Я стал алхимиком в чужом теле

– Это не болезнь, – прошептал кто-то сзади. – Это порча.

– Или древняя хворь, – добавила травница, – про такую говорили старики… она начиналась внезапно. Изнутри. Как будто человека что-то пожирает.

Я смотрел на дом, и внутри всё сжималось.

– Надо идти к нему, – сказал я, и сам не поверил своему голосу.

– Один? – изумился кто-то. – Ты в своём уме?

– Нет, – признался я. – Но у меня нет выбора.

Направился к двери. И с каждой секундой понимал: то, что сейчас внутри – уже не просто человек. И то, что происходит в деревне… может быть началом чего-то большего. Айра знала об этом? А я – смогу ли справиться?

Рука коснулась дверной ручки. Пора узнать.

Внутри всё стихло. Ни ударов, ни рычания. Только тишина, такая, что слышно, как потрескивает солома на крыше. Народ за моей спиной отпрянул. Кого-то даже перекосило от страха – мне в спину летело: “не ходи”, ”не глупи”, ”нечистое там”.

Но я толкнул дверь.Она поддалась легко. Слишком легко, словно меня ждали.

Словно всю комнату вылизали языком огня. Мебель – сгоревшая, но без огня. Как будто древесина состарилась на сотню лет за минуту. Пол покрыт пеплом. Воздух – тяжёлый, как в подвале, где месяцами держали уголь. Ни мельника, ни крови. Ни следов борьбы. Только одна вещь на стене – выцарапанный чем-то острым символ. Грубый, но чёткий.Внутри – пусто. Не в смысле «никого нет», а в смысле: всё вычищено.

Я его знал. Сон. Тот, в самом начале. Где я стоял на вершине чёрной башни, а под ногами трескалась земля – и точно такой же знак выжигался прямо у меня под ногами. Голова закружилась. Шагнул ближе, почти не дыша. Символ был прост – круг, внутри две пересекающиеся линии и спираль в центре. Но он жил. Пульсировал. Алхимический знак, которого не должно существовать. Я почувствовал его. Как знакомую мелодию из давно забытого сна. Как будто он… откликнулся. Ответил на присутствие.

– Что это такое… – прошептал я.

За спиной – глухой звук. Кто-то ступил внутрь. Я обернулся – и едва не врезался взглядом в Айру.

Она стояла на пороге, не вынимая рук из-за спины, и смотрела на знак, а не на меня.

– Ты его видел раньше? – спросила она тихо.

Кивнул. Горло сжалось.

– Тогда, – сказала Айра, и глаза её блеснули в полумраке, – тебе лучше узнать, кто оставил его в первый раз.

Я ещё не успел открыть рот, как за спиной послышался шорох. Мы резко обернулись, но никого не увидели – только длинная тень, отбрасываемая тусклым светом лампы у входа.

– Кто там? – спросил я, голос срывался.

Тишина. Но шаги стали приближаться – тяжёлые, уверенные, будто человек идёт не просто по полу, а по душе самого дома. Айра напряглась, глаза сузились.

– Не двигайся, – прошептала она.

Из темноты вышел высокий мужчина в поношенном плаще, капюшон которого скрывал лицо, но глаза светились холодным огнём.

– Знакомый знак, – сказал он голосом, где слышалась и угроза, – вы двое слишком любопытны.

Я почувствовал, как кровь приливает к вискам. В этот момент я понял: это не просто случайный гость. Он знает многое – слишком многое – и, возможно, именно он оставил этот знак.

Айра шагнула вперёд без опаски.

– Что ты хочешь?

Мужчина улыбнулся – холодной улыбкой ледяного убийцы.

– Это не я пришёл за вами, – сказал он, – а вы за мной.

