Душа куклы

– Мама дорогая… – пискнула я и вернулась в постель, накрывшись одеялом с головой. Мысль о том, чтобы сбежать из дома через окно теперь покинет меня надолго. Пусть эти куклы хоть хором поют и в пляс пустятся, мне-то что… Лишь бы меня призраки мертвых байкеров не трогали.

Свет все так и сочился через приоткрытую дверь, а я подумала, что, если бы там, на улице, ходил живой человек, он бы давно уже постучался, видя зажженную лампочку, и спросил, что здесь произошло. Или ушел, не отыскав то, что пытался найти. А вот какой смысл ходить кругами?.. Меня напугать?.. Но для этого можно придумать что-то и пострашнее, к примеру, угрозы холодным или огнестрельным оружием. Вонзи топор в дверь, выбей стекло – инфаркт постояльцу обеспечен. А вот это тупое хождение…

А потом я поняла. Ведь пугает сильнее то, что невозможно объяснить. Разбилось стекло – да, резкий страх. Внезапность. Испуг. Но организм мобилизует все силы. Ты попытаешься отбиться, сбежать, откупиться, уговорить… Ну и так далее. А эти круги вокруг дома, постоянные, раз в минуту на протяжении целой ночи – здесь никакие нервы не выдержат. Ты просто будешь потихоньку сходить с ума. И снова мне пришла в голову мысль об эксперименте. Я ощутила сильную злость. Я так просто не дамся! Чего вы ждете? Что я начну орать, как во всех этих дурацких фильмах: «Кто здесь?» А я не стану. Вам назло.

Затем я вспомнила, что задавала этот вопрос уже, когда в моей комнате впервые раздался детский веселенький шепот со стороны стеллажа. Но это не считается. Прямо сейчас, в этой ситуации, я просто не стану никак реагировать. Ходит – ну и пусть ходит. Может, это вообще какой-нибудь зверек. По биологии у меня тоже были четверки, но предполагаю, что здесь водятся какие-нибудь барсуки. Или ежи. В темноте все звуки ощущаются острее и громче. А в реальности то, что не попадает под обзор из окна, не стоит моего внимания, ибо оно очень мелких размеров. Завтра выброшу в окно вскрытую банку тушенки, мне не жалко, пусть зверьки покушают.

Успокоив себя, я вынырнула из-под одеяла. Лес – есть лес. Для городского жителя он страшен и мистичен, даже если в процесс не вовлечены шаманы и хитрые предприниматели.

Тут что-то привлекло мое внимание возле двери. Свет все так же горел, он гаснет почему-то исключительно в моей спальне и тогда, когда я этого больше всего не хочу. Слава богу, на кухню это правило не распространяется.

Приглядевшись, я поняла, что фигура на полу изменилась. Раньше свет падал вытянутым треугольником с ровными линиями, образованными дверью и стеной. А теперь появилась какая-то многогранная фигура, словно лучам света что-то мешало.

Я села и наклонилась вперед, чтобы было лучше видно.

Кукла. Проклятье! Кукла сидит в проходе!!

Я отдышалась. Закрыла глаза. Открыла глаза. Она все еще сидит! Как это возможно? Я же ее выкинула в окно!

Пришлось потрясти головой, чтобы заставить ту работать. Одежда другая на кукле. Это не Даша. Ну, или Даша, но другая. Нужно встать и посмотреть.

Так как в комнате было чуть светлее, чем обычно (слава богу, местный полтергейст не додумался выключить свет на кухне), я не испытывала такого же жуткого страха, как прежде. Встав, я немного видела пол даже возле кровати, которая стояла довольно далеко от двери, поэтому сейчас они мне ничего не смогут подсунуть под беззащитную босую стопу.

Я дошла до порога. Схватила в руки куклу. И тут свет погас.

