Оскар

Давно остановившиеся часы на фонарном столбе показывали пять минут четвертого. Остановившись, чтобы свериться со своими собственными, я понял, что на самом деле думаю совсем о другом. О совпадениях. О записке с дважды упомянутым адресом одной и той же квартиры. О девушке, возникшей вновь именно тогда, когда я окончательно заблудился. Наверное, мне просто захотелось проверить, насколько далеко может завести подобная череда цепляющихся одно за другое событий, начавшихся таким же влажным вечером в далекой от Москвы Венеции.

Я повернул назад. Убыстряя шаг и стараясь держаться подальше от тусклого света фонарей, во второй раз зашел во двор. Хотя чеченской фигуры у подъезда видно не было, я не стал к нему приближаться, а облюбовал скамейку под козырьком подъезда в доме напротив.

Бросив взгляд наверх, я подумал, что вижу в распахнутом окне силуэт курящего Александра, а радом с ним другой, женский, вероятно, Светы. Они о чем-то разговаривали. Александр то и дело выглядывал во двор, как будто сплевывая через подоконник. Через некоторое время я понял, что ошибся: знакомая мне квартира находилась на пятом этаже, а окно было открыто на четвертом. Что ж, обознался, с кем не бывает!

На самом деле меня гораздо больше интересовала, как я теперь начал осознавать, либо моя (чуть не сказал «собственная») девушка по вызову, либо ее большегрудая коллега. И та, и другая, подобно мне, не могли не жить двумя жизнями, и я, всячески отстаивая свое бесспорное право на анонимность, хотел в то же время украдкой проникнуть под чужую вуаль и узнать, кем же были в этой действительности те, кому доставляло удовольствие оставаться безликими куклами, которых били, насиловали и унижали на потребу публики в действительности другой, почти фантастической. Примерно то же желание движет большинством из нас, когда мы идем по ночной улице и стараемся украдкой заглянуть в освещенные окна темных домов, чтобы увидеть, кто и чем живет в этих похожих на наш собственный, но неведомых нам мирах. Кто-то из нас этим ограничивается. Кто-то даже не переживает, если занавески на окнах оказываются задернутыми – не одно, так другое окно окажется открытым, пусть не спальня, но гостиная и уж наверняка маленькая кухня, на потолке которой чаще всего краснеет абажур в виде половинки сочного помидора. Однако есть и те, кто всегда хочет идти дальше, кому недостаточно видеть склонившуюся над плитой женщину в фартуке или расхаживающего по той же кухне ее дородного мужа в поношенной майке, неряшливо заправленной в старенькие тренировочные штаны. Они вооружаются биноклями, подзорными трубами, иногда даже – дорогостоящими телескопами, дающими неудобно перевернутое изображение, и подолгу приникают любопытным оком к этим мощным орудиям незаметного подглядывания, позволяющим им становиться свидетелями самых разных жизненных сцен, о которых обычные обыватели, потребители общедоступных благ просто не догадываются, будучи ограниченными шорами так называемой морали. Хотя, бывают и противоположные примеры. Однажды, живя в Дании в деревенском домике моих друзей, я вечером задернул шторы в спальне, что мне сразу же было поставлено на вид, поскольку выяснилось, что «у нас не принято подглядывать в окна, а если ты их закрываешь, это может быть воспринято как оскорбление, поскольку ты тем самым говоришь, что тебе есть, что скрывать». В тот раз я, разумеется, спорить не стал, но про себя подумал, что на самом деле таким образом оправдывается не скромность, а всеобщее право на любопытство. Правда, если никто нарочито от тебя не прячется, действительно, интерес к подглядыванию постепенно должен изживать себя. Хотя бы потому, что все постоянно осознают свою открытость и просто не допускают того, ради чего другие стали бы за ними наблюдать…

Уверен, что если поднять личные дела людей, занимающихся скопофилией (иначе говоря, вуаеризмом) по долгу службы, то есть всевозможных оперативников, у большинства из них обнаружились бы признаки склонности к подглядыванию еще в детском возрасте. Или же наоборот, начав заниматься вуаеризмом по необходимости, многие переняли эту привычку как профессиональную болезнь и оказываются подвержены нездоровому интересу тайному изучению окружающих и в повседневной жизни. Прав ли я в своих подозрениях, мы едва ли когда-нибудь узнаем.

