Ловчий. Волк и флажки

Александр (растерянно): Да как же так?! Это же средь войны, считай, дезертирство! Да я их… К военно-полевому суду! Разжаловать всех и в петлю!

Санглен (негромко): Или они вас, Ваше Величество! Крыс не стоит загонять в угол. Сперва надо выяснить, как там и что, а уж потом – разделяй и властвуй. Я не вижу много дружбы меж Бенкендорфами с их роднею фон Ливенами и тем же Костей. Может, сперва все понять, а потом уже что-то делать?!

Александр (облегченно): Согласен. Вот только кого же послать? Все же кругом изменники да предатели! Опять же не всех в подобные круги примут… Посланец должен быть… (На миг задумывается, затем обрадованно тычет пальцем в сторону князя и восклицает:) Вот, одного с ними поля ягода!

Санглен: Давайте пошлем туда Костика Бенкендорфа. Он-то уж точно войдет через брата в этот круг заговорщиков! Ну и это – самый лучший способ отседова его сплавить!

Александр: Не понял… Почему сплавить?

Голицын (торопливо): Понимаешь, мин херц, созрело тут мнение, что Костя у нас – стукачок! Помнишь, когда мы уговаривались травануть твою Катьку, здесь были ты, да я, да Санглен. И кто-то Марье Федоровне нас выдал. И пришло тут мне в голову, что Костя, твой обершенк, то бишь виночерпий, напитки нам подавал. Думаю, он. Впрочем, это не точно – так что давай отошлем-ка его на время в Дунайскую армию и посмотрим. Если за время его путешествия у нас тут подтекать перестанет, мы сразу все и выясним!

Александр (решительно): Решено. Отправляем немедля.

Санглен (торопливо): Погодите, а если там и впрямь заговор? А если в реальности Костя – верный? Нужно, чтоб у него была охранная грамота.

Александр (небрежно): Да легко! Сандро, готовь для Кости сопроводительную. А в ней напиши: «Податель сего, полковник Бенкендорф, действовал по моему приказу, и все его действия были на благо царя и Отчизны. Царь Александр». А я подпишу!

5а

Натура. Осень. Вечер. Рига. Дом Эльзы. Гостиная

За столом в гостиной Эльза принимает принца Ольденбурга. Сейчас, сидящие рядом, они похожи друг на друга, как постаревший дядюшка и его возрастная племянница, тем более что обстановка в гостиной подчеркнуто семейная: Эльза даже кормит гостя из каких-то кастрюлек со сковородками, а не больших блюд и супников. Еды при этом немного, и оба едят как бы нехотя. Принц Петер Людвиг произносит.

Петер Людвиг: Путешествие в Европу меня все сильней беспокоит. Из самых первых рук известно, что Наполеон уже принял решение упразднить и Ольденбург, и Любек, и Эйтин. Он передаст их Пруссии в обмен на то, что пруссаки закроют глаза на грядущий раздел Российской Империи.

Эльза (сухо): Хвалился телятя этой ночью волка заесть, так с утра из копытец его был уже славный студень. Вы любите студень, дядя Петер? Попробуйте!

Петер Людвиг (охотно пробуя кушанье): Хорошо! Грешен. (Невольно усмехнувшись:) Один раз пригласил деловых партнеров на студень, так они оскорбились, будто я им предлагал кровь младенцев. По вкусу – недавно забит. У вас уже начали забивать?

Эльза (довольным голосом): Да, осень у нас сейчас ранняя. Свиньи сала уже не нагуливают, так что приказала готовить колбасы и сало…

И этот… хамон. Кстати, вот не поверю, что вы подали кому-то студень случайно. Что стало с ними? С этими – на студень обиженными?

Петер Людвиг (небрежно): Не помню. Наверное, другой студень… Раз вы так хорошо меня понимаете, до вас уже дошла моя просьба?

Эльза (холодно): Вряд ли вы добровольно согласитесь со сдачей врагу ваших Любека с Эйтином. Может быть всякое, а у вас здесь младший сын. Мальчик хороший, но весь в облаках и заботе о народном здоровье и благоденствии. Если вы по какой-то причине не вернетесь в Россию, я за ним присмотрю.

