Боги Вирдвуда

– Иди сквозь огонь! – кричит Сарадис. – Это испытание стойкости! Тот, кто предал Зорира, будет поглощен пламенем!

Эти слова тебя пугают.

4

Кирвен Бан-Ран откинулась на спинку трона, ей было неудобно, и не имело значения, сколько подушек она туда подкладывала. Дерево обработали в северном стиле, который ей не нравился: никаких украшений, кроме геометрических фигур. Жестоких и холодных, как и люди здесь.

Она стала первой Высокой Леорик в Харншпиле за многие поколения, не будучи Рэем, и, конечно, они ненавидели ее за это.

А она ненавидела их в ответ.

Она ненавидела их больше.

Еще совсем недавно Кирвен радовалась, что осталась жива к концу дня. Теперь те, кто прежде ее угнетал, танцевали под ее мелодию. Они могли шипеть и что-то бормотать у нее за спиной. Могли распространять слухи и устраивать заговоры, но не могли выступить против нее, потому что она избрана Скиа-Рэй из Навес-шпиля, голосом Тарл-ан-Гига и того, кто купался в свете Капюшон-Рэев.

Она сидела во всем великолепии на нижнем уровне центрального и самого большого из всех городских шпилей. Огромные синие знамена, смешиваясь с зеленью Харншпиля, спадали с поперечных ребер сводчатого потолка. Огромные деревянные фигуры Тарл-ан-Гига, балансирующего человека, были расставлены вдоль стен. Между ними висели звезды Ифтала. Вдоль огромного зала стояла стража – ее стража – в обожженных деревянных доспехах. Огонь горел в каждом из сорока очагов, прогоняя холод севера. Тысяча слуг была готова без промедления броситься исполнять ее приказы. А она получала доклады от своих солдат и Рэев.

– Мы отбрасываем старые обычаи, – едва слышно сказала она, – мы сжигаем старых богов, чтобы единственный стал процветать.

Последний из ее главных командиров доложил об очередных поисках трионов и ушел. Осталась лишь небольшая группа Рэев в великолепных дорогих доспехах. И каждое их движение и взгляд наполняло презрение.

Они хотели, чтобы она испытывала страх, однако плохо ее знали. Мадрайн и Рэй Чайи однажды оставили Кирвен и ее ребенка в Вирдвуде. Один из множества уроков, которые ей пришлось выдержать. Быть может, не настолько наполненный насилием, но более ужасный. Вирдвуд – плохое место для женщины с ребенком. Но Кирвен справилась. Она пережила Мадрайн, в то время как муж и два триона – нет.

Она была сильной.

Теперь требовалось очень многое, чтобы напугать Кирвен, и она правила предельно просто: если пойдешь против нее, то умрешь. Это не будет долгая и мучительная смерть, как предпочитали Рэи. Умри быстро, умри тихо – и тебя заменит тот, кто не будет таким глупцом.

Ни один глупец не пережил первого месяца ее правления.

Кирвен провела день, принимая доклады на троне Харншпиля; это заняло так много времени, что свет успел пройти мимо больших окон в дальнем конца зала. Ее долг состоял в том, чтобы услышать, как проходила охота в Вирдвуде на последователей старых богов. Несмотря на физическое неудобство, уничтожение каждого святилища становилось для нее маленькой победой. Поэтому она сидела прямо и хотела, чтобы они поторопились. Солдаты закончили, теперь пришла очередь ее особых охотников.

Фалнист, ее трион-мажордом, с жезлом, конец которого венчала звезда Ифтал, выступил вперед. Их одежды были жесткими и нескладными, отбеленными до абсолютной белизны.

– Рэй Харден Ван-Гурат и Рэй Галдерин Мат-Брумар, подойдите, чтобы говорить.

Два Рэя шагнули вперед, полные уверенности и высокомерия в каждом своем движении, но Кирвен не дрогнула и не показала неудовольствия.

