Ловчий. Герои и Дракон

Чернышев (разглядывая корзинку с гадюками): Позвольте, но ведь змей она прикладывала к своей груди при свидетелях?

Марселина (рыдая взахлеб): Все так… Ы-ы-ы! При нас!

Чернышев ( с интересом): Однако изумительные существа… Димон, подь сюды! (Показывает змею.) Узнаешь?

Дмитрий Голицын (с отвращением): Этих гадов терпеть ненавижу! Все, что знал по Сорбонне, – давно уж забыл. Помню только, что на спине у них должен быть особый рисунок. «Каинова печать». Без нее змея будет неядовитая.

Чернышев (задумчиво): И я, друг, об этом. Видишь ли, не знаю, какие тут змеи, но, на мой взгляд, это – ужик. Мы таких на Москве-реке когда-то ловили. У него щечки желтые. (Оборачивается к слугам:) А что, покойница именно этой змее давала себя укусить?

Гастон (утираясь и чуть спокойнее): Нет, монсеньор, на этой она тренировалась. К груди сперва безвредных, как бы в шутку, прикладывала. Марселина испугалась сперва, а я сразу понял, что это лишь уж…

Дмитрий Голицын (сраздражением): То есть на людях покойница давала по себе ползать лишь безвредным змеям?!

Марселина (чуть всхлипывая): Она говорила, что должна поначалу привыкнуть. Ибо дюже они холодные и противные… Но потом там была и гадюка!

Чернышев (требовательно): Где? Покажите!

Гастон (кивая в сторону корзинки): Да вместе с прочими. Во втором отделении.

Чернышев (с осторожностью еще раз заглядывая в корзинку): Димон, погляди. Тут еще одна. И впрямь – «каинова печать» по спине, все как в книжках. Только какая-то она больно квелая…

Дмитрий Голицын (тоже склоняясь над корзинкой рядом с товарищем): А скажу тебе почему! Приглядись, у нее зубов нет. Все ядовитые зубы у этой чертовки кем-то повыдерганы. Не мудрено, что она тут лежит и скучает!

Чернышев (морща лоб): И что же это у нас получается? На людях покойница разыгрывала трагедию, показывала всем, как по ней змеи ползают, но при этом змеи эти были безвредные совершенно ужи иль гадюки, которые никого укусить не могли. Занятно?

Дмитрий Голицын (задумчиво): Тут только что сказали точную истину: коль решится человек руки на себя наложить, так делает он это в тиши, чтоб никто не смог отвратить его от задуманного.

Чернышев (с восторгом): В самую точку! Помнится, в бытность мою заместителем Витька Кочубея случилась у нас подобная мерехлюндия. Некий удод целый год домашних своих собирал и грозил, что вот-вот сведет у них на глазах счеты с жизнью. И пару раз даже вроде совсем было… Но то бритва у него оказывалось тупой, то слуги из петли его вовремя вынимали. И все его жалели и от смерти злой отговаривали. Но жене этого хмыря однажды надоело, она и траванула его. Все облегченно вздохнули – мол, наконец-то отмучился. А чертовка сия поперлась в церкву и все там попику выложила – мол, сними с души грех. А батюшка-то был не дурак, да и уговорил отравительницу сдаться самому Виктор Павловичу. Большой скандал тогда вышел…

Дмитрий Голицын ( с интересом): То есть ты думаешь, что ежели человек на людях на себя примеряет роль Клеопатры, то в реальности о грядущей смерти он и не думает?!

Чернышев (сухо): Уверен, что нам с тобою, Димон, надобно сыскать того, кто этими спектаклями на людях покойницы Жозефины не постеснялся воспользоваться. А кому интересно на нашего царя возвести на ровном месте напраслину?

6б

Павильон. Весна. Ночь. Париж.

Пале-Рояль. Курительная

Огромная толпа офицеров собралась вокруг князя Дмитрия Голицына и с интересом слушает его рассказ о давешнем посещении театра.

Дмитрий Голицын: И вот представьте, господа: актер, игравший Августа, тогда Клеопатре и говорит: «Сударыня, извольте мне отсосать, иначе тиски, петля и дыба!»

Денис Давыдов (с восторгом в голосе): Что, неужто так и сказал? Да у них тут свобода! Меня за меньшее из кавалергардов выперли!

Ермолов (с громогласным гоготом): А как же! Демократия! Гласность! Ты спасибо скажи, что речь пошла про Цезаря Августа, а то ведь его меньшой брат приказал бы ягодицы раздвигать да зажмуриться!