Глава 6

Я сделал полшага вперёд, сердце бешено колотилось, как будто пыталось вырваться из груди, а разум сжимался от противоречивых мыслей. Между нами, в тусклом свете задирающегося дождём окна, возникла напряжённая тишина. Незнакомец стоял, словно вылепленный из мрака, его лицо частично скрывал капюшон, а голос звучал низко и холодно, будто отголосок забытой песни.

– Ты говоришь, будто мы пришли сюда намеренно. Но я тебя в жизни не видел. Кто ты вообще? – спросил я, чувствуя, как каждое слово отзывалось эхом в моей душе.

Незнакомец слегка наклонил голову, и с его капюшона соскальзывали капли дождя, блестевшие на полу в слабом свете лампы. Его ответ был коротким, почти насмешливым:

– Имя? Это для тех, кто живёт в светлом мире. А вы ведь уже ступили в тень, верно? Сами того не поняв.

Айра, стоявшая рядом, резко сузила глаза. Её тон стал острым и решительным, как будто она не желала допустить никакого смущения в этом разговоре. Я, напротив, пытался собрать все свои силы, чтобы продолжить:

– Если ты имеешь в виду символ, то я видел его впервые случайно… как и этот знак.

– Случайности – зеркало для слепых, – произнёс он, медленно подчёркивая каждое слово. – А ты, Элиас… ты только начинаешь видеть.

Я ощутил, как ледяной холод прокрадывается по спине. Его слова развивали во мне столько вопросов, и вдруг осознал, что он знает моё имя. Но я не осмеливался спросить далее. Айра, не желая оставлять меня в растерянности, перебила, её голос стал чуть жёстче:

– Кто тебя послал? – спросила она, будто пытаясь выяснить, какие причины привели нас сюда, в этот мрачный уголок.

Незнакомец сделал долгую паузу. В эту секунду воздух, казалось, сжался до такой плотности, что каждое дыхание было похоже на резкий удар молотка по серому бетону. Затем он вытянул руку и щёлкнул пальцами, и его голос снова раздался:

– Вы разбудили не то, что можно забыть, и это “нечто” уже смотрит в вашу сторону. Запомните это.

Его слова, холодные, как зимний лед, проникли в каждую клеточку моего тела. Я почувствовал, как весь мир сократился до этой единственной фразы, до этого зловещего предупреждения. Не успев сказать ни слова, сделал шаг вперёд, тихо нарастающее чувство необходимости узнать хоть что-то:

– Подожди! – вырвалось с трещащим голосом. – Скажи хотя бы, кто ты для нас!

Он остановился на полушаге и, повернувшись ко мне через плечо, сказал:

– Я наблюдатель. Пока.

Как будто растворившись в тенях, он повернулся и ушёл. Шаги отдалялись, оставляя после себя эхо, что до сих пор звучало в сердце. Я стоял неподвижно, чувствуя, как каждая секунда размывается в гнетущей тишине. Айра, всё ещё на пороге, взглянула на знак на стене, а затем тихо произнесла:

– Ты видел его раньше?

Я кивнул, невольно ощущая, что это знакомое видение – как вспышка из моего прошлого сна – способно сказать больше, чем тысяча слов. Она сделала шаг вперёд, и её голос стал почти шёпотом, но наполненным решимостью:

– Тогда, тебе лучше узнать, кто оставил этот знак в первый раз.

Я почувствовал, как внутри меня закипают воспоминания, недосказанности и вопросы, которые нельзя оставить без ответа. Айра обернулась и шагнула к выходу, я остался стоять, осознавая: это была не случайная встреча, а начало чего-то гораздо большего, чего-то, что уже не поддается простому объяснению.

Моя душа полна противоречивых чувств – от страха до любопытства, от отчаяния до надежды. И когда, наконец, решился последовать за ней, всё вокруг заговорило молчаливой, затаенной мудростью, обещая, что это только начало нашего пути к истине.

Дверь хлопнула – не резко, просто буднично, как будто за ней не только исчезла Айра, но и весь смысл того, что здесь только что произошло. Воздух в доме всё ещё хранил запах сырой ткани, капель дождя и чего-то ещё… чего-то тревожного, словно запах пожара, который ещё не начался, но уже витает в углах.