– Расскажите мне о ваших успехах, Рэи, – потребовала она.

Фалнист взял бумаги, которые держал Рэй Ван-Гурат, коротко поклонился и передал Кирвен три рукописных портрета.

Она развернула их и принялась изучать. Худая женщина с волосами, которые, казалось, обрезали ножом. Плохо выглядевший мужчина с впалыми щеками. Еще один мужчина, который выглядел побитым, маленьким и сплющенным, волосы покрыты пятнами.

Ван-Гурат наблюдала за ней бледными глазами. Другой Рэй, Мат-Брумар, оставался на прежнем месте. Он был сильнее из них двоих, об этом говорили изысканно украшенные и великолепно разрисованные доспехи. Не вызывало сомнений, что он не хотел подвергаться воздействию глушака под ее троном, которое отсекало его от капюшона. Рэи находили такой опыт неприятным.

Ван-Гурат собралась заговорить, но Кирвен подняла руку и заставила ее замолчать.

– Всем следует уйти, за исключением моих Рэев. – Она ждала, наблюдая, как ее солдаты и слуги повернулись и вышли из длинной комнаты. На это потребовалось много времени. Фалнист оставался рядом с ее троном, и она повернулась к нему:

– И ты. – Его глаза широко раскрылись, выдавая раздражение, но он поклонился и вышел вслед за остальными.

У нее не было необходимости отсылать его, но ей нравилось раздражать Фалниста и заставлять Ван-Гурат ждать, оставаясь в поле действия глушака. Рэи смотрели на нее, их неприязнь не вызывала сомнений, когда Фалнист прошел мимо них и вышел за дверь.

– Высокая Леорик, – сказала Ван-Гурат, когда последние стражи ушли. Неудобство от воздействия поля глушака отражалось на ее лице. – Женщину на портрете зовут Тамис Дю-Карак, ее вырастили как фальшивую Капюшон-Рэй монахи Того-Кто-Идет-К-Смерти. Их святилище в Харнвуде уничтожено. Она поймана и находится в твоей темнице. Как и первый мужчина, Урдана Мак-Варса, которого воспитали как фальшивого Капюшон-Рэя для Гадира Сделанного-из-Крови. Его монастырь сожжен вместе с монахами за отказ поклониться Тарл-ан-Гигу.

– А второй? – спросила Кирвен.

Ее голос эхом раскатился по пустой комнате.

– Пока мы еще не нашли фальшивого Капюшон-Рэя Вираг Пар-Бихайн, выращенного Лоун Влажный-Клинок, Высокая Леорик. Монастырь в Стор пуст, в нем уже много лет никто не жил. – Она подняла голову. Ее кожа имела болезненный оттенок и больше походила на глину, чем на плоть. – Мы его найдем. Наши следователи и ищейки заняты поисками.

«Интересно, ненавидят ли они это занятие», – подумала Кирвен. Круа постоянно раздирали войны. Поднимались Капюшон-Рэи, мир наклонялся – и либо юг, либо север начинал процветать, пока процесс не повторялся. Тарл-ан-Гиг это остановит, они с корнем уничтожали все культы, монастыри и лесные святилища, до которых удавалось им добраться.

Больше не будет новых Капюшон-Рэев. Никогда.

Но раздоры начинались, когда поднимались Рэи, они меняли стороны, набирали силу, предавали тех, кого еще недавно называли друзьями.

Все это исчезнет, Капюшон-Рэи больше не будут опасны.

Кирвен улыбнулась. Может быть, следующими падут Рэи.

– Ладно, – сказала Кирвен, – почему ты здесь стоишь, Рэй Ван-Гурат? Капюшон-Рэй потребовал, чтобы ты поймала притворщиков, сожгла монастыри и святилища их богов. Ты еще не завершила работу.