Денис Давыдов ( с интересом): Да зачем же зажмуриться? Мне чтоб понять… Для личностного развития…

Чернышев (покровительственно посмеиваясь): Мал ишшо, чтоб тебе такое рассказывать… Другим тоном:) Одного не пойму: зачем грозить даме дыбой и пыткой, ежели все мамзели вокруг и так на все буквально согласные.

Ермолов (с хохотом): Иваныч, друг мой, ты когда на себя в зеркалото смотрел? Ясен перец, тебе любая готова все на свете отдать, да еще будет приплачивать! А теперь представь себе нашу бледную немочь! Уловил? Тут без дыбы и плетки даже ледовитую парижанку заманить не получится!

Денис Давыдов ( с хихиканьем): Ледовитые парижанки?! Мамзели? А из этого можно сделать новый романс…

Дмитрий Голицын (устало): Однако, господа, на мой вкус, что-то и где-то протухло, коль побежденные смеют так злословить за спиной победителей… Наш Христофорыч подобного не позволил бы…

Чернышев (кивая в ответ): Соглашусь. Но каким же надо быть чудаком, чтобы нашу всеобщую победу взять и походя – буквально изгадить?!

Дмитрий Голицын (жестом отзывая Чернышева чуть в сторону и тому на ухо вполголоса): Послушай-ка, мон Шура… В свое время мне довелось брать Бастилию… И в те дни я считал, что все мы делаем правильно. Ибо этот козел наверху и его коза всех достали. Однако же… Помнится, ты мне сказывал, что вы с Полиной ходили к некой девице Ленорман…

Чернышев ( с понимающим смещком): К Маньке, что ль? (Начиная посмеиваться:) Без устали безумная девица вещала – вижу Бонапарта павшим в прах… А тот злился и сажал ее в дурку на цепь. Помню! И что?

Дмитрий Голицын (с осторожностью): Видишь ли… Будущее мне кажется неопределенным и темным. Раз эта безумица не побоялась самому Бонапарту страсти предсказывать, может, и мне она…

Чернышев (с видимым удивлением): А ты и впрямь веришь во все эти глупости?! Что же – отведу! Дамочка и впрямь занимательна!

7б

Павильон. Весна. Утро. Париж.

Тюильри. Столовая

Царская чета садится завтракать. С ними за столом вездесущий князь Александр Голицын. Место напротив Голицына пусто. Он будто невзначай спрашивает.

Голицын: А что, герцог Карл еще в постели? Кто рано встает, тому Бог подает…

Александр (небрежно): Думаю, он опять всю ночь играл в карты.

Голицын (с ядом): Позволь узнать, на какие шиши? Баден был разбит много раз и, следовательно, разграблен. Да и доходов от транзитной торговли последние года два у него уж нет…

Елизавета ( с обидой): Это еще почему? Нам в Бадене за транзит денежка завсегда капает.

Голицын (с хитринкой): И какой, по-вашему, нынче год на дворе? Тысяча восемьсот четырнадцатый от Рождества Христова. Два года назад братец ваш вывел армию Бадена супротив русских, и мы его пощипали. Говорят, уж по осени баденцы настолько обеднели, что не сумели оплатить проход на тот берег Березины через порядки Чичагова… Однако у брата вашего, кажись, денег куры не клюют. Проигрывает их, да на парижских дам полусвета тратит без счета.

Елизавета (с сердцем): Все бы вам, Александр Николаевич, на нашу семью возводить пустую напраслину…

Александр (строгим тоном): Сандро, уймись! Не к месту сей разговор, да и не ко времени!

У дверей в столовую какое-то движение. В дверях появляется дальний родственник, младший кузен князя Александра – князь Дмитрий Голицын, нынче важный чин в контрразведке. Он явно подает какие-то знаки своему родственнику. Государь делает разрешительный жест.

Александр: Это ко мне! Я велел разобрать дело со смертью Жозефины со всем тщанием. Европа должна нынче знать, что я к смерти ее не причастен никаким образом! (Громко:) Входите, князь!

Дмитрий Голицын (деревянным шагом заходя в столовую и странно косясь на царицу): Ваше Величество… Весьма серьезное дело…

Александр (небрежным тоном): Я внимательно слушаю. Вы смогли меня оправдать?