Сам я, как мне кажется (не правда ли, чудесная, обтекаемая формулировка!), не принадлежал и не принадлежу ни к тем, ни к другим. О своей безучастности ко взрослым играм т.н. правоохранительных органов я уже имел счастье признаться в разговоре с лордом Доджсоном. Но будь вы хоть лордом, хоть последним чинушей, если вы раз дали себе поблажку и, выбрав в толпе прохожих самого неприметного с первого взгляда человека, пошли за ним на некотором расстоянии, постепенное вхождение в настоящий раж охотника вам обеспечен. Возбуждение ваше будет расти по мере того, как вы начнете все больше и больше узнавать об объекте своего почти праздного интереса: куда он заходит по дороге, с кем перебрасывается несколькими фразами, каким транспортом пользуется, наконец, где живет и тому подобные никчемные мелочи, слагающиеся в некую картину, с одной стороны, цельной, а с другой, по-прежнему совершенно чуждой вам жизни. Однажды я таким образом стал невольным свидетелем трагического дорожно-транспортного происшествия, в котором избранный мною объект преследования имел неосторожность погибнуть, но это уже другая история.

Тем временем на пороге наблюдаемого мною подъезда произошло движение, и через свет горящей под козырьком лампы прошла фигура с собачкой на поводке. Фигура была в шляпе, и эта деталь позволила мне безошибочно узнать в ней ту самую пожилую даму, с которой я столкнулся, когда собирался сесть в лифт. Собачонка противно тявкнула, и парочка пошла по освещенной стороне двора в сторону улицы.

Почти сразу же следом за дамой из подъезда вышла еще одна женщина. В сапожках на высоких каблуках и пушистой шубке. С сигаретой в руке. Я насторожился. Остановившись под лампой и посмотрев на свое запястье, где у нее по всей видимости были часики, она сунула руку в сумочку и вынула маленький мобильный телефон. Открыв крышку и нажав одну кнопку, поднесла к уху и стала ждать. Дорого бы я дал, чтобы оказаться не там, где находился в этот самый момент, а поблизости от девушки, в темных кустах… среди которых, если мне не изменяло зрение, я теперь мог различить притаившуюся мужскую тень.

Почему я раньше его не замечал? Или я все-таки ошибаюсь, и это тень самой девушки? Но нет, тень пошевельнулась, и мне стала видна попавшая на свет джинсовая брючина. Видна, правда, только мне, потому что девушка в это время повернулась к кустам спиной и застыла, прислушиваясь к трубке.

Еще только увидев курившего у подъезда «чеченца», я сразу понял, что он ждет кого-то. Потом мне пришло в голову, что он, вероятно, приятель одной из двух «рабынь» и терпеливо дожидается, пока все разойдутся, чтобы проводить ее, причем, скорее всего, именно ту, которую истязали в первом отделении, поскольку свидетелем одинокого приезда второй, то есть «моей», я был сам, а значит, едва ли ее здесь кто-нибудь знал, кроме хозяев. Этот вывод теперь нашел свое подтверждение в поведении обоих: девушка звонит кому-то, кто, очевидно, должен был ее встретить и не встретил, а «чеченец» продолжает довольно странным образом прятаться в соседних кустах, будто обнаружение его связи с точно такой же «послушной куклой», как эта, настолько уж сильно может уязвить его самолюбие. С какой тогда стати он стал бы попадаться на глаза мне и даже кивать, зная, что еще не все зрители вышли из квартиры? Или я каким-то образом застал его врасплох?

Девушка отняла трубку от уха, захлопнула крышку и уже на ходу сунула телефон обратно в сумочку. Не оглядываясь и не озираясь по сторонам, она уверенной походкой, совсем не вязавшейся с характером той роли, которую она недавно играла, направилась тем же путем в сторону улицы Бардина, каким перед ней проследовала дама с собачонкой, а до них – я. Там она наверняка намеревалась поймать какого-нибудь частного извозчика и побыстрее вернуться домой. Поспешить за ней? Запомнить номер машины, которая ее подберет, и попробовать пуститься в погоню на другой? Или напроситься в попутчики, чтобы уж точно знать, куда она поедет? Но попутчиков такие опытные девицы да еще в такое неподобающее время не любят. Она наверняка предпочтет уступить первую же остановившуюся машину мне, а сама отойдет подальше. Хотя, с чего я взял, что она настолько опытная? Может быть, она стала работать по вызову совсем недавно, а до этого была пай-девочкой и никогда не приходила домой позже девяти вечера. Чего только ни бывает на свете! Предполагать я был волен все, что угодно, однако время уходило, а вместе с ним и девушка.