Рэй встала, коротко наклонила голову, повернулась и быстро вышла из комнаты. Галдерин Мат-Брумар некоторое время смотрел на Кирвен. Затем поклонился ей, нацепил неприятную улыбку и последовал за своей спутницей, хотя не собирался покидать Харншпиль вместе с ней, Кирвен он требовался для другой работы.

Третья Рэй ждала и наблюдала. Ее деревянные доспехи покрывали царапины и трещины. Лицо казалось не таким резким, как у остальных.

– А что скажешь ты, Сорха Мак-Хин?

Эта женщина кланяться не стала.

Она была из тех, кто преклонял колено только по принуждению. Женщина сняла шлем, и рыжие волосы рассыпались по ее плечам. «Она необычно красива», – подумала Кирвен, когда Рэй шла к ней. Но то была холодная красота, больше подходившая статуе, чем человеку. Сорха вздрогнула, когда оказалась под воздействием глушака и связь между ней и капюшоном разорвалась. Короткая пауза, затем она поднялась на три ступеньки, ведущие к трону, и протянула свернутый портрет. Она держала его вне досягаемости, заставляя Кирвен наклониться, чтобы взять. На портрете был изображен бородатый мужчина с длинными волосами. Глубоко посаженные глаза показались Кирвен карими. Они выглядели усталыми.

– Кахан Дю-Нахири, – сказала Сорха, с усмешкой делая шаг назад. – Фальшивый Капюшон-Рэй, выращенный Зориром-Идущим-в-Огне. Монастырь разрушен, когда взошли первые Капюшон-Рэи. Его нашли на ферме, на далеком севере.

– И он в моей темнице?

Сорха покачала головой:

– Он мертв, как и его семья.

Кирвен промолчала, во всяком случае сначала.

– Капюшон-Рэй приказали привести их ко мне.

Сорха пожала плечами:

– Если их убить на месте, не дожидаясь, когда это сделаешь ты, мы сэкономим время и усилия.

– Не тебе принимать такое решение, – тихо сказала Кирвен, глядя на рисунок и размышляя о том, каким был этот мужчина. Лишь немногие будущие Капюшон-Рэи имели семьи и пускали корни.

– Ты думаешь, глушак тебе поможет, если я приму решение тебя убить? – небрежно спросила Сорха, глядя в потолок.

Кирвен редко смотрела вверх, – потолки в шпилях были странными, как и коридоры верхних уровней. От них у нее болела голова, если она слишком долго их разглядывала.

– Нет, глушак меня не спасет, – ответила Кирвен. Рэев учили сражаться, как только они начинали ходить, задолго до того, как принимали капюшон. Она посмотрела в глаза Сорхи: – Но я знаю, что ты переживешь меня на очень короткое время.

Сорха прищурилась, а затем огляделась по сторонам. Она увидела дыры в стенах и поняла, что за ними ее ждет нечто очень опасное. Улыбнулась собственным мыслям, кивнула и сделала шаг назад.

– Владение луком наказывается смертью, – сказала она.

Кирвен не обратила внимания на ее слова, она смотрела на портрет.

– Ты уверена, что это был он?

– Я убила мужчину, который находился там, куда ты меня послала. – Она снова пожала плечами: – Он сбрил бороду и срезал волосы. К тому же эти картинки практически бесполезны. – Она пристально посмотрела на Кирвен. – Их делают на основании слухов и того, что монахи старых богов сообщают под пытками.

Кирвен не стала возражать. Тем не менее она не могла отпустить Сорху, проявившую высокомерие, – и неважно, говорила она правду или нет.

Здесь правила Кирвен Бан-Ран, а не Рэи. Ни один из них.

– Я думаю, Рэй Мак-Хин, мы можем найти новое для тебя назначение. – Сорха продолжала на нее смотреть. – Теперь ты можешь идти.

Рэй ушла, сохраняя полнейшую уверенность в себе. Кирвен считала, что из всех именно от нее следовало ждать неприятностей. Она была безжалостной и импульсивной, плохое сочетание.