Дмитрий Голицын ( с явным облегчением): С этим все хорошо. Доказано, что к смерти Жозефины вы не имели касательства.

Александр (в свою очередь с облегчением): Славно! Делает жест, разрешающий контрразведчику удалиться.) Вы свободны! (Замечает, что молодой князь Голицын с места не движется, и обеспокоенно спрашивает:) А в чем проблема?

Дмитрий Голицын (делая странные жесты): Тут… Обнаружились письма к Жозефине от ее дочки Стефании. Герцогини Баденской…

В столовой повисает напряженное молчание. Затем старший князь Голицын с лукавым видом спрашивает.

Голицын: И что же там, в этих письмах?

Дмитрий Голицын (ледяным голосом): Герцогиня Стефания пишет матери, что муж ее, герцог Карл Баденский, весьма опасается своего устранения от русского двора кознями зловредного, по его словам, князя Александра Голицына…

Голицын (сокрушенным голосом): Поклеп и навет!

Дмитрий Голицын (продолжая, будто не заметив ремарки старшего кузена): Карл Баденский просил у жены совета и помощи в том, как бы ему в военном деле прославиться и таким образом очернить в глазах царя князя Голицына…

Голицын (с чувством): Вот мерзота!

Дмитрий Голицын (доставая очередную бумагу из папки): В другом письме герцогиня Стефания пишет матери, что боевые успехи Карла Баденского стали затмевать успехи прочих всех русских армий, однако точные планы союзного командования мужу ее пока недоступны. Просит дать ему еще неделю-другую, прежде чем он все для ее отчима выяснит.

Александр (шокированно): То есть как это?! Ведь отчим Стефании – Наполеон! (Елизавете:) Это что же, твой брат сливал все наши планы самому Бонапарту?!

Елизавета (зеленея лицом): Алекс, клянусь, это не то, что ты думаешь!

Дмитрий Голицын (продолжает, не обращая на перепалку внимания): В третьем письме герцогиня Стефания своей матери пишет, что мужа ее русские начали подозревать, ибо четырехкратная победа французов при Шампобере, Монмирале, Шато-Тьерри и Вошане вызывает вопросы необычайной осведомленностью французов по поводу всех планов пруссаков и русских. По словам Стефании, Барклай начал следствие и поэтому Карл Баденский просит срочно разбить его армию… Вернее, герцог Баденский хочет подставить под удар вюртембержцев, чтобы русские на него больше не думали…

Александр (потрясенно): Не может быть!

Дмитрий Голицын (сухо): И наконец, есть еще одно письмо. В нем Стефания Баденская заклинает свою мать немедля бежать из страны, ибо ей пришлось мужу признаться, что она про его дела с отчимом Жозефине докладывала. А тут, как на грех, Карл Баденский вдруг узнал, что русский царь Александр ездил к Жозефине на личную встречу и там о чем-то долго беседовал. По словам Стефании, Карл Баденский отчего-то решил, что теща его с головой русскому царю выдала, и при жене обещал «навсегда заткнуть грязную пасть старой шлюхе»!

Александр (сдавленным голосом): Я хочу выслушать версию шурина моего – Карла Баденского. А следствие – засекретить! Срочно!

Дмитрий Голицын (сухим тоном): Боюсь, Ваше Величество, это никак не возможно. По вашему приказу все наши действия шли открыто и при свидетелях. Вчера вечером мы обнаружили эту тайную переписку Жозефины, и ее дворецкий Гастон сразу ударился в бега. Он был задержан лишь под утро и показал, что за деньги пустил в Мальмезон в ночь смерти Жозефины герцога Карла. Он уже предупредил герцога о том, что все наружу вдруг вылезло. (Официальным тоном:) Карл Баденский этой ночью бежал. Мы взяли его архив, из которого следует, что герцог последние полгода регулярно получал большие суммы из Франции, а еще мы обнаружили очень много записок брату от Государыни Елизаветы, в которых есть подробные планы нашей кампании. Особенно касающиеся всех февральских событий, приведших к поражениям при Шампобере, Монмирале, Шато-Тьерри и Вошане… Командующий русским экспедиционным корпусом Барклай выписал ордер на арест доказанной французской шпионки – урожденной принцессы Баденской Елизавет Алексеевны!

Елизавета ( с визгом): Алекс, это мятеж! Прими меры!

Голицын (наклоняясь к уху белого как бумага царя): Послушай, мин херц… А ведь все эти бумаги обелили тебя! Отныне в деле с Жозефиною ты чист, аки агнец! Вот что тут важное!