Вот же черт! Сама подсказала идею…

Хорошо, что я стояла возле двери. Уже через две секунды я хлопала по выключателю спальни. Послушно зажегся свет, позволивший мне рассмотреть куклу получше. Это была Маша, та самая, которую я брала первой. Она сидела раньше на нижней полке слева, самая крайняя, поэтому ее удобно было брать. Голубой вельветовый сарафан (на самом деле дешевый полиэстер, который в холодное время не будет греть совсем) и синяя футболка. Да, похожая одежда у меня имеется, как я уже упоминала. Вот только вельвет у меня натуральный. Почему-то именно мысль о том, что кукла одета в дешевую подделку, заставила меня перестать ее бояться. Как можно испытывать пиетет и тем паче священный ужас перед фальшивкой?

Включив свет на кухне, я быстро пошагала к дальнему окну, открыла створку и выбросила ее вслед за Дашей.

– Веселитесь. Можете устроить вечеринку на двоих.

Закрыв окно, я отправилась в спальню и только по дороге, уже подходя к своей кровати, вспомнила, что не увидела вторую куклу в траве… Звук был таким же, как и в первый раз, то есть фарфор и текстиль соприкоснулись лишь с зарослями осоки и крапивы, а не ударились о другую куклу. Да, им могло повезти (упади вторая кукла прямо на первую – они бы обе раскололись), но почему я не увидела Дашу? Ведь свет на кухне был включен, а окно открыто, стекло не отсвечивало.

– Я не присматривалась специально, – ответила я сама себе, вроде бы пытаясь успокоить, но на самом деле это только взбудоражило кровь, и вспыхнувшая за мгновение идея в голове погнала меня обратно в кухню.

Я открыла окно и высунулась почти по пояс, уже не боясь таинственных шагов вокруг (которые все равно к этому моменту стихли).

Куклы не было. Нет, не так. КУКОЛ не было!

Я втянулась в окно так быстро, как смогла, словно прячась от вспышки радиации, и тут же заперла створку. Упершись ладонями о подоконник, пыталась отдышаться. Почему-то в помещении резко закончился кислород. Или у меня снова паника… А я ведь обещала себе успокоиться и как будто бы больше не боялась.

Фальшивый вельвет.

Реальный полтергейст.

– Да нет, – заговорила я вслух, чтобы звуки моего голоса уняли все мои страхи, – там кто-то есть. Он стережет. Он знает, что я буду выбрасывать кукол. Он тут же хватает их и прячет. Я же слышала шаги!

Безумие. Представить себе, что, вместо того чтобы просто наблюдать через скрытые камеры, эти люди сидят сутками в кустах не шевелясь или прячутся за деревьями, стоя по стойке смирно, в ожидании, когда я что-то там выкину в окно, было невозможно.

– Они знали, что я буду проверять здание на камеры! Это их единственный шанс остаться незамеченными, сбить меня с толку, сделать вид, что я здесь одна, убедить, что это не эксперимент, что никто не наблюдает!

Сеанс самовнушения окончился ничем. Я просто отправилась спать.

⁂

Утро началось с тошноты. Открыв глаза, я еле сдержала порыв. Вскочила, сунула ноги в слиперы и побежала к биотуалету. Хорошо, что я сплю в том, в чем хожу – в хлопковом домашнем костюме. Пришла я сюда в нормальной одежде, а костюм был с собой в моей объемной дамской сумке. Вечерами холодает, и меня спасает теплый байковый халат, который уже был здесь. Но тошнит-то меня все равно не от холода. Нервы? Немаловероятно, но, может, причины более прозаические? Скажем, тушенка испортилась. Пора переходить на рыбу. Здесь имеются и килька в томатном соусе, и шпроты, и сайра в натуральном соку. Я даже видела консервированные голубцы, правда, не знаю, на что они похожи и из чего приготовлены, явно не рыба, но, может, курица? Впрочем, с моим проблемным желудком лучше поберечься.