Кирвен решила, что разберется с Сорхой Мак-Хин потом. Сейчас ей требовалось заняться другим делом. О мертвецах она могла забыть, а пленники подождут. Она почесала затылок. В прошлой жизни она носила распущенными длинные черные волосы, но положение Высокой Леорик обязывало ее тщательно заплетать их в косы, от которых у нее чесалась голова.

Слишком многое требовало ее внимания, но такова природа власти.

А в Круа за власть всегда нужно платить.

5

Мысли Лесничего туманил гнев, когда он приближался к своей ферме. Он шагал сквозь папоротники Вудэджа гораздо энергичнее, чем следовало. Сегур отстал, и хотя Кахан никогда не причинил бы вреда гарауру, иногда он на него кричал, а это тому не нравилось.

Кахан промок, настроение у него стало еще хуже, чем когда он отправился в Харн, и сейчас он не сомневался, что каждая ветка решила полить его ледяной водой, а вовсе не его ярость приводила к тому, что он задевал деревья и они обрушивали на него воду.

Кто-то сидел на каменной стене, окружавшей его ферму, оставаясь совершенно неподвижным. В умиравшем свете Кахан увидел щит и копье. Неужели у Леорик закончилось терпение и она прислала воина в надежде, что тот его прикончит? Нет. В Харне нет никого, кто обладал бы умением схватить его в Вудэдже так, чтобы он не заметил.

Может быть, это Рэи? Явились для того, чтобы исправить ошибку, которую они совершили, убив ни в чем не повинную семью, а не его? Незнакомец был одет не как Рэй. Кроме того, Рэи не ждут в одиночестве. Они приходят с солдатами.

Кахан подумал о том, чтобы скрыться в лесу или прокрасться и незаметно подойти сзади, но им овладело раздражение. Какой смысл? Если у него нет злых помыслов, он заблудился и нуждается в помощи, он только его напугает, а если помыслы незнакомца темны, он обязательно вернется. Кахан остался стоять на месте, решив, что лучше встретить незнакомца лицом к лицу.

Незнакомец повернулся на звук его шагов, но не сделал попытки встать. Вблизи Кахан заметил, что он одет в темно-серый плащ, почти полностью скрывавший фигуру. Но под складками он разглядел очертания поножей, нагрудник и наручи воина. Незнакомец наблюдал, как он приближался, затем плащ распахнулся, показывая дерево доспехов, украшенных причудливыми узорами. На коленях, рядом с древком длинного копья, лежал шлем с гребнем. Щит странный гость положил на стену. Кожу Кахан смог разглядеть только на лице, и, увидев ее, испытал потрясение. Кожа женщины была серой, как ее плащ, и он подумал, что совершил ошибку, подойдя слишком близко. Существовало совсем немного воинов, которых он не мог превзойти, но сидевшая на стене женщина вполне могла быть одним из них.

Она не встала и не потянулась к оружию при его приближении, и он счел это добрым знаком. Насколько такое возможно, когда на твоей стене сидит легенда. Кахан отбросил страх, хотя капюшон у него под кожей начал извиваться.

Ты нуждаешься во мне.

– Ты владеешь этой фермой? – спросила она.

Ее голос был мягким, подобным ветру в деревьях. Сегур глухо зарычал и спиралью обвился вокруг тела лесничего, пока не оказался на его шее, где почувствовал себя в безопасности – теперь он мог спокойно ворчать на чужака.

– А кто спрашивает?

Кахан почесал голову гараура, чтобы успокоить его.

– У меня нет имени.

Вблизи он видел, что ее серая кожа мягкая и живая, как его собственная, однако у нее был совершенно неправильный цвет для живого существа.

– Ты из возрожденных, – сказал он. – Что привело возрожденную к моему дому? Откуда ты пришла? – В тот момент, когда он закончил спрашивать, она перестала его слушать и заговорила:

– Я пала на полях Яррата в армии Фаул-Рэй. Придя в себя, я стала служить Кахраси-Что-Порабощает, а когда Фаул-Рэи потерпели поражение и мою душу положили на весы, меня нашли недостойной Звездной Тропы и проклятой. Тогда, вместо того чтобы присоединиться к Осере внизу, я решила ходить по земле.

