Дело 1. Пробуждение тьмы (Часть 1)

Несмотря на все старания инструкторов, магия так и не пробудилась. Чтобы проветрить голову, где роем гудели бесконечные советы преподавателей, я пешком исследовала город и его рынки, заглядывала в узкие переулки Литрима, любовалась его архитектурой и впитывала атмосферу столицы.

Улицы и дома здесь освещались масляными фонарями, и меня всегда удивляло, почему в воздухе нет копоти, а небо остается чистым. Оказалось, жители Килдерры очищали масло для ламп с помощью магии, превращая его в почти экологически чистый продукт. Кстати, те самые светильники, которые глава секретной службы зажег при нашей первой встрече, были своеобразным способом показать, что магия в этом мире существует. В обычные же дни кабинеты, включая начальственные, освещались теми же масляными лампами.

В Космине магия считалась дополнительным навыком, но почему-то ее редко использовали в быту. Однажды горничная, увидев, как Рома разжигает печь, призывая силу, наедине призналась мне: она, конечно, никому не расскажет, но боги могут расценить такое поведение как неуважение и лишить дара. То, что можно сделать руками, должно делаться руками. Магия приходила на помощь лишь тогда, когда обычных сил не хватало. Теперь мне стало понятно, почему Дора, владеющая стихией земли, отказалась оживить погибшие от града крокусы, а просто посадила новые. Может, и на Земле произошло нечто подобное? Технологии и знания вытеснили сверхспособности, ведь зачем развивать силу, если она должна ждать особого случая?

Литрим не уставал поражать своей чистотой. За все время я почти не встретила неопрятных кварталов, хотя по долгу службы побывала и в ремесленных районах. Конечно, можно списать это на статус столицы с императорским дворцом, но, вспомнив старые города Европы, где чистота была понятием относительным, а в трущобы лучше не заглядывать, я невольно восхищалась Килдеррой. Улицы каждое утро подметали, а дворники мыли их щетками с мыльной водой. Часто я просыпалась от звука метлы за окном. Почти у каждого дома был небольшой сад или клумба, а в кварталах со скромным достатком на окнах красовались сезонные цветы в горшках.

Что касается местной валюты, официальной денежной единицей Килдерры был ильзур– крупная серебряная монета. Мелкие расчеты велись в дэри (двадцать дэри равнялись одному ильзуру), а самыми мелкими монетами были бронзовые раксы (двенадцать раксов составляли один дэри).

Наше месячное пособие составляло двести ильзуров – сумма более чем достаточная, учитывая, что основные расходы шли лишь на еду. Налоги на землю, транспорт и даже траты на одежду полностью покрывались за счет господина Моррисона.

Кстати, о еде. Здесь пекли восхитительную сдобу и готовили потрясающий шоколад – не растворимый порошок, а густой, тягучий, как сметана. Я искала что-то, что напоминало бы о прежней жизни, и каждая такая находка становилась маленькой победой. Но больше всего мне хотелось отыскать то, без чего не обходилось ни одно утро на Земле.

Моим главным достижением стала вовсе не магия и даже не эмпатия. Нет. Самый радостный день наступил, когда я обнаружила зерна абарры. Идеальная замена кофе, о котором здесь никто не слышал.

Местные жители пили фруктовые взвары, травяные отвары, даже чай. Но если день нельзя начать с чашки ароматного кофе – значит, он прошел зря. В этом мы с Ромой были абсолютно солидарны.

– Знаешь, кисунь, – произнес Рома за завтраком, крутя пальцами чашку с полуостывшим чаем. – Всё в Килдерре хорошо, кроме одного.

– Нет нормального кофе, – вздохнула я, повторив его жест с чашкой.

– Может, где-то за границей поискать, – задумался муж. – Ты без настроения уже который день. Очень хорошо помню твое «я могу прожить без кофе, но не уверена за жизнь других».

– Ты до сих пор помнишь эту фразу? – улыбнулась я ему.

Абарру я случайно нашла в лавке травника. Местные лекари использовали ее для укрепляющих зелий – или, говоря земным языком, для поддержания иммунитета. Два ильзура за фунт – дорого. На эти деньги можно плотно позавтракать в хорошем трактире или даже ресторации. До меня никто, даже аптекари, не покупал абарру в таких количествах.

