевать с ней. Устав от его нетрезвого кривого лица, она не выдержала и села в кресло в компанию к Марку. Он хотя бы более-менее трезв.

– Мадлен, садись к Тайлеру на колени, будет больше места, – усмехнулся Марк.

Тайлер, как тень, подошел следом. Нелепый. Подвыпивший. Навязчивый.

– Я много не занимаю, – отрезала она.

– Садись, детка, – хлопнул ее по колену Тайлер, завалившись напротив на диван.

– Господи. Сядь ты, Марк, к нему на колени, если так чешется, – огрызнулась Мадлен.

Хохот. Она по-свойски развалилась в кресле, закинув одну ногу на подлокотник, а взгляд сверлил Марка. Он тоже усмехнулся – коротко, без веселья – и не отводил глаз от сестры. В воздухе повисло что-то острое, грязное. Оба знали: будет взрыв. Не здесь, не сейчас – но скоро. Мадлен победно выпила, не отводя взора от брата. Выдержала его взгляд до конца, пока он первым не сдался, но потом встала резко, почти вызывающе. Стекло пустого бокала звякнуло о стол. И ушла. Хоть брат и заставлял ее бывать на вечеринках, она там не задерживалась. И теперь ей требовалось спокойствие, возможность остыть.

Из своей комнаты она вошла в ванную и в полумраке включила душ. Струи зашипели, набирая жар. Одежда с нее слетела, как шкура, – быстро, раздраженно. Взгляд в зеркало – тусклый свет ночника подсвечивал ее лицо. Расширенные зрачки. Влажный блеск под глазами.

– Мудак, – выдохнула она отражению, прикусывая губу.

Голая ступня осторожно потянулась в душевую. Вода уже обжигала. Хотелось стереть с себя все. Всех. Чувство, будто она грязная везде, даже внутри, не покидало ее. Поток хлестал по телу, оставляя красные следы. Мадлен встала под струи, запрокинув голову, позволив воде обтекать ее, скользить по животу, бедрам. Тяжесть в плечах, груди  начала растворяться, но не уходила полностью. Никогда. Она стояла, сцепив пальцы в кулаки, и дышала – глубоко, медленно, как после драки.

В это время Тайлер неотрывно смотрел туда, куда исчезла Мадлен. Он кусал губу до крови, вытирал нос рукой. Странно, неестественно подергивал головой. Лицо тоже вздрагивало, морщилось – будто что-то внутри боролось с ним и проигрывало.

– Думаю, она ждет тебя, – Марк наклонился к нему, почти прижимаясь щекой к уху. – Мы танцевали. Она сказала, что хочет, чтобы ты взял инициативу в свои руки. Сегодня.

– Серьезно? – легкое недоверие проскользнуло у Тайлера.

– Более чем. Иди, – он вытащил из кармана ключик. – Вот, от ее комнаты. Просила передать.

Он хлопнул его по спине и подтолкнул к лестнице. Тайлер неуверенно встал, побрел наверх, будто во сне.

Марк посмотрел ему вслед, его глаза сузились.

– А почему так тихо! – резко развернулся к остальным. – Давайте громче!

Первое, что бросилось Тайлеру в глаза – ее белье, брошенное на пол, едва приоткрытая дверь душа и глухой, ритмичный шум воды. Он скинул футболку, медленно расстегнул ремень, как будто раздеваясь для кого-то, кто должен был это увидеть. Устроился на кровати, развалившись, глаза блестели.

Мадлен наслаждалась каждым мгновением в ванной, дорожа возможностью побыть наедине с собой. Едва не вышла голой, но скользнула взглядом по синякам. Оделась. Хотела скрыть их, даже от себя.

Она не услышала шагов. Не увидела вовремя Тайлера. Просто вдруг – он уже был в ее комнате. Полураздетый, наглый, расслабленный.

– Тайлер?! – вскрикнула она на пороге ванной.

– Мадлен! – с усмешкой передразнил он, как будто они играли.

– Пошел на хрен отсюда! – ее голос стал ниже, опаснее.

– Чуть-чуть не то я хотел услышать… – Тайлер провел рукой по своему торсу – медленно, с вызовом.

Она не двинулась.

Он сделал шаг:

– Тебе, может, просто страшно признать, что ты этого хочешь…

– Нет… – сорвался с губ выдох, в голосе дрожь, тело напряглось. Инстинктивно отступила назад.