И тут я заметил, что тень из кустов тоже пропала.

Дальше события начали развиваться со всей стремительностью, на которую только можно рассчитывать в такую пору и с таким ограниченным количеством участников. Из дверей подъезда вышла вторая женская фигура, в скромной юбке, облегавшей узкие бедра, и кофточке, под которой угадывалась приятных размеров грудь. Если меня не подвела интуиция, сейчас должен появиться стеснительный «чеченец» и они вместе уйдут восвояси. Тогда мне не останется выбора, и я поспешу вдогонку за первой девушкой, чтобы разыграть нелепого и совершенно безопасного попутчика, воспользовавшись тем, что в квартире она была в маске без прорезей для глаз и потому не могла меня видеть.

Разве?

Но ведь она имела возможность наблюдать за зрителями хотя бы через замочную скважину, наблюдать, когда мы только еще собирались перед началом, и уж наверняка во время первого отделения. Кроме того, за всеми своими умными рассуждениями я совершенно упустил из виду тот простой факт, что она не может не узнать меня как своего позавчерашнего клиента и по меньшей мере удивиться такому странному совпадению.

Не успел я прийти в отчаяние, подавленный стечением обернувшихся против меня обстоятельств, как понял, что вторая девушка уже сошла с крыльца и неторопливо двигается в противоположную сторону, то есть к улице Ляпунова. И что никакого «чеченца» рядом с ней нет.

Последнее обстоятельство настолько меня смутило, что я не сразу оценил все прелести моего теперешнего положения. Девушка одна. Она не знает меня. Она либо действительно смела, либо неопытна, хотя ей, судя по телу, уже не так мало лет, либо прирожденная фаталистка, что помогло ей стать безропотной «рабой». Либо все вместе, помноженное на знание здешних мест, если она не первый раз сыграла роль подопытного кролика, что вряд ли. Однако об этом я подумал позже, когда уже принял решение и осторожно последовал за ней в самую темень двора, где хулиганы, вероятно, перебили все фонари. А в первое мгновение я попытался выяснить, куда же подевался странный незнакомец. Ведь если он в самом деле поджидал «мою» девушку и сразу не вышел из кустов ей навстречу, а продолжал прятаться, это могло означать, что у нас со ним на удивление много общего. Я успел только заметить, как скрылась за гаражами торопливая шубка.

____________________

Глава 5

Зрелость – Ночное знакомство – Самозванец – Спокойной ночи

Женщина шла метрах в двадцати от меня. Я не отпускал ее от себя и не приближался. Я вовсе не хотел быть обнаруженным, во всяком случае, раньше времени, или, напротив, потерять ее из виду. Последнего, впрочем, едва ли следовало ожидать, поскольку, несмотря на отсутствие фонарей, она шла неторопливой, но уверенной походкой и очень целенаправленно. По всему было понятно, что она хорошо знает дорогу и ничуть не опасается темноты. Кроме того, кофта на ней была светлая, при дневном свете, наверное, розоватая или голубая, и оттого издалека заметная.

Меня гораздо больше смущало сейчас другое: мы были совершенно одни. Безлюдный даже днем, теперь этот «престижный» район вымер целиком и полностью, отчего у меня даже возникло ощущение, будто я участвую в погоне за привидением через пустынное кладбище.

Она бросила взгляд по сторонам только перед тем, как пересечь улицу Ляпунова. Я остановился, чтобы позволить ей в одиночку преодолеть более или менее освещенное пространство, чем, правда, увеличил расстояние между нами почти вдвое.