Сначала я взяла немного на пробу. Обжарила, смолола в ручной мельнице, нашла ковшик, отдаленно напоминающий турку… И простейший рецепт сработал!

Сложно передать, какое это блаженство – утро, кресло и чашка ароматного напитка. А если добавить корицу, кардамон или свежие сливки, которые молочник привозил каждое утро, вкус становился поистине божественным.

В офисе мой эксперимент тоже оценили. Сначала коллеги скептически косились на темную жижу, напоминавшую им микстуру из аптеки. Но после первой пробы в моем кабинете начала выстраиваться очередь за «кофе». Да, простое земное название прижилось мгновенно.

Единственное, что так и не удалось исправить – мое имя. «Аэлина», «Эллина», даже «Эллайна» – все что угодно, но только не «Алина». В конце концов я сдалась и попросила называть себя Линой. Теперь по утрам в коридорах раздавалось: «Я к Лине за кофе». Даже возникла идея: а почему бы не открыть кофейню?

Тем более, что в городе хватало уютных кафе с пирожными и лимонадом, шоколадниц с десертами из какао. Но кофеен не было. Название придумывать не пришлось бы – «Кофе у Лины» звучало идеально. Вот надоест шефу держать в штате «бракованного мага», и можно приступать к выполнению плана Б. Тем более что в Килдерре, по крайней мере в столице, женщины свободно занимались бизнесом. Никто не загонял их в рамки семьи и домашнего очага. Местные взгляды мне нравились.

Но один вопрос не давал покоя: зачем тайной канцелярии такой огромный штат магов, включая боевых? В мирном, процветающем городе, где даже редко встречались нищие, просящие милостыню, внезапно такая сильная армия…

Глава 5 Александр. Обет айману

15 сентября, 4893 г. от эры Расселения

Я гнал верного коня, останавливаясь передохнуть лишь на несколько часов в день. Кловелл… Почему в качестве места встречи автор письма выбрал не заведение в портовом городе, где легко затеряться, а пустующее поместье? Вдруг это ловушка? А что если нет?

Решив, что надо дать о себе знать на случай, если попаду в западню, я составил записку, запечатал ее и передал владельцу постоялого двора. В ней было написано следующее:

«При непредвиденных обстоятельствах прошу эмпатов императорской полиции осмотреть поместье Кловелл, что неподалеку от Бриспорта. Передайте Пьеру Гранну, чтобы он в случае подтверждения факта моей смерти объявил моими преемниками леди Аделину гер Шейлдс, урожденную Найман, и ее сыновей при достижении совершеннолетия.

Его светлость, герцог Александр ди Найман».

– Уважаемый, если кто-то спросит про герцога ди Наймана, передайте ему это. Пообещайте мне, что не вскроете конверт заранее. Информация сохранит ценность только при наличии целой печати.

– Конечно, милорд, – закивал хозяин. – Все будет исполнено в лучшем виде.

– Надеюсь на вас, – коротко ответил я, рассчитываясь за ночлег и добавляя несколько ильзуров сверху.

Поздним вечером в четверг я подъехал к поместью. Запертые ворота отозвались неприятным скрипом. Стиснув зубы от боли, сдавившей виски, я прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Несмотря на отменное здоровье, несколько дней в дороге без сна и долгое отсутствие отдыха давали о себе знать. Хотелось поскорее разобраться с делом и отправиться домой. Обязательно устрою перерыв сразу по возвращении.

Ведя Инферно под уздцы, я шел, освещая заросшую подъездную дорожку магическим пламенем на ладони. Трава не примята, ни следов копыт, ни намека на экипаж. Странно. Ловушка? Или автор письма не дождался и уже пустился в бега?

Поднявшись по ступеням, я дернул ручку, не рассчитывая, что дверь открыта. Она поддалась слишком легко, с тихим скрипом. Войдя в темный холл, я осмотрелся, продолжая освещать пространство огнем стихии, горящим на ладони.

– Есть здесь кто? – крикнул я в пустоту, вглядываясь в сумрак. Пламя не разгоняло тьму, оставляя лишь бледные отблески света на полотняных чехлах, покрывавших мебель.

– Милорд… – донесся из комнаты справа незнакомый мужской голос. – Рад, что у вас хватило смелости приехать. Идите сюда, но прошу, погасите огонь. Ради нашей безопасности. Не надо, чтобы свет в окне заметили недоброжелатели.