Когда она смолкла, Кахан увидел, что на ее лице появилась паника, как у человека, заснувшего в своей постели, а проснувшегося в чужом месте.

– Приношу свои извинения, возрожденная, – сказал Кахан. – Я очень давно слышал про таких, как ты, забыл о проклятии и не собирался задавать вопросы о твоем происхождении.

– Ну, теперь мое прошлое открыто для всех, – сказала она, и ее голос снова стал ровным и лишенным эмоций. – Так даже лучше. – Она огляделась по сторонам. – И то, что ты привел в действие проклятие, говорит о том, что мы в правильном месте. Ты Кахан Дю-Нахири, – произнесла она утвердительно.

– Я не знаю человека, которого так зовут.

– Я не охочусь за тобой, Капюшон-Рэй.

– Не называй меня так, – сказал он слишком быстро – и тут же это понял. – Я не Капюшон-Рэй. Никогда им не был и ничего не знаю о Кахане Дю-Нахири, о котором ты говоришь. Человек, владевший этой фермой, убит Рэем, может быть, ты ищешь его. – Он слышал, что возрожденные способны услышать ложь с расстояния в тысячу миль.

Если так, то его слова должны были ее оглушить.

– Мог ли фермер спровоцировать проклятие? – спросила она. – Я так не думаю. – Она посмотрела на него. – Они вернутся за тобой, и тебе не поможет отрицание.

– Кто вернется? – спросил он.

– Те, что убили семью, забравшую твою ферму.

– Ты это видела?

Она покачала головой, и стеклянные украшения в ее волосах зазвенели.

– Мертвые шепчут мне. Мальчик, который здесь жил, – продолжала она, но теперь она на него не смотрела, – рад, что получил обратно своего короноголового, и благодарит тебя.

Кахан вздохнул и прошел мимо нее к деревянному чурбану, стоявшему перед дверью, и взял топор для рубки, вполне подходивший для старого дерева. Он не мог не подумать, что, несмотря на все его желания, он очень часто брал топор в руки.

– Почему ты здесь, а не сражаешься за новых Капюшон-Рэев? – Он положил полено и опустил топор. Расколол дерево. Поставил новое полено. – Ведь именно этим заняты возрожденные – они сражаются.

– Новые Капюшон-Рэи. – Она сплюнула на землю. – Вот так меня волнуют Капюшон-Рэи, те, что есть, те, что будут, и те, что были до них. – Хотя он сосредоточился на дереве, Кахан чувствовал ее взгляд, словно это был свет, обжигавший его кожу. – Капюшон-Рэи сделали меня такой, возрожденной, – я ничего не ощущаю, в том числе вкуса. Я не знаю жара или холода и оживаю, только когда убиваю. Смерть напоминает мне, что значит быть живой.

– С Капюшон-Рэями, которых ты презираешь, можно найти очень много смертей.

– Я буду убивать, если у меня появится шанс.

– И все же, – он снова обрушил топор вниз, – ты утверждаешь, что не намерена убить Кахана Дю-Нахири, которого ищешь. Ты называешь его Капюшон-Рэем и говоришь, что ненавидишь их.

– Ты другой. – Она смотрела ему в глаза.

– Я фермер и лесничий, и все.

Она не пошевелилась.

Ее неподвижность была неправильной, какой-то противоестественной. Как если бы она выпадала из мира, но стоило ей начать двигаться, как она снова становилась его частью.