Он шагнул ближе. Она рванулась обратно в ванную, попыталась захлопнуть дверь – удар. Он в последний момент перехватил ручку и с силой рванул на себя. Мадлен чуть не вылетела в комнату – плечо хрустнуло. Она вскрикнула от боли, пальцы разжались. Тайлер ворвался внутрь – безумие в глазах, животный пульсирующий блеск. Он уже не был тем парнем, которого она знала. Этого Тайлера она боялась до тошноты.

Она стала пятиться. Он шел не спеша, размеренно. Мадлен заскочила в душевую кабину и захлопнула стеклянную дверь, вставив между ручками щетку.

Он усмехнулся и прохрипел:

– Аппетит, знаешь, приходит во время еды. Я же люблю тебя, детка.

– Тайлер, пожалуйста, уходи! – голос срывался на крик, слезы мгновенно залили лицо. – Ты пугаешь меня!

– Тише… – он свернул полотенце, обмотал руку. – Все хорошо.

Раздался глухой звук удара – стекло треснуло. Второй удар – и посыпались осколки. Девушка вскрикнула, прижалась к стене. Она в панике включила холодную воду – поток обрушился сверху, капли поскакали по телу, но не замедлили ее пульс. Не отрезвили.

Он вошел. Мокрые волосы прилипли к его лбу. Он был огромен, почти не человек – плоть, похоть, угроза. Схватил ее. Она извивалась, дергалась в его руках, как птичка в силках. Крики, брызги и снова крики. Тайлер вытащил ее в комнату и бросил на кровать, как вещь, сразу вдавил в матрас. Плотно, сверху, всем своим весом. Она попыталась вывернуться, царапалась, хлестала его по плечам, но он лишь зарычал – глухо, грубо. За секунду крепко ухватил ее запястья и поднял их над головой, прижав к изголовью. Вторая рука – влажная, пахнущая пивом и потом – легла на ее рот, заглушая крики.

– Ты такая красивая… – его шепот по коже. Губы скользили по шее, зубы впивались. Он не целовал, он метил.

Тайлер казался чудовищно большим, когда навис над ней: тело, сильное и тяжелое, заполняло все пространство. Руки перекладывали под него Мадлен, как тряпичную куклу, – легко, с наслаждением. Она снова заорала, дернулась, захлебываясь в слезах и панике. Комната огласилась ее криком, но никто ничего не услышал и не пришел на помощь.

– Тихо, – прохрипел он, наклоняясь ближе. – Не кричи – или я сделаю больнее.

Мадлен затряслась под ним, словно в лихорадке. Ее грудь вздымалась, влажная майка прилипла к телу, отчетливо очерчивая соски, которые просвечивали сквозь прозрачное от воды белье. Тайлер опустил взгляд и улыбнулся.

– Ты посмотри на себя, – прошептал он с издевкой, – вся мокрая… такая красивая.

Он провел пальцами по ее животу, скользнул к трусикам – медленно, надавливая на кожу, как будто смакуя ее страх.

Мадлен выгнулась, пытаясь вырваться, но он вдавил ее сильнее, коленями раздвигая ее бедра. Рот по-прежнему был закрыт его ладонью. Ее глаза горели – смесь ужаса, ярости и унижения.

Он склонился к ее уху, шепча:

– Ты ведь сама этого хотела, не так ли, малышка?

Музыка внизу гремела все громче – пульсирующий ритм выдавливал воздух из стен, танцпол превращался в месиво из тел и алкоголя. Марк что-то активно рассказывал своей компании – слишком оживленно, с подозрительным блеском в глазах. Оливер стоял у стены, как тень, медленно допивая теплое пиво. Его тянуло прочь от всего происходящего. Он смотрел на часы – будто считал секунды. Скука, раздражение, липкое чувство, что он попал не туда.

Он вылил остатки пива в раковину на кухне, сполоснул бокал почти машинально. Рукой задел тарелку, что-то грязное и жирное пролилось на одежду. Оливер опешил, оглянулся по сторонам в поисках полотенца. Нигде нет. И тогда он побрел в уборную. На первом этаже – занято. Нужно подниматься на второй этаж.

Оливер пожал плечами, шагнул наверх. Проходя мимо комнаты Мадлен, он задержал взгляд на приоткрытой двери – мимолетно, без какой-либо мысли. Закрылся в туалете, холодная вода стекала по ладоням. Чистил одежду. Мыслей не было – до того самого звука.

Хлопок. Будто что-то ударилось. Потом крик – рваный, настоящий.

Он застыл.

Грохот стекла.

Оливер распахнул дверь и вышел в коридор – сердце ударяло в горло. Подошел к двери Мадлен, прижался ухом – внутри происходило нечто чужое, опасное. Без слов, без пафоса, он толкнул ручку и вошел.