Петер Людвиг (с чувством): Спасибо. (На миг помешкав, будто что-то серьезно обдумывая:) Кстати, о Русской Ганзе… В Твери ко мне подходила невестка… Девочка она хоть и не совсем образованная, чересчур романтическая и с нездоровыми увлечениями… Однако она хорошо видит грань меж разговорами про то, что царь у нас не удался, и явной изменой империи.

Эльза (сразу насторожившись): Грань тонка… Я вся внимание…

Петер Людвиг (будто в замешательстве): Поймите меня верно, я бизнесмен. Мое дело – гешефт. Я люблю сына, привыкаю к невестке и даже ее ребенка как своего внука признал. В общем, суть дела в том, что у невестки моей во всех ее заговорах было всегда два помощника. Первый, отец моего внука, по итогам последнего заговора всех сдал и получил от царя за это прощение. Племянник мой Александр с чего-то решил, что, когда я получу письменное признание, что внук у меня не моей крови, я ославлю собственного сына на весь белый свет… (Невольно проводит рукой по глазам, и видно, как она у него дрожит.) Но дело даже не в этом. Невестка, разумеется, с предателем порвала, но остался второй. И вот этот второй… Давеча из Дунайской армии ему передали письмо.

Эльза (нетерпеливо): Что там?

Петер Людвиг: Князь Багратион пишет, что в армии составился заговор. Они стали людьми Константина, а тому не по нраву, что за спиной у него Кутузов с Дунайскою армией. Константин, по словам князя, еще не решил, будет ли он с Антихристом воевать иль перейдет на противную сторону, однако от Кутузова им приказано любой ценою избавиться. Теперь они хотят сместить Михайлу Илларионыча, который, по их мнению, не мычит и не телится, завершить победою войну с Турцией, и вот это вот все…

Эльза (всплеснув руками): Боже, какой простой горский вьюнош! Да откуда ж они берутся такие? Незамутненные! Ладно наши левые схемы с продажей зерна туркам под видом американского. Это дело секретное. Но он, как генерал, мог бы знать, что обучение рекрута – дело дорогое и долгое, а солдаты все хотят кушать! И раз нам к войне с Бонапартом нужна огромная армия, а учебных лагерей в стране мало, приходится уж обученных посылать в ту же Дунайскую армию. И там, за границей, наших солдат кормят валашский господарь с молдавским дукой, ибо если мы их там бросим – турки эти Валахию с Молдавией живо вырежут! Он чего – не знает, кто именно его людей кормит?! Ежели война эта кончится, кормить солдат его армии придется уже из нашей казны. И все то время, пока мы с турками кончили, а Наполеон еще не напал, это прямой убыток казне!

Петер Людвиг (сухо): Все понимаю, дражайшая Эльза Паулевна. Но не это самое главное. В письме он невестку просил, чтобы она за них заступилась перед царем Александром, когда они Кутузова… Это самое.

Эльза (ошеломленно): Кутузова?! Того самого, что присягнул нашей Анечке?! Это того самого царедворца, который все опасности жопой чует и всегда на стороне победителей?! И его мечтает убить наш отважный горец?!

Петер Людвиг (сухо): Все это настолько смешно, что рад посмеяться тут за компанию.

Эльза (холодно): Что ж, рада слышать. Однако это не сходится с тем, что мне пишут с мест. А мне пишут, что Екатерина Павловна назначила Сержа Марина своим канцлером. Посмеемся?

Петер Людвиг (тихо): Это не ее решение, а мое…

6а

За две недели до этого. Павильон. Осень. Ночь. Тверь.

Путевой дворец. Комнаты Петер Людвига

В полутемной комнате Петера Людвига горит одинокая свеча. Сам Петер Людвиг сидит в кресле, а Государыня Русской Ганзы Екатерина Павловна рыдает, склонив голову ему на колени.