Я наклонилась над белым пластиком, но ничего не произошло. Однако, зная свою невезучесть, я продолжала стоять. Как только я отойду, снова начнется приступ, плавали – знаем. Со мной всегда так. Согнувшись в три погибели, я рассматривала толчок, более походящий на белую тумбочку из «Икеи», а потом и доски и стену вокруг, ибо нечем было больше заняться, и тут мой блуждающий взор наткнулся на надпись. Она была выполнена чем-то белым, скорее всего, мелом. Если специально не смотреть в эту точку – не заметишь. Мелкими буквами написано: «Зде…» – дальше скрывает унитаз. Но биотуалет, как известно, не стенка и не сантехника в квартире, его можно подвинуть, что я и сделала. Да, полностью надпись читалась как «Здесь». И теперь, без белого приятеля, видно, что доска в этом месте немного приподнята. Я вернулась в комнату, достала из косметички пилочку, заодно накинула халат и опять прибежала сюда. Довольно легко приподняла эту часть доски. Под ней оказался импровизированный тайник со всего лишь одной вещью. Диктофон. Старый, маленький, на батарейках. Цифровой, так что не совсем старый, но лучше бы тут был спрятан современный смартфон… Хотя он бы не поместился, слишком узкая доска.

Сунув находку в карман халата, я вернулась в кухонную часть помещения, собираясь выпить воды, которая очень нужна организму во время отравления, но вместо этого подошла к окну. Стол так и оставался отодвинут, так что мне ничто не мешало. С этого ракурса не видно, кто сидит на крыльце. Но, безусловно, кто-то там есть. В свете дня отлично просматриваются темно-синие джинсы и черный ботинок. Вторую ногу не видно, рук тоже, человек, скорее всего, сидит, это левая нога. Как я ни подпрыгивала и ни изгибалась, ничего больше не сумела разглядеть.

Затем я бросилась к другому окну. Кукол нет. Что ж, тут ничего нового.

Осушив целый стакан воды одним залпом, я вернулась в спальню, уселась на кровать, достала из кармана диктофон и начала слушать запись.

⁂

«Меня зовут Лиза… Елизавета Баринова. Мне двадцать лет, – вещал диктофон чуть слышно (громкость на максимуме, но динамик уж больно маленький) девичьим голосом. Фоном шли жуткие помехи, поэтому я не всегда понимала, о чем она говорит, иногда можно было догадаться из контекста, а иногда целую половину слов было не разобрать, и оставалось только додумывать, о чем идет речь. – У меня отобрали телефон и заставили жить здесь. Хорошо, что диктофон не заметили, это папин, он бывший журналист… Только он живет в другой стране и не сможет меня спасти. Выхода нет. Дверь заколочена, а может, там висячий замок, я не знаю. Окна не открываются. Я здесь… [неразборчиво]. Вообще, сама дура, конечно, как я могла поверить… [большой кусок неразборчив, около минуты, затем рыдания]. Ладно, я попробую что-нибудь сделать, надо успокоиться, когда я паникую, я задыхаюсь и не могу нормально раз… – Эта запись закончилась на полуслове. После короткого щелчка началась следующая. И вот она-то меня потрясла до глубины души, хотя и первая, сказать по правде, вызывала глубочайшие эмоции. Но здесь скорее была эмпатическая жалость, я видела в ней себя, ведь теперь я так же заперта, как эта Лиза. А потом начался самый ад… – Я включила диктофон ночью, – шепчет девушка, губы максимально приближены к микрофону, слышно даже, как она дышит. – Потому что тут творится нечто странное! Я сразу поняла, что с этим домом что-то не то, и шаман этот со своим ритуалом… Мне было очень плохо после него, я проспала сутки, во всяком случае, мне так сказали…»

Вот это новость! На этой минуте я запаузила аудиозапись, призадумавшись. Я-то решила, что это со мной что-то не то, непредсказуемая реакция на какую-то траву в отваре, но теперь временная амнезия, которая приключилась не только у меня, выглядит крайне подозрительной.

Я продолжила слушать.