– Мертвые следуют за нами грандиозной процессией, Кахан Дю-Нахири, и не прекращают говорить, просить, ненавидеть. В нашей прежней жизни, до того как мы возродились, мы служили леди Яростного Цветения, и лишь немногие воины могли с нами сравниться. Сейчас их осталось совсем мало. Мы предлагаем тебе свои услуги в качестве стражей, убийц и для любых других целей. Ты Кахан Дю-Нахири. Капюшон-Рэй поневоле. Огонь Круа.

Топор снова опустился.

На этот раз он позволил лезвию войти в более мягкое дерево чурбана и повернулся к возрожденной:

– Если я тот мужчина, о котором ты говоришь, мне едва ли потребуются стражи, разве не так?

Она кивнула.

– Ты так думаешь, но недооцениваешь силы, которые они направят против тебя. Капюшон-Рэи поднимаются, они не выносят других претендентов или соперников. Горят монастыри и лесные святилища. Урожай становится ядовитым. Земля трещит и ломается. Глубина мрака, который несут Капюшон-Рэи, меняется, но я не видела прежде ничего подобного.

– Я не Капюшон-Рэй.

– Я чувствую смерть, Кахан Дю-Нахири, – сказала она, – и она приближается к тебе. Ты можешь отрицать то, кем являешься, но смерть приближается. Ее невозможно остановить.

– Я еще раз повторю: я не тот, кем ты меня считаешь, ты совершаешь ошибку, вот и все. – Он посмотрел на нее, кожа на его руках покраснела и зудела после ударов топором. – Я не несу смерть.

Она пожала плечами и соскользнула со стены.

Затем опустила забрало, и он посмотрел в закрытое лицо из полированного дерева. Красивое, наверное столетнее.

– Люди не приносят смерть, Кахан Дю-Нахири. Смерть – не товарищ. Она приходит незваной. – Когда она встала, копье упало, она ногой подбросила его, и оно уверенно легло в руку. – Многие мои товарищи мертвы, однако мы еще живы, – продолжала она. – Хотя смерть – единственное, чего мы хотим.

– «Мы»? – спросил Кахан, который снова взял топор и огляделся.

Только теперь он увидел еще одну фигуру у кромки леса на западе, одетую так же, как стоявшая перед ним женщина, с умиротворенным лицом, начертанным на полированном дереве забрала. Возрожденная увидела, что он заметил ее спутницу, и кивнула.

– Любой может умереть, возрожденная, – сказал он, кивнув в сторону деревянного чурбана. – Положи сюда голову, и я ее отрублю. Затем брошу твои останки в огонь и превращу их в пепел, если ты действительно хочешь освобождения.

Она не подняла забрало.

Когда она заговорила, ее слова прозвучали немного невнятно. Она сказала ему, что ничего не чувствовала, но он уловил в ее голосе печаль. А за ней скрывалось нечто большее, какая-то невероятная тоска.

– Неужели ты думаешь, что нам это не приходило в голову? – Она показала копьем на другую возрожденную. – Мы с ней испробовали все возможные варианты смерти. И всякий раз возрождались, иногда через день. Порой через сезон. Или через год. А наши тела оставались такими же, какими мы были перед смертью.

– И что, по-твоему, я могу сделать? – тихо спросил он.

Ее голос наполнял такой ужас, что он забыл про собственную ложь о том, кем был раньше.

– Капюшон-Рэи нас возродили, Кахан Дю-Нахири. Вот почему мы рассчитываем, что, если окажемся достаточно полезными, если долг будет так велик, что даже Капюшон-Рэи не смогут его отрицать, ты найдешь способ покончить с нами.

Несколько мгновений он не находил слов.

Кахан откашлялся, положил топор на чурбан и почувствовал, что отчаянно дрожит. Воздух вдруг показался ему более холодным, чем всегда.

– Я не тот, кого вы ищете. Я всего лишь лесничий. Фермер.

Она коротко кивнула.

– Сейчас да, – сказала она. – Но знай: когда мы тебе понадобимся, когда ты примешь то, что неизбежно, позови нас, и мы придем.

– Вы будете ждать очень долго, – сказал он.

