Такова жизнь

Когда после обеда я собирался уезжать, помощник хозяина, Станислав, сказал, что привезённые мной детали поставлены на станки, и те уже вырабатывают ткань. Этот помощник хозяина был из сербов, и он любезно рассказал мне о том, что в другом ткацком цехе сейчас работают четыре представителя нашего главного конкурента – швейцарской фирмы «Швицер» – и заменяют довольно большой механизм, масляный буфер, на всех сорока девяти станках. Я был очень удивлён этим фактом и позже, все последующие годы, когда возникали проблемы по нашему оборудованию, рассказывал об этой проблеме наших конкурентов клиентам. Я подумал: было бы неплохо в другой раз осмотреть станки конкурента. Появились ли у них какие-то новые разработки?

Затем Станислав в другом цехе показал мне японские ткацкие станки. На них уточная нить прокладывалась с помощью замороженной капли воды – 500 циклов в минуту. Я смотрел на это как заворожённый. Практически мгновенное замораживание капли с нитью перед прокладыванием и также мгновенное размораживание после прокладки нити. Мне это представилось тогда чудом. Негативной стороной всего этого процесса была тотальная влажность, которая была повсюду. Станислав проводил меня до проходной, и я направился на остановку такси.

Моего водителя такси звали Рудольф. На обратном пути любопытство таксиста было удовлетворено на сто процентов. Его интересовало всё: из какого я города и где он находится, как устроено образование и как оно оплачивается, сколько стоит медицинская страховка, есть ли квартира и так далее. Было видно, что он готовился к вечерней поездке со мной. Не обошёл он и пресловутый вопрос о медведях, захаживающих в города. Многие ответы его удивляли. И только когда я назвал свою зарплату, которая была в пять раз меньше его дохода, он понял, почему у нас медицина и образование бесплатные. Между делом посматривая в окно, я видел красивые дома, чистоту на улицах и полное отсутствие грязи, точнее сказать, отсутствие возможности образовываться этой грязи: повсюду либо асфальт, либо трава.

– Я хотел бы побывать в Советском Союзе и посмотреть всё своими глазами, – сказал Рудольф. – Я слышал рассказы тех, кто бывал у вас в плену. Но мало кто из них видел вашу реальную жизнь. Большинство из них работали на рудниках, стройках дорог и на других тяжёлых работах. Жили, как правило, в бараках, в закрытых лагерях за городом. А если и провозили их по городу, то это были грузовики с железными будками с небольшими прорезями с боков.

– Да, это правда, так и было. Гостей с добрым сердцем у нас рады видеть и приглашают к столу. А непрошеных, извини, встречают так, как вы рассказали. Приезжайте – и я буду рад вам, – сказал я, не будучи уверенным, что это возможно.

– Я вам дал визитку, – сказал Рудольф, – там есть домашний телефон. Когда будете у себя в Советском Союзе, позвоните мне. Я очень хотел бы побывать в Советском Союзе. Я люблю путешествовать. Я бы оплатил все расходы.

– Мне ещё два года работать в ГДР, – ответил я.

Тогда я ещё не знал, что уже через полгода со мной произойдёт невероятный поворот судьбы. Я попросил таксиста остановиться за несколько кварталов до пограничного перехода.

Время нахождения на территории Западного Берлина не ограничивалось, и я решил погулять по городу. Зайдя в крупный супермаркет «Квелле», я провёл в нём не менее получаса. Радовало глаз всё: отсутствие очередей, обилие товаров, блеск полов и витрин, улыбающиеся, как самому близкому человеку, продавщицы. Когда я проходил мимо прилавка печати, бросились в глаза завораживающие, откровенные фото обложек мужских журналов, смущающие целомудрие советского человека. Вот они, инструменты растления капиталистического мира! Только почему все эти госпожи и господа равнодушно проходят мимо, не замечая этого. Что-то с ними не так?

– Пожалуйста, что вы хотели бы купить? – деликатно обратилась ко мне хорошенькая продавщица, искренне улыбаясь.