«Свет включался и выключался сам собой, но я списывала это на плохую проводку. Но теперь… – Она глубоко вздохнула и помолчала какое-то время, видимо, собираясь с силами. Становилось ясно, что ей тяжело говорить дальше. – В общем, то, что тут творится ночами, это такой кошмар… Ужас, абсурд… Я бы не поверила, расскажи мне кто такое… Куклы… Они перемещаются! Я сейчас вставала, чтобы сходить в туалет, и кукла оказалась у меня под ногами! Хотя, когда я ложилась, они все сидели на полках. И упасть она не могла… Но главное, все эти куклы, они похожи на меня! Да, все рыжие, как и я, все в платьицах… Да, я знаю, что обычно кукол наряжают в платья, но старомодные, в рюшах, а у этих кукол одежда как у меня! А еще они смотрят… Куда бы я не пошла, они наблюдают за мной. Это страшно, очень страшно… Я бы, наверно, [неразборчиво], но лучше не стану. Вдруг будет только хуже?.. Ой… – Тишина секунд на десять. – Вы слышите? Вы слышите это?! – Не знаю, к кому обращалась Лиза, но лично я ничего не слышала. – Они разговаривают! Они говорят! Общаются между собой и делают вид, будто я их не слышу! Они говорят такие мерзости обо мне… Я вспоминаю школу. Однажды я зашла в туалет и случайно услышала, как мои подружки обсуждают меня. Тут я должна кое-что рассказать, сделать лирическое отступление, как любила говорить наша училка по русскому. Мой отец, устав от пропаганды, эмигрировал в другую страну. Он пытался какое-то время сотрудничать с либеральными СМИ, но и там шел перегиб, только в другую сторону, в общем, он всегда мечтал говорить правду и освещать эту правду, а ему везде затыкали рот. Это его собственное выражение… И вот, когда он получил гражданство, он решил забрать меня к себе. Мама пьет у меня… Ну, как, не запоями, конечно… Хотя и такое бывало. Я помню, один раз [весь кусок про маму неразборчив]. И вот, когда папа связался со мной, я так обрадовалась, что всем в школе растрепала про будущую эмиграцию. И все одноклассники начали петь «Лиза, не улетай» – всегда, стоило им меня увидеть. Но тогда это было смешно. А потом папа просто перестал выходить на связь… Только через тетку, его сестру, я получила хоть какую-то информацию. Оказывается, его нынешней супруге не понравилась идея жить с его дочерью от первого брака. Она уговорила его оставить все как есть. Там-де у нее мать. Ну и что, что мы в нищете и она мне даже форму новую не в состоянии купить. Я устала ее зашивать. Папа, правда, после моего долгого, полного слез и эмоций разговора с теткой стал деньги присылать. И немалые. Он там здорово устроился. Однако меня очень [неразборчиво] эта ситуация. И вот подружки мои, с которыми произошло уже какое-то отдаление, может, они так пытались меня забыть, чтобы не скучать потом, или завидовали, что я уезжаю, короче, не знаю, но они как-то быстро превратились во врагов. И когда выяснилась причина, по которой я осталась, они продолжили петь эту песенку Губина. Но теперь уже в качестве злорадства! И в тот момент, когда я еще пыталась их оправдать, дескать, это просто уже привычка петь мне «Лиза, не улетай», хотя я никуда уже не лечу, я и подслушиваю этот разговор, где они обсуждают, какая я занудная, неказистая и нелепая, что даже собственный отец от меня отказался! Это было так неприятно! И эти куклы… Они будто повторяют все то же, что говорили те девочки, с которыми я тут же перестала общаться, только перекручивают, делают еще омерзительнее, мои подружки бывшие даже слов таких не знали! Вот, послушайте… – Звуки шуршания, будто рука с диктофоном вынырнула из-под комфортного плотного одеяла-бронежилета во вражескую среду. Затем тишина еще на десять секунд. Потом Лиза вернулась, вернее ее голос. – Вы слышали? Как хорошо, что я это зафиксировала. Иначе бы мне никто не поверил! А впрочем… наверно, я отсюда никуда уже не выйду, я умру здесь, надо позаботиться о тайнике. Спрячу там диктофон».

