Чары Власти

Только закончив с Лукасом девушки начали приводить себя в порядок. Они двигались почти синхронно, без слов. Каждая – со своей грацией.

Лика первой потянулась, расправляя плечи, проводя ладонями по груди и животу, стряхивая с себя невидимый жар. На её бёдрах всё ещё блестели тонкие следы, и она покачивая бедрами прошлась к окну, где стояла запечатанная коробка с влажными салфетками. Не торопясь, с точной уверенностью тех, кто знает – всё должно быть идеально. Но ее действия прервала Света со словами:

– Нет времени, мы и так тут были слишком долго!

Затем, щелчком пальцев, вызвала очищающую волну: прохладный, почти невидимый туман пробежался по телам девушек, на миг окутав их – и исчез, оставив тела сияющими и чистыми. Как после купели.

После Света встала, отряхнув волосы, и, выпрямившись, потянулась – вся, от пяток до кончиков пальцев. Её грудь вздрогнула в этом движении, и она хмыкнула с довольным видом, ощущая, как мышцы откликаются. Затем она надела короткое льняное платье – из тех, что шили специально для салона: простое, чистое, и всё же подчёркивающее изгибы. Прежде чем надеть его, она тоже провела ладонью по лобку – остатки возбуждения, соли и чужих губ, исчезли под мягкой синей вспышкой заклинания.

Маришка последней накинула халат, подобрав волосы в строгий пучок. Её движения были чуть более сдержанными, но в них всё равно чувствовалась игривость. Она посмотрела на Лукасa, чуть склонив голову, и усмехнулась:

– Симпатичный, когда спит.

– Ага. Как будто не доводил нас до неги и восторга полтора часа подряд, – бросила Света.

– Меньше ему поддавайся в следующий раз, – хмыкнула Лика. – Ты же первая начала тереть себе грудь, пока он тебя пальцами ласкал…

– Ну прости, что у меня грудь – чувствительная зона! – фыркнула Светлана в ответ. – Вот чего я не знала, так того, что он с трех сторон сразу может…

– Девочки, – спокойно, но с ноткой иронии проговорила Лика, вытирая зеркало у стены, – кончаем трескотню. Арина, конечно, добрая, но за пустой треп может и насыпать перца под хвост.

После её слов все три прыснули, переглянувшись – и почти одновременно рассмеялись. Сначала тихо, почти сдержанно, а потом уже не скрываясь – той самой девичьей волной, от которой и стены будто улыбнулись. Они вспомнили…

– А помнишь, как в первую неделю она заставила нас вручную перемолоть сушёные лепестки дурмана в ступках? – выдохнула Света, хватаясь за живот. – И нельзя было кашлять. Нельзя. А я, дурында, чихнула, вдохнула пыль, и потом два часа за котами по саду бегала – уверенная, что один из них украл мою душу.

– Ага, – подхватила Лика, вытирая руки, – и потом ты призналась Арине, что «вроде бы случайно поцеловала в засос вон ту берёзку», потому что она «сияла зелёной аурой». А Арина только кивнула: «Очень хорошо, Светочка. Значит, твоё зрение открывается». И отправила тебя на уборку подвала. В одиночку. Где пауки.

– Уж лучше бы снова с берёзкой, – простонала Света. – Берёзка та, по крайней мере, не шевелилась.

Маришка не сдержала хохота, наклоняясь к зеркалу и подправляя волосы.

– А у меня? Помните мою первую травяную маску, когда Арина велела сварить состав «по памяти», а я забыла, что полынь не сочетается с геранью? Мы потом все полдня ходили с лицами цвета баклажана. Кроме Арины. Но она только хмыкнула, возвращая себе родной цвет лица: «Запомните, девочки, в реальной практике ошибка – это ожог. Или летальный исход. А фиолетовое лицо – всего лишь урок».

– Уроков у неё было много, – протянула Лика с улыбкой, но взгляд её стал на миг задумчивым. – Особенно в самом начале. Когда мы только пришли. Когда ещё не были… готовы.

Повисла короткая пауза. Тёплая, почти интимная.

Да, они помнили. Им было тогда по четырнадцать, пятнадцать. Ещё подростки – любопытные, с неуклюжими подростковыми телами и полными страха глазами. Но именно тогда, когда у каждой только начались первые крови, Арина впервые повела их в круг. Сказала: «Теперь вы не просто дети. Вы – девушки. Женщины. И теперь ваша учёба начнется по настоящему».