Остался стоять один, в полумраке, прислушиваясь к тишине, как будто она могла дать мне ответ. Но всё, что я слышал – стук собственного сердца. Он грохотал, будто это не я, а кто-то другой, сражающийся на краю понимания.

“Я наблюдатель. Пока”.

Слова этого человека – или… чего бы он ни был – повторялись, как заклинание. Словно отпечатались на внутренней стороне черепа. Кто вообще говорит так? Кто исчезает, не назвавимени, оставляя вместо себя только загадку и ощущение, будто ты – уже часть чего-то, чего не выбирал? И почему он знал моё имя? Не просто имя… он смотрел на меня так, как будто знал, кем я был до этого.

Я уставился на символ, выцарапанный на стене. Он почти светился в сумерках комнаты – или это просто воображение. Те же линии, что я видел во сне. Те же, что потом вдруг появились в той книге. Это не совпадение. Это пазл. Только я всё ещё не знал, из чего он собран. Или… с какой стороны его вообще рассматривать.

Вдруг понял, как дрожат мои пальцы. Медленно, машинально сжал руку в кулак. Всё внутри протестовало: и против того, что это может быть правдой, и против того, что я уже это знал. Что часть меня… не удивлена.

– Кто ты, Элиас? – пробормотал я вполголоса.

Ник. Элиас. Тот, кто жил в Сиэтле. Тот, кто теперь живёт здесь. А может, тот, кто никогда не принадлежал ни одному из этих миров по-настоящему.

Стук дождя по крыше стал громче. Прислонился к стене, глядя на символ, как будто он вот-вот заговорит. И впервые с того утра, как я очнулся в этом мире, я почувствовал не страх, не растерянность, а глухое… нетерпение.

Если это всё – часть чего-то большего, тогда, чёрт побери, я хочу знать, в чём я оказался.

Следующий день.

Вышел из дома, сунул банку с остывшей смесью в кожаную сумку – и направился в сторону дома Айры. Голова гудела от недосыпа и… предчувствия. В груди что-то зудело: тревога, нетерпение, интерес – всё разом. Хотелось спросить её прямо. Хотелось наконец понять.

Почти прошёл через центральную площадь, когда услышал сиплый голос:

– Элиас, парень! Эй!

Обернулся. На лавке у входа в кузню сидел дядя Олман, закутанный в свой вечный плащ цвета мокрого мешка, с клюкой в руке и серебряной щетиной, сверкающей, как ирония в его глазах.

– Не спеши так. Земля никуда не денется.

– Доброе утро, дядя, – кивнул я, подходя ближе. – Я как раз по делу…

– Ха, вижу, вижу. Морда у тебя, как у того, кто видел лесного духа и не смог сказать "добрый вечер".

Я усмехнулся. Немного. Но промолчал.

– Слыхал я, – продолжил он, понизив голос, – про того мужика, что тебя за грудки хватал в лечебнице. Тот, что знаки странные шептал. Говорят, ты теперь рисуешь их у себя на столе.

Я застыл. Он знал? Конечно, деревня маленькая. Но даже Сэла вряд ли говорила…

– Это просто… символ, – попытался отмахнуться я. – Он мне показался знакомым.

– Символ, говоришь. А ты его к зеркалу прикладывал?

Я нахмурился:

– Что?

– К зеркалу, парень, – повторил Олман и постучал костяшками по деревянной ножке скамейки. – Есть такие знаки, что только в отражении свой настоящий лик показывают. У нас когда-то на южной границе такие находили. Давным-давно. Один охотник вернулся с кожей, на которой был выжжен символ. Только никто не мог понять, что он значит… пока моя бабка не догадалась поднести зеркало. И знаешь, что там появилось?

Он сделал паузу. Нарочно. Конечно нарочно.

– Что?