Запись закончилась, прозвучал щелчок, а я поставила на паузу в сильнейшем недоумении. Я ничего не слышала! Куклы молчали! К тому же организаторы сего расчудесного эксперимента, какими бы ни были фокусниками, никогда бы не узнали о подслушанном Лизой разговоре, когда она была еще школьницей. А значит – что? Правильно. Первая версия моя была верна, мне подсыпали наркотик. Скорее всего, повторюсь, в воде. Не в консервы же их вводили, да и прокол от иглы (а это должна быть та еще игла, чтобы банку пробить) был бы виден. К тому же сам факт прокола нарушает условия сохранения пищи, и еда бы в банках испортилась. И я бы это, соответственно, поняла. Так что они сделали самое простое, что могли. Теперь я проведу уже свой собственный эксперимент. Попробую обойтись без воды. Да, я знаю, что крайняя степень обезвоживания тоже вызывает галлюцинации, но до этой стадии я не успею себя довести. Надеюсь, этот наркотик быстро выводится. К тому же, я не успела получить слишком много. Сегодня лишь третий день, я здесь полных двое суток, и я бы не сказала, что являюсь отпетым водохлебом и чаевницей. Здесь не очень-то жарко, чтобы много пить. Подожду денек и увижу, что со мной произойдет. Может, сознание прояснится, и куклы престанут разговаривать, а трупы с улицы исчезнут.

Я зачем-то вскочила с кровати и еще раз выглянула в окно. Да, тело в синей куртке так и лежит под кустом, рядом с брошенным мопедом. Второго тела – на крыльце – отсюда не видно совсем.

Затем я обернулась на пустой стеллаж и следом – опустила глаза на пол под ним. Кое-что в рассказе Лизы не давало мне покоя. Допустим, мы обе под галлюциногенами. Но не сразу же они начали действовать? Она говорила «куклы», значит, не одна. Может, те же сорок. И все они были похожи на НЕЕ. А эти похожи на МЕНЯ. Не слишком ли дорого? В то же время, насколько я знала, именно старинные фарфоровые куклы стоят состояние, а здесь, возможно, дешевый новодел. Название фирмы-изготовителя мне ни о чем не говорит, она с одинаковой вероятностью могла производить кукол как в довоенное время, так и сейчас.

В общем, я снова принялась за осмотр кукол, попутно рассаживая их на законные места на полках. Особенное внимание уделяла волосам. Вот ведь какая штука – переодеть куклу можно легко. Но на голове же у нее не парик! Или?..

Я дернула куклу за волосы. Верхняя часть, там, где челка, начала немного отходить, и я обратила внимание на характерные светлые вязкие нити. Клей! Я потянула уже сильнее и вскоре сняла с очередной Маши скальп. Самое интересное, что под прической приклеился один рыжий волосок. Видимо, остался с прошлого парика. Они даже волосы куклам меняют! Кошмар какой-то.

Вздохнув, я оставила куклу на кровати (а чего ее бояться? это же просто глюки) и, взяв повторно в руки диктофон, решила продолжить знакомство с записями бывшего жильца этого заколдованного (ой ли) дома. Все-таки нужно дослушать историю Лизы до конца, возможно, будут какие-то подсказки. Если наркотик действует одинаково, я буду знать, что меня ждет. А может, Баринова догадалась, куда его подмешивают, и провела тот же эксперимент, что я запланировала. В общем, я имею на руках ценные материалы и могу разжиться важнейшей информацией. Надо только слушать трезвым умом, не отвлекаясь на всякие эмоциональные глупости. Выжимать факты, оставляя навязанные наркотическим бредом спецэффекты за бортом. Я теперь знаю, что все нереально, и не поведусь.

Кивнув своим мыслям, я нажала на «плей».