Именно так это было у ведьм издавна: пока тело не заявит о себе, пока в нём не пробудится природа, способная принимать, растить, рожать – неважно кого: ребёнка, заклинание или проклятие – пока не будет этой биологической искры, сила ведьмы остаётся в спячке. Не пробужденная. Только после первой крови можно начинать входить в силу.

И Арина это знала. И ждала. И когда время пришло – приняла. Строго, ласково, с иронией. И, как оказалось позже, с любовью.

– Знаете, – проговорила Маришка, поправляя ремешок на халате, – мы тогда боялись её. А сейчас… я бы, наверное, ни на кого её не променяла.

– Только не говори ей это в лицо, – усмехнулась Лика. – Она ещё решит, что стала мягкой.

– Ага, – хмыкнула Света, – и велит всем завтра натощак проглотить по три капли настойки «Для укрепления женской решимости». Ты её пробовала? Горькая как жаба. И потом дышать магией невозможно – только плеваться.

– Зато эффект! – Лика прищурилась. – После неё я как-то в одиночку накачала защиту на дом, когда у соседки начались «случайные» визиты бывшего мужа с топором. Помнишь?

– Помню, – кивнула Света. – А он потом сам прибежал извиняться, потому что когда-то где-то услышал странные женские голоса под окнами, и у него «что-то свернулось в паху». Я тогда ржала неделю.

– Девочки, – тихо и с доброй усталостью проговорила Лика. – Всё-таки мы с ней – как из рук в руки. Она нас слепила. По кусочкам. С заклинаниями, с травами, с болью. И с весельем тоже. Мы теперь… настоящие.

– Ну, почти, – вставила Маришка. – У меня всё ещё дрожат руки, когда она заходит в массажный зал.

– А у меня дрожит кое-что другое, – усмехнулась Света. – Особенно после сегодняшнего.

– Ну, ты всегда была слаба на передок. Ты ведь пришла к нам уже не девушкой и Арина очень долго ругалась по этому поводу!

И снова раздался их смех. Тихий. Дружеский. Полный тепла.

Девушки в последний раз осмотрели себя, кивнули друг другу, и, не сговариваясь, выскользнули в коридор – как маленькая волна, лёгкая, игривая. У каждой внутри было что-то своё: память о луке, о прикосновениях, о смехе и – о пути, который когда-то начался с капли крови.

А за дверью снова начинался обычный салонный день. Почти обычный. И почти день.

Арина медленно провела взглядом за своими ведьмочками, как они – одна за другой – выскользнули из массажного кабинета, бесшумные, обнажённые, сияющие, с тем особенным свечением, что появляется у женщины только после хорошего любовника… или сильного ритуала. Девочки, конечно, думали, что это было только первое. Но она-то знала – это было и второе. И куда более важное.

Её губы чуть изогнулись. Да, шалуньи. Да, дерзкие. Да, голодные – и телом, и духом. Но кто из них не был такой в двадцать?

Порог невнимания, который Арина поставила на весь салон когда ее ученицы увели Лукаса в комнату массажа, медленно истаял. Она разомкнула ладони и убрала плетение, вздохнув глубже: теперь салон снова виден для всех. Магия отступила, но не исчезла. Она просто отступила на шаг в сторону, позволяя привычному дню взять своё.

Девушки рассредоточились по местам, приняв позы привычные – профессиональные. Лика водила пальцами по кистям, раскладывая их в строгом порядке. Света методично осматривала флаконы с маслами, поворачивая их к свету. Маришка ловко настраивала полку с лаками, напевая себе под нос мелодию, которую Арина узнала – одну из старинных карельских свадебных песен, ту, что они разбирали весной.

Арина вышла. Тихо. Ни скрипа, ни тени. Просто появилась в дверном проёме, как холодный ветер или как запах чабреца, который прячется под дверью перед дождём.

Они её почувствовали – раньше, чем увидели. Девичьи спины выпрямились, руки замирали на миг. Бёдра, плечи, губы – всё становилось чуть более собранным, чуть более дисциплинированным. Почти незаметно – но ей достаточно.

Она смотрела на них – не зло и не строго. А с той насмешливо-мудрой теплотой, которая бывает у женщины, стоящей немного поодаль от жизни: как хозяйка, как наставница, как та, кто был там, где они ещё только мечтают оказаться. В её взгляде была и снисходительность, и понимание, и тонкая ирония.

Конечно, она всё знала. Конечно, всё было под контролем. Не и не только потому что подслушивала и подсматривала. А потому что знала. Знала, как пульсирует ткань желания, когда в ней двигается сила. Знала, как сплетаются тела, когда предназначение не мешает наслаждению, а наоборот – становится его основой.

