Ловчий. Волк и флажки

Чернышев (смиренно): Да ладно тебе, я простой московский пацан. Мы там от вас на отшибе живем. В лаптях ходим, на пеньки молимся. Откуда ж мне такие тонкости знать?!

Полина (примирительно): Ну, не куксись, друг мой, не расстраивайся! Скоро и вас там настигнет прогресс. Мой брат мне давеча по секрету сказал, что намерен сделать вашу Москву опять столицей русской провинции. Вот Петербург он сотрет в порошок. Там одни лишь враги! А в Москве полным-полно наших сторонников!

Чернышев (небрежно): Это кто? Голицыны да Беклемишевы с Вяземскими? Или Панины да Куракины? Это все главы бывшей французской партии при дворе. Я к ним, кстати, вхож.

Полина (беззаботно): Нет, нет и нет! Речь о польских ссыльных, которых перевозили в Москву после разгрома восстаний Костюшко. Они там готовят для моего братца склады оружия и амбары с провиантом для прокорма всей нашей армии! Брат впервые задумался о том, что с Россией можно не пихаться всю жизнь на границе, а сразу нанести рассекающий удар в глубь территории! Представляешь?!

13 г

Натура. Лето. Ночь. Аранхуэс.

Джунгли. Лагерь Боливара

За стенами хижины проливной тропический ливень.

В хижине вокруг чадящей лампады и карты собрались вожди восстания против Испании. Николай Хвостов, которого все зовут Симон Боливар, его правая рука и начальник разведки Гаврила Давыдов, которого все зовут Зорро, и командиры интербригады «Морские дьяволы» де Вульф (он же Джон Инглиш) и Юрий Лисянский (он же Иван Минута). Речь идет о плане операции по взятию Каракаса.

Лисянский: Господа, если вы хоть на час отвлечете охрану береговых батарей, обещаю, что проскочу.

Вульф: Мои экипажи смогут захватить батареи на побережье. Только куда ты проскочишь, если до самого города еще потом верст десять по суше, а то и все пятнадцать. С другой стороны, если мы отрежем снабжение с моря…

Хвостов: В городе другая беда. Там засел со своими людьми Франсиско Миранда, тот самый, которого прогнали из России еще при Екатерине. Теперь он не хочет с нами, как с русскими, разговаривать.

Давыдов: Вот козел! А мы его на ножи!

Хвостов (морщась): Дробить наши силы перед лицом испанского короля… Не хотелось бы… Надо с Мирандою договариваться. Но у него ж родословная от самого Сида, и он мнит себя полководцем. А какой он полководец, всем известно еще по турецкой кампании… Так что соединять наши силы с этим болтуном я не буду!

Лисянский (с досадой): Так и что? Мы займем побережье и станем этакою прокладкой меж ним и испанцами? А он за наш счет объявит себя испанскою хунтой?!

Вульф: А может, это и хорошо? Пусть Миранда назовет себя хунтой. А мы, как силы порядка, назовем Сему королем Латинской Америки. А Испанию потом на ту же помойку, что и мирандину хунту! (Настоятельно:) Но Каракас брать все же надо! Возьмем Каракас, отдадим там власть пустобреху Миранде, и пусть народ сам решает, кто такой этот Миранда и кто Симон Боливар!

Давыдов (задушевно): Да плевое дело! Чё мы, Каракасов не брали?! (Хвостову:) Ну чё, Сем, пойдем и возьмем уже этот их Каракас!

14 г

Натура. Осень. Утро. Рущук. Лагерь русской армии

Из штабной палатки торопливо выходит генерал Петр Багратион. Напротив стоит походный возок, из которого медленно выползает престарелый граф Иван Кутайсов. Князь Багратион бросается сломя голову к своему отцу и помогает ему спуститься на землю.

Багратион: Рад тебя видеть! Ты что же не предупредил? Я б тебя иначе встретил. И почему в такой тайне? Не помню, когда ты в последний раз из Москвы выезжал!

Кутайсов (с любопытством сына разглядывая): А ведь ты уже у меня вырос, сынок! Вон уже – и все волосы выросли! Герой! Горец! Истинный князь! Как же я на тебя не нарадуюсь!

Багратион (растерянно): Бать, ну ты даешь! Через всю страну ко мне на войну приехать для этого! Я всегда знал, что у стариков в конце жизни бывают чудачества…

Кутайсов (обрывая сына): Я был в Твери. Мне твоего сына и моего внука показывали. Сказали, что ты с Екатериной, Государыней Русской Ганзы, порвал, но мне, как деду, внука видеть дозволено.

