Лисы днем охотятся

Табаки протянул ему пакет:

– Хочешь печенье?

Но парень уже исчез. А вместе с ним возвратилась реальность, говоря четкими и ужасными словами.

Первой опомнилась Ронни, она закатала рукава, еще больше испачкавшись в крови, черноте и блевотине. Это сочетание было повсюду, даже витало в воздухе. Вместе с этим в лазарете повисло молчание, граничащее с приступом паники.

Надо избавиться от трупа.

– Дерек, попроси кого-нибудь сходить и принести сюда большие черные мешки для мусора. Лучше несколько штук сразу. Еще тряпки, воду и… – Голос Ронни дрогнул. – И всем, кто контактировал с больным, остаться здесь. Если эта болезнь заразна, мы все здесь под подозрением…

– Приберемся и подумаем, что это была за хрень. – Мэт держался за раненое плечо. – Те, кто не был с Роном, валите отсюда и не дайте разбрестись слухам по подвалу. И кто-нибудь, мать его, принесите мне пива!

Дерек поднял голову и заметил Табаки.

– Ты чего там делаешь?

– Печенье ем. Ой, извини, уже закончилось. Оставлю крошки для муравьев. Тут водятся муравьи? Или это какие-то особые подвальные муравьи, которые тусят с крысами? Я бы сходил на их вечеринку…

– Табаки, да что с тобой… – Дерек нахмурился и посмотрел на разбросанные банки из-под лекарств. – Ты с ума сошел?

– Поезд сошел с рельс. Ту-ту!

– Господи, в него тоже попала эта зараза? – Патрик укрыл труп легким одеялом и теперь нервно осматривал себя и остальных на признаки болезни.

Дерек покачал головой.

– Нет, это другое. Я с ним разберусь. Мэт, можно пока занять твой кабинет?

Полрой кивнул.

– Стены кровью не запачкай, когда будешь выбивать дух.

Дерек обратил внимание на его руку.

– Ты как? Ронни, перебинтуешь его?

– Я сам, – отмахнулся Мэтью. – Ничего страшного, не развалюсь.

Дерек сжал губы и одним движением сдернул Табаки вниз со шкафа. Тот приземлился на нетвердые ноги и завалился на бок, но Дерек успел его подхватить. Он действовал четко и не щадя, словно знал все последующие действия. Табаки на него не ругался, а напротив, смиренно сжался, когда Дерек схватил его за предплечье.

– Что ты принял?

Табаки, шатаясь, кивнул в сторону пустой баночки с красной этикеткой под названием «Тагенол»*, валяющейся на столе. Дерек спросил у Ронни, у которой все еще тряслись руки:

– Это не серьезно?

Ронни переключила свое внимание на баночку и пожала плечами.

– Похоже, одно из седативных средств. Действие короткое, пройдет через час-другой. Если он сожрал все, то с него сойдут все семь потов.

Дерек посмотрел на Табаки.

– Ты все сожрал?

Табаки удовлетворенно кивнул, улыбнувшись.

– Все.

– Боже, тут есть раковина? Мне бы руки помыть. – Патрик держал свои ладони в крови подальше от себя, с боязнью и отвращением.

– Я потороплю ребят с ведром воды, – сказал Дерек и повел Табаки к выходу. Мэт кивнул двоим Рейдовским, что стояли рядом с умершим другом в каком-то шоке.

– Свяжитесь с остальным отрядом по рации, спросите, есть ли у них заразившиеся. И скажите, чтобы сюда пока не спускались… И Дерек!

Тот обернулся в дверях. Он жестко держал Табаки за предплечье, как провинившегося ребенка, а парень дергался из стороны в сторону как водоросль на морском дне.

– Постарайся, чтобы в подвале не поднялась паника. Узнают про болезнь – начнется хаос.

Дерек кивнул и вышел в коридор, захлопнув дверь. Мэт для верности, подставил под ручку стул.

***

Дерек протащил вялого Табаки по туннелю, попутно успокаивая вывалившийся народ и прося всех заниматься своими делами. Жители смотрели на Дерека с явным недоверием, но все же, ворча, стали потихоньку расходиться.

Дерек открыл дверь в кабинет и закинул туда Табаки как мешок с картошкой. Парень тяжело шлепнулся на бетонный пол, кряхтя и пытаясь встать, что получалось у него не очень.