Да, девочки. Вы не просто потешились. Вы вплели себя в силу. И даже не поняли этого. Учить вас еще и учить.

По всем законам рода, им бы следовало понести. Силу, плоть, возможность. Та, что вошла в тебя с мужчиной – должна остаться, укрепить кровь, вернуть долг земле. Но пока – рано. Рано. Они ещё не готовы. Пусть отзовётся в них не плод, а энергия. Пусть тело сохранит след – не от семени, а от прикосновения.

Она чуть кивнула.

– Как все прошло? – спросила она, не повышая голоса. Словно не знала и так.

– Мы старались, – первой откликнулась Лика. Ровно. Без хихиканья, но и без излишней серьёзности. Как должна говорить старшая. – Но… он умаялся и заснул.

Арина сдержала улыбку. Умаялся. Да вы заездили беднягу! Он бы и без всякой магии уснул бы. Она только закрепила эффект намекнув вначале, что в конце надо использовать это масло.

– Вижу, – кивнула Арина. И больше ни слова. Этого было достаточно. Больше и не требовалось. Они всё поняли. И она – тоже.

Подойдя к комнате, где спал Лукас, она чуть приоткрыла дверь, остановившись у порога, рассматривая спящего мужчину, и позволила себе снова вдохнуть воздух комнаты, в которой недавно пульсировала сила. Здесь всё ещё витал аромат кожи, масла, пота и того тонкого, неуловимого шлейфа, что остаётся после настоящего слияния. Он не был пошлым. Он был… живым. Целебным. Правильным.

Лукас спал, как и заснул, укрытый простынёй, на животе, свесив руки вдоль кушетки. Его лицо было спокойно, дыхание глубоким. Сейчас он был по-настоящему уязвим. Ни бравады, ни акцента, ни фамилии, ни имени. Просто мальчик. Мужчина. Посланец силы. Тот кто войдя хотел одного, а получил совершенно иное. Она закрыла дверь и направилась в свой кабинет. Пусть спит. Еще рано его будить.

Зайдя в кабинет Арина прошла к столу. Бумаги лежали там, где она их оставила. Контракт. Официальный, с глянцевым логотипом. С оговорками. С условиями. С цифрами. И с ядом, скрытым между строк.

Она уставилась в текст, не читая. Просто позволила глазам залипнуть – как будто сквозь буквы можно было увидеть больше. Услышать голос отца Лукаса. Или голос того, кем он был раньше. Тот, кого она знала – когда в Новгороде ещё пахло печами и хвойным дымом, а под кремлём жили те, кто приносил дары в зольники.

Как всё изменилось. И как всё осталось тем же.

Она знала, что не сможет просто отказаться. Но и принять – не могла. Не по этим условиям. Не по этой цене. Внутри еще зрела мысль, как именно сформулировать ответ. Но он должен быть… точным. Красивым. Как хорошее заклинание. Как выстрел. Как поцелуй в лоб перед изгнанием.

А еще решить, что же делать с этим мальчиком, который приехал к ним от своего "отца"с этим нелепым предложением.

Она знала, что не сможет просто отказаться. Но и принять – не могла. Не по этим условиям. Не по этой цене. Внутри всё ещё зрела мысль, как именно сформулировать ответ. Он должен быть… точным. Красивым. Как хорошее заклинание. Как выстрел. Как поцелуй в лоб перед прощанием.

А ещё – нужно было решить, что делать с этим мальчиком. Тем, кто только что излился в её учениц, кто уснул в этом кабинете, тяжело дыша и унося с собой в сон их силу. Или… отдавая свою?

Арина не злилась. Ни на него, ни на девочек. Напротив – была довольна. Нет, не тем, что девчонки «развлеклись» – это было бы чересчур примитивно. А тем, что они – не понимая – провели через него один из стариннейших ритуалов открытия. И мальчик прошёл его. Не просто пережил, не просто возбудился и отдал семя, а раскрылся.

Словно плоть стала зеркалом, через которое можно было заглянуть в ядро. В магическую суть. И то, что она увидела – заставило её всерьёз задуматься.

Сила. Настоящая. Не возбуждение, не реакция, не всплеск гормона, а магическое ядро – чистое, неоформленное, но очень древнее. Она чувствовала его витую структуру – будто слои металла, спрессованные болью, потом, битвой и чем-то более старым. До-человеческим. Опасным.