С сожалением взглянув на родное пламя, я сжал пальцы, и тьма поглотила зал.

– Протяните руку, – раздалось рядом, – и скажите: «Да».

Слух, обострившийся в темноте, уловил смутно знакомый тембр. Мы встречались раньше?

– Время, лорд ди Найман. Вы хотите узнать правду об отце? Да или нет? – спокойно произнес мужчина, лица которого я не видел.

На мгновение показалось, что рядом кто-то шепчет. Срочно нужен отдых, иначе недалеко и до помутнения рассудка.

– Да, – произнес я, протягивая руку в темноту…

…И вздрогнул, когда запястье сжал холодный металл. Раздался щелчок браслета. Что за шутки?

В тот же миг двое схватили меня и с силой толкнули вперед. Навыки рукопашного боя, отточенные в Академии, сработали в ту же секунду – я резко ударил наугад, отразив удар одного и не дав подступить другому. Но драться вслепую – все равно что биться с тенью.

Я попытался вызвать огонь. Впервые в жизни магия не откликнулась. Стихия билась в груди, как птица, запертая в клетке. Что происходит?

Удар по затылку чем-то тяжелым сбил меня с ног. В голове зазвенело, в глазах полетели мушки. Я остался стоять на ногах, выставив руки для защиты от следующего удара. Но дезориентация сыграла против меня – нападающие резко ударили под дых, лишив возможности сопротивляться, и втолкнули в кресло с подлокотниками.

– Что происходит?! – Я все еще пытался вырваться из захвата рук, удерживающих меня за плечи. Теперь важнее было понять: кто решил сыграть на моем долге сына? Не надеясь на ответ, все же спросил: – Кто вы?

Рядом чиркнули спичкой, зажигая пару масляных светильников. Темнота рассеялась, и грузная мужская фигура вышла вперед. Передо мной стоял старый партнер отца, граф гер Лерьер. Он смотрел на меня и довольно усмехался. В голове пронесся поток сменяющих друг друга мыслей, на которые не находилось ответа.

Я перевел взгляд с графа на собственную правую руку и сглотнул… На запястье тусклым светом блеснул широкий бронзовый браслет – точнее, редкий артефакт айману.

Мне было хорошо известно про этот древний способ компенсации пострадавшему. Крайняя мера, хуже долговой тюрьмы, потому что тот, от кого требовали особый обет, фактически становился рабом с полным блокированием магии на четыре года. Айману появился еще в эпоху Расселения как способ защиты виновных от кровной мести. Эту меру могли объявить любому, независимо от сословия, но чаще применяли к тем, кто нанес непоправимый ущерб – например, неумышленному убийце или если из-за действий виновного семья оставалась без средств к существованию. В то же время артефакт не позволял убить или заставить отказаться от имущества того, кто его носит.

Широкий браслет не только лишал магических способностей, но и, насколько мне известно, элементарной возможности рассказать о себе, даже назвать имя. Его мог снять только тот, кто становился хозяином, и не раньше истечения срока. В истории Килдерры было всего два зарегистрированных случая применения айману, оба – за столетия до нас. В современном обществе споры решались через суд или поиск компромисса.

– Граф гер Лерьер, – начал я, подбирая слова, понимая, что первая часть ритуала пройдена и отменить её невозможно. Меня мог спасти только обратный ритуал, но единственный человек, способный его провести, не собирался этого делать. – Вы же понимаете, чем обернется для такого уважаемого человека, как вы, удерживание наследника герцогского рода? Зачем прибегать к крайностям? Может, договоримся как деловые люди?

– Не договоримся, Александр, – слащаво протянул граф мое имя.

На этих словах я дернулся, словно от пощечины.

Никак не ожидал от уважаемого человека подобного унижения. Обращаться, не используя формальное «лорд», позволялось разве что среди близких друзей в неофициальной обстановке; в противном случае это считалось грубейшим нарушением этикета. Граф, пусть и старше меня, но даже несмотря на разницу в возрасте, не мог обращаться к человеку с высшим титулом как к простолюдину. А сейчас меня поставили в один ряд с прислугой.

– Повторяй за мной, – прозвучал голос графа, в котором теперь чувствовалось торжество. – Я даю клятву хранить верность хозяину айману. С этого момента его воля для меня – величайшая честь и первостепенная задача. Мое имя, моя жизнь, моя сила отныне и до последнего дня, отмеренного айману временем, целиком и полностью принадлежат моему господину…

Я слушал, не произнося ни звука. На последней фразе мне захотелось плюнуть ему в лицо, но Лерьер благоразумно держался на безопасном расстоянии, а меня по-прежнему удерживали за руки и плечи.