Дерек присел на одно колено и посмотрел на своего друга со смесью жалости и гнева.

– Почему ты опять соскочил? Все же было нормально. На кой черт ты…

– Нормально? – Табаки засмеялся, и из его горла вырвалось гоготанье. – Ни хрена не нормально. Может, ты и закрываешь на это глаза, но он все видит. Он идет за мной!

Дерек вздохнул и на секунду прикрыл глаза, покачав головой.

– У тебя снова галлюцинации. Но я не понимаю, зачем ты принял. Ты мог просто подойти и поговорить, если у тебя какие-то проблемы.

Табаки перекатился с одного бока на другой. Ему стало жарко, а все части тела ныли и зудели.

– Дело не во мне. Я давно уже скелет, танцующий на цветочной поляне под радугой. А внутри меня пчелы и льется мед по костям…

Дерек сжал губы и поднялся.

– Хорошо, когда придешь в себя, мы еще поговорим.

Он уже отвернулся, как Табаки на полу произнес:

– Я не могу допустить, чтобы он забрал и ее тоже.

Дерек поднял брови и посмотрев на друга, прошептал:

– Кого, Табаки?

Парень сжал кулак, прикоснувшись щекой к холодному полу. Из кончика его губ стекала слюна. Вместо ответа он сказал:

– Я думал, ты меня убьешь.

Дерек выдохнул и опустил плечи.

– Я слишком устал для этого. Но как видно, ты убиваешь себя сам. Когда все успокоятся, соберем Совет. То, что произошло… мы опять в полной…

Дерек не стал заканчивать предложение и, молча, взяв Табаки под руки, перенес его на диван как пушинку. Затем укрыл пледом, достал из ящика бутылку пива и со словами:

– Отнесу Мэту.

Исчез из кабинета.

Самое худшее, что он мог сделать – это оставить Табаки одного наедине со своими мыслями и кошмарами.

***

Дом у него был теплым. Старая мебель. Свет из кухни. Запах горячего блюда. И никаких ковров на стенах.

Они все смотрели на меня как на чужого, разглядывая со всех сторон. Я и был чужим. Меня мутило и трясло, но я не показывал виду. Они могли быть опасны для меня. Все, что я мог в тот момент, это смотреть на них в ответ.

Их было четверо. Я старался держаться поближе к тому, первому, который подобрал меня на улице. От него чувствовалась уверенность. Это немного успокаивало.

Но как только я переступил порог комнаты, они все стали бросаться в меня вопросами. Словно я стоял в углу поля как живая мишень, а они по очереди кидали в меня мячи. Все, кроме одного. Он просто смотрел.

Но я не мог ничего выдавить из себя в ответ. Все слова остались там, в той квартире, откуда я сбежал. Буквы исчезали с каждым шагом прочь, я освобождался от них, но вместо легкости, я чувствовал лишь двойную тяжесть.

Когда они поняли, что не смогут выдавить из меня слова, то решили сначала отогреть и накормить. Это были какие-то странные люди.

Никогда бы не подумал, что они могут стать моей семьей.

*Тагенол – выдуманное лекарственное средство.

Buzzcut season – Lorde

Ведущие новостей

пытаются сказать всем нам,

что мы погибнем,

Но так легко в этой синеве,

рядом с которой всё хорошо

И я больше никогда не вернусь домой

Позвони, считай это началом, лучший друг

Buzzcut season – Lorde

Он чувствовал холод, пробирающий до нутра, и мелкие камешки, вонзающиеся в его спину. Он спал.

Или нет.

Он открыл глаза и не увидел неба. Вместо этого темный потолок со странными, свисающими отростками. Он понял – это корни. Его прошиб озноб.

Он лежал на спине и как перевернутая черепашка пошевелил конечностями, словно хотел сделать ангела на снегу. Он почувствовал землю. Чуть влажную, ледяную, пустую… почти.

Он сжал пальцы в кулак и поднес руку к глазам, пытаясь разглядеть, что он нашел. Острый предмет кольнул его, и из подушечки пальца пошла кровь. Он всхлипнул и в ужасе отбросил от себя кость, поднимаясь и шаря руками вокруг.

Их быть сотни. Фаланги пальцев, фрагменты берцовых костей, черепа…

Где-то там, глубоко внизу, закопанные в землю вместе с ним.