Ну и что же ты теперь думаешь?

Багратион (будто отмахиваясь): Бать, ты уж прости! Не твоего ума это дело! Она меня оскорбила. Называла изменником! Я же все подписал в обмен на царское обещание сохранить ему жизнь… А она меня… Так и сказала – изменник! Нет, между нами все кончено!

Старый граф понимающе кивает головой, затем начинает ковылять обратно к своему возку, откидывает подножку, так что она превращается в нечто вроде подвесной скамеечки на двоих, садится сам и жестом приглашает сына сесть рядом.

Кутайсов: А я что… Я согласен. Твоя мать, покойница, когда тебя родила, а я не ней жениться не смог, тоже звала меня изменником и предателем. Это понятно. Это, видать, планида такая у нас, у Кутайсовых. Однако хоть и ругала она меня и бранила, а все одно – я ей на тебя деньги давал и учителей нанимал и, как смог, тебя вырастил. Потом купил тебе титул и родословную. Я тут собой не горжусь и не жалуюсь. Дорого бы я дал, если бы смел назвать тебя своим законным наследником! Ты ж у меня, Петька, лучший. Генерал. Князь…

Багратион (нетерпеливо): Бать, ты к чему это? Давай ближе к сути!

Кутайсов (медленно): Тяжелые, черные времена настают. Я вижу это в небесах и в воде. Я чувствую это в воздухе. Сила страшная и великая собирается у наших границ, а ты, сынок, здесь – за тридевять земель – валяешь дурака неизвестно зачем. Побить турок дело от силы двух месяцев, а вы тут сидите уж какой год – и ни туда, ни сюда!

Багратион (с раздражением): Да я и сам сидеть и чего-то ждать устал. Однако есть из столицы приказ пока турок не бить! Почему – не пойму!

Кутайсов (сухо): А я скажу тебе, почему! Царь наш – Бонапартов прихвостень да изменник! Он нарочно лучшую армию на юг, в степь сослал и тут держит! А главные сражения будут в Польше. И он опять хочет сделать все так, чтобы нам был бы проигрыш!

Багратион (с изумлением): Но почему?

Кутайсов (строго): Потому что масон! Я спас тут из тюрьмы монаха одного безумного – отца Авеля. Вот он-то мне и поведал, что вся Русь-матушка – жертва глобального масонского заговора! А главные там – царь Александр, грешник великий, ибо отцеубийца, и прихвостни его Барклай с Аракчеевым! И надобно всех троих в один мешок – и того! Вот что говорят по Москве! А еще на сеансе он бился в судорогах и кричал, будто видит он Кремль в огне, а самого Антихриста на колокольне Ивана Великого, и как он там сдирает со святых крестов позолоту…

Багратион (ошалело): Ну у вас там и цирк!

Кутайсов (сухо): Отец Авель не ошибся еще ни в одном своем предсказании. И сказал он, что следующим царем будет у нас Константин, и он-то и спасет Русь-матушку! А ты у Кости на хорошем счету! Так почему ты здесь, в армии «Юг», а не у Кости – в армии «Центр»?

Багратион (разводя руками): Ну, бать, я ж тут вроде как в ссылке!

Кутайсов: А дружок твой Марин давеча появился в Твери, а Катька твоя его встретила! Нет, я понимаю, что у вас с нею швах, и домашние тапки твои она выслала тебе ямской почтой. Это я в курсе! Но почему Марину наплевать на запрет, а ты, как последняя тряпка, нашего отцеубийцу слушаешь!

Багратион (вздрагивая): Марин может чудить, как угодно. Он вообще-то вольноопределяющийся из Сан-Марино, а у меня же присяга… Долг! Честь!