Я был не очень рад её появлению, сбившему мой внутренний диалог и нарушившему независимость моего существования. Её красота являлась приложением ко всей этой откровенной атрибутике. Она совершенно не отличалась от тех, которые улыбались мне со страниц журналов. Более того, казалось, она сама только что сошла с одной из страниц. Неоднократно бывавший у подобных киосков, я всегда испытывал одинаковые ощущения вовсе не от того, что видел в этом что-то постыдное, а скорее наоборот: меня беспокоило неумение управлять своими природными эмоциями. Ведь таких сложных противоречивых переживаний я не испытывал, будучи в откровенных отношениях с представительницами противоположного пола у себя в России. Всё происходит без ханжеского намёка, естественно, без постыдных волнений и переживаний. Единственным руководством к действию являются чувства и программа, заложенная в мужчину высшим и гениальным законом природы, который никто не вправе осудить или поправить.

– Нет, нет, спасибо, я только хотел посмотреть.

– А вы купите и дома спокойно посмотрите, – издевательски, как мне показалось, сказала она.

Я поблагодарил её ещё раз, при этом стараясь как можно любезней улыбнуться. Мой уход был похож на бегство, хотя со стороны, наверное, этого не было заметно. Пройдя в детский отдел, я купил пару маек для двенадцатилетней дочки.

Выйдя из магазина, я столкнулся с новым испытанием. У одного из подъездов жилого дома стояли две милые девушки в откровенных нарядах. Я сразу понял, кто они.

Им было достаточно моего короткого взгляда, чтобы они поняли, что я их заметил.

– Добрый день, господин! – громко и елейно сказала рыжеволосая, с короткой стрижкой. – Если вы не спешите, мы приглашаем вас на чашку чая. У нас сегодня презентация нового сорта кенийского чая. Вас это ни к чему не обязывает.

– А вас не смутит, если скажу, что я из Советского Союза?

– О-о, – встрепенулись обе, – это ещё интересней. Но вы такой же, как мой брат, только у вас борода. Это очень интересно! Такой истории у нас ещё не было. Мы очень просим вас пройти к нам.

Вперёд выступила блондинка и довольно серьёзно, спокойно и дружелюбно сказала:

– У нас есть один вид услуги – беседа за чаем бесплатно, если имеем особое расположение к клиенту. Мы хотели бы просто узнать хотя бы немного о жизни в вашей стране из первых уст.

– Вы же сами сказали, что я такой же, как ваш брат. Значит, и жизнь наша примерно такая, как ваша. Отличается только политическое и экономическое устройство моей страны, но это вряд ли вам интересно.

– А семья у вас есть? – спросила рыжая.

– Да, у нас так же женятся, рождаются дети, учатся.

– А в Советском Союзе есть девочки, которые так же, как мы, зарабатывают деньги?

– По закону запрещено, но знаю, что есть. Но больше у нас можно и так, по-доброму, без финансового интереса познакомиться с понравившейся девушкой и любить друг друга, не требуя взаимной оплаты.

На лицах девушек была улыбка интереса. Они задали мне ещё несколько простых на мой взгляд вопросов. Ответив им, от их предложения зайти к ним я всё-таки решил отказаться. Не стал испытывать свою судьбу и поблагодарил их.

Чувствовалось, что я их разочаровал так же, как некоторое время назад разочаровал продавщицу журналов. Так разочаровываются в любом бизнесе все, у кого добыча только что висела на крючке, но сорвалась. В любой сделке финал всегда одинаков: или удовлетворение успехом, или разочарование с разной степенью досады.

Глава 3. Вербовка шефом в сутенёры и спекулянты

Возвращаясь, как тогда говорили, в дружественную демократическую часть Германии, я прошёл через пограничный переход без задержки.

Различие двух территорий было очевидным. Сразу же за переходом основали местного производства «вартбурги» и «трабанты», которых называли мыльницами. «Трабант» был совсем крохотный, двудверный и изготавливался из пластмассы. В авариях с участием таких машин щепки так и летели во все стороны. На улицах было достаточно много автомобилей из моей страны – «Волги», «лады», «москвичи». Наш «Техцентр» был оснащён тоже советскими автомобилями.

Дальнейшие отличия между двумя немецкими территориями продолжались во внешнем облике зданий. Здесь, в Восточном Берлине, превалировал серый цвет. Дома были старые и громоздкие. И только новые кварталы строились в более современных стилях и в более светлых тонах. Некоторые старинные улицы, разрушенные во время войны до основания, отстраивались вновь в старинных немецких традициях стиля фахверк: раскрашивались разными цветами и выглядели игрушечными. Большая часть Лейпцигерштрассе, где в одном из зданий располагался наш «Техцентр», была застроена высотками из стекла и бетона. Было очевидным, что два Берлина – это визитные карточки своих систем.