– Второй знак. Прямо под первым. Будто скрыт был. А вместе они указывали на ключ.

– Ключ?

– Не от двери, глупец. Символ сам по себе – это половина истории. Отражение – вторая.

Я стоял молча. Затем сказал, тише, чем хотел:

– А вы… могли бы показать мне, как именно выглядел тот знак?

– Уже нет. Кожа сгнила лет сто назад. Но ты попробуй, если помнишь свой. Попробуй – и скажи потом. Только осторожно. Некоторые символы не любят, когда на них долго глазеют. Особенно в отражении.

Он кивнул, как будто поставил точку, и вернулся к вязанию рыболовной сети.

Я постоял ещё секунду – и пошёл дальше, почти бегом. Зеркало. Чёрт. Почему я не догадался? Айра подождёт. Сначала – в мастерскую. И к чёрту осторожность.

Почти добежал до дома.

Дверь хлопнула за спиной – и я тут же шагнул к рабочему столу. Лист с символом лежал на месте: неровные, пульсирующие линии, пересекающиеся в форме цветка с тенью в центре. Всё казалось знакомым, почти ручным – и всё же чужим.

Придвинулся ближе к столу. Карандаш дрожал в пальцах – не от страха, а от напряжения. Знал, что это глупо. Всё происходящее казалось натянутым, как дешёвый трюк: бумага, зеркало, какие-то блики и сны. Но внутри что-то сжалось в узел. И не отпускало. Медленно, штрих за штрихом, я начал воссоздавать то, что видел в зеркале.

Сначала – тот внутренний круг, наполненный крошечными точками. Не равными. Одни крупнее, другие почти пыль. Инстинктивно пытался повторить ритм – как будто это не узор, а музыка, записанная в линиях. Затем – изломанные дужки. Они не поддавались логике, но рука сама двигалась, вспоминая не столько форму, сколько ощущение, которое вызвало отражение. Тревожное и захватывающее. Карандаш скользил по бумаге. Всё вокруг исчезло – даже мастерская. Только я, лист и этот… другой символ.

Когда закончил, внутри было странное чувство: как будто не просто нарисовал, а открыл что-то. Как будто нащупал щель в стене, ведущую в чужое помещение.

Откинулся на спинку стула и выдохнул. Голова гудела.

– Ну и… что теперь?

Символ смотрел на меня с бумаги – теперь завершенный, чужой. Он казался живым, и это меня пугало больше всего. Не в буквальном смысле – он не двигался, не светился. Но он не был плоским. Скорее плотным, как будто за ним – глубина.

Я на секунду прикрыл глаза. И в тот момент – что-то заскрипело. Резко. Дёрнулся. Прислушался. Скрип повторился – тихий, почти хруст. Не из окна. Изнутри. Из-под стола. Медленно наклонился. Там ничего не было – кроме осколков зеркала. Один из них – длинный, с зазубренным краем – лежал почти у самой ножки стула.

Потянулся за ним – и… ощутил тепло. Не от пола. Не от руки. От осколка. Будто он чуть нагрелся в ладони. Не обжигал, но… точно тёплый. Поднял его к глазам. Поверхность была неровной, треснутая. И в отражении – на секунду – снова мелькнул тот символ. Но не на бумаге. На моей коже.

Прямо на ладони. Чёрный, чёткий, как будто нарисован чернилами – тот самый знак, только упрощённый, сокращённый. Я замер. Он исчез так же быстро, как появился.

– Окей, Элиас, ты определённо что-то сделал.

Стук в дверь вырвал меня из ступора. Резкий, тройной.

– Элиас! – раздался голос отца. – Ты здесь?

Я быстро бросил осколок в ящик и накрыл бумагу куском ткани. Дёрнулся к двери, не зная, как объяснять… что угодно из того, что тут только что произошло. Отступил от стола, на ходу сбрасывая с бумаги кусок холста. Символ всё ещё пульсировал в уме, как будто продолжал звучать даже с закрытыми глазами. Осколок зеркала – тот, что нагрелся – быстро сгрёб в ящик и захлопнул его с резким щелчком.