Кутайсов: Хорошо. Долг. Честь. Это я понял. Тебе рассказать, сколько я совершил бесчестных поступков, чтоб из тебя, сына безродного куафера, сделать князя и генерала? Я никогда не заводил с тобой такой разговор, однако нынче у тебя – сын… Понимаешь ты, сын! И я не говорю тебе, что сын твой станет будущим Государем Русской Ганзы. Я даже не говорю о том, что, может быть, так звезды встанут, что он окажется самым старшим мужчиной в доме Романовых. Тогда он – внук безродного куафера из Кутаиса – станет Государем Российской Империи! Я этого тебе не скажу. А скажу я тебе, что, когда я был маленький, Кутаис взяли турки. И у меня на глазах убили маму и папу, а сестру изнасиловали до смерти. А моему маленькому брату турки разбили головку о притолоку! И мне по сей день это снится. Так что заканчивай ты с этой своею войной-муйней, сынок, и будь добр – поклонись в ножки Косте, стань его правой рукою и маршалом, вернись на западную границу и там – хочешь дерись, хочешь – молись! Но чтобы врага в Твери, где растет твой маленький сын, никогда в жизни не было. Или… Я тебя – ПРОКЛЯНУ!

Жаркий солнечный день над степью. Вдали видна осажденная русскими войсками крепость Рущук. Стоят рядами штабные палатки. На краю нашего лагеря небольшой походный возок, на ступеньке которого сидят два кавказца – отец и сын. И отец сыну что-то настоятельно шепчет. Появляется надпись: «Конец двадцать первой серии».

Серия 22

Челюсти быстры

1а

1810. Натура. Осень. Утро. Рига.

Стена рижской крепости

В рижской крепости в очередной раз идут работы по укреплению стен и установке новых орудий большого калибра, закупленных Государыней Марией Федоровной в Англии. За работами с крепостной стены наблюдает Эльза. Слышны предупредительные возгласы, Эльза оборачивается – на крепостную стену поднимается Барклай. Он небрежно козыряет и вместо приветствия бормочет.

Барклай: В прежние времена вас бы точно сожгли. Мой план обустройства крепостей на границе по факту отвергнут. Государь объявил, что увеличения расходов казны на строительные работы он не допустит, а самое главное его возражение – укрепление приграничных крепостей угрожает отечеству! Якобы то ли Мария Федоровна, то ли Константин Павлович деньги, выделенные на укрепление Киева, Вильны и Риги с Ревелем, направят на усиление своих армий… Не знаю насчет Вильны и Киева, а Ревель с Ригой Государыня давно уже укрепляет из своего кошелька… Короче – бред. В общем, все идет, как вы и предсказывали.

Эльза (сухо): Только не говорите, что вас это все опечалило! Вы с самого начала считали, что Наполеона надо поглубже в страну заманить, растянуть ему линии подвоза и коммуникации и лишь после этого разбить. За счет лучшего снабжения людьми, боеприпасами и провиантом. А я вам сказала, что если вы все это предложите, вас мигом запишут в изменники и предатели! У нынешнего царя язык без костей, ради красного словца не пожалеет и отца…

Барклай (с горьким смешком): Ну, отца-то он точно не пожалел… Государь деньги на укрепление границы выделять отказался, нам остается только лишь основной план – отступать в глубь страны. И все же – нехорошее чувство. Опять же вопрос, а если Наполеон в глубь страны не пойдет?

Эльза: Пойдет. Ко мне давеча приходил принц Петер Людвиг. Он сумел вызвать из политического небытия графа Фуше с его в России обширными связями. И сразу же – сюрприз – обнаружился антиправительственный заговор, якобы возглавляемый нынешним обер-прокурором Сперанским. А сами заговорщики – бывшие польские инсургенты, которых при Екатерине массово вывозили в Москву… ну, чтоб разбавить поляков среди русского населения. Однако они не разбавились… Теперь ждут Наполеона в Москве, скупают для него муку и зерно. Адреса их амбаров и складов мы уже выяснили. И что любопытно, главным у них Сергей Волконский, который через своего брата Николая получает указания от Наследника Константина. Интересно, как именно сорта говна находят друг друга? Думаю, что – по запаху.

Барклай (с одушевлением): Вот даже как! Прекрасно! Так я уже прикажу Петру, чтобы готовил план, учитывая, что главный удар противника будет направлен на Москву! Держите меня в курсе всех подробностей этого заговора! Стало быть, у них два начальства – в Париже и в Киеве… А ведь на этом можно сыграть!

2а

Натура. Осень. День. Киев. Парк «Софиевка»

В парке «Софиевка» идут какие-то торжества. По тенистой аллее, укрытые от чужих глаз, идут Наследник Константин – русский глава «всех земель за чертою оседлости» и престарелая княгиня Софья Потоцкая, мать французского наместника в герцогстве Варшавском Ивана де Витта. Похоже, что цесаревич чувствует себя немного не в своей тарелке, а княгиня опирается при ходьбе на его руку и доверительно шепчет.