Его сковал страх. Он поднял голову в поисках выхода. Наверху зияла круглая дыра, поросшая вокруг растениями и мхом. Там была жизнь. Но до света было слишком высоко. Он попытался оттолкнуться от стен, но земля осыпалась, и он падал обратно, не замечая крови на своих руках.

Красная жидкость капала на землю, и та впитывала ее, как воду. Он прыгал, надеясь ухватиться за выступ, но путь наверх словно поднимался, становясь все меньше и меньше.

Капли крови превратились в красные слезы, стекающие вниз как змейки в свое гнездо. И земля, приняв этих зверенышей, стала его засасывать вниз. Ноги увязали в грязи, кости царапали нежную кожу, воздуха становилось все меньше. И где-то из глубины пещеры послышалось грозное дыхание пробудившегося монстра.

Он никогда не выберется из норы.

Табаки кричал.

***

Когда он проснулся в пустом кабинете, все его тело было липким от пота.

Табаки приложил ладонь к сердцу, пытаясь успокоиться и убедить себя, что это был всего лишь сон. Он чувствовал себя как никогда одиноким.

Табаки поднялся и забрел в душевую. Там не было ни одной живой души, только пять зеркал напротив раковин и душевых кабин. Табаки открыл кран на полную мощность, и где-то из далеких труб до него донеслось завывание воды, что недовольно выплюнула ледяной поток в раковину. Парень обдал лицо холодной водой и, тяжко выдохнув, посмотрел на свое отражение.

Грязные, пыльные после многих часов хождений по туннелям волосы, уставшие глаза, сощуренные от резкого света, с синяками и мешками под веками, колкая неровная щетина, пятна от грязи на скулах, старая, вонючая футболка, укрытая сверху серой толстовкой на молнии. Табаки скривился:

– Черт, я похож на сраного бомжа.

Парень еще пару раз ополоснул лицо, стерев видимую грязь, и, уходя, плеснул водой в зеркало, размывая вид душевой на заднем плане, из смесителя которой на холодный кафель капала ржавая вода.

Табаки вышел в коридор и чуть не залетел обратно, увидев длинную процессию из людей в темной одежде и с включенными фонариками в руках, направленными к себе, на подбородок. Парень подумал, что у него уже ушли симптомы с галлюцинациями, но действие выглядело довольно зловеще.

Надеюсь, это не верховный суд.

Он так и остался наблюдать за колонной людей, вживаясь в стены, как знакомый голос заставил его повернуть голову.

– Табаки! Иди сюда.

Парень нырнул в поток и нашел Эби с Заком, идущих вместе с остальными. Табаки выделялся своим ростом среди них и ему пришлось чуть пригнуть голову, чтобы не вызывать подозрений:

– Чего вы меня раньше не разбудили? Я чуть не пропустил массовых психоз.

– Говори тише, – шикнул на него Зак. – И накинь капюшон.

На всякий случай Табаки сделал так, как сказал Закари, мало ли, что на уме у этих подземных дикарей. Эби взяла его под руку и прошептала:

– Мы идем на похороны. Это местные традиции.

Табаки облизнул губы.

– А кто умер?

Зак в ответ закатил глаза, а Эби вздохнула.

– Трое Рейдовских… Где ты был все это время?

– Спал. А куда конкретно мы идем? Кажется, этот туннель ведет к…

– Водопаду, – закончил за него Зак, и люди остановились, прижимаясь к стенам. Впереди виднелся забор из прутьев, а за ним глубокий обрыв, куда обрушивалась сила водопада. – Их бросят вниз, и сточные воды унесут их в открытый океан.

Табаки нахмурился.

– Но тела же всплывут. В чем прикол?

– На покойных сыплют особый порошок, грунтовую смесь, которую используют для зданий. При соприкосновении с водой порошок затвердевает и становится как цемент. Тела погружаются на дно, пока химический состав не убивает органику, – произнес Генри, оказавшийся рядом. Табаки сжал губы, кивнув, словно понял, как это происходит. Он мог бы сострить и придумать шутку, но был еще слишком слаб для такого после изнуряющего кошмара.