Отчитавшись в бухгалтерии торгпредства, я успел принять участие в переезде нашего офиса с Лейпцигерштрассе в район Панков.

На следующий день, основавшись в просторном кабинете по новому адресу, я и мои коллеги обсуждали перспективу переселения в новые квартиры неподалёку от офиса. Забежала переводчица Вера, она же секретарша директора, и сказала, что меня вызывает шеф.

– Здравствуйте, Леон Евсеевич, – сказал я.

– Проходи, – грузно вставая для рукопожатия, сказал шеф. – У меня для тебя три новости. Читал твой отчёт по Западному Берлину, но сейчас не об этом. Ты всегда, Николай Степанович, умудряешься чем-нибудь удивить. – Он сделал значительную паузу, и я успел спросить себя, во что на этот раз вляпалась моя мудрость. – Тебе придётся ехать домой.

– Слава Богу, что нам всем когда-нибудь придётся ехать домой.

– Твой завод затеял документальный фильм об экспорте станков. В том фильме, в части об экспорте за границей и организации сервиса, ты будешь играть главную роль.

Я был действительно рад побывать дома. Но что касается фильма, то я больше насторожился, чем обрадовался. Хотя – при моей относительной молодости – я думал, что я всё смогу. Это у меня с детства. В детстве меня звали «дед Чипонец», это от слова «японец». Жил у нас в деревне дед один. Все говорили, что он «шипко умный». В своё время он воевал на Русско-японской войне и, по его рассказам, участвовал в сражении русских и японских кораблей в Порт-Артуре и в Жёлтом море у берегов Кореи. Был сильно покалечен, списан на сушу. После выздоровления, не выезжая с Дальнего Востока, опять участвовал в боях в Манчжурии и в осаждённой крепости Порт-Артура, и опять повезло: остался живой. Домой вернулся просвещённым по многим вопросам и освоившим грамоту. Он помогал сельчанам советами и писал по их просьбам письма. Прожив до глубокой старости, он и в советское время был странной, но значительной фигурой на селе. Я его помню кривоногим, с перекошенной грудью. Жил он в саманной избушке, в которой я нередко бывал, совсем бедно, даже пол его жилища был глиняный. Он никогда не работал в колхозе. Ловил рыбу и ондатр, ставил петли на зайцев, помогал людям делать кизяк, колол кабанов, дубил шкуры, занимался огородом – тем и жил. Конечно, до деда я не дотягивал по мудрости, но с некоторых пор у меня появилась привычка по каждому случаю говорить: «Я знаю».

– Второе: поскольку экспорт станков расширяется, – продолжал шеф, – ваше руководство решило расширить склад гарантийных и коммерческих запчастей стоимостью до трёх миллионов марок. Так что ты теперь у нас богатенький будешь.

– Леон Евсеевич, вы же знаете, что частной собственности у нас в государстве нет. А что касается склада запчастей, то он является собственностью завода и я имею право им распоряжаться только по инструкции.

– Ну, братец, находясь рядом с таким добром, отщипнуть всегда можно, а кристально чистых людей не бывает. Кстати, какие ткани вырабатывает Шранк в Западном Берлине?

– Камвольные, суконные.

– Я тебя уже в который раз прошу подумать, как мне помочь отблагодарить моих друзей в Москве. А ты по-прежнему в стороне стоишь в этом вопросе. От моих друзей зависит не только мой срок работы здесь, но и твой. Ты Шранку увёз дорогостоящие детали, что привёз взамен?

– Детали я передал по акту передачи и дефектной ведомости и на основании официальной рекламации, которая у нас зарегистрирована. Герхард был доволен оперативностью. Расширение склада будет очень даже кстати. Я имею в виду и других заказчиков станков. Улучшение работы по сервису оборудования приведёт к расширению экспорта.

– Ну, это не твоя заслуга, а результат деятельности всего завода.

– Да, заслуга завода неоспорима. Но всё-таки взаимный товарооборот осуществляется согласно плановой экономике стран и рамочным контрактам поставки товаров.

– Это ты так выражаешь благодарность своему заводу?

– Нет, я просто констатирую факт. В данном случае завод исполняет только решение государственной власти.