8б

Павильон. Весна. Вечер. Париж.

Пале-Рояль. Курительная

Огромная толпа офицеров собралась вокруг стола, за которым Дмитрий Голицын и Александр Чернышев рассказывают о своих находках. В курительной угрюмая тишина, будто кто-то умер. Генерал Чернышев говорит дрогнувшим голосом.

Чернышев: Что ж, братцы… Давайте помянем всех наших… Шампобер, Монмираль, Шато-Тьерри, Вошан… (Хрипло:) Твою ж мать… Сколько же там полегло…

Ермолов (с потемневшим лицом): И что теперь? Что с сукой герцогом? Что с Лизкой поганою?

Дмитрий Голицын (сухо): Герцог бежал. Мы думали перехватить его на дороге в его чертов Баден, но сей заяц умчался на юг. В армию Веллингтона. Его сейчас, возможно, англичане допрашивают. (Мрачно:) А может, и награждают… Затейники.

Ермолов (хрипло): Поня-ятно… (Залпом выпивает стакан водки.) А с Лизкой че-как?

Чернышев (пожимая плечами): Государь распорядился отослать жену домой. В Санкт-Петербург под большою охраной. Бессрочный арест. (Негромко:) Принято решение немедленно ехать в Англию и требовать от англичан выдачи предателя Карла.

Раевский (задумчиво): То есть, насколько я понимаю, – наше пребывание здесь на этом закончено? Ведь Франция должна быть оккупационной зоной не нашей, но именно британской армии?

Чернышев (разводя руками): Получается – так. То есть мало того, что они укрывают от нас заведомого предателя, но и мы же передаем им все нами завоеванное за спасибо. Именно потому, что они приютили гниду-предателя!

Денис Давыдов (ошалело): Да они там, наверху, охренели вконец!

Раевский (злым голосом): А я уверен, что все так и было задумано! Всем же известно, что смена царствий у нас случилась с британскою помощью! А что, если эти удивительные новеллы есть просто плата нашего царя бритишам за то, что они его, стервеца, у нас царем сделали?! Ведь, не будь смерти Павла, точно бы царем стал Константин.

Денис Давыдов (торопливо): Погодь, дядь Коль, так ведь Константин всех нас в войне Двенадцатого года – пить дать предал!

Раевский (сухо): Не факт. Его царь Александр объявил в том годе предателем и посреди войны посадил в равелин. Так он и другого брата своего, Николая, объявил оккупантом и прусским агрессором за победы в Бобруйске и Витебске. И потом все мы были свидетелями, как Константин повел гвардию в самоубийственную атаку после того, как граф Милорадович при Дрездене обмишулился. Чудом же не погиб! Просто чудом. Я тебе так, Дениска, скажу – предатели так себя не ведут! Это что ж получается! Есть утверждение Государя, что один его брат предатель, а другой – прусский прихвостень. А на деле царские братья у нас на глазах, безусловно, геройствуют, и это факт! А на стороне царя одни слова! Так, может, и впрямь у нас есть предатель?! Только он – один, и в пользу Англии. Вот шарада и сходится! А то и Барклай, по словам царя, был предатель, и Кутузов, и Николай, и Константин, и Багратион с Остен-Сакеном! Не слишком ли много предателей?!

Денис Давыдов (нервно): Дядь Коль, охолонись… Меня по тайным приказам затаскали за меньшее!

Ермолов (обнимая Раевского за плечи): И то верно, Николаш… Всем уже давно все понятно. Давай нынче просто помянем павших, всех наших… А про дела в другой раз. В ином месте. А то – слишком много в сем лягушачьем вертепе всяких разных… (Ухмыляется.) В общем, замнем-ка для ясности!

1в

Павильон. Весна. Вечер. Париж.

Салон мадемуазель Ленорман

На уютных диванчиках в салоне мадемуазель Ленорман генералы Александр Чернышев и Дмитрий Голицын ведут светскую беседу с руководителем французской полиции «Сюртэ» – местным вором в законе Видоком. Чернышев и Видок старые друзья, и их беседа от этого выглядит особенно теплой.

Чернышев: И что ж в ответ сказал ваш новый король? Как его, Людовикус?