Потоцкая: Я вызвала вас по настоятельной просьбе моего сына. Он мой наследник, и все это вокруг перейдет ему после моей скорой смерти. Боже, как я не хочу умирать!

Константин (насмешливо): Да ты, бабанька, живее у нас всех живых! Вон как в мою руку вцепилась! Как клещ!

Потоцкая (не обращая внимания): Так вот, сын мой пишет, что нападение на Россию для Наполеона – дело решенное. И война начнется через год-два, как только Понятовский сможет всему обучить его новую армию. Полякам в этом походе отведена особая роль. По словам сыночки, нынешнее герцогство Варшавское будет заселено выходцами из Саксонии, а сами саксонцы будут изгнаны из своих прежних мест, и на их место придут французы. Так Франция расширит свое место под солнцем!

Константин (нехотя): Нечто подобное и я слышал…

Потоцкая (сухо): Умники вокруг Бонапарта измыслили переселение народов на новый лад. Только при разрушении Римской империи варвары шли с востока на запад и совершенно истребили тогдашнюю цивилизацию. А нынче движение будет с запада на восток и совершенно истребит русское варварство. Всех поляков решено переселить в пределы России, чтоб они русских на восток вытеснили. Это и называется распространением по миру культуры с прогрессом.

Константин (задумчиво): И какую же роль вы мне отвели в этом деле? Цивилизатора или, наоборот, русского варвара? (С угрозою в голосе:) Я ведь человек-то простой, чуть что – и на кол посадить же могу! За измену…

Потоцкая (начиная тыкать пальцем в грудь Наследника): В принципе, да. Но! Переселение поляков из прежней Польши на восточные кресы, то есть на Украину и Белоруссию, означает, что земли прежних русских помещиков отчуждаются в польскую сторону! Этот парк Софиевка у меня будет отнят в пользу польских магнатов! Да и вас тоже выселят! Как вы это не понимаете?!

Константин (сухо): Пусть придут и – возьмут. А Софиевку вашу я и сам конфискую. Ежели что…

Потоцкая (сухо): Мой сын советует вовремя перейти на сторону победителей! Пусть поляки делят между собой кацапские земли, а мы же, как союзники Бонапарта, будем от всего этого сразу избавлены. Сделайте же что-нибудь! Ведь вы же мужчина!

Константин (с неприязнью оглядывая княгиню): Вот за что не люблю я вас, баб, так за эти ваши подлые взвизги. Сама боится за свою Софиевку, а под братнин гнев подставить меня норовит. На север от нас армия «Север» моей милой матери, а той в уши дует ее ненаглядная Карловна про то, что я, мол, у этой жабы Карловны ее Федьку убил! А на юге стоит армия «Юг» полководца Кутузова, который присягнул уже Аньке, а та опять же под опекунством у матери! Обложили меня, тебе понятно, бабанька?! Тоже мне – хочет, чтобы я шею в петлю сунул за ее хреновню!

Потоцкая (требовательно): Но вы же воин! Почему вами, нашим природным царем, мерзкий слизняк из Зимнего смеет командовать?! Повидала я на моем веку мужиков! И самый лучший из них был – турецкий султан, потому что никто не смел ему по жизни приказывать. Так и вспомните, что вы же у нас Константин, и бабушка ваша ворожила вас владыкой Константинополя! Так и станьте же вы наконец достойны своей собственной бабушки. Восстаньте против вашего брата – дрыща, он не смеет вами командовать!

Константин (с интересом старуху оглядывая): А ведь ты хорошо сохранилась, бабанька… Могешь еще, коль захочешь. Так, стало быть, я, на твой взгляд, смогу еще стать султаном в Константинополе?

3а

Натура. Осень. Вечер. Киев. Парк «Софиевка»

Празднества в «Софиевке» продолжаются, однако на сей раз по укромной аллее идут Наследник Константин и князь Багратион, приглашенный княгиней Потоцкой из Дунайской армии на сие торжество. Наследник Константин идет, чуть покровительственно похлопывая князя по плечу, а тот, несмотря на то, что по возрасту старше, а ростом выше Наследника, сумел подобраться так ловко, что кажется и ниже, и меньше русского цесаревича.

Константин: А ты хорошо держишься! Не надоело еще туда-сюда от этого поганого Рущука дрызгать? (Будто что-то припомнив:) Да, кстати, поздравляю, князь, с пополнением!

Багратион (делая вид, что не понял): В смысле?