Екатерина: Боже, что я натворила?! Это я, я одна во всем виновата! Это казалось так понятно и правильно… Мой брат – пустое ничтожество, мы должны его свергнуть, чтобы Россия была сильнее, лучше и чище! И вот природой вещей все уже идет так, будто я дала им повод думать меня той изменницей, что готова покрыть их любое безумие. А в Твери полно тех же грузин, и среди них каждый первый – подручный графа Кутайсова. Они же поднимут меня на ножи вместе с маленьким, коль сочтут меня подлой предательницей! И потом… Пьер и Серж – это ж ведь друзья моего детства и юности! Это все, что есть у меня! Что же мне сделать, дядюшка?!

Петер Людвиг: Что делать? Назначь Марина своим канцлером и скажи всем, что он теперь твой главный друг и советник.

Екатерина (резко поднимая голову и от дяди отшатываясь): Да это ж безбожно! Да я… Да меня тошнит от него, от этого европейца-предателя! Как я смогу называть его моим другом?

Петер Людвиг (сухо и веско): Сможешь. Он из Европы, а в Европе все люди – практические. Он сказал тебе тайну, если ты начнешь возмущаться в ответ, для него будет или твоя жизнь, иль его. Ты же у меня – хорошая девочка, и я не хочу, чтобы он тебя за это убил. Поэтому ты его встретишь, скажешь, что с мужем тебе надобно обо всем посоветоваться, назначишь его за себя в Твери канцлером, а сама завтра же – в Ярославль, подальше и от Марина, и от графа Кутайсова. В Ярославле, насколько мне ведомо, пока нет грузинской колонии. А я тем временем тоже с кем-нибудь пошепчусь, авось всем миром выход мы и придумаем!

Екатерина (потрясенным голосом и обрадованно): Дядя, вы такой умный! А что потом? Как же мне жить без детских товарищей?

Петер Людвиг (тихо): Так, может быть, пора детству кончиться? Пришла пора повзрослеть, Катцен, и вырасти из детских тайных обществ и заговоров. Я в твоем возрасте уже стал банкиром, освоил профессию…

Екатерина (с невольным смешком): Всегда терпеть на могла математику… Какой из меня банкир?!

Петер Людвиг: Зато ты любишь людей. Умеешь их слушать. Из тебя получился бы неплохой врач. Я даже знаю одного из них, который очень любит учить людей врачебному ремеслу…

Екатерина (сдавленным голосом и вдруг будто с перехваченным дыханием): А вы думаете, он меня назад примет? Ну… После всего…

Петер Людвиг (начиная гладить невестку по волосам): Да откуда ж мне знать? Ты попробуй… Ты главное – попробуй… Стоит в Ярославле его домик-крошечка, на весь мир глядит в три окошечка… Правда, коль решишься, от дворца тебе придется отвыкнуть… Порою это – самое тяжкое…

7а

Натура. Осень. Вечер. Рига. Дом Эльзы. Гостиная

Мы снова в гостиной у Эльзы, которая слушает рассказ Петера Людвига, а затем кивает задумчиво.

Эльза: Итак, для Сержа Марина его миссия была безусловно успешна.

Петер Людвиг: Надеюсь, что так. Заговорщики пока думают, что все у них идет гладко. Невестку я сам сопроводил в Ярославль. Надеюсь, у нее хватит ума за спину моего сына там спрятаться. А он (невольно улыбается) хоть и штатский, а постоять за себя и свою женщину сможет. Если, конечно, они меж собою уговорятся, что именно она – его женщина.

Эльза (невольно усмехаясь в ответ): Эх, Екатерина, всю жизнь крутила с кавалергардами да гвардейцами, а может, ей для счастья нужен был тихий лекарь… Невольно задумаешься, нужен ли мне самой был генерал… Или клирик. Ну, не волнуйтесь. Нынче я обо всем этом в курсе, чем сможем – поможем, охрану в Ярославль я негласно поставлю.