Видок ( со смехом): Его по сей день зовут принц Артуа. Но, конечно, для всех прочих он называется не иначе как Луй Восемнадцатый. Не берите в голову, подобные Луи – что в лесу валуи. С виду гриб почти царский, а приглядишься – та же поганка! Разве что благородная. Вы в курсе, что русское название поганого гриба происходит от имени династии Валуа? Судя по письмам к царице Елизавете, это был вклад мадам Помпадур в русскую словесность и всемирное грибознание.

Чернышев ( с интересом): То есть мадам Помпадур делала все, дабы очернить павшую когда-то династию?

Видок ( со смехом): А разве якобинцы с бонапартистами были лучше? Мазать говном ушедших правителей – национальная забава Франции. (Чуть задумавшись и сменив тон:) Ваш нынешний правитель тоже не большого ума и не имеет наследников. Это значит, и у вас грядет смена династии. Так я, Видок, вам советую: не плюйте в свое славное прошлое! Оно отомстит… (Сокрушенно вздыхая:) Довольно взглянуть на нас, французов, и на то, до чего мы нынче дошли!

Дмитрий Голицын (задумчиво): Послушайте, Эжен… Вы позволите мне называть вас по имени? (Получает в ответ благосклонный кивок.) Странное дело, я впервые встречаю во Франции человека, которому на его страну не плевать… И что же я вижу? Это не государственный муж, не военный, а профессиональный преступник… Как же вы дошли до того, что честные люди во Франции оказались преступниками, а во главе страны встали проходимцы с мздоимцами? Видок (небрежно): Натуральный отбор! Мне, чтобы стать королем преступного мира, приходилось шустрить и порой напрягать в мозгу серые клеточки! А им, ей-богу, столь же нужна тренировка, как и обычным мышцам у кулачного бойца или же фехтовальщика. А что делали те, кого нельзя называть? Удосужились лишь родиться, а потом все им в их сраной жизни было подано на блюдечке с золотою каемочкой! Кушайте, не обляпайтесь. Моя Мари приучила меня к Гранд-опера, и мы смотрели там как-то «Женитьбу Фигаро». Вы не поверите, я узнал в герое себя, и мне стало тошно – сколько нам, простолюдинам, приходится приложить труда, дабы хоть как-то сравняться с высокородными болванами да олухами! Поверьте, «Женитьба» – весьма печальная вещь, ибо там по полкам разложено, как и почему у нас произошла эта чертова революция! (Снова резко меняя тон:) Простите, князь, я забылся. Вас мои слова про знать не касаются.

Дмитрий Голицын (задумчиво): Все в порядке, Эжен… Ваше объяснение для меня весьма кстати… Матушка из Москвы пишет, что отчина моя в упадке и запустении. Москвичи почему-то все верят, что город сможет поднять из руин лишь их природный хозяин из дома Голицыных. Мой старший брат, к сожалению, погиб, а кузен Александр ныне руководит в Синоде… Все стрелки на меня указывают, а я здесь, в Париже, и не возьму в толк – с чего в Москве мне начать и на кого опереться.

Видок (с чувством): Хотите совет? Кто у вас на Руси король преступного мира?

Чернышев (негромко): Известно, кто. Бывший куафёр императора Павла – безродный сирота граф Кутайсов. Царь Александр его прогнал со двора, однако граф, судя по всему, не пропал…

Видок (с ухмылкой): Безродный, нищий малец сумел подняться из грязи и получить графский титул… Думаю, карьера его была с моей сходна. (Обращаясь к Голицыну:) Хотите совет? Сделайте этого Кутайсова у себя в Москве главным. Будете при нем, как граф Альмавива при Фигаро. Ей-ей, оно того стоит! (Со странным смешком:) Ах, простите… Я имел в виду – он при вас будет, как Фигаро при сиятельном Альмавиве!

Дмитрий Голицын (будто не слыша Видока): Занятно… Я вспоминаю историю, что якобы Кутайсов на императора Павла обиделся, потому что тот не хотел выдать за сына его, князя Багратиона, дочку свою Екатерину Павловну. Граф тогда самовольно убыл в отставку. Павел весьма осерчал и опалился на графа, но без Кутайсова строительство Михайловского замка пошло наперекосяк… Боже мой. Я всегда знал эту историю, но почему-то не делал верного вывода! То есть у меня под рукою в Москве есть старенький граф Кутайсов… ( С восторгом:) А ведь это и есть для восстановления первый камень! Я отстрою Москву краше прежнего!