Со спины моя незнакомка производила впечатление не просто женщины, а женщины в возрасте. Тут я говорю именно о впечатлении, потому что именно оно труднее всего поддается разбору на причины и следствия. Темные, довольно коротко стриженные волосы, прямые, едва доходящие до плеч. Простенькая, наверняка вышедшая из моды кофточка, имевшая, как я теперь мог видеть, скорее желтоватый оттенок. Темно-коричневая, чуть ниже колен замшевая юбка с коротким разрезом сзади. Чулки, тоже темные, во всяком случае гораздо темнее телесного цвета, облегавшие сильные и я бы даже сказал красивые икры, сужавшиеся до тонких щиколоток и переходившие в лакированные туфли почти без каблуков. Почему же я решил, что она уже не молода? Вероятно, во-первых, потому, что я все-таки видел ее обнаженной и мог по структуре кожи, по морщинкам на груди и животе определить, что она во всяком случае не девочка. Во-вторых, если сравнить ее наряд хотя бы с нарядом той, которая удалялась сейчас в противоположную от нас сторону, легко было сделать предположение о том, что она не имеет или возможности, или желания, или того и другого заботиться не просто о поддержании своей внешности, но о следовании за зигзагами неуловимой моды, чем утруждают себя более юные особы, получая от этого иногда главное удовольствие в жизни. На мой собственный взгляд, одета она была безупречно и уж куда более стильно, чем ее молодая коллега в шубке и сапожках, однако именно это нежелание бросаться в глаза делало ее пусть не великовозрастной, но зрелой. У таких женщин обычно уже есть дети и уже нет мужей.

Я видел, как примерно посередине проезжей части дорогу ей пересек синего цвета жигуленок. Сперва она обратила на него не больше внимания, чем стоит обращать на любую потенциально смертельно опасную машину, то есть как на судьбу, которую при желании можно избежать, но потом между ней и машиной что-то произошло, она повернула голову, чуть присела, как в реверансе, и помахала ей вслед рукой. В машине было темно, однако я различил три силуэта, один из которых делал в ответ прощальные знаки. Очевидно, это никто иной как моя знакомая успела поймать попутку и теперь выруливала с улицы Вавилова на Ленинский. Больше ни в одну, ни в другую сторону машины не проезжали, и женщина беспрепятственно продолжила свой путь в тень домов на противоположной стороне. Потратив время на выжидание, я теперь ускорил шаг, почти бегом пересек дорогу, юркнул за металлический угол гаража и… чуть не сбил мою новую знакомую с ног. Она стояла полубоком ко мне, вжав голову в плечи, и как будто до сих пор не решив, что делать: бежать, звать на помощь или сопротивляться. Тем не менее во взгляде ее я увидел скорее не страх, а любопытство. Любопытство обреченного на казнь, которого до последнего мгновения волнует вопрос, каким именно образом палач намерен взяться за свое дело.

У женщины был по-восточному красивый разрез глаз и резко очерченные длинные крылья темных бровей. Это обстоятельство меня приятно удивило, поскольку в душе я был готов к тому, что окажется совершенно невзрачной, и не заинтересует меня. Когда она заговорила, голос ее зазвучал с мягким, очевидно, армянским акцентом.

– Что вам от меня нужно? Почему вы преследуете меня?

То, что она не закричала сразу, не бросилась прочь, а осталась стоять на месте, глядя на меня снизу вверх и терпеливо дожидаясь ответа, лишний раз убедило меня в том, что я как никогда близок к своей цели, если не дам случаю ускользнуть сквозь пальцы. Я медленно поднял левую руку и со всей осторожностью, но уверенно, положил сзади на шею моей собеседницы. Женщина съежилась еще сильнее, и взгляд ее красивых раскосых глаз сделался взглядом загнанного зверька.

– А без маски вам значительно лучше, – сказал я.

Я видел, что она не сразу меня поняла, а когда поняла, замешкалась с ответом. Я смотрел на нее, не снимая руки и лишь слегка сжимая на тонкой шее большой и указательный пальцы.

– Я вас не помню, – наконец, вымолвила она, опуская глаза и продолжая как-то странно прикрывать ладонями кофточку на груди, как будто больше всего боясь, что я ее ударю.

– А я и не сомневаюсь в том, что из вас могла бы получиться превосходная раба, не та, конечно, что выступает перед случайной публикой и дает себя пороть за небольшие деньги, а та, что предана своему настоящему хозяину, знающему ее истинную цену.

В жизни мне редко приходилось видеть, чтобы у людей, как в книгах, от изумления открывался рот. Однако после моих слов произошел именно тот случай. Женщина на минуту потеряла дар речи, потом снова подняла на меня глаза, начала прищуриваться, собираясь недоверчиво улыбнуться или даже рассмеяться, но тут возымела свое действие моя левая рука, по-прежнему покоящаяся у нее на теплом загривке. Женщина прикусила язык и как-то сразу почувствовала, что с ней не играют. В это мгновение я бы мог назвать ее хорошенькой, если бы не морщинки под красивыми глазами, выдававшими возраст.

