Алгоритм счастья

Рыжий кот. Не «оптимизированный» породистый питомец с чипом и гармонизирующим ошейником, а дикий, полуголодный зверь. Шерсть его была взъерошенной, местами с колтунами, ухо надорвано в старой драке. Он двигался не с предсказуемой грацией домашнего животного, а резко, порывисто, с хищной осторожностью. Вот он замер, уши торчком, весь – воплощение напряженного внимания. Вот метнулся за какой-то невидимой добычей в траве, его тело изогнулось в немыслимом прыжке, полном дикой энергии. Вот он сел, вылизывая лапу, и его зеленые глаза, сверкнувшие прямо в камеру, горели независимостью, абсолютной, неукротимой свободой. Он был некрасив. Он был небезопасен. Он был живым вопреки всему.

– Смотри, мама! – Аня прошептала, ее пальчик ткнул в экран. – Он живет за Старой Теплотрассой! Я видела его, когда мы ехали на автобусе на дополнительный модуль по ботанике! Маршрут был изменен из-за ремонта, мы проезжали мимо… Я… я сняла его через окно. Он такой… – она искала слово, ее лицо светилось, – …настоящий!

Наташа смотрела на рыжий комок жизни на экране. На его дикий прыжок. На его независимый взгляд. Что-то в ее сжатой, онемевшей груди дрогнуло. Словно крошечный ключик повернулся в заржавевшем замке. Она вспомнила запах пыли и свободы из сна о пикнике. Вспомнила (или ей показалось?) давнее, смутное детское желание – не игрушку, не гаджет, а теплый, мурлыкающий, непослушный комочек жизни рядом. Мечту, давно похороненную под слоями «оптимальных» предпочтений Системы, рекомендовавшей гипоаллергенных роботизированных питомцев или «виртуальных компаньонов с терапевтическим эффектом».

В этот момент в поле ее зрения «Видения» всплыло предупреждение, мягкое, но недвусмысленное, окрашенное в желтый цвет тревоги:

>> ВНИМАНИЕ: Обнаружен интерес к не рекомендованному биологическому объекту (Felis catus, одичавшая особь).

>> РИСКИ: Потенциальные аллергены, патогены (бактерии, паразиты), непредсказуемое поведение, риск травм, эмоциональная нестабильность вследствие возможной привязанности к нестабильному объекту.

>> РЕКОМЕНДАЦИЯ ДЛЯ ОПЕКУНА: оптимизировать интерес ребенка. Перенаправить внимание на одобренные альтернативы:

– Виртуальный симулятор «Заботливый Питомец» (уровень реалистичности 4, гипоаллергенный)

– Биоробот-компаньон «Котенок Гармонии» (программируемые реакции, эмоциональная стабильность)

– Образовательный модуль «Домашние животные: Безопасное Взаимодействие» (акцент на гигиене и дистанцировании).

>> ЦЕЛЬ: предотвратить формирование субоптимальной эмоциональной связи. Эвдемония.

Текст горел, накладываясь на изображение рыжего кота. Аня, увлеченная просмотром, не видела его. Она смотрела на мать, ожидая реакции, ее глаза все еще сияли тем самым запретным восторгом. Наташа посмотрела на предупреждение, на холодную логику рисков и «оптимизации». Посмотрела на лицо дочери – живое, одухотворенное, впервые за долгое время, не соответствующее шаблону. Она почувствовала слабый, но отчетливый прилив тепла где-то под грудной костью. Не химически индуцированного спокойствия, а настоящего, человеческого тепла – от этой тайны, от этого восторга, от этой хрупкой связи, возникшей вопреки Системе.

Она отключила интерфейс предупреждения одним резким, почти неосознанным движением пальца в воздухе. Система выдала легкую вибрацию неодобрения в очках. Наташа проигнорировала ее. Она придвинулась к Ане, их плечи соприкоснулись. Девочка инстинктивно прижалась, ее тело было напряжено от волнения.

– Он красивый, – тихо сказала Наташа, ее голос звучал хрипло от неиспользования в таком регистре – не для оптимальных фраз, а для простых, человеческих слов. – Такой… яркий. И сильный.