Стук повторился, нетерпеливый:

– Элиас?

– Да, иду! – отозвался я, надеясь, что голос звучит нормально.

Открыл дверь. На пороге стоял отец – хмурый, в кожаном жилете и с пылью на плечах, как будто только что вернулся с дровяной просеки. В одной руке он держал небольшую корзинку, в другой – запечатанный конверт.

– Ты один? – первым делом спросил он, заглядывая через плечо в мастерскую.

– Да. А что?..

– Хорошо. Слушай, я был у Матара. У него опять обострение в ноге. Попросил микстуру от боли, ту самую, что ты ему в прошлый раз делал.

– М-м… конечно, сделаю. Сейчас?

– Сегодня до заката. И ещё… – он протянул мне конверт. – Это от Совета. Видимо, начинают готовиться к Зимнему Храну. Открывай позже. Не вздумай сейчас, – сказал он с прищуром, как будто читал мои мысли. – Лучше сперва поешь, ты выглядишь, как будто из тебя всю душу выжали.

Я хмыкнул.

– Только душу? Повезло.

Отец скептически глянул на меня, но ничего не сказал. Зато шагнул внутрь и ткнул подбородком в сторону мастерской:

– Опять с зельями колдуешь? Что-то новенькое?

– Хм… скажем, вариация на тему. – Я натянуто улыбнулся и сразу перевёл тему: – Ты есть будешь? У меня ещё вчерашняя похлёбка осталась, если…

Он покачал головой и передал мне корзинку.

– Потом. Сначала микстура. И, Элиас…

– Да?

Он задержал взгляд на моём лице чуть дольше обычного. Затем – кивнул, будто что-то понял сам для себя:

– Осторожнее. Иногда, когда ищешь ответы слишком глубоко, можно не заметить, как теряешь почву под ногами.

Я открыл было рот для какой-то саркастичной отговорки, но промолчал. Лицо отца не предвещало дискуссии.

– Хорошо. Сделаю, – только и сказал я.

Он кивнул и ушёл, оставив меня в проёме с письмом и странным послевкусием – будто его слова были не просто заботой, а предупреждением. Закрыл дверь, вернулся в мастерскую, и вдруг заметил – на кончике пальца правой руки всё ещё тлел невидимый жар, будто след от знака ещё не до конца остыл.

В помещении снова стало тихо. Только в окне посвистывал ветер, гоняя листву по траве, да где-то на кухне капала вода из кранника.Несколько секунд просто смотрел в пол, потом выдохнул. Скинул корзинку на край стола, запоздало вспомнив, что там, возможно, были яйца. Прислушался – вроде бы не хрустнуло. Ладно, повезло.

Но не это сейчас было важно.

Я опёрся обеими руками о край стола и медленно поднял правую ладонь. Повернул её, как под лупой, внимательно всматриваясь в кожу. Никаких следов. Ни ожога, ни пятна, ни рубца. Но чувствовал это. Тепло под кожей – как будто кто-то провёл там пером с жаром костра. Оно не болело, не жгло, но… пульсировало. Тихо, в такт сердцу. Особенно, когда я думал о знаке.

– Ну давай, – пробормотал я. – Только попробуй сказать, что это была галлюцинация.

Закрыл глаза и медленно вдохнул, сосредотачиваясь. Мысль – символ. То, что я увидел тогда, в зеркале: извилистая линия, будто вспоротая молния, пересекающая круг, с точкой в центре. Он не просто нарисовался в уме – он пришёл, как будто всплыл из глубины. И в ту же секунду я почувствовал, как кожа на ладони едва заметно зашевелилась – как мурашки, но изнутри. Я резко открыл глаза. Ничего. Ладонь была чистой. Но…

Подошёл к зеркалу, поднёс руку ближе. И на этот раз – да, я видел это. Символ проступал, как световое отражение, еле уловимый, серебристый. Не краска, не пыль. Больше – как след от луны на чёрной воде. Осторожно повёл пальцем другой руки по коже – и снова почувствовал этот тёплый импульс, как будто кто-то сказал "вижу тебя".