Воздух внутри был горячим, влажным – пахло духами, потом и страхом. Свет приглушен. На кровати – Мадлен, полуголая, растрепанная, с ранами от разбитого стекла. Тайлер нависал над ней – коленями прижал ее бедра, одной рукой держал ее лицо, другой жадно мял тело.

– Тебе понравится, малышка… – его голос был хриплым, как у голодного зверя. – Не дергайся.

Мадлен почти не сопротивлялась. В глазах – пустота и слезы. Она медленно кивнула, будто соглашалась. Или сдалась. Его рот прижался к ее губам – поцелуй был жестоким, мокрым, как плевок. Ее руки соскользнули вниз, вяло уперлись в его плечи.

А голос был почти стоном, мольбой:

– Тайлер… прошу… Не надо… пожалуйста…

Он только хмыкнул. Его пальцы скользнули под майку, сдавливая грудь сильнее, грубее. Она сжалась, дернулась, выгнулась – и в этот момент ее взгляд зацепился за дверь.

Оливер стоял на пороге. Сердце билось у него в ушах. Он увидел все. Мадлен, не издавая ни звука, прошептала губами:

– Помоги.

И этого было достаточно.

– Слезь с нее, ублюдок! – голос Оливера прорезал тишину, как нож.

Он решительно шагнул вперед – быстро, не дожидаясь ответа. Одним толчком сбил Тайлера с кровати.

Тот грохнулся кувырком на пол. Зашипел как зверь.

– Ты с ума сошел?! – поднимаясь, заорал Тайлер.

– Она не хочет этого, ты не понимаешь?! – Оливер шагнул ближе, преградив путь к кровати. – Ты посмотри на нее! Видишь, как напугал ее! Да что с тобой, мужик!

Мадлен отползла в угол, пряча тело в одеяло. У нее тряслись руки, волосы прилипли к вискам, губы были искусаны. Грудь все еще подрагивала от рыданий.

– Все она хочет, не строй из себя спасателя! – Тайлер плюнул, хватая свою рубашку. – Я ее знаю лучше тебя. Это только игра, ясно? Ей нравится быть грязной ш…

– Скажи это еще раз, и я сломаю тебе челюсть, – процедил Оливер, сжав кулаки. – Уходи.

Они стояли напротив друг друга – равные в росте, но не в ярости. Тайлер чувствовал это. Его взгляд дрогнул.

– Ладно… – выдохнул он, подняв руки. – Потом поговорим… Мэдди.

Он посмотрел на нее, как на вещь, которой ему не дали насладиться. Ждал ответа – но девушка не шевелилась, даже не смотрела в его сторону.

Он вышел, хлопнув дверью.

Оливер сел на стул, отвернувшись.

– Мадлен, – начал он тихо. – Я… здесь. Я не уйду. Не оставлю тебя одну. Все хорошо. Уже хорошо.

Оливер мельком осмотрел комнату – влажные простыни, осколки, мокрая одежда. В ванной – кровь на белой плитке. Он опустился на стул, спиной к кровати, молча, словно боялся вторгнуться в боль Мадлен. Его голос сорвался, будто ему не хватало воздуха:

– Я должен убрать стекло.

– Не нужно… Я сама… – ее шепот был тихим, рваным, словно каждый звук царапал ей горло.

– Не бойся меня. Я тебя не трону. Мне жаль, черт возьми… так жаль, – он провел ладонями по лицу, волосы слиплись от пота. – У меня младшая сестра. И если бы с ней… – он не договорил. Проклятия захлебнулись в горле.

– Спасибо, Оливер, – она выглянула из-под одеяла, заплаканная, с дрожащими губами. – Ты правда спас меня… Я думала, он… он…

– Извини его. И меня… – он обернулся чуть-чуть, не встречаясь с ее взглядом. – Позволь мне помочь. Подать халат, воду. Что угодно.

– Хорошо. Халат… он в ванной… – она попыталась привести себя в порядок, дрожащими руками подтянула мокрую майку. Кровать под ней все еще хранила тепло чужого тела. – Как… как ты понял?

– Повезло тебе, – Оливер натянуто улыбнулся, передавая халат. – Я шел в туалет. Внизу занято было. Поднялся. Услышал грохот, твой голос. А когда заглянул – понял, что не могу уйти.

– Если увидишь его… скажи, чтобы даже не подходил. Никогда.

– Скажу, – он выдохнул. – Он… всегда был мудаком, но не чудовищем.