⁂

«Вторая ночь. Я слышу, что кто-то ходит под окнами. Мне страшно. Мне сказали, что тут никого не должно быть, что это теперь частная территория. Но частная территория – в лесу! Тут могут быть маньяки, беглые зэки, наевшиеся мухоморов грибники и… леший. Ну и прочие мифические персонажи. Я, конечно, в это не верю, то есть не верила, но когда куклы разговаривают при тебе, обсуждают тебя, перемывают тебе косточки, возрождая из недр памяти самые неприятные в жизни моменты, словно сдвигая крышку с колодца, про который все думали, что он давно высох, и поднимая мутную воду с глубин. И заставляют тебя ее пить – грязную, вонючую, отравленную.

Продолжают ходить кругами. Я все-таки выгляну».

До моих ушей донесся шорох. Лиза не стала выключать диктофон. Она держала его в руках, поднимаясь с кровати и подходя к окну. Все это было слышно, даже отдергивание занавески.

«Это кошка, – заговорила девушка снова, и в ее голосе слышалось облегчение. Я выдохнула вместе с ней, видимо, от излишка эмпатии. Переживать все-таки нужно за себя, а не за постороннего человека, который, возможно, уехал отсюда целым и невредимым и просто забыл о записях, похоронив свои страхи вместе с самим диктофоном под дубовой доской сортира. – Просто черная кошка, – продолжала она, как-то странно хихикая. Наверно, от пережитого стресса. Или, опять же, влияние наркотических средств. – Ходит кругами, как Кот Ученый. Ой! – вдруг вскрикнула она, и я вздрогнула, испугавшись вместе с ней. – У него горят глаза! Нет, вы не подумайте, не желтым, как обычно… А красным! У кота в темноте горят красным глаза! Что… Нет! Он смотрит на меня! – Шелест текстиля: Лиза, по всей видимости, занавесила окно. – Боже мой, какой ужас… Я что, с ума схожу? Почему у него светятся глаза красным цветом? Так же не бывает! Он что, оборотень, этот кот? Или и вправду леший?»

Эта запись закончилась. Я решила сделать небольшой перерыв и пообедать. Странно, я уже не относилась к записям так серьезно, как вначале, понимая, что в них нет ничего потустороннего (кроме кота, конечно, но если подумать, и это можно объяснить – опять же, отравленной водой, ведь фотографию через диктофон не передашь, и все это по-прежнему лишь с ее слов), однако мне так не терпелось продолжить их слушать, что я даже не стала доедать рыбу. Только куснула хлеб (и тут же пожалела, поскольку его захотелось запить, но я дала себе зарок не притрагиваться к канистре) и, жуя, побежала обратно в спальню. Наверно, это можно было объяснить скукой. Невзирая на страшные события, происходящие здесь, мне нужен был какой-то захватывающий сериал, чтобы уйти от своих проблем, как поступают абсолютно все люди после работы. Тем более, повторюсь, на тот момент я считала, что все «страшное» объясняется рационально.

Вернувшись на кровать, я нажала на «плей».

«Нет, это невозможно! Они теперь поют, а не только разговаривают! Самая мерзкая песня для меня – это «Лиза» Губина! Я не помню, говорила ли уже почему? Мысли путаются, я хожу и повторяю одно и то же, и слова, и действия… Короче, бывшие подружки постоянно ее напевали в качестве издевки, напоминая мне, что папа меня бросил! И вот эти омерзительные куклы дружно, хором в пять, а то и больше голосов, распевают эту песню! Все громче и громче!»

Здесь я подумала над тем, что моя нелюбимая песня – это «Во поле березка стояла». Вообще не люблю все народные сочинения, но эта занимает топовое место в списке. Все потому, что мои родители-алкаши, напившись, всегда голосят именно ее. И мне явно было бы неприятно, возьмись кто-то за исполнение этой песни при мне, тем паче неодушевленные предметы…

Лиза тем временем продолжала истерить: «Я пытаюсь успокоить себя тем, что это происходит только в моей голове, но мне это не помогает! Они всё поют и поют! Слышите?! Я протяну руку с диктофоном ближе к стеллажу».