– Окей… – выдохнул я. – Значит, это всё-таки не просто чай с лопухом.

Знак будто отреагировал. Мерцание усилилось, и в голове вспыхнул образ – чёткий, не мой: Зелёная жидкость, густая, с белым осадком. Пузырьки поднимаются вверх, через спираль стеклянной трубки.

Резко отступил от зеркала. Видение пропало – но в голове осталась уверенность, странное знание: это был рецепт.

– Ты шутишь, – сказал я в пустоту. – Ты, хочешь мне что-то показать? Или заставить приготовить?

Тишина. Только свеча потрескивает.

Я посмотрел на свою руку. Символ уже исчез, как будто его и не было. Но внутри всё ещё что-то гудело. Что-то… зовёт меня.

В двери раздался тихий скрип.

– Эй, алхимик, – прозвучал знакомый голос.

Я обернулся и увидел Айру, стоявшую в дверном проёме. Её глаза искрились интересом и лёгкой насмешкой, а руки были сложены на груди.

– Что-то пахнет здесь не по-деревенски, – сказала она, насмешливо морща нос. – Ты опять решил поиграть в волшебника без рецепта?

– Хм, – попытался я звучать уверенно, – ну, это… эксперимент. Новое зелье. Вижу, у меня тут покровительница строгая.

Айра шагнула внутрь, и в воздухе словно повисла лёгкая нотка чего-то – тёплого и тихого. Она подошла ближе, и я уловил тонкий аромат трав, который был одновременно успокаивающим и живым.

– Опасно играться с тем, чего не понимаешь, – улыбнулась она хитро, глядя мне прямо в глаза. – Или хочешь, чтобы твоя голова выросла больше?

Её взгляд задержался на моём лице чуть дольше, чем следовало бы. Мне стало немного жарко.

– Не волнуйся, пока что голова цела, – ответил я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – А вот если получится, может, вырастет что-то другое.

Айра усмехнулась и, не отводя взгляда, положила руку на край стола рядом со мной – слишком близко, чтобы быть просто случайностью.

– Покажи-ка, алхимик. Если это действительно твоя работа, я хочу увидеть, что у тебя там получилось.

Я выдохнул и рассказал ей, как именно «пришёл» рецепт, показывая записки. Её пальцы случайно касались моих, когда она брала листы – и в этот момент мир на миг остановился.

– Ну что ж, – сказала Айра, не отрывая взгляда, – ты либо наткнулся на редкую удачу, либо скоро будешь бегать по деревне с зелёным пузырём вместо головы.

– Вот это поддержка, – усмехнулся я, чувствуя, как улыбка растекается по лицу.

Айра положила колбу на стол и, заглядывая мне в глаза, добавила с игривой серьезностью:

– Ладно, посмотрим. Но если взорвётся – ты первый, кто идёт за ведром воды.

Я рассмеялся, впервые за долгое время чувствуя, что не один в этом мире – и что рядом есть кто-то, ради кого стоит попробовать ещё раз.

Пока я осторожно переливал зелье из одной колбы в другую, Айра подошла ближе, и её взгляд стал мягче – словно солнце сквозь лёгкие облака.

– Знаешь, – сказала она тихо, – у меня есть одно лекарство для алхимиков, которые слишком много думают.

– И что же? – спросил я, чуть наклонившись к ней.

– Просто улыбка, – она улыбнулась сама, и это было как маленькое чудо. – Бывает, что самые сложные формулы не заменят простого человеческого тепла.

Я ловил себя на том, что хочу задержать этот момент, даже если времени осталось мало. Впервые с того дня, как очутился здесь, я почувствовал, что не просто пришелец с формулами, а кто-то, кому можно довериться.