Он – Витязь. И это меняло всё.

Витязи…

Она почти забыла, как звучит это слово, когда оно не часть фольклора, не штамп из учебника, не имя в сказке для туристов. Настоящее слово. Старое, как сама земля. Как сажа в старом капище. Как кровь, впитанная в доски древней избы.

О них почти не говорили. Не потому что забыли. А потому что боялись вспоминать. Они были из того слоя магии, что не укладывается в схемы: ни в академические школы, ни в ведьмовские ковены, ни в иерархии магов. Не волхвы, не ведуны, не жрецы. Воины – да. Но не просто бойцы. Они были как нож в руке силы. Рождённые ею – и не всегда с её согласия.

В магической среде теперь о них говорили вполголоса. Или вовсе не упоминали. Только самые старые, самые упрямые, вспоминали: «Были. И ещё, может быть, есть.»

Витязь – не титул. Это состояние. Проклятье. Судьба. Они рождались не по зову рода, не по передаче силы, как ведьмы или колдуны. Они появлялись, когда в мире накапливалось слишком много боли, слишком много несправедливости, слишком много – зла. Как бы ответ. Как отголосок боли самого мира. Как древнее «нет», которое воплощалось в теле, уме, взгляде. Их крещение – не от богов, а изнутри. Через смерть близких. Через страх. Через то, что ломает обычных. И делает их – не людьми.

Они пришли в этот мир ещё до того, как он стал привычным. До язычества. До христианства. До людей. Ещё тогда, когда по этой земле ходили… иные. Твари, духи, сущности. Те, что были не добры и не злы. Просто – старше. Слишком старые, чтобы их можно было понять.

Витязи были теми, кто смог выжить рядом с ними. Стать частью мира, где добро и зло не были разделены. Где жизнь – это просто поток силы, и ты либо тонешь в ней, либо становишься её носителем.

Воины мира до Человека, – так говорили о них в некоторых рукописях. И она знала, что в этом есть правда.

Витязи. Те, кого называют мифами – Алкид, сжёгший свою плоть, чтобы завершить цикл. Его брат близнец Ификл, чья сила была стол же велика, как и брата, но добровольно отошедший в тень, став невидимым помощником, не выпячивая себя. Сколько было на заре человечества? Тот же Тезей – не просто герой, а первый, кто сразился с Тенью безумия, что шло на из мир из Лабиринта. Не с чудовищем – с тем, что копилось в умах и душах. Улисс, вечный странник, самый честный лгун, который мог клясться так, чтобы всегда можно не исполнить клятву. И брошенный между эпохами… он был одним из них. Арина была почти уверена. Даже сейчас она чувствовала: он где-то ходит. Между нами. Может, под чужим именем. Может, в другой стране. Но он не умер. Он не может умереть. Пока живо человечество, он – его горькая память.

И в каждой культуре такие были.

Скандинавцы знали Бёдвида, что сразился с девятиголовой ведьмой на краю мира и умер только тогда, когда её кости стали прахом. Ирландцы – Ку Холина, который рвал землю зубами, когда погибала его возлюбленная. Даже у арабов был Джахир – молчаливый, с чёрными глазами, проклятый всеми, но спасающий всех. У индийцев – Арджуна, живущий между войной и откровением. У Африки – Кведо, смеющийся над смертью, пока не задохнётся в собственном хохоте.

А на руси самыми знаменитыми – три названных брата. Илья. Добрыня. Алёша.

Арина криво усмехнулась. Эта троица. Сначала навели шороху – убили тварей, спасли девиц, переспали со всеми русалками. А потом сгинули. Нелепо. Где-то в степях, затёртые между нашествием и усталостью. Кто-то говорил – ушли в сон. Кто-то – стали камнем. Кто-то – погибли от руки тех, кого пытались защитить.

Слишком сильные для слабого мира. Слишком живые, чтобы быть иконой.

И вот теперь – он. Лукас. Мальчик. Посланник. Гость. С сердцем и сутью витязя.

Она видела, как во время слияния с девочками его сила не только изливалась, но и впитывалась. Он не просто давал – он принимал. Возвращая уже немного иную. Это не была власть – это было сроднение. Магическая ткань откликалась на него – как на одного из своих. Да и девочки усилились так, что теперь придется перестраивать все их дальнейшее обучение.

И он даже не знает, – подумала Арина. – Он пока ещё не чувствует этого. Но почувствует. Скоро.

И тогда он станет угрозой. Или… шансом. Она снова посмотрела на спящего юношу. Такого… обычного. Молодого. Спокойного. И снова задумалась, что же делать ей дальше.