Дверь в комнату раскрывается, и на пороге появляется гражданская жена Видока – Мари-Анн Ленорман. Ее, видимо, никогда нельзя было назвать очень хорошенькой, однако она, несомненно, мила и непостижимым образом сразу заполняет собою всю комнату, хоть при том выглядит костлявой и стройной. При виде гостей Мари Ленорман без всяких церемоний целуется с Чернышевым, восклицая.

Ленорман: Полина все плакала, думая, что люди Наполеона тебя наверняка убьют, а я точно знала, что жизнь твоя будет долгой и потрясающей. Ты знаешь, что тебе суждено пережить нас с Эженом и даже Полинушку? Ты с нею на связи? Как она?

Чернышев (сухо): Насколько я знаю, где-то в Италии. Свергает неаполитанского короля. Считает этого арапчонка Мюрата предателем. Пишет, что итальянцы схватили его и она, Полина Боргезе, как самая знатная, требует смертной казни. Самое смешное, что Боргезе поднялись на мятеж супротив Бонапарта, а Полин требует казни Мюрата, за то, что тот ее брата предал. (Сокрушенно вздыхая:) Боюсь, она никогда не страдала последовательностью в мыслях…

Ленорман (с заразительным смехом): Милая Полин, и эта ее непосредственность! Собственно, именно за нее мы Полину и любим. А что с вашим сыном?

Чернышев (разводя руками): С каким таким сыном? Полин родила настоящего Борджиа, и мои ей поздравления.

Ленорман ( с чувством поглаживая Чернышева по плечу): Понимаю. Я делала ему гороскоп, ничего особенного, но необычайно силен дом потомков. Уверяю вас – мальчик станет первым из великих Боргезе, и все будут отличать их от Борджиа! ( С лукавой усмешкою:) Судя по крови, их будут знать не как великих негодяев и отравителей, но – разведчиков с диверсантами!

Чернышев (облегченно вздыхая): Главное, чтоб не вешателями! Кстати, о предсказаниях. Это князь Дмитрий Голицын – сын знаменитой в былой Франции “Princesse Moustache”! «Усатая княгиня» была в девичестве Чернышева, то бишь она моя тетушка, отсюда мы с Дмитрием – кузены. Ему нужно, чтобы вы ему погадали.

Ленорман (садясь за столик с картами и с интересом разглядывая Дмитрия Голицына): Рада знакомству. Что бы вы хотели знать, князь?

Видок (негромко): У него проблемы, Мари. Похоже, именно нашего князя назначат сожженную Москву восстанавливать. А там наши «пуалю» весьма поднагадили. Князю надобно знать, сможет ли он преуспеть и с чего ему начать в этом деле.

Ленорман (бросив странный взгляд на сожителя): Какое изумительное желание. Обычно просят женщину или деньги… С деньгами проще. И что же ты ему посоветовал?

Видок (невинно пожимая плечами): Французский опыт всем уже показал, что с улицей лучше всего управляются те, кто на ней вырос.

Ленорман (с непередаваемой усмешкой): Кто-то навроде тебя, мой Эжен?

Видок (небрежно): Например, граф Кутайсов. Грузинский сирота из города Кутаиса. Я бы на месте Дмитрия Васильевича серьезно подумал о принятии такого на службу…

Ленорман (делая отметающий жест): Я поняла. Впрочем, карты все скажут. (Обращает внимание на перстень на пальце Голицына.) Господи, я знаю этот талисман… (Шокированно:) Но… По слухам, он же ведь был утрачен! Откуда он у вас?!

Дмитрий Голицын (демонстрируя всем перстень): Мне его после ранения в Бородинском сражении на удачу подарила милая матушка, а ей дал сам Калиостро. За то, что, когда великий маг за кражу колье Марии-Антуанетты был схвачен, мама его из узилища выкупила. Вы про него что-то знаете?

Ленорман ( с ажитацией): Ну конечно, знаю! Это камень самого Сс-салаз-зара!

Чернышев ( с интересом): Какого еще Салазара?

Ленорман (мотая головой): Нет, не «Салазара» – а Сс-салаз-зара. Произносить буквы нужно с присвистом, так, чтобы было похоже на шипение. Сс-салаз-зар был лучшим учеником и воспитанником самого Великого Змея. Того самого искусителя, который предложил Еве яблоко… Это был величайший маг и волшебник, но все его творения отмечены печатью великого искушения! Сам Сс-салаз-зар пал жертвой своих же творений, став из величайшего мага порочным преступником!