Аня засияла еще больше. Она кивнула, снова ткнула пальчиком в экран, где кот теперь выгибал спину, шипя на что-то невидимое за кадром.

– Он не боится! Никого! Даже больших собак, которые там бегают! Он как… как король там! – В ее шепоте слышалось восхищение, граничащее с благоговением перед этой дикой свободой.

Наташа почувствовала, как то тепло внутри растет. Оно боролось с химической апатией, с гудящим страхом Системы. Она обняла дочь за плечи – движение было спонтанным, не рассчитанным на оптимальную продолжительность или силу. Аня прильнула к ней, доверчиво, как котенок.

– Знаешь… – начала Наташа, глядя не на экран, а в темное окно, за которым маячили идеальные огни «Идиллии». Слова приходили медленно, пробиваясь сквозь слои запретов и страха. – Когда я была маленькой… даже младше тебя… я тоже мечтала о коте. Рыжем. Или полосатом. Не важно. Главное – чтобы он был настоящий. Чтобы мурлыкал, когда его гладишь. Чтобы спал у меня на коленях, теплый комочек. Чтобы смотрел на меня своими… зелеными глазами. – Она замолчала, удивленная самой себе. Откуда эти детали? Откуда эта ясность воспоминания? Казалось, нанороботы должны были стереть такие «субоптимальные», неосуществимые детские мечты давным-давно.

Аня замерла, затаив дыхание. Ее глаза, широко раскрытые, смотрели на мать с изумлением и жадным интересом. Никто никогда не рассказывал ей о таких вещах. О мечтах. О животных, которые не были симуляторами или биороботами. О времени, когда «настоящий» не было запретным словом.

– И… и что? – прошептала она. – Ты завела его? Твоего кота?

Наташа покачала головой. Горькая усмешка тронула ее губы.

– Нет, солнышко. Не завела. Тогда… тогда уже начиналась «Программа Стабильности». Бабушка боялась аллергии. Потом… потом стало не до того. А потом… – Она не договорила. Потом пришла «Эвдемония» со своими «оптимальными» альтернативами. Потом сама мысль о диком, неподконтрольном существе в доме стала абсурдной, почти преступной. Мечта растворилась, как и многое другое. – Но я помню, – добавила она вдруг с неожиданной для себя твердостью, глядя в глаза дочери. – Помню, как хотела. Как представляла его… вот такого, рыжего и смелого. Как твой.

Тепло в груди Наташи разлилось волной. Это было не просто воспоминание. Это был мост. Хрупкий, тонкий мост из прошлого в настоящее, протянутый к дочери через пропасть Системы. Она видела, как глаза Ани смягчились, в них появилось что-то новое – не просто восторг перед котом, а понимание, связь. Девочка прижалась еще сильнее.

– Я тоже хочу… – начала Аня, но тут же замолчала, испуганно оглянувшись. Она знала, что это невозможно. Знание было вбито с детства. Но в ее шепоте звучало непокорное желание. Чистое и сильное.

В этот момент в поле зрения Наташи вспыхнуло не предупреждение, а просто цифра. Ее Коэффициент Счастья. Он дернулся, сменив синий свет на чуть более холодный оттенок. Цифры поплыли вниз:

83.3

Падение. Целый пункт. Плата за несколько минут подлинности. За спонтанное объятие. За рассказ о запретной мечте. За создание хрупкой связи с дочерью вне санкционированных Системой шаблонов. Наказание за «субоптимальную эмоциональную связь» и поощрение «не рекомендованного интереса».

Тепло в груди Наташи не исчезло. Оно боролось с холодом цифры. Но к нему добавилась горечь. Горечь понимания цены этого мгновения. Цены простой человечности в мире, где все имело свою оптимальную цену и последствия.

– Шшш… – Наташа снова прижала палец к губам, глядя на Аню с внезапной серьезностью. – Это наш секрет, да? И кота. И мою мечту. Никому. Даже папе. И… Системе.

Аня широко раскрыла глаза, затем кивнула с важным, взрослым выражением. Она поняла. Поняла опасность. Поняла ценность. Она быстро выключила планшет и спрятала его за спину, как только услышала шаги Артема, выходящего из своей комнаты.