А потом люди освободили место посередине, все еще молча держа фонари перед собой, делающие их лица серыми камнями, которые грел благодатный огонь. Свет растекался по одежде и рассеивался, не доходя до потолка туннеля. Грустные, смирившиеся лица, ожидающие своей очереди.

Впереди бушевал водопад. Его воды с шумом бились о кирпичные стены, а вокруг поднимался слабый туман. Природный орган, играющий последнюю мелодию для умерших.

И вот их понесли.

Впереди шел Мэт. Он накинул сверху серую мантию с капюшоном, как и некоторые жители. Его мантия была старая, конец доходил до бедер и оканчивался ошметками. Левая рука перевязана такой же серой тканью, во взгляде сквозило огорчение. Он шел без фонаря, поскольку путь и так был подсвечен.

За ним самые крепкие парни Крыс, в том числе Дерек с Патриком, несли на плечах деревянные доски с лежащими на них черными мешками, в которых угадывались человеческие силуэты.

Всего тел было три. Трое рейдовских парней погибло в это утро. Двоих они вовсе не донесли до подвала.

Замыкали шествие оставшиеся рейдовские. Их было человек десять, все молодые парни, высокие, статные как на подбор. По ним сразу было видно, что жили они на поверхности, а не в сырых туннелях. Кто-то из них сжимал кулаки, кто-то держал серую ткань у глаз, промокая слезы. Шаги были жесткими, гулкими, словно это был похоронный марш.

Когда процессия прошла мимо группы девушек, Эби сразу узнала ту самую, которая утром неслась в белом платье. Она переоделась и повязала на голову платок, глаза у нее были красные, опухшие. Девушка их закрыла, когда мимо нее понесли тела. Рейдовские, проходя, осторожно клали ладонь на ее плечо, сочувствуя утрате.

Шествие свернулось, и все растеклись в коридоре и в промежутке между ограждением и стенами. По приказу те, кто нес тела, поставили конец деревянных досок на ограждение. Мэтью повернулся лицом к людям, и все замолчали и застыли, будто загипнотизированные его взглядом. Полрой не спеша снял капюшон, а жители опустили фонари. Света, проникающего через отверстия в стене над водопадом, было более чем достаточно.

И тогда под шум органа Мэт выступил дирижером оркестра. Его голос был глубоким, с хрипотцой, и в то же время громким. Он стоял под сводами туннеля, и поэтому слова не перекрывались песней водопада. Его слышали все.

– Я Тень, и будет она со мной, пока солнце не уйдет за горизонт, и тогда я растворюсь во мраке ночном…

И все жители, будь то юные или старые, вторили дирижеру. Звуки оркестра, десятки разных голосов, сплетающихся в единое звучание, разнеслись под сводами подвала.

– И будет темнота мне уроком, и будет туман мне опытом, и будет бездна мне родной матерью…

И снова голоса множились, разрастаясь и занимая собой все пространство.

– И с первыми лучами света рожусь я заново, и воссияет моя душа тысячью солнц… И воспарю я над миром, не как часть его, не как дитя его, а как единое целое… И встречусь я на заре с братьями и сестрами. И сила во мне окрепнет, и мудрость во мне процветет, и сострадание во мне откроется. И да простят они мне все грехи…

Слова утонули в туннеле, растворяясь в воздухе невидимыми дымками. Все затаили дыхание. Девушка, еще несколько часов назад бежавшая к Рону, теперь уже мертвому, беззвучно плакала.

Мэт поднял руки, словно в мольбе, и произнес:

– Короткой дорогой к свету.

Парни, державшие деревянные доски, подняли их, и тела соскользнули в пропасть, в одну секунду исчезнув из поля зрения. Их поглотил водопад.

Эби тогда задумалась.

Боже, сколько же там внизу скелетов.

Ритуал закончился, и Тени потихоньку стали расходиться. Фонари выключались, лица грустнели, а водопад снова становился обычным водным потоком. Эби пробралась вперед и встала у преграды, осторожно глядя вниз. Потоки бурлили, извергая пену и утекая вперед, к трубам. Черных мешков не было видно.

– Раньше мы держали свечи, – произнес Дерек, перекрикивая шум водопада.

– Что? – Эби обернулась, и они сделали пару шагов ближе к туннелю, чтобы слышать друг друга лучше.

– Это Леший придумал так провожать умерших. Он многое, что придумал, касательно традиций. Когда еще собор стоял. Ради Теней свечи зажигались лишь дважды. Когда они проходили инициацию. И когда умирали.