– Вам же нравится чувствовать на себе мою равнодушную руку. И вы смело ходите одна по ночному городу.

– Я рядом живу… – попыталась она меня перебить.

– Это что, приглашение? – усмехнулся я. – Вот видите, вы уже меня не боитесь. Вас привлекает моя дерзость, не правда ли? Ведь, наверное, не каждый вечер к вам подходят возбужденные мужчины, кладут вам вот так руку на холку и предлагают стать вашим хозяином? Как вас зовут?

– Лана…

Этот ответ прозвучал как согласие со всем тем, что я наговорил раньше. И она это тоже понимала. Мы некоторое время молча смотрели друг на друга. Тем самым я хотел дать ей возможность свыкнуться с мыслью, что так просто ей от меня не избавиться. И самой принять решение, к которому я ее подталкивал. Карие глаза Ланы блестели, когда она изучала мое чуть-чуть более напряженное, чем ему следовало быть, лицо. Потом медленно повела плечом.

– Уберите руку, – тихо попросила она.

Я позволил ладони скользнуть по спине, по бедру и, наконец, оставить женщину в покое. Лана повернулась на каблуках и беспрепятственно пошла дальше, в темноту. Оставшись стоять на месте, я уже почти потерял ее из виду, когда она оглянулась и слегка изменившимся голосом окликнула:

– Ну так как, вы идете?

Трудно сказать, что именно я испытал, когда услышал ее слова. Вероятно, все, что угодно, кроме удивления. Если мне удавалось в точности следовать своей интуиции, она редко меня подводила.

– А ну-ка вернись сюда! – негромко ответил я, не двигаясь и не меняя позы.

Она снова выступила из темноты, покорная внезапной твердости моего приказа, замешкалась, осознав всю его необоснованную грубость, и наконец сделала еще два шага навстречу, остановившись передо мной на расстоянии вытянутой руки.

– Ближе.

Потупившись, она послушно сделала третий шаг. Со стороны эта картина могла восприниматься как причудливая игра двух взрослых людей. Собственно, таковой она и являлась. Не стану же я по-настоящему звать к себе чужую женщину так, будто она моя собачка, а она – реагировать на зов постороннего мужчины, самозванца, самовольно присвоившего роль ее хозяина. Конечно, это была всего лишь игра.

– Никогда больше не веди себя так, будто тебе безразлично, рядом я или нет. Поняла?

– Да. Хорошо. – Лана посмотрела на меня, и морщинки в уголках ее больших глаз заиграли в сдерживаемой улыбке. – Пойдемте?

Я снова положил ей руку на то место, где ее худенькая шея переходила в плечи и слегка сутулящуюся спину, и почувствовал под пальцами нежные косточки позвонков. Мы медленно пошли мимо гаражей вглубь нового двора, такого же безлюдного и плохо освещенного, как первый.

– Сколько тебе лет? – сказал я скорее для того, чтобы поддержать линию разговора, поскольку примерно догадывался об ответе.

– Тридцать три… скоро будет. – Она помолчала. – Старая?

– Не то слово! Просто древняя! Удивительно, как тебя не перешибли плеткой. Ты давно знаешь Свету?

– Она моя бывшая школьная подруга. Так что да, давно. Вместе ездили в пионерские лагеря, то от ее, то от моих родителей. Там-то и начались наши невинные забавы. А теперь, сами видите, для меня это по-прежнему больше забава, а для нее – почти единственное средство к существованию.

Странно было слышать, чтобы подобное признание звучало почти с гордостью.

– А вы тоже ее знаете?

– Не совсем: меня пригласил ее муж.

– Саша-то? Он не муж, а брат. Муж ее уже лет пять как оставил.

Снова гордость в голосе, означавшее, вероятно, что Лана считает замужество подруги, а может быть, и замужество вообще, обычной женской ошибкой. Мне наш незатейливый разговор доставлял удовольствие тем, что я легко разгадывал чувства моей собеседницы. Да и легкий акцент ее нравился мне все больше.