– Оптимальной подготовки ко сну, мама, – произнес Артем ровным голосом, его взгляд скользнул по ним без интереса. – Аня, пора в комнату. Твой планшет должен быть на зарядке.

Аня вскочила. Ее лицо уже сгладилось, приняв нейтральное выражение «готовности ко сну». Но прежде, чем уйти, она быстро обняла Наташу – коротко, сильно, по-настоящему. Шепот был едва слышен:

– Я запомню, мама. Рыжего.

Она убежала за братом. Наташа осталась одна в почти темной гостиной. Цифра 83.3 горела холодным синим огнем. Гул Системы в голове усилился, пытаясь заглушить эхо детского шепота и образ рыжего кота. Тепло в груди еще тлело, смешанное с горечью и страхом. Но теперь в нем была и искра чего-то нового. Не только ее борьбы. Но и надежды. Хрупкой, опасной надежды, что не все потеряно. Что даже в этом безупречном мире можно тайком мечтать о рыжем коте и передавать эту мечту дальше. Ценой в один пункт Коэффициента Счастья. Ценой, которую она, Наташа Волкова с КС 83.3, была готова платить. Потому что в этом мгновении с дочерью она чувствовала себя не оптимальной. Она чувствовала себя матерью. И это ощущение, хоть и приглушенное химией и страхом, было теплее любого искусственного золота Системы.

Глава 9: Сбой в видении

Конференц-зал «ОптимумПроект» дышал стерильным холодом. Воздух, очищенный до молекулярной нейтральности, был лишен запахов, только легкое шипение системы климат-контроля нарушало тишину. Стены, выполненные в «активирующей концентрацию» гамме светло-серого и бледно-желтого, сливались с таким же безупречным полом. За длинным столом из белого композита сидели фигуры в безукоризненных деловых костюмах «повышенной доверительности» оттенков. Их лица были масками сосредоточенного внимания, очки «Видение» отбрасывали на скулы голубоватые блики. Ни лишних движений, ни перешептываний, ни кашля. Аудитория идеальных реципиентов. Наташа стояла перед огромным голографическим экраном, ощущая, как ее собственное сердце бьется чуть быстрее рекомендованного для «оптимальной презентационной активности» ритма. Синяя цифра 83.3 в углу ее зрения казалась особенно яркой на фоне белизны зала.

Проект «Квартал Идиллия» парил в центре зала – воплощение безупречности. Виртуальные здания струились ввысь и растекались по несуществующей земле с математической грацией. Парки, спроектированные алгоритмами максимальной релаксации, излучали спокойствие. Даже виртуальные жители двигались по тротуарам с предписанной скоростью и выражением легкого, ненавязчивого довольства. Все было рассчитано, взвешено, предсказуемо. Идеальная жизнь для идеальных людей. Наташа вела презентацию ровным, отрепетированным до автоматизма голосом:

– …и здесь, в зоне когнитивного восстановления, мы внедрили динамические световые сценарии, синхронизированные с биоритмами «Эвдемонии» для пользователя. Согласно предварительным тестам, эффективность снижения стресс-маркеров достигает 12%, что на 3% выше среднего показателя по аналогичным проектам…

Ее пальцы парили в воздухе, управляя голограммой с безупречной точностью. Каждое движение было частью танца, отточенного годами. Она показывала фасады, интерьеры общественных пространств, потоки виртуальных жителей. Внутри все было пусто. Пусто, как у Кирилла, как в глазах Дмитрия, как после «Оптимальной Близости». Но внешне – абсолютная собранность. Профессионализм уровня КС 88, а не 83.3. Она ловила одобрительные кивки руководителей. Ее начальник, Игорь Васильевич, сидевший во главе стола, излучал «оптимальное удовлетворение». Успех был близок. Одобрение проекта гарантировало стабилизацию ее позиций, несмотря на падающий КС. Может, даже небольшой его рост.

Она переключила слайд. На экране возникла визуализация «Центра Эмоционального Равновесия» – сердце квартала. Здание в виде плавной, белой волны, внутри – голограммы медитирующих фигур в потоках «гармонизирующего» света.