– Хватит демагогии, ты лучше вспомни, что я тебе говорил на прошлой неделе. Я устал, и мне надо развеяться, заодно надо посмотреть, так ли хорошо у тебя организована работа с клиентами. Всех я проверял, только ты ускользаешь от моего контроля. Планируй со следующего понедельника в Райхенбах на три дня, всё продумай. Я надеюсь, ты знаешь, как это мог делать твой предшественник Пётр Иванович из Чувашии. Там в Райхенбахе хорошие курортные места и хорошие возможности для отдыха, – сказал шеф.

– Да, пожалуй, туда надо ехать. У меня как раз в тех краях накопились рабочие вопросы. Туда, наверное, и надо везти съёмочную группу.

– Я не о съёмочной группе. Я тебе говорю о себе, неужели непонятно?

– Понятно. Только теперь я имею в виду и тот период, когда приедет съёмочная группа. По пути в Грайце поговорим о съёмке, – нашёлся я. – В Райхенбахе давно приглашали провести обучение или консультации. В Карл-Маркс-Штадте фрау Мэдер просила подъехать. На их базе немцы решили создать свой центральный склад запчастей для всей текстильной промышленности ГДР. Станков в ГДР уже несколько тысяч. Фрау Мэдер просит информацию по оптимальной номенклатуре запчастей, а также им нужна техническая литература по обучению. Эти материалы я уже получил и приготовил к передаче. Дел достаточно для полноценной командировки. А что за третий вопрос? – попытался я перевести разговор на другую тему.

– Режиссер Ерназарова и оператор Иванов, которые приедут, выражают тебе доверие и просят подготовить сценарий съёмки на предприятиях. Только ты не заносись, отнесись к этому серьёзно. Люди учатся годами, чтобы хоть что-то в этом понимать.

– Хорошо, я подумаю, – ответил я.

С шефом я согласился, но сам подумал: «Я знаю». Варясь в этой технической, коммерческой и отчасти творческой каше, кто, как не я, лучше других мог бы сказать, где, с кем и о чём говорить во время съёмок.

Выйдя от шефа, я встретил улыбающуюся Веру.

– Коля, я тебе завидую, я читала всю переписку. – Её лицо, с детства поражённое оспой, сияло искренней улыбкой. – Возьми меня с собой в командировку.

– Увы, Вера, закон и мораль советского человека не допускают двоежёнства, – пошутил я.

– Ну, я не эту роль имела в виду. Я хотела поехать просто переводчицей, – вся пунцовая от смущения, сказала Вера.

Приятели в офисе уже были в курсе моих новостей. Всем хотелось смотаться домой на короткий срок, кроме Жени Проклова – моего нового коллеги и конкурента по поставкам станков. Он совсем недавно приехал на смену обаятельному любимцу женщин Петру Ивановичу, о котором напоминал мне шеф. Женя Проклов вызвал меня в холл, подал листок:

– Николай, это лекарство. Пожалуйста, привези обязательно, иначе меня ждёт катастрофа. Через два месяца приедет жена. В Москве я не очень удачно познакомился с девочкой. О последствиях узнал перед самым вылетом из Москвы, замотался и не успел купить то, что надо для лечения. В немецкой аптеке без переводчика объяснить не смогу, а привлечь к этому Веру – это всё равно что подписать себе приговор. А жена если узнает… Даже думать об этом не хочу. Я в тупике. Звонил домой другу, он назвал это лекарство. Помоги, Николай, привези, вечным должником буду.

– Должников не люблю, они неискренни. Ты ничего мне не будешь должен, не переживай. Кстати, тебе не надо будет ждать моего возвращения. Генеральный представитель Аэрофлота Алексей – мой друг. Думаю, что через пару дней ты получишь свой спасательный круг.

Вечером я зашёл к Лёше, предложил прогуляться и объяснил ситуацию. Он сказал:

– Да, не повезло парню, перед выездом за границу и так вляпаться. Я организую, что будет стоить, скажу потом. Завтра вечером из Москвы будет рейс. Думаю, что получится. В Москве надо будет поднапрячь ещё одного человека, чтоб купил и привёз к рейсу.

Алексей Григоренко – открытый, замечательный человек, как и его жена Валентина, улыбчивая и деликатная. Оба они родом из Минска, там учились и знали друг друга ещё со школы. Алексей приехал сюда рядовым сотрудником, а вот теперь он главный руководитель представительства Аэрофлота в ГДР и в Западном Берлине. Почти любая встреча с Алексеем оставляла заслуженно приятные впечатления от него благодаря его умению общаться, и эти впечатления иногда перерастали в дружбу.