Петер Людвиг (негромко): Спасибо. А теперь другой интересный вопрос. Что если заговор преуспеет? Царь Александр приказал невестке самой собирать в Твери армию, но ни инструкторов, ни иных преподавателей военного дела при том не выделил. Сын же мой хорошо готовит лишь фельдшеров. Вот я и подумал: а если Наполеону сказать, что мы на сепаратный мир с ним согласные? Тогда эти области можно превратить в один большой госпиталь, внутри которого враг раненых не сможет уж вырезать, как оно случилось при Фридлянде. А если на сепаратный мир пойдет Костя – получится совсем странно. Враг сможет свободно воевать на границе в Прибалтике, но в саму Россию ему придется входить по одной узкой дороге – через Смоленск. Я уже проверил на карте. Можно ли это использовать?

Эльза (с интересом): Предлагаете из Русской Ганзы и Украины сделать два ряда флажков, чтобы враг шел лишь по узкому коридору – прямо на выстрел… Это надобно обсудить с Барклаем и штабом. Идея заманчива. Но как к ней подключить Константина?

Петер Людвиг (пожимая плечами): А зачем ему или князю Багратиону быть в курсе? Болвана в преферансе не спрашивают. Кстати, вы не положите мне еще студня? Очень уж он вам удался…

8а

Натура. Осень. Вечер. Москва.

Сад Московского университета

Темная глыба Московского университета. В темноте шныряют какие-то темные личности. В углу у входа за лесенкой собралась толпа.

Сергей Волконский: Господа, столица с нами. У меня не только указания от моего брата, но и письмо от обер-прокурора Сперанского, который получает прямые указания от самого графа Фуше. Сам Наполеон нас заметил! Так что теперь я назначен не только братом, но и французами главным московским координатором. (Трубецкому:) Ах, князь, простите, но по чину вы просто прапорщик, хоть вам уже тридцать, так что…

Трубецкой (с отчаянием в голосе): Это бесчестно! Это я московский князь, а не вы! Ваше место в Киеве, а еще верней – в Белой Церкви! Раз Наполеон принял решение, что возвращает Русь ко временам феодальной раздробленности, вас в Москве быть не может! Я немедля еду в Париж и там всем расскажу, что вы, сударь мой, самозванец!

Волконский (с вызовом): Прапорщик?! В Париж?! Да на каком основании?

Трубецкой (с дерзостью): Я хоть и прапорщик, зато семеновец! Наш командир полка Наследник Константин приказал срочно сыскать кого-нибудь из семеновцев, чтобы тот съездил в Париж по делу – срочно!

Волконский (с изумлением): Так почему же из Москвы, а не из Вильны или из Киева?

Трубецкой (с гордостью): А это не вашего ума дело, милостивый государь! Там, наверху, верней разберутся – кто из нас нужнее истории и кто более верный слуга для нашего будущего царя! Ура Константину!

Православный клинок поразил сарацинов,Принесенные жертвы пропали не зря,Константин возвращаетсяВ град Константинов,Православные, дружно встречайте царя!

Замойский (с чувством): С каких это пор Константинополь стал русским? Это испокон веков был польский город! Поэтому освобождать его должны поляки, а вовсе не православные! И я сумею это вам доказать!

Трубецкой (с яростью): Да с какого хрена Святая София перестала быть православной?! Ты ври, да не заговаривайся.

Замойский (с презрением): Она Ас-София, и вас, русских, там не стояло. Это по праву город Никейской империи. То есть страны католической! И я это вам докажу!

Трубецкой (выбегая со двора на улицу): Да у вас тут затхлый гадюшник! В Париж! В Париж! Карету мне, карету, я мчусь навстречу свету!

9а

Павильон. Осень. Вечер. Санкт-Петербург.

Деревянное здание Генерального штаба.

Кабинет Волконского

В кабинете Волконского над картой западной части Империи склонились Барклай и Петр Волконский. Они втыкают то там, то тут булавки в карту и тихо переговариваются.

Барклай: Занятно. Получается, что на Севере плохие грунты, и врагу будет сложно переправиться через Двину-Даугаву. Ему тут не пройти, не взяв Риги. А мы можем до срока держать наши основные силы в Финляндии, пряча их от сухопутного удара противника, а потом переправить их на юг через Ригу и в любой миг нанести по врагу сокрушительный фланговый удар.