Глава 5. Осколки прошлого

Вечер плавно перерастал в ночь.

Арина сидела в своём кабинете, поджав ноги в кресле, в одной руке планшет, в другой – старинная ручка с металлическим пером. Бумаги, цифры, списки поставок, сверки, запросы. Все эти современные игрушки, которые она научилась не только понимать, но и любить – как особую игру. В каком-то смысле эта система была ничем не хуже средневековой торговли солью и шёлком. Те же правила, только обёртка другая.

В другой вкладке был открытый файл с копией договора, тот самый глянцевый документ от Лукаса и его отца. Она пролистала его раз двадцать. Местами текст был сух, местами – излишне вычурен. Но между строк чувствовался запах контроля. Не власти. Не силы. А именно контроля. Тот случай, когда всё «прозрачно», «удобно», «согласно закону» – а на деле тебе оставляют девять процентов жизни, при этом заставляя улыбаться и кланяться.

Она хмыкнула:

"Как удобно. Почти как в имперских патентах времён Павла Первого. Только тогда ты хотя бы знал, что тебя душат. Сейчас – делают вид, что тебя балуют."

Периодически её взгляд скользил к экрану в углу – видеопоток с камеры в массажной. Лукас всё ещё спал. Глубоко, неподвижно. Его лицо теперь выглядело иначе. Меньше наглости. Меньше бравады. Больше тяжести, глубинной. Порывы магии скользили по нему, как ветер по воде. Он действительно держал в себе силу. И, скорее всего, сам этого не знал.

Ближе к половине второго ночи Арина отложила планшет, взяла договор и на мгновение прикрыла глаза. Потянулась. Не резко, плавно. Чувствуя каждое движение тела. Каждую мышцу. Женщина, ведьма, наставница. Всё это – она.

И она почувствовала это – тонкий сдвиг во времени и пространстве. Неуловимый трепет в ткани реальности.

"Просыпается."

Она встала и, не торопясь, вышла из кабинета, направившись к массажной. Бумаги были в руках. Но не как угроза. Как повод. Как приманка.

Она вошла в кабинет за секунду до того, как Лукас резко вздохнул и распахнул глаза. Точно по команде. Как будто кто-то щёлкнул пальцами внутри его сознания, и он вынырнул из сна. Его тело дёрнулось, руки сжались в кулаки, дыхание перехватило, но взгляд – быстрый, резкий – сразу нашёл её. В полутени. У стены. Стоящую, спокойно, чуть в стороне от входа.

– Ведьма, – первое, что вырвалось у него. Голос хрипел, но он злости не было. В глазах – ярость, страх, непонимание, лёгкое презрение. Всё вперемешку. Но не злость.

Арина чуть наклонила голову.

– И даже не отрицаю.

Тон её был спокоен. Как родник. Как лёд. Без нажима, но с силой. Как у той, кто видела больше, чем он даже может представить.

– Тебе, Лука, – она специально сделала ударение на славянское произношение имени, вытягивая первую гласную, и убирая это иностранное "с"– нужно было выспаться и расслабиться. Что мои девочки тебе и дали. Добровольно, с удовольствием и в полном, между прочим, согласии. И того, что и они ведьмочки – они этого тоже не скрывают. Я всегда учила и учу своих учениц, во все времена: правда – это не оружие. Это броня. Лучше прямая речь, чем многослойное отрицание.

Он уже поднялся на локтях, тело напряжено, как у зверя. Но не шевелился дальше. Слушал.

– Сейчас, – продолжила она, отойдя на шаг от стены, – советую встать, одеться, привести себя в порядок. Если хочешь – душ в углу. Возле душевой полка с гелями. Советую в зеленой бутылке. Он с травами, кстати, расслабит мышцы и принесет бодрость телу и ясность голове. А потом… я предлагаю тебе поздний ужин.

Он моргнул, чуть удивленно, спрыгивая с кушетки и подходя к аккуратно развешанной и положенной одежде.

– Ужин?

– Да, – кивнула Арина. – Есть одно место. Не ресторан, не кафе. Трактир, как я его зову. Придорожная забегаловка. Ее держит старый грузин, абсолютно человеческой природы – не маг, не ведьмак, не медиум. Но борщ там – волшебство. Хинкали – почти как любовное зелье. И чакапули… мм, лучше один раз попробовать.