Что сподвигло его на подобные действия? Разногласия с отцом из-за бизнеса? Любой конфликт можно решить мирным путем или, по крайней мере, через суд. Граф, видимо, устал ждать, пока я произнесу обет, поэтому сдавил мне горло со словами:

– Повторяй обет, мальчишка. Тебе уже не изменить того, что вступило в силу. Хочешь убедиться?

Я продолжал упрямо молчать – и тут же стиснул зубы, когда запястье прострелило, словно молнией. Действие айману? Тяжело признать, но граф прибег к беспроигрышному варианту: надавил на самое больное, не дал времени подумать и лишил свободы.

Дурак! Какой я наивный дурак! Забыть, что не все люди поступают по чести, как мой отец? Сам виноват, раз попался.

– Есть еще одна причина, – произнес он, с улыбкой наблюдая, как мое тело продолжало содрогаться от судорог, вызываемых айману. – Ваш род сильно задолжал моему. Твой отец обещал компенсировать его, но так и не вернул обещанное. – произнес он приподнимая мой подбородок. Затем цинично добавил: – Слышал, Найманы всегда оставались верны своему слову. Или это уже не так?

Его слова лишили последних сил сопротивляться. Как хорошо он все просчитал: знал, куда бить и делал это беспощадно. Я мог стерпеть что угодно, только не упрек в том, что позорю память отца.

– Я даю клятву хранить верность хозяину айману, – процедил сквозь зубы, напоминая себе, ради кого я это делаю.

На слове «господин» браслет плотно прирос к коже. Далее последовал список правил, которым придется следовать в течение четырех лет. Особенно сложным было согласиться на то, что меня лишали собственного имени, а в случае, если я назову его – намеренно или случайно – последует наказание. Имя хотя бы напоминало, кем я являюсь. Значит, сегодня я слышу его в последний раз.

Также строжайше запрещалось показываться кому-то из гостей семьи Лерьер на глаза. Когда обет был дан полностью, артефакт настолько плотно слился с кожей, что сдвинуть его или даже провернуть было невозможно.

– Чуть не забыл. Последнее: носителю айману запрещается сообщать кому-либо о наличии артефакта.

– Да, – прикрыв глаза, я подтвердил правило. Под рукавом шелковой рубашки вспыхнула очередная руна, добавившись к двадцати трем из тридцати возможных.

Мне приказали подняться и пройти за двумя крепкими мужчинами из охраны графа к экипажу, стоящему на заднем дворе. Я отказался, продолжая сидеть в кресле, и впервые почувствовал, как зажглась желтым одна из рун, а запястье обожгло, будто раскаленным металлом. Я тихо выругался, зажимая запястье в надежде заглушить боль. Огонь айману. Теперь я на собственном опыте испытал то, о чем читал в книгах. Появился надсмотрщик, следящий за исполнением обета.

Поздно ночью мы прибыли в Дориваль. Граф, отдав распоряжения, удалился в особняк, а меня под охраной отвели в пристройку, где располагались комнаты слуг.

Один из конвоиров открыл дверь со скрипом и грубо втолкнул меня внутрь. Маленькое окошко, прямоугольный стол, табурет, узкая кровать с тонким тюфяком, набитым соломой, и жесткая подушка. Грубые полотняные простыни, вязаное шерстяное одеяло, небольшой сундук вместо шкафа. Вот и все убранство для бывшего владельца одного из самых красивых поместий империи.

«Раздевайся», – последовал приказ. Пришлось раздеться почти догола – на мне остались только нижние штаны, причем охранники вслух обсуждали, не лишить ли меня и их. Унижение усилилось, когда один из громил грубо проверил, нет ли в белье потайных карманов. Охрана вышла, и снаружи скрипнула задвижка. Боятся, что сбегу? С айману?

Босой, почти нагой, я опустился на жесткую кровать. Спустя несколько минут мне через приоткрытую дверь швырнули в комнату несколько холщовых штанов, три рубахи из грубого льна, кожаный ремень и потертые сапоги, которые, судя по всему, полагалось носить без привычных чулок. Все рубашки – с плотными широкими манжетами, полностью скрывающими браслет. Помимо этого принесли кусок мыла, небеленое льняное полотенце, бритву и зубную щетку.