Когда Оливер ушел, Мадлен в тишине заправила постель, сменив простыни с кровавыми пятнами. Плечо ломило. Руки болели. На шее багровели следы грубых пальцев. Кожа пульсировала от синяков, укусов, грязных следов чужого желания. В груди жгло стыдом – мерзким, липким, от которого не отмыться. Прежний Тайлер перестал для нее существовать. Исчез вместе со всеми поцелуями, воспоминаниями, обещаниями. Теперь он был только взглядом – озверевшим, голодным, похотливым. Этот его образ въелся в память, вытеснив все остальное.

Остаток ночи Мадлен пролежала, свернувшись в комок. Не спала. Боялась. Что он снова придет. И что никто не услышит, не поможет.

Утро. Она смотрела на кофе, не в силах его пригубить. Все внутри выворачивалось наизнанку. Марк ввалился на кухню, хрустя хлопьями.

– Ну, как тебе Тайлер? – спросил он, не поднимая глаз.

– Что?.. – вскинулась Мадлен. Веки опухли, шея под горлом – в багровых пятнах.

– Как он, говорю?

Она встала, отвернулась вовсе от Марка. Ноги несли прочь. Прошипела:

– Пошел ты…

– Эй! – Марк вскочил, перехватил ее у двери. – Повтори! Что ты вчера сказала? Повтори мне еще раз!

– Я не помню.

– Ты унизила меня!

Он ударил. Щеку обожгло. Она отшатнулась, но он уже вжал ее в стену, схватил за горло. Воздуха не хватало.

– Ты живешь на мои деньги! Я оплачиваю твой чертов балет! И твое жалкое существование! Я пытаюсь устроить тебе будущее, а ты ведешь себя как шлюха, унижаешь меня перед друзьями! – его лицо горело злобой, брызги слюны попали ей на щеку.

– Ты не знаешь… что он хотел…

– Знаю! – хватка усилилась. – Ты думаешь, что мир – справедливый? Что все будет по-твоему? Хочешь хорошей жизни – плати. Ты девка и по-другому ничего не сумеешь. Учись этому, пока не поздно.

– Мне… больно… – ее глаза заплыли, дыхание сбилось.

Он отпустил ее. Она соскользнула на пол, хватая ртом воздух.

– Закрась синяки. Так в школу не пойдешь, – Марк отпихнул ее от себя.

Она поднялась. Молча. Как на автомате. Плакать больше не получалось. Мысли путались. Может, он правда хочет лучшего? Ведь платит? Ведь заботится? Просто… не умеет по-другому?

А Тайлер и вправду хочет большего? Может, дело в ней самой? Может, все так переступают через себя, жертвуют собой?

Как только пульс в висках стих и перед глазами перестали мерцать черные круги, Мэдди медленно поднялась. Не плача. Просто – встала. Как заведенная. Шаг за шагом, будто кто-то дергал за ниточки, она пошла к зеркалу.

Замазывать.

Следы вечера. Следы утра. Следы того, кем ей приходилось быть. Слабой и уязвимой.

Щека саднила – тусклая багровая вспышка под кожей. На шее – синяк, похожий на раздавленный отпечаток ладони. Губы потрескались. Под глазами – тень бессонницы и стыда.

Она смотрела на свое отражение, не узнавая себя. А может, наконец узнав.

Сил не было ни ныть, ни кричать. Ни даже злиться. Только мысли – вязкие, гнилые:

«А если он прав?»

Ведь брат на самом деле заботится о ней? Если бы не любил – не тащил бы ее на себе. Не кормил бы. Не платил за балет, не возился с ней, не приводил «друзей», которые могли бы «устроить» ее жизнь.

Может, он просто сломан. И теперь ломает ее – как умеет. Не из ненависти. Из любви.

Злость в груди сжалась и растаяла, как лед в кислоте. Осталась пустота.

Мэдди встала, застегнула куртку. Плечо заныло – тугим, глухим эхом.

Перед тем как выйти, она подошла к Марку. Он курил у окна, смотрел сквозь стекло, будто за окном было что-то важное. Словно он и правда умел чувствовать.

– Прости… – выдохнула она тихо, почти беззвучно.

Он обернулся, будто только этого и ждал. Обнял. Пахло табаком, потом и перегаром.

– И ты меня прости, – его голос стал мягким, почти отеческим. – Я люблю тебя, маленькая Мэдди…

Он держал ее крепко, слишком крепко. Взгляд Марка уставился в пустоту.

Жалел ли он когда-то о том, что делал?

– Я поговорю с Тайлером. Он не должен был так поступать.