Константин (одобрительно): Ну как же! Жена твоя родила! Мальчик! Значит, не бракодел! Будет воин!

Багратион (изображая ревность): И от кого? В последний год она живет с Меттернихом… Ее так и зовут – «блуждающая княгиня». Хотя скорей уж «блудящая».

Константин (небрежно): Да не, не эта! У вас же, турок, кого поймал, тот и жена! Гы-ы! Мне отец твой, Кутайсов, писал. Сестра моя Катька, мол, разрешилась от бремени. Родился мальчик. Назвали в честь отца Павлом, только отчество ему – Александрович! Пошел слух, что родился мальчишка от кровосмесительной связи моих брата с сестрой! По всем моим владеньям с того слуха волнения! Правда, мальчик, по словам твоего папаши, крепкий и сильный. Горбоносый. Чернявый. На брата моего, белесого глиста, совсем не похож. Стало быть, с пополнением! Когда за сына проставишься?

Багратион (разводя руками): Да хоть сейчас… (Задумчиво:) Интересно, почему Александрович? Я ж написал про отцовство признание. Могла бы назвать и Петровичем… Вот дура баба!

Константин (поучительно): О-о! Все бабы – дуры! Спать имеет смысл исключительно с мужиками! Надеюсь, хоть сейчас ты это понял! Может, попробуешь?

Багратион (извиняющимся тоном): Я не готов, Ваше Высочество…

Константин (с интересом): Так и что? Вернуться к сестре моей хочешь?

Багратион (разводя руками): Да я б с радостью. Однако боюсь, что страница сия закрыта для меня навсегда. Да не по моей воле…

Константин: А чё так?

Багратион (сухо): Когда стало известно о нашем в Твери заговоре, Государь предложил все забыть, если я напишу ему о нашей связи признание… Катиш восприняла сие, как предательство. Кричала, что ни один из офицеров ее матери не бросил Марию Федоровну. Все перешли на службу в Лифляндию…

Константин (задумчиво): А мои все пошли за мной – в Польшу. Ну да… Я бы, если бы и меня так же вот подвели, потом уже б не простил. А почему?

Багратион (сухо): В отличие от ваших офицеров или людей Марьи Федоровны – я лишь сын куафера. У меня ни родни, ни гроша за душой. А у вашей сестры в Твери нету армии. И кому я нужен там – генерал? Мое дело – война…

Константин (задумчиво): Значит, не такая Катька и дура… Однако же ее сын…

Багратион (настораживаясь): Что с ним?

Константин (сухо): Сын твой отныне наследник и будущий повелитель Твери, Ярославля и Новгорода. У тебя ни гроша, зато у сына твоего – вдруг алтын. А тут Наполеон желает напасть, и коль он победит, так все завоеванные земли передаст полякам. Так что нет у тебя ни хрена, и сыну твоему ни фига не достанется!

Багратион (нервно): И что ж делать?

Константин (решительно): С Наполеоном надобно драться или же договариваться. Победить его сложно. Многие говорят – невозможно. Посему я тут думал и решил так. Сперва мы попробуем ему надрать задницу, и коль опять не получится, тогда уже – задний ход. Понял?

Багратион: Нет.

Константин (тихо): Да и ладно… Я отдам тебе мою главную армию. Всю армию «Центр». И с богом… Постарайся разбить врага побыстрей, малой кровью и на чужой территории.

Багратион (радостно): Так это же и моя мечта и надежда!

Константин (сухо): Вот и славно. А пока быстрей кончай дело с туркой. Война с Бонапартом важней. Понял?

4а

Натура. Осень. День.

Царское Село. Парк

Осень в этом году ранняя, и весь парк покрыт ярко-алой и желтой листвой. На улице прохладно, слуги укрывают на зиму статуи, оборачивая их в мешковину, кругом кучи листьев, сыро и зябко. По центральной аллее парка идет Государь Император, который с Голицыным и Сангленом беседует.

Александр: Я все решил. Раз вокруг меня все предатели, то мне надобно новых друзей себе вырастить. Посему я принял решение открыть вот прямо здесь – вон в том флигеле – новый Лицей. Там будут учиться худородные и сравнительно неприметные дети из тех семей, что еще не вошли в придворные партии, а родители их не запятнали себя по отношенью ко мне подлым двурушничеством. Я их детей выращу, они по гроб жизни мне станут обязаны, будет из кого себе новый двор создавать!