– Айра, – начал я, но слова застряли на языке. Она как будто поняла без слов.

Чуть наклонила голову и сказала:

– Если хочешь, завтра поможешь мне собрать травы. Взамен научу кое-чему особому – не из книг, а из жизни.

– Согласен, – улыбнулся я, и в этом простом слове было столько надежды, что сердце забилось чаще.

На следующий день я пришёл к дому Айры ровно к рассвету – воздух был прохладным, а первые солнечные лучи только начали пробиваться сквозь густые ветви деревьев. Она уже ждала меня у калитки, держа в руках плетёную корзинку.

– Доброе утро, – улыбнулась она и поправила прядь волос, упавшую на лицо. – Готов к приключениям?

– Больше чем когда-либо, – ответил я, чувствуя, как внутренняя дрожь радости смешивается с волнением.

Мы шли по тропинке между домами, и я заметил, как лёгкий ветер шевелил её платье, а в глазах играли искры любопытства.

– Знаешь, – сказала она, – травы это как люди. Каждая со своим характером и настроением. Некоторые прячутся, если их тревожить, другие раскрываются только тем, кто умеет слушать.

– Значит, для них тоже нужен язык, – улыбнулся я.

Айра засмеялась, и её смех был таким живым, что мне захотелось записать его в память навсегда.

– Именно! И, может, я покажу тебе, как разговаривать с ними.

– Тогда научи, – сказал я, стараясь не показать, что немного теряюсь в её близости.

Она посмотрела на меня чуть длиннее обычного, и в глазах мелькнула игривость.

– Элиас, ты ещё ни разу не сказал, почему решил остаться здесь, в деревне? Там, где всё просто и понятно.

Я задумался.

– Потому что иногда именно простота самый сложный рецепт. И, может, потому что здесь я впервые почувствовал, что могу сделать что-то настоящее. И… может, ещё потому что встреча с тобой заставила меня увидеть мир иначе.

Айра чуть покраснела и улыбнулась:

– Ну, раз так, тогда сегодня ты не просто ученик, а мой напарник.

– Самое почётное звание, – ответил я, и между нами повисло тепло – лёгкое, как первый весенний дождь.

Мы шли к краю деревни, где росли дикие травы. Айра уверенно шагала впереди, а я старался не отставать, чтобы не упустить ни слова.

– Вот здесь растёт душица, – сказала она, наклоняясь и осторожно щипая пару листиков. – Если сварить отвар из неё, он помогает при простуде. Но осторожно: передозировка может вызвать головокружение.

Я принялся внимательно смотреть и запоминать, пытаясь повторять за ней каждое движение.

– А это зверобой, – продолжала Айра. – Он хорошо заживляет раны, но лучше не использовать летом, когда он цветёт, может вызвать солнечные ожоги.

Осторожно сорвал пару стеблей.

– Сложно, – признался я, – кажется, травы не просто собирать. Их надо чувствовать.

– Именно, – улыбнулась она и слегка наклонилась ближе, – и слушать.

В этот момент её теплый взгляд встретился с моим, и я почувствовал, как на лице появляется лёгкий румянец.

– Ты совсем не похож на деревенского парня, – тихо сказала Айра.

– А ты не такая, какой я ожидал тебя увидеть, – ответил я и улыбнулся.

Айра хихикнула:

– Значит, мы оба ошибались.

Пока мы собирали травы, разговор тек легко, словно между старыми знакомыми. Иногда наши руки касались случайно – и оба сразу отводили взгляд, но улыбались. Вдруг она остановилась и с хитрой улыбкой сказала:

– Если хочешь, могу показать тебе ещё кое-что. Есть одна редкая трава, которую найти трудно, но если удастся, зелье будет просто волшебным.

– Значит, вперед, – сказал я, чувствуя, что этот день может стать одним из тех, что запомнишь навсегда.