– Его в конце концов достало увлечение Светы всякими сдвинутыми клиентами, которые звонили ей по объявлению в разных газетах и приезжали в гости на сеансы порки, когда она изображала госпожу, а они ее рабов. Как будто сам он мог ее обеспечить! Она, конечно, тоже не права: если любишь мужа, нельзя над ним так издеваться. Вот он и сбежал. Как раз перед тем, как в газетах ужесточили правила приема объявлений и заодно стали появляться бритоголовые мальчики с наездами. Пришлось Свете свой подпольный бизнес подобру-поздорову закрыть. А тут брат, то есть Саша, из Зеленограда в Москву решил перебраться. Она его на всякий случай к себе и прописала: все-таки мужчина в доме. И вот они уж года два как на пару устраивают сеансы типа сегодняшнего. Вам, кстати, понравилось?

Я покосился на нее. Ожидая моего ответа, Лана покорно шла рядом, опустив голову и глядя себе под ноги. Я большим пальцем слегка пощекотал ей шею.

– Довольно занятно. И часто тебя приглашают?

– Почти каждое воскресенье. Правда, мне иногда приходится ей отказывать, когда нужно с ребенком куда-нибудь сходить или по дому что-нибудь делать. Раньше я вообще отказывалась, пока Саша ни разорился на ту маску, в которой ты меня видел. Не хочу, чтобы меня узнавали на улицах. Да еще теперь на этих дурацких видеокассетах…

– А кто была вторая девушка?

– Обыкновенная путана, кажется, из Жуковского. Ее тоже Саша где-то подцепил. Думаю, сегодня был ее первый и последний раз.

– Почему?

– Ну вы же видели, как ей досталось. На заднице живого места нет. Не знаю, как она еще в машину села. Чуть со Светой не разругалась. Ей даже больше пришлось заплатить, чтобы лишнего не сболтнула. Я никогда не позволяю никому, кроме Светы, ко мне притрагиваться.

– А мне?

Она замедлила шаги и посмотрела на меня исподлобья. Сказала серьезно и тоном скорее утверждения, чем вопроса:

– Но ведь вы же не будете спрашивать моего разрешения?

– Не буду, конечно, – с улыбкой ответил я и погладил большим пальцем по щеке. – И как ее звали?

– Осторожно, тут у нас всегда после дождя лужа образуется. Давайте в обход.

Я отпустил Лану, и она пошла, расставив, как канатоходец руки, по узкому бордюру тротуара. На другом конце остановилась, подождала меня, подождала, когда я снова по-хозяйски положу на нее руку, и продолжала:

– Лола. Во всяком случае так она назвалась. Но я думаю, это ее проститутская кличка, какие у них есть у всех. А почему вы спросили? Имена коллекционируете?

– Да нет, просто вот думаю, чем «Лола» отличается от «Ланы».

– Тем, что это мое настоящее имя.

Судя по резкому тону, я ее обидел. Мы пошли дальше молча, миновали еще одну лужу, протиснулись по выложенной плитками тропинке между ряда гаражных ракушек и вышли к единственному подъезду двенадцатиэтажной башни. Возле мокрой лавки Лана остановилась.

– Вот здесь я и живу. Между прочим, вы так и не представились…

– Константин, – не моргнув глазом, слукавил я.

– Спасибо, Костя, что проводили. Спокойной ночи.

Нет, разумеется, я был не вправе рассчитывать на то, что меня вот так сразу пригласят в дом, накормят ужином и уложат спать. Любая женщина хочет, чтобы ее воспринимали как вполне порядочную. Тем более что по пути Лана неоднократно нарочито пренебрежительно подчеркивала свое отличие от «путан», как она выражалась, то есть, девиц легкого поведения, вроде ее подруги Светланы или все той же Лолы. С другой стороны, если бы я твердо решил продолжать игру, то вошел бы к ней и без приглашения. Интуитивно я догадывался, что на самом деле она не стала бы в этом случае спорить, по крайней мере, скандалить, и что своей внезапной скромностью они лишь проверяет меня. Именно поэтому я почувствовал необходимость вежливо уступить. Пока уступить. Рыбак тоже никогда не станет резко дергать за удочку, видя, что начинает клевать. Напротив, он уступает жертве, предоставляя ей время и пространство, чтобы она могла заглотнуть наживку как следует. И ловцы душ человеческих прекрасно отдают себе отчет в справедливости этой проверенной веками тактики.