«Душевая для слуг во дворе, – донесся голос. – Хозяин не терпит нерях». Вздохнув, я ощупал материал рубашки… Да, Александр, это не шелк и не батист. В моем доме слуги одевались лучше. С первого дня мне ясно показали мое место.

Утром меня разбудил скрип половиц за дверью. Я выглянул в окно – солнце еще не поднялось. Определить точное время не мог – в пристройках редко вешали часы. По очереди слышался стук в двери, включая мою. «Управляющий, наверно. Кто еще в поместье имеет доступ к часам», – решил я и поспешил встать.

Заправив постель и быстро одевшись, я взял полотенце, мыло и зубную щетку и отправился на поиски упомянутой душевой. Ею оказалось маленькое деревянное сооружение, сколоченное из досок, с медным резервуаром наверху. Пол был мокрым – видимо, кто-то мылся незадолго до меня. Открыв задвижку, я увидел, как из мелких отверстий полилась вода. «Видимо, запас ограничен», – подумал я, стараясь не расходовать слишком много. Но как тут бриться? Зеркала ни в душевой, ни в моей комнате не было.

В раздумьях я завернул за угол, где увидел мужчину, который рассматривал свое отражение в начищенной металлической тарелке, держа в руке бритву. «Не против, если присоединюсь?» – спросил я. Мужчина вздрогнул от неожиданности, уставившись на меня с простодушным «Ась?», но, заметив бритву в моей руке, подвинулся и приглашающе хлопнул по свободному месту на лавке.

«Вот ты где!» – раздался незнакомый голос, и мы оба подняли головы. – «Заканчивай побыстрее и живо в столовую. И ты, Майк, тоже. Общий сбор».

«С какой это радости?» – недовольно протянул мой новый знакомый Майк, но, увидев поджатые губы управляющего, сменил тон: «Понял, господин Байер. Будет сделано».

Несложно было догадаться, ради кого устроили общий сбор. Ополоснув лицо водой из стоящей неподалеку бочки и засунув бритву в карман, я поспешил за Майком. Управляющий, заметив мое появление, одобрительно кивнул и жестом указал выйти в центр. Собравшиеся – кто сидел, кто стоял – оценивающе окинули меня взглядами.

– Это Джон, – начал управляющий, и меня передернуло от имени, которое теперь приклеится на целых четыре года. – Он будет помогать вам в работе. Если потребуется помощь – задействуйте его везде и по полной. Возникнут проблемы – сразу ко мне. Таков приказ хозяина.

– Прямо везде? – с усмешкой вставила женщина в переднике. – Даже с готовкой и стиркой?

– Если потребуется, – невозмутимо ответил поджарый мужчина с аккуратно уложенными усами, теперь ставший моим непосредственным начальником, игнорируя насмешливый тон.

Я невольно дернул уголком рта при мысли о перспективе мытья посуды – и в тот же миг запястье под браслетом вновь обожгло предупреждающей болью. Вспомнилось условие обета: носитель обязан выполнять «любую порученную работу с полной отдачей, а проявления лени и неуважения караются». Видимо, артефакт расценил мою реакцию на перспективу работы в той части дома, где я бывал от силы дважды за всю жизнь, как проявление непочтительности – и поспешил напомнить о возможных последствиях.

***

Так началась моя новая жизнь. На кухню, к счастью, посылали лишь за дровами или водой, но во всем остальном задействовали по полной. «Подай», «принеси», «убери» – то и дело слышал я, немедля приступая к очередному поручению. Как же быстро человек раскрывает свою истинную сущность, получив даже крохотную власть! Какое отношение мог ожидать помощник у прислуги? Да еще из-за темных волос, унаследованными от матери, во мне видели чужака, не уроженца Килдерры. Кто станет церемониться со слугой-иностранцем?

Одни демонстративно игнорировали меня, другие же старались помочь освоиться в новых условиях. Мальчишки-подмастерья потешались над неумехой-переростком, не знавшим, как правильно рубить дрова или складывать поленницу.