И тут… Я всегда полагала, что шевелящиеся волосы – выдумка впечатлительных писателей. Чего только мне не удалось пережить, и в этой Cabin in the woods, и в принципе в жизни, однако впервые у меня волосы приподнялись у корней и зашевелились на голове.

Я услышала тихий хор мерзких детских голосов.

«Лиза, не улетай! Лиза, не исчезай!»

Снова и снова, снова и снова, те же самые строчки.

Я выключила диктофон и очень медленно, набираясь смелости с каждой секундой, перевела взгляд на куклу, все еще сидящую передо мной на кровати. Ее голова была повернута вбок – ко мне. Хотя я точно помню, что не вращала голову.

Да нет, нет… На меня все еще действует отравленная вода. Или Лиза владела чревовещанием. Это пела она.

А разве можно чревовещанием изобразить целый хор голосов?..

– Я же не вижу ее. Это все может быть постановкой, – ответила я себе вслух. – Как удачно кто-то мелом подписал слово «здесь». На случай, если я сама не замечу, что доска приподнята. Они знали, что я учиню здесь обыск. И подложили эти записи. Никакой Лизы в реальности не было. Или была, но актриса. И нет никакой разницы, как зовут говорящую, ей просто заплатили за озвучку их нелепого сценария. И телефон у меня тоже отобрали, чтобы я не могла влезть в интернет и поискать ее, к примеру, среди подписчиков группы ООО «Поиск смысла». Вранье это все, что вышка сюда не достает.

Я не трогала больше диктофон. Я ходила кругами и давала косяка на кукол, ровным рядом сидящих на полках. Я хотела вернуть очередную Машу туда, где она была изначально, но, рассаживая куклы, я умудрилась едва их вместить на две полки, и фарфоровую барышню, подвергшуюся жестокой экзекуции (волосы до конца не приклеились обратно, и верхняя их часть с челкой отходила от головы) элементарно было некуда сажать. Пусть остается пока на кровати, есть дела поважнее.

Итак. Что же здесь творится?..

В какой-то момент мне пришла в голову мысль, что Ян мог успеть сбить замок с двери до того, как закричал. Я бросилась на кухню и попыталась открыть входную дверь, но не преуспела. Тогда я прижалась к окну еще раз – будто бы в надежде, что морок покинул мое сознание и теперь очам моим предстанет настоящая картина, а не выдуманная. Тем не менее кто-то действительно сидел на крыльце в темных джинсах, спиной облокотившись на мою дверь, ничего не изменилось. Или это просто тряпка, накинутая на какой-то предмет, ведь штанина, если это она, кажется объемной. Мне придется выбить стекло здесь, чтобы высунуться из окна и разглядеть получше. Или вылезти с другой стороны, с торца, и обойти дом. Однако после того как куклы исчезли, а кто-то ходил под окнами, мне уже не хочется высовываться. Ладно, ко мне должны прийти на четвертый день, так? Они же сказали «раз в три дня». А сегодня только третий день, тогда бы они сказали «через день», потому что привели меня сюда позавчера. Значит, ждем завтрашнего вечера. Если до вечера они не придут, я полезу в окно и побегу куда глаза глядят. В принципе в окно видна колея, по которой приезжали мотоциклы и вдоль которой мы пришли сюда. Вот по ней я и пойду. Даже если сверну не туда, куда-нибудь дорога да выведет. А там попрошу у людей помощи, пусть вызовут полицию. Скажу, что меня похитили и я сбежала. Это практически правда. А на что еще это похоже? Отобрали телефон, заперли в доме в глухом лесу. Сказали, что будут навещать раз в три дня. И не пришли. А коли придут, то я им все выскажу! Хотя они не слепые и должны сами увидеть трупы перед домом.