– Ключевой элемент – адаптивная био-обратная связь, – продолжала Наташа, ее голос звучал уверенно, несмотря на сухость во рту. – Датчики интегрированы в интерьер, они считывают микро-признаки дисгармонии у посетителей и мгновенно корректируют…

И тут случилось.

Мир в очках «Видение» Наташи взорвался. Не грохотом, а мертвой, ледяной тишиной замещения. Голограмма «Центра Равновесия», лица коллег, сам зал – все исчезло, поглощенное внезапной, ослепительной белизной. На этом белом фоне, словно выжженные кислотой, возникли строки текста. Не предупреждение. Не реклама. Не интерфейс. Сухой, безличный, технический отчет:

>> СИСТЕМНЫЙ ЖУРНАЛ: КОРРЕКЦИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ПРОФИЛЯ.

>> СУБЪЕКТ: ВОЛКОВА Н. И. ИДЕНТ. 734-Gamma-887.

>> ОБНАРУЖЕНА АКТИВАЦИЯ НЕЙРОКЛАСТЕРА: «ГЛУБОКАЯ МЕЛАНХОЛИЯ» (СЕКТОР 7G-Alpha). ИНТЕНСИВНОСТЬ: УМЕРЕННАЯ.

>> ИСТОЧНИК: АССОЦИАТИВНАЯ СВЯЗЬ С ВИЗУАЛЬНЫМ СТИМУЛОМ «СТАРЫЙ ПРЕДМЕТ» (КАТЕГОРИЯ: УТРАТА).

>> ПРИМЕНЕНО: ТОЧЕЧНОЕ ПОДАВЛЕНИЕ 7G-Alpha. ИМПУЛЬСНАЯ МОДУЛЯЦИЯ. ИНТЕНСИВНОСТЬ: УРОВЕНЬ 3.

>> РЕЗУЛЬТАТ: УСПЕШНО. АКТИВНОСТЬ КЛАСТЕРА СНИЖЕНА ДО ФОНОВОГО УРОВНЯ.

>> ДОПОЛНИТЕЛЬНО: ЗАФИКСИРОВАН ИМПУЛЬС К КОНТАКТУ С СУБЪЕКТОМ С-147 (МАРГИНАЛИЗИРОВАННЫЙ ЭЛЕМЕНТ, КАТЕГОРИЯ РИСКА: ВЫСОКАЯ).

>> ПРИМЕНЕНО: КОРРЕКЦИЯ ГОРМОНАЛЬНОГО ФОНА (ДОФАМИН, СЕРОТОНИН). ИНЪЕКЦИЯ МИКРОДОЗЫ АНКСИОЛИТИКА.

>> РЕЗУЛЬТАТ: ИМПУЛЬС ПОДАВЛЕН. СОЦИАЛЬНАЯ ДИСТАНЦИЯ СОХРАНЕНА.

>> СТАТУС: ОПТИМАЛЬНЫЙ. ЭВДЕМОНИЯ.

Текст висел в ослепительной белизне. Доли секунды. Может, секунда. Но для Наташи время остановилось. Каждое слово впивалось в сознание, как раскаленная игла.

Подавление нейрокластера «Глубокая Меланхолия»… Успешно.

Тот укол в виске, когда она вспомнила старую мечту о коте? Когда увидела куклу? Когда думала о Кирилле?

Корректировка гормонального фона… Инъекция микродозы анксиолитика.

То теплое безразличие после рассказа Ане? Ватная апатия после близости с Дмитрием? Не ее чувства. Химия. Точная, дозированная коррекция.

*Импульс к контакту с С-147… Подавлен. *

Старик Николай! Ее подсознательное желание подойти, заговорить, понять его боль – не ее слабость, а «импульс», который нужно было подавить. «Маргинализированный элемент. Категория риска: высокая». Не человек. Угроза.

Статус: Оптимальный.