Но не все относились ко мне с пренебрежением. Кухарка Луиза стала почти второй матерью – то припрячет лакомый кусочек с господского стола, то незаметно подсунет какой-нибудь гостинец. По моей просьбе она даже раздобыла тетрадь для дневника, перья и чернила. Особую отраду находил я в работе в саду – окучивании роз, подрезке кустов, прополке сорняков. Старый Берт, главный садовник, заметив мою любовь к цветам, стал все чаще просить меня в помощники и всякий раз радовался моему появлению.

«Растения тебя любят», – услышал я однажды за спиной женский голос, когда осматривал куст жасмина.

Отряхнув рубаху от листьев, я обернулся. Передо мной стояла курносая девчушка с россыпью веснушек. «Я Эмма. А ты тот самый Джон?»

«Он самый», – равнодушно ответил я, откладывая садовые ножницы. «Приятно познакомиться. Ты новенькая? Не припоминаю тебя». На всякий случай одернул манжету.

«Ты не такой, как все, Джонни, – почему-то потупилась девушка. – И руки у тебя красивые. Теперь понятно, почему у Его сиятельства такой восхитительный сад».

Неужели она пытается привлечь мое внимание? Да ей от силы семнадцать можно дать! Вежливо поинтересовавшись, не нужна ли ей помощь, и убедившись, что она подошла просто познакомиться, я поспешил отделаться от странной девицы, сославшись на срочную работу. Она удалилась, бросив на прощание многозначительный взгляд из-под пушистых ресниц. Как оказалось, это было лишь началом.

Когда Эмма стояла на раздаче, мне всегда доставались самые щедрые порции. Иногда у дверей своей комнаты я находил мелкие подарки – перо с металлическим наконечником или пару рабочих перчаток. Мы будто случайно сталкивались почти ежедневно, обмениваясь парой слов. А вечером, когда после тяжелого дня хотелось подышать свежим воздухом, она неизменно оказывалась рядом, молча садилась рядом и смотрела на звезды.

Ее навязчивое внимание начало раздражать. Неужели теперь уединение возможно только в душной комнате с закрытой дверью? Пришлось даже отказаться от работы в саду, перебравшись в кузницу и конюшню – туда девушка заглядывала редко. Для этого я уклончиво объяснил господину Байеру, что не хочется лишний раз попадаться на глаза хозяину. Управляющий, от которого не ускользнуло извечно недовольное лицо графа при виде меня, с готовностью пошел навстречу.

Когда двухмесячная охота за моим вниманием окончательно лишила терпения, я отвел Эмму в сторону. Последней каплей стал подарок, найденный вчера у двери: миниатюрный портрет в белоснежном вышитом платке. Это уже переходило все границы – такие вещи дарят только на пути к помолвке. Увидев меня, она кокетливо поправила выбившийся из-под чепчика горничной локон.

– Эмма, что тебе от меня нужно? – едва сдерживая раздражение, спросил я, помня, что передо мной юная девушка.

– Разве не понятно? – она расстроенно поджала губы.

О, наоборот, более чем очевидно! Леди или простолюдинка – все они одинаковы в своем стремлении добиться мужского внимания.

– Мы живем под одной крышей, ты холост, я свободна, – продолжала она будто ничего не случилось. – И потом, Джон, ты прекрасен, как сказочный принц, – добавила она с мечтательным вздохом.

Я сжал зубы с такой силой, что они скрипнули. Чего еще не хватало!

– Нет! – резко оборвал я ее.

Но следующие слова лишили меня дара речи.

– Если не хочешь жениться, можно и без этого. Ты же взрослый мужчина с… ну… потребностями. Я могу приходить к тебе, помогать расслабляться. Не сомневайся, я знаю как. Меня научили.

Слушая девушку, я лишился дара речи. Почему ты решила, что я этого хочу? Кто же тот низкий тип, после которого ты решила, что подобные отношения – норма?! Неужели думаешь, все мужчины думают только об этом? В моей нынешней жизни с айману и «воспитанием» Лерьера не хватало только подобных отношений.

Положа руку на сердце, в кадетские годы мы с товарищами не гнушались подобных развлечений. Юношеский азарт толкал на авантюры. Но то, что когда-то забавляло мальчишку, мужчину, которым я стал, уже не прельщало.

Я утратил интерес к мимолетным связям. К тому же, воспитание и титул налагали ответственность. Но дело не только в репутации рода. Предложение Эммы казалось мне недостойным поведения мужчины. Если и быть с кем-то, то только с будущей женой. А Эмма на эту роль не подходила.