Санглен (сухо): Что же – разумно. Коли брать детей из семей победней, да потом вознести их наверх, они точно будут признательны!

Голицын (торопливо): Не уверен! Вот, мин херц, не уверен! Взяли мы тогда к себе в дом Чернышева. Уж куда, казалось бы, беднее! Голь перекатная! Одели, умыли, в высший свет вывели, и что ж? Наплевал он тебе прямо в душу, мин херц! Плюнул и высморкался! А нынче в Парижах живет, самых знатных баб любит и оттуда нам всем фиги показывает.

Александр (с интересом): Это каких это? Я с подачи дружка его, Бенкендорфа, самых лучших парижских певичек распробовал. Так и этот мог бы дам своих мне подогнать!

Голицын (разводя руками): Прости, мин херц, да только что делалось, так и будет делаться, а что не делалось, так и не сложится уже никогда. Кристофер, дядя твой, всяких дам улещал да в постель твоему батьке подкладывал. Сынок его, стало быть, продолжил процесс, и ты для него то же самое, что твой отец для Кристофера. А меж своих какой спрос или счеты? Но чтоб Чернышевы так же вот делали, я того не припомню. Ибо не нашего они поля ягоды!

Санглен (с известным восторгом): Надо же, как занятно! А я и не знал! Интересно у вас все устроено…

Голицын (перебивая): Тут ведь какое дело, мин херц. Ну вообрази, вызвал ты нашего Чернышева и говоришь ему: отдай мне свою бабу, я тоже хочу с Бонапартовой сестрой позабавиться. И как он на тебя тут посмотрит?

Александр (с оторопью): Так Сашка Чернышев живет с сестрой Бонапарта?!

Голицын: Ну конечно! А иначе с чего бы ему нам фиги крутить? И вот всегда так – подобрали пса шелудивого, приодели, обогрели, а он…

Александр (решительно): Господа, прошу проследить за тем, чтобы дети, принятые в мой лицей, были бы на лицо поуродливей! А то и впрямь я его из грязи да в князи, а он неровен час найдет себе высокородную сучку и начнет самому мне приказывать!

Санглен (с обидой): Это с каких это пор дом Бонапартов стал высокороднее дома Романовых?!

Александр (с раздражением): Ну вы меня поняли! Я не это ж имел в виду! Бонапарты лавочники и парвеню, однако пока его армии меня побить смогут, их надо считать более высокородными, чем всех прочих. Вот что я имею в виду!

Голицын (темнея лицом): Ну наш-то род от самого князя Невского! Так нам что Бонапарт, что прочие иноземцы – все по… ботфорты. Мы их знатью ни за что не признаем!

Государь от таких слов верного придворного шута невольно отшатывается и переглядывается с Сангленом. Тот украдкою пинает своего друга Голицына, а маленький князь, опомнившись, сразу начинает корчить рожи и скакать на одной ножке. Это царя успокаивает.

Александр: Кстати, Сандро, ты, возможно, не знал, но я пригласил в мой лицей на обучение сына Пушкиных. Твоего тезку, насколько я помню. Отныне он всегда будет при нас, а если из его родичей вдруг кто предаст, парнишка заплатит. Неплохо придумано?

Голицын (небрежно): Да какой смысл брать в заложники кого-то из Пушкиных? Тут другое дело наклевывается. Я намедни в Павловске краем уха слыхал, что Государыня весьма насторожилась. Наследник Константин был на именинах у княгини Потоцкой в Софиевке, а от Дунайской армии Кутузов туда Багратиона послал. Марья Федоровна серьезно обеспокоилась. Вот о чем надо думать, а не о каких-то там Пушкиных!

Александр (нервно): Какие-такие именины Софьи Потоцкой?! Унее ж даже день рождения неизвестен! Она ж в сераль к султану попала сиротой, неграмотной девочкой! Откуда у нее день рождения?! Голицын (с упрямым выражением лица): А вот так! Не было дня рождения, а потом бац – и уже есть. А на тот день рождения ездили из Дунайской армии кузен твой Бенкендорф, сын нашего пожизненного посла в Англии Воронцова Михаил, новый канцлер твоей сестры Катьки Серж Марин и ее аманат князь Багратион. Опять же вокруг шустрили люди Кутайсова, которых ты сверг. И, как вишня на торте, – срочный визит туда же брата твоего Костика! На мой взгляд, одно к одному. А ты тут какими-то Пушкиными озаботился!