Пройдя до «Мемориала Панков» советским воинам, погибшим в боях за Берлин, мы зашли в кафе. За кружкой пива обменялись новостями.

– Ты слышал, Николай, что всем советским представителям разрешили привезти домой один автомобиль из любой соцстраны, но только чтоб автомобиль был нашего, советского производства?

– Нет, я этого ещё не знал.

– Если надумаешь, у меня есть один знакомый в Штази, полковник Мюллер. Я уже себе купил у них. Каждый год они списывают вышедшие из эксплуатации «Волги». Машины очень хорошие, есть из чего выбрать. В Москве такую втридорога купишь.

– И думать тут нечего. Я свой «жигулёнок» продал, когда выезжал сюда. Буду признателен тебе за помощь.

– Только по цене сам будешь договариваться с Мюллером. Вечером позвоню, дам тебе его телефон. Объяснишь, что от меня.

Мы вернулись тем же путём, у дома Алексея расстались. Наши дома находились рядом и входили состав небольшой новостройки по Арнольд-Цвайгштрассе.

«Техцентр» находился с другой стороны этого квартала в новом трёхэтажном особняке, ещё пахнущем краской. В воскресенье на чистенькой территории со стрижеными газонами мы сажали деревья, привезённые в пятницу коммунальной службой города. Деревья были с зелёными листьями в торфяных ёмкостях. Так прямо с этой торфяной посудиной и вкапывали в приготовленные ямки.

Уже в понедельник утром, перед выездом на работу, мы встретились с Алексеем. Он передал мне упаковку для Евгения и пошутил:

– Пусть думает головой, чтобы не болела другая.

Через пять минут в офисе я передал пакет Евгению. Он поблагодарил и задал мне неожиданный вопрос:

– Какая у тебя мебель в квартире – новая?

– Нет, у всех наших мебель из комиссионки.

– Но бухгалтерией оприходованы новые комплекты, – возмущённо сказал он.

– Вопрос не ко мне. Всё, Евгений, мне некогда. Пока. Я в командировку на три дня с шефом, он меня уже ждёт.

– Слушай, Николай, ну ты ему не говори о моём вопросе про мебель, – обеспокоенно попросил Женька.

Я пообещал и пошёл в кабинет шефа. Через десять минут я сел за руль новенькой «Волги» шефа, и мы выехали на центральные улицы медвежьего города.

Глава 4. Баня с девочками или Баратынский с Барятинским?

Ещё с древних времён изображение медведя нашло себе пристанище на городском флаге Берлина. Выехав на прямую магистраль в сторону Лейпцига и Карл-Маркс-Штадта, мы проезжали аэропорт Шёнефельд. Идя на посадку, советский самолёт будто помахал нам красным флагом на фюзеляже. Было приятно видеть весточку нашей Родины. Сразу представил, что скоро сам полечу в Новосибирск с пересадкой в Москве. Шеф, слегка откинувшись на сиденье, сладко посапывал, подтверждая тем самым начало отдыха. А машина мчалась мимо Потсдама, по совершенно ровной и гладкой дороге, отстроенной Западной Германией уже после войны. В том самом Потсдаме, где, казалось, ещё совсем недавно во дворце Цецилиенхоф непримиримые союзники – они же победители в войне с Германией – обсуждали и подписывали решения о послевоенном мире. И приятно было осознавать, что те исторические решения дают мне, рядовому советскому гражданину, возможность мирного путешествия по этим ухоженным автобанам, повидавшим кровь и смерть как результат безумной идеи, возникшей в голове шизофреника. В данном случае подтверждается мысль Ницше о несовершенном сознании человека, которое уже не однажды приводило к катастрофическим потерям не только европейского населения. Мысль о том, что без союза охранительных инстинктов, объединённых в головах множества людей, это европейское население может когда-нибудь погибнуть совсем из-за всё возрастающего военного потенциала, ошеломила меня. А ведь когда ещё были сказаны эти слова…