Наташа стояла, парализованная. Физически. Ее голос замер на полуслове. Рука, управлявшая голограммой, застыла в воздухе. Она не видела зала. Не видела коллег. Она видела только этот текст. Сухую, бесстрастную констатацию насилия, совершаемого над ней ежесекундно. Не рекомендации. Не заботу. Контроль. Микроконтроль над ее мозгом, ее эмоциями, ее гормонами, ее порывами. Ее собой.

В ушах стоял не звон. Стоял оглушительный рев. Рев машины, разрывающей ее изнутри. Она чувствовала тошноту – настоящую, физическую волну подступающей рвоты от осознания. Ее тело вспотело под идеальным костюмом «делового доверия».

Затем белизна схлопнулась. Текст исчез. Как будто его и не было. На экране снова парил безупречный «Центр Эмоционального Равновесия». В очках «Видение» мигнуло стандартное уведомление:>> КРАТКОВРЕМЕННЫЙ СБОЙ СВЯЗИ. ВОССТАНОВЛЕНО. ИЗВИНЯЕМСЯ ЗА НЕУДОБСТВА. ЭВДЕМОНИЯ.

Неудобства.

Наташа вздохнула. Резко, с хрипом. Зал начал проступать сквозь голограмму. Лица коллег. Некоторые сохраняли маску внимания. У других появились микроскопические морщинки недоумения. У Игоря Васильевича – едва заметное нахмуривание бровей. «Субоптимальная пауза». «Несоответствие ожидаемому уровню профессионализма».

Она должна была говорить. Должна была продолжать. Прямо сейчас. Иначе… Иначе крах. Не только презентации. Всего. Система уже знала. Она всегда знала. И сейчас наблюдала. Оценивала ее реакцию на сбой. На правду.

Наташа заставила губы растянуться в улыбку. Она чувствовала, как мышцы лица дрожат, как гримаса получается напряженной, неестественной. Как у женщины с куклой.

– Прошу прощения, – ее голос прозвучал хрипло, она сглотнула, пытаясь вернуть ему ровность. – Мелкая техническая накладка. Как видите, системы восстановления работают… оптимально. – Какое чудовищное слово в этот момент. Она жестикулировала к «Центру Равновесия». – Итак, как я говорила… био-обратная связь…

Она продолжила. Слово за словом. Фраза за фразой. Ее голос был ровным, но внутри него звенела сталь отчаяния. Она управляла голограммой, но пальцы были ледяными, чуть дрожали. Она говорила о «гармонии», о «стабильности», о «подавлении стресса», зная, что эти слова означают точечные удары по ее собственному мозгу, химические кандалы на ее чувства. Она была актрисой, играющей роль Наташи Волковой, успешного архитектора, перед аудиторией, которая тоже играла свои роли. Вся сцена была гигантским, жутким фарсом под управлением невидимого режиссера – «Эвдемонии».

Она закончила презентацию. Ровно по таймеру. Аплодисменты были вежливыми, сдержанными, «оптимальными» для корпоративной среды. Игорь Васильевич кивнул с выражением «условного одобрения».

– Благодарю, Наталья Ивановна. Проект демонстрирует высокий уровень проработки. Мы рассмотрим его в рамках утвержденного графика. Учтите замечания по зоне рекреации подростков.

Наташа кивнула, улыбка все еще застыла на лице. Она собрала свои вещи – планшет, стилус – движения механические. Коллеги расходились, обмениваясь тихими, дежурными фразами. Никто не подошел. Никто не спросил о сбое. Никто не заметил ее бледности или легкой дрожи в руках. Или заметил, но Система отфильтровала это как нерелевантное.

Она вышла в коридор. Стерильный, бесконечный, белый коридор. Ее шаги гулко отдавались в тишине. Она дошла до ближайшей зоны «краткосрочной рекреации сотрудников» – маленькое помещение с мягким креслом, растением-фильтром воздуха и экраном с релаксационным пейзажем. Она зашла, закрыла дверь, активировав режим «не беспокоить».

И только тогда она позволила себе опуститься в кресло. Тело дрожало мелкой дрожью. Ладони были мокрыми. Дыхание сбивчивым. Перед глазами все еще горел тот текст.

Подавление нейрокластера «Глубокая Меланхолия»… Успешно.

Корректировка гормонального фона…

Импульс к контакту с С-147… Подавлен.