– Спасибо… – кивнула она, глядя в пол.

И ей действительно стало легче. Как после исповеди палачу. Словно прощение Марка – это все, что ей нужно, чтобы снова жить нормально. До следующей ссоры.

Через год, после выпускного

Мадлен молча собирала вещи, каждое движение отдавалось в теле тупой болью. Грудь сжималась от глухой тоски – не по дому, а по тому, что он когда-то значил. Сейчас это было просто здание, выжженное временем и страхом. У них угнали машину, в стенах завелись паразиты, и теперь дом подлежал «обработке». Протравить все.

Они уезжали временно, однако Мэдди знала – это навсегда. Возвращаться некуда. Она уйдет раньше. В день, когда ей исполнится восемнадцать. Оставит Марку записку и бесследно исчезнет. Чтобы он не смог найти. Чтобы никто не смог.

– Давай быстрее, Мэдди, пора в дорогу! – крикнул Марк из коридора, глухо кашляя и закуривая в том же вдохе.

Они переехали так далеко от города, что танцы превратились в память. Марк перестал ее возить – было не на чем. А на автобусы денег не давал. Репетиции остались в душной комнате, где обои висели клочьями, а пол скрипел под шагами, как предатель. Ее балет теперь был среди шкафов и теней. До показательного выступления в сентябре оставалось немного. Она успеет. Доживет. Дотерпит. В день рождения – клетка распахнется, и она вылетит на свободу, даже если с поломанными крыльями.

Но клетка продолжала сжиматься.

В доме появлялись чужие. Они задерживались на сутки, на двое. Их запахи оставались в стенах, их смех – в подвалах памяти. Марк стал призраком: появлялся редко, чаще всего – пьяным, обкуренным, липким на ощупь и в голосе. Его уже не волновали ни двери, ни личное пространство. Мадлен обвешала дверь замками в попытке защититься. В надежде, что к ней никто не ворвется снова. Но ни один из запоров не давал ощущения безопасности.

– Мэдди… малышка… мне так хреново… – пробурчал он, ввалившись в ее комнату, качаясь от собственного веса.

Он рухнул на кровать, запах перегара и травки ударил в лицо. Его начало выворачивать. Тело дергалось, неестественно и страшно. Из груди раздавались хрипы.

Мэдди молча задернула тканевые шторы вокруг кровати. Отгородилась от него, как от болезни. Села за стол. Книга открыта – текст расплывался, буквы не складывались в слова.

Затем – удар.

Глухой, короткий, где-то в прихожей.

Входная дверь.

Мадлен замерла.

– Марк?.. – голос сломался.

Тишина в ответ. Ни шороха, ни вздоха.

Шаги. Двое.

Нет – трое. Уверенные. Тяжелые.

Сердце забилось в горле. Мадлен рванула под стол, забилась в угол, тело вжалось в холодный пластик и пыль.

Удар, дверь открылась.

Шаги на скрипучем ламинате. Мадлен прижала ладонь к губам, чтобы не дышать. Чужие ноги около стола. Дуло пистолета опустилось перед ее лицом. Голос приказал выйти.

Глава 3. В клетке зверя

Сегодня

Рывок. Воздух будто сжался в грудной клетке, и Мадлен резко села, сраженная невидимым током. Кожа покрылась мурашками, словно от холодной воды. Сердце колотилось в висках – гулко, беспорядочно, отчаянно. Ее взгляд заметался – по потолку, по стенам, по незнакомой комнате. Все было чужим, чистым, каким-то… другим.

Мгновения сливались в серый водоворот. Она не сразу поняла, где находится. Что это – сон? Лихорадка? Затянувшийся кошмар? Память ускользала, как мыло из рук, и каждый раз, когда она пыталась зацепиться хоть за одну мысль, та рассыпалась в темноте. Все, что было до этого, – исчезло, словно вырезанное ножом из памяти. Вчерашний вечер был наполовину стерт.

Она опустила взгляд. На ней – только чужая рубашка, ее нижнее белье и ничего больше. Все остальное – ее вещи, бюстгальтер – лежало на другом краю кровати. Плотно прижатое к телу унижение по-прежнему ощущалось в каждом миллиметре кожи.

Руки дрожали. В горле стоял ком, противный и вязкий.

– Где я? – шепнула она, не узнавая своего голоса.

Мгновенно вспыхнули кадры. Не воспоминания – обрывки. Как тело стало чем-то, что можно нести, швырять, распоряжаться им. Как она кричала – или ей только казалось, что кричала. Губы дрожали, но голос – мертв.