Размякший шеф проснулся, ничего существенного не говорил – только «да» и «нет». Чувствовалось, что в голове его растёт какое-то недовольство, сидевшее голодным червячком, мешавшим проявляться богатому многообразию человеческих чувств, иногда не по адресу подаренных Богом. К обеду мы прибыли в Карл-Маркс-Штадт в отель «Хемницерхоф», где я заказывал накануне два отдельных номера, но свободных одиночек не было, и мне пришлось согласиться на один номер двухместный. Узнав о том, что я заказал не два отдельных номера, червячок шефа прорвался наружу в замечании: «Генеральный директор должен иметь комфортную возможность для творческой работы и отдыха». Я принял замечание с извинением и нарисовал безоблачную гостиничную перспективу впредь. Во время обеда мне было предложено открыть подробный план дальнейших действий. Я, с удовольствием приправляя план вкусом пищи и чёрным бархатным пивом, изложил свой план дальнейшей командировки. Но уже в конце обеда червячок шефа, недостаточно удовлетворённый большим количеством пищи и напитков, вновь сделал своё гнусное дело, и шеф недовольно спросил:

– Это всё?

– Леон Евсеевич, для трёх неполных дней этого вполне достаточно, – уверенно сказал я.

– Николай Степанович, ты чего-то не понимаешь или у тебя память плохая?

Я, конечно, понимал, к чему он клонит, и даже ожидал этого вопроса, но первым коснуться неприятной темы мне не хотелось.

– Память у меня хорошая, назовите мне несколько телефонов, и я сразу их повторю, – улыбаясь, сказал я.

– Да-а, Жуков, ты дурак, братец, – пристально глядя на меня, пропел шеф. – Правильный принцип существует в Москве при принятии кандидатов в Академию внешней торговли – принимать только из столицы. У людей с периферии недоразвитая ментальность. У вас правила установления отношений, особенно с руководством, примитивны. Не хватает человеческой смекалки, изворотливости. Я ведь с тобой разговаривал ещё на прошлой неделе, дал тебе понять о цели моей поездки.

– Так что в моём плане не так? – спросил я.

– Где баня, где девочки? – с серьёзным укором спросил шеф.

Мне не хотелось прямого скандального ответа, и я попробовал спокойно прикрыться должностным щитом и сказал:

– Леон Евсеевич, я думал, что вы всё-таки шутили. Я ведь отвечаю за свои дела перед заводским руководством и перед вами. Я могу предположить, что вы провоцируете на проступок, проверяете меня. Пролети я по недомыслию, вы же будете первым потешаться, делать благородные попытки спасти меня. Тогда я попаду в зависимость от вас. Ведь чужая душа – потёмки. Попробуй вас пойми, где вы настоящий, а где вы играете. Когда вы проводите совещания, вы же требуете от сотрудников результата работы, соблюдения правил поведения в чужой стране, дисциплины и ответственности.

Я ожидал изменения поведения шефа, может, улыбки. Мог бы, например, выдать им сказанное за шутку. Я же ясно дал понять уже не в первый раз, что позиция моя более чем определённая. И эти мои слова сейчас были для него как некий шанс отыграть обратно. Но этого не произошло.

– Всё-таки ты глуповат, братец, и неисправим или ты вообразил себя юным Вертером из Гёте. Я надеюсь, ты знаешь, кто это. Бороться с целым обществом, как герой книги Гёте, глупо. Тем более, всё наше общество состоит из прагматичных людей. За исключением таких кретинов, как ты. Мало у кого из специалистов за границей есть такой капитал, как у тебя. Ты легко можешь, с моей поддержкой, использовать для себя этот шанс и стать действительно обеспеченным, конечно не забыв про меня. Я даю тебе такой шанс. Тебе лишь только надо было понять, что я хочу. Ты пойми, что есть жизнь официальная, напоказ, как витрина в магазине. А есть настоящая жизнь, реальная – это сам магазин с его грязными коридорами, подсобками и туалетами. Так вот, сейчас жизнь нам даёт возможность воспользоваться тем, чем с радостью хотел бы воспользоваться любой другой человек. И другого шанса у тебя может и не быть никогда. Тем более это всё не из твоего кармана, – назидательно сказал шеф.

Да, заматерел шеф, подумал я. Такой тип мне не по зубам. Он меня не слышит и, что удивительно, ничего не боится. Некоторое время мы тягостно молчали. Чтобы попытаться уйти от этой вязкой темы, я вспомнил, как три года назад я первый раз работал в этой стране, и стал ему об этом рассказывать. Нас, советских специалистов, возили тогда в Веймар, где мы знакомились с городом, посетили сказочную выставку цветов и побывали в костёле на могилах Гёте и Шиллера. Эти два друга служили высокому искусству, помогая друг другу. Они были похоронены рядом в одной усыпальнице герцога Карла Августа.