– Время, Кахан Дю-Нахири, это то, чего у нас с избытком. Ты нас позовешь.

– Я даже не знаю твоего имени.

– Меня назвали в честь моей богини, а когда наша леди Яростного Цветения исчезла из памяти людей, то же самое произошло и с моим именем.

– Тогда я тебя не позову, – сказал он.

– Какое имя ты мне дашь, Капюшон-Рэй?

– Нахак, – сказал он – имя само слетело с его губ.

Он сам того не желал, словно за ее вопросом стояло нечто большее. Словно оно заставило его произнести имя из прошлого, имя давно умершей, той, которой так ему не хватало.

– Хорошее имя, Кахан Дю-Нахири, оно из твоего прошлого?

Он кивнул.

– Оно вполне подходит, ведь мы оба знаем, что это приведет смерть к твоим ногам.

Она повернулась и пошла прочь, не оглядываясь, и к ней присоединилась ее спутница, стоявшая у кромки леса. Он смотрел им вслед, пока они не исчезли в Вудэдже, потом вернулся в дом и сел за стол. Кахан зажег смоляную лампу и стал смотреть в огонь.

Как же глупо было думать, что он сможет здесь остаться.

Если возрожденные знали, кто он такой, значит, это известно и другим.

Солдат прислал не Харн. Его прошлое приближалось, и ему следовало уйти или встретить его. Он будет скучать по этому месту, наиболее близкому к тому, что он мог назвать домом с тех пор, как его бросили монахи Зорира-Идущего-в-Огне.

Он сложил сумку, необходимый минимум для выживания, после чего позвал Сегура. С гарауром, обернувшимся вокруг его шеи, он направился в свою рощу в лесу. Там он подошел к святилищу, постаравшись его не повредить, а потом руками, как хисти, принялся копать землю, чтобы достать монеты, которые спрятал там на случай нужды.

– Ну, – сказал он Сегуру, – этот день наконец пришел.

Он спрятал монеты в кошель, который носил на теле, потом встал и огляделся. Подумал о других тайнах, погребенных под землей, глубоко вздохнул, повернулся и зашагал в сторону Харна. Леорик наконец получит его ферму; ему не хотелось это признавать, он жалел, что вынужден покинуть это место. Единственное, которое наполняли счастливые воспоминания. Он жил здесь до тех пор, пока ему не исполнилось шесть лет.

У него остались туманные воспоминания о том времени, но он не сомневался, что у него были хорошие родители. Они о нем заботились.

Он помнил, что они много смеялись, водили его в Вирдвуд и научили навыкам, которыми он пользовался до сих пор.

Но после того как его оттуда забрали, Кахан редко смеялся – Зорир был суровым судьей и плохо относился к легкомыслию.

Все было серьезным и трудным. То, кем ему предстояло стать, поглотило его детство. «Быть может, только дети бывают счастливы, – подумал он. – Возможно, проклятье людей в том, что они становятся более серьезными и печальными по мере того, как стареют. Может быть, это благо, что Нахак умерла именно тогда».

Утром он вернулся в Харн, подошел к Тилт-воротам, где его остановили стражи.

– Тебе больше нельзя сюда входить, лесничий, – сказала Гассен, преградив ему путь копьем, – по приказу Леорик Фарин.

– Передай ей, что я сделаю то, что она хочет, – сказал Кахан. – Я буду охранять торговцев и помогу деревне.

На лице Гассен появилось удивление.

– Хорошо, – сказала она. – Подожди здесь.

6

В шпиль-городах Круа, таких как Харншпиль, и его сестрах на юге было принято, что чем человек богаче, тем ниже в шпиле он жил. И это правда, думала Кирвен, что, находясь выше, ты лучше все видишь и дальше находишься от вони города, но имелись и недостатки. Главным образом из-за того, что шпили были старыми и часто рушились, а чем он ниже, тем у тебя становилось больше шансов уцелеть, если он рухнет.