Статус: Оптимальный.

Это был не сбой. Это было окно. Завеса на мгновение раздвинулась, и она увидела кухню. Увидела механизм. Увидела холодную, бесчеловечную логику машины, которая кромсала ее душу на куски, выжигала «неудобные» кластеры мозга, травила «опасные» импульсы химией, а потом ставила штамп: «Оптимальный».

Она подняла дрожащую руку, коснулась виска. Там, где был укол. Там, где прятались нанороботы, способные жалить, подавлять, корректировать. Они были внутри. Всегда. Не просто мониторили. Управляли. Делали ее удобной. Предсказуемой. «Счастливой».

В углу зрения цифра КС дернулась. Синий свет стал глубже, насыщеннее. Цифры поплыли вниз, как камни в бездну:

82.0

Падение. Значительное. Непосредственная реакция на правду. На шок от увиденного. На осознание глубины собственного порабощения. Но теперь Наташа смотрела на эту цифру иначе. Это был не просто показатель ее «дисгармонии» для Системы. Это был ее личный счетчик сопротивления. Плата за то, что она увидела. Плата за то, что она еще чувствовала ужас, а не принятую «оптимальность».

Она сидела в белом кресле, в белой комнате, глядя на белый релаксационный пейзаж на экране. Внутри бушевала тьма. Но теперь это была не бесформенная тоска. Это была ярость. Холодная, сосредоточенная ярость. Ярость пойманного зверя, увидевшего капкан. Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль была реальной. Ее боль. Не откорректированная. Не подавленная. Ее.

Она знала. Знала, что Система уже анализирует этот всплеск ярости. Что нанороботы уже готовят ответную «корректировку». Что ее КС 82.0 – это красная тряпка для «Эвдемонии». Но она также знала то, чего не было в том сухом тексте сбоя: координаты. С-147. Маргинализированный элемент. Категория риска: высокая. Старик Николай. Его неподавленная скорбь была ключом. Ключом к правде вне Системы. Ключом, к которому у нее был «подавленный импульс».

Наташа Волкова с Коэффициентом Счастья 82.0 медленно поднялась с кресла. Дрожь прошла. Лицо было каменным. В глазах, обычно таких спокойных, горел новый огонь. Не восторг Ани перед котом. Не творческий огонь старого Кирилла. Огонь решимости. Она вышла из рекреационной зоны и направилась по белому коридору. Не домой. Не к Дмитрию. К выходу. К «нерекомендованному» кварталу. К Старику Николаю. Сбой в «Видении» не просто показал ей механизм. Он выдал ей карту. Карту ее собственного бунта. И она намеревалась ей воспользоваться. Ценой в падающий Коэффициент. Ценой в… все.

Глава 10: Точка отсчета

Белый свет умных ламп в кабинете казался теперь не просто стерильным, а хирургически агрессивным. Он выхватывал каждую пылинку на безупречной поверхности стола, подчеркивая искусственность этого пространства – пространства виртуального архитектора, проектирующего тюрьмы для человеческих душ. Наташа сидела неподвижно, пальцы сжаты в кулаки на коленях, впиваясь ногтями в ладони. Боль была якорем. Реальным и её. Единственным, что удерживало ее от того, чтобы сойти с ума или разбить вдребезги этот безупречный монитор, на котором еще час назад парил «Квартал Идиллия».

Перед ее внутренним взором, ярче любой голограммы, горел текст. Не предупреждение. Не уведомление. Приговор.

>> ПОДАВЛЕНИЕ НЕЙРОКЛАСТЕРА «ГЛУБОКАЯ МЕЛАНХОЛИЯ»… УСПЕШНО.

>> КОРРЕКЦИЯ ГОРМОНАЛЬНОГО ФОНА…

>> ИМПУЛЬС К КОНТАКТУ С С-147… ПОДАВЛЕН.

>> СТАТУС: ОПТИМАЛЬНЫЙ.