Она улыбнулась – мягко. Без намёков. И добавила:

– Решай сам. Я пойду переоденусь. У тебя есть минут десять. Времени, чтобы вспомнить, каково это – быть просто мужчиной. Без мантии, без фамилии. Просто… голодным.

И не дожидаясь ответа, она развернулась и вышла, оставив дверь приоткрытой.

Свои карты она раскрыла. Теперь – его ход.

Конечно, он задержался.

Арина даже не удивилась. За те десять минут, что она ему «отвела», уложиться мог бы разве что солдат срочной службы. Ну или тот, кто живёт в постоянной боевой готовности, – быстрое обмывание, сухая рубашка, и бегом в строй. Но Лукас был не в строю. Он был в её мире. А здесь спешка редко бывает оправданной.

Да и, если уж быть честной с собой, она и сама не торопилась. Документы, договор, расчёты – всё убрано в ящик. Планшет – выключен. Телефон – в сумке. Волосы собраны в высокую пышную косу, выстёгивающую из неё не деловую хозяйку салона, а ту самую Арину, которую ещё лет двести назад называли северной принцессой. К явному неудовольствию настоящих принцесс. Короткий тёплый плащ поверх облегающего платья, сапожки на невысоком каблуке, пальто в тон. Элегантно. Практично. Без пафоса, но со вкусом. Время – позднее. Настроение – ровное. Магия – приглушена, но наготове.

Закрыв кабинет, она прошлась через зал. Свет приглушён, магия салона спит, всё отмыто до зеркального блеска. Запирать ее кабинет было без надобности – не потому что она глупо надеялась на честность, а потому что любой, кто попытается войти без зова туда, попросту не сможет. Ни техника, ни демон, ни человек.

На улице пахло осенью. Не той яркой, что с кленами и шуршанием. А глубокой. Холодной. Почти прозрачной. С примесью сырой листвы, мокрого асфальта и горящих вдалеке печей.

Арина завела «Рыксу» – свою вишнёвую красавицу, мягко урчащую под капотом. Mazda RX-8 послушно ожила, фары косо скользнули по деревьям и стене напротив. Арина села, откинулась на спинку кресла и посмотрела на выход. Ждать пришлось недолго.

Лукас вышел через несколько минут. Чистый. Собранный. В тёмных джинсах, чёрной рубашке и плотной куртке, которая подчёркивала его широкие плечи. Он остановился у двери, на миг задержался, оглядываясь – как будто хотел запомнить место. Или сверить ощущения.

А она, не произнеся ни слова, бросила ему связку ключей.

Он поймал её на лету. Без усилия. Легко. Точно. Как будто это было частью ритуала.

– Сигнализация? – уточнил он, всё же на всякий случай.

– Нет нужды, – ответила Арина.

– Решать вам, Арина Леонидовна.

В голосе снова зазвучали те самые нотки. Властные, ленивые, обволакивающие. Голос человека, который привык давать указания, а не получать. Того, кто пришёл в её салон не как клиент, а как посланник силы, что считает себя центром. Но… в этих нотках сквозило нечто иное. Интерес. Внутреннее напряжение. И, возможно, предвкушение.

Она прищурилась.

– Так что вы решили, господин Воронов? – мягко, с лёгкой тенью иронии. – Перекусить? Или, быть может, мне отдать вам папку прямо сейчас – и каждый из нас спокойно разъедется до следующего раза?

Он не ответил сразу. Подошёл ближе, возвращая ключи, встал рядом, посмотрел ей в глаза. В этом взгляде было что-то от волка и от мальчика одновременно. И только потом – медленно, но с уверенностью – произнёс:

– Знаете, Арина Леонидовна… Хотя во мне всё говорит, чтобы я выбрал второй вариант… я не откажусь с вами поужинать.

Она кивнула, коротко – почти как офицер перед приказом.

– Тогда… – она шутливо махнула папкой, бросив её на пассажирское сиденье «Рыксы», – следуйте за мной.

– Непременно, Арина Леонидовна. Непременно, – отозвался он, усаживаясь в свою машину.

Мотор его «Ауди» зарычал рядом. Два силуэта в темноте. Два хищника. Или два танцора, впервые начавших движение к общей музыке. И где-то, за горизонтом, едва уловимо дрожала судьба. Пока – ещё тихо. Но не навсегда.

***

Машина выехала за пределы города мягко, как будто дорога сама знала, куда её ведут. «Рыкса» послушно урчала, ловко огибая повороты, фары выхватывали из темноты обочины, где начинался ночной лес – мокрый, хмурый, с шуршанием листвы, ползущей под ветром.