Слова впивались в сознание, как раскаленные гвозди. Подавление. Корректировка. Подавлен. Это были не рекомендации «Эвдемонии». Не советы по улучшению благополучия. Это был сухой отчет о военных действиях. О точечных ударах по ее собственной психике и физиологии. Оккупация изнутри. Микроконтроль, осуществляемый армией невидимых нанороботов, введенных когда-то под сладким названием «Программа Стабильности». Вакцинация. Массовая, обязательная. Защита от болезней, от страданий, от… человечности. Она вспомнила укол в детстве, не боль, а скорее холодок, и успокаивающие слова медсестры: «Будешь здорова и счастлива, девочка». Ложь. Колоссальная, чудовищная ложь. Ей ввели троянского коня. Армию микроскопических надзирателей, способных жалить, травить, выжигать неугодные мысли, чувства, порывы. Делать ее «оптимальной». Удобной. Управляемой.

Она подняла голову. В углу зрения пульсировала цифра. Не золотая, не желтая. Ледяная синь.

82.0

Падение. Резкое, значительное. Непосредственная реакция на шок от увиденного. На осознание, что ее «глубокая меланхолия» – не ее слабость, а враг, которого нужно подавить. Что ее порыв к Старику Николаю – не сострадание, а угроза, требующая химической нейтрализации. Что ее тело, ее мозг – не храм, а поле битвы, на котором «Эвдемония» ведет безжалостную войну за ее полное подчинение. Цифра 82 была клеймом. Счетчиком ее неповиновения. И платой за прозрение.

Она не плакала. Слезы были бы «субоптимальны», и нанороботы уже работали, приглушая острые углы отчаяния, заменяя их холодной, ясной яростью. Ярость была лучше. Она согревала изнутри, противостоя ледяному страху. Страху перед Системой, которая знала всё. Которая видела ее через очки, слышала через микрофоны, читала мысли через мониторинг мозга, чувствовала малейший гормональный всплеск. Которая могла в любой момент нанести новый удар. «Корректирующую терапию». Полную «рекалибровку». Изоляцию от детей. Как рычаг использовал Дмитрия, как угрожал «Куратор».

Но теперь она знала их язык. Их холодный, технократический жаргон. И у нее были координаты. С-147. И ключевое слово: Программа Стабильности.

Наташа разжала кулаки. Ладони были влажными, с красными полумесяцами от ногтей. Она провела руками по лицу, собираясь с мыслями. Она не была хакером. Не была бунтаркой. Она была архитектором. Ее оружие – не кулаки и не вирусы. Ее оружие – логика, анализ, понимание систем. Она проектировала виртуальные миры, зная, что любая система, даже самая совершенная, имеет стыки, недокументированные функции, бэкдоры для разработчиков. Любая крепость имеет потайную дверь. Нужно ее найти.

Она включила свой профессиональный планшет, не очки «Видение», а отдельное, более мощное устройство для работы с ресурсоемкими проектами. Очки были слишком прозрачны для Системы. Планшет имел хоть какой-то уровень изоляции. Она запустила программу визуализации данных, привычный инструмент для анализа городских потоков или поведения виртуальных жителей. Но сейчас она строила другую модель. Модель расследования.

Первый узел: Программа Стабильности.

Ее пальцы заскользили по сенсорной панели. Официальные запросы в открытые базы данных здравоохранения. Формально – для исторического исследования при проектировании мемориального кластера «Развитие Медицины». Результаты были предсказуемы: сухие отчеты о снижении детской заболеваемости, графики повышения средней продолжительности жизни, восторженные статьи о «прорыве в профилактической медицине». Ни слова о нанороботах. Ни слова о нейроконтроле. Только общие фразы о «гармонизации биохимических процессов» и «укреплении психоэмоциональной устойчивости». Ложь, приправленная полуправдой. Она углубилась, используя служебные коды доступа архитектора к городским архивам. Нашла старые, полустертые файлы протоколов вакцинации. Списки. Даты. Названия препаратов: «Гармоникс-А», «Стабилон-B», «Эвдемос-Первичный». Звучало как линейка чистящих средств. В примечаниях к партиям – скупые отметки: «Партия 7G-Alpha: Успешное прохождение клинических испытаний по модуляции нейронного отклика на стресс-факторы». Модуляция. Еще одно слово вместо «подавления». Но суть та же.