Эби хмыкнула и задумалась.

– То есть, для меня тоже провели бы ритуал, будь Леший жив?

– Думаю, да, – Дерек облизнул губы и окинул взглядом бурлящий поток. – Но в его правилах было, не допускать Тень до инициации до ее совершеннолетия.

Эби хмыкнула.

– Еще одно правило, которое мы нарушили.

Дерек улыбнулся краем губ, совсем незаметно, чтобы отдать дань скорби по погибшим.

– Такие сейчас времена.

Тут Эби окликнула Ронни:

– Эй, Эби! Раз ты ничем не занята, поможешь мне прибраться в лазарете? Мне бы не помешала помощь. Не переживай, всю жесть мы уже оттуда с Патриком убрали. Его, правда, пару раз чуть не вывернуло наизнанку.

Эби пожала плечами и переглянулась с Дереком.

– Дел и вправду нет.

– Как уберетесь, идите в кабинет. Проведем Собрание, – успел произнести Дерек, прежде чем девушки исчезли за поворотом туннеля.

– О, неужели и нас с Заком пригласишь? – Эби подняла брови в удивлении. – Какая честь. Боже, храни короля.

– Эби, сейчас не до шуток. – Дерек нахмурился. – Вы нужны мне обе.

– Только не начинайте без нас, – махнула Ронни. – И узнай у Мэта, если ли здесь что-то, что может привести в чувство? Я согласна на двойную порцию кофеина.

– Идет.

Дерек еще какое-то время постоял у ограждений, смотря вниз и силясь что-то разглядеть в темных водах. Разумеется, ничего кроме отчаяния и сожалений он не нашел.

Ронни повела за собой Дороти по серым туннелям к лазарету. Ронни выглядела жутко помятой, ее рыжие волосы, ранее пышные и сияющие здоровьем, сейчас понуро были сжаты резинкой, кофту пришлось поменять на чью-то чужую толстовку из местной комнаты с вещами, из-за не отмывающихся пятен. На лице запечатлелись еще слегка заметные брызги крови, что Ронни еще не успела смыть, руки покраснели от того, что их слишком сильно терли под водой, взгляд уставший. Эби стало ее жаль, ей почему-то и в голову не приходило прийти к Ронни и спросить, как у нее дела.

Ронни всегда отличалась стойкостью и упрямым характером, разбойница, выросшая среди мальчишек. Но даже ей иногда бывало страшно и тяжело.

Они прошли в лазарет, который теперь пустовал. В воздухе еще витали не самые приятные ароматы, перемешанные с ядреным запахом спирта.

– Фу. – Эби сморщилась и вытерла нос. Ронни хмыкнула.

– Не переживай, мы здесь все продезинфицировали на скорую руку. Патрик нашел в кладовой коньяк с водкой, и мы тут ими обрызгали все, что можно. Мэту лучше не говорить, а то еще одного бойца потеряем. Полагаю, выпивка была его схроном.

Эби кивнула, привыкая к запаху, не решаясь пройти дальше, в соседнюю комнату с койкой и столом, туда, где еще пару часов назад лежал тот парень. Ронни отвлекла ее и кивнула на разбросанные баночки на полу.

– Надо собрать это все и убрать на место. Если внутри еще что-то осталось.

Эби вздохнула и присела на корточки, потянувшись за первой баночкой в поле зрения, закатившейся под кровать.

– Это те, которые Табаки разбросал?

Ронни выглянула из соседней комнаты с мусорным пакетом в руках.

– В смысле?

– Ну, он принял что-то, и, по рассказам Дерека, он нашел таблетки здесь.

– А, Тагенол, точно. Я как-то и не обратила внимания, после того, как он… – Ронни вздохнула и нахмурилась. – Вот же засранец. Увижу – убью. И так с обезболивающими проблема, так еще и этот.

Эби подняла банку с пола и присмотрелась к этикетке.

– О, написано, что против спазмов. Может, Табаки отнести на ужин? Пусть доест.

Ронни фыркнула и улыбнулась, но секунда – и смех исчез с ее губ, словно там его никогда и не было.

– Ох, ну и бедняжки мы с тобой.

Эби нахмурилась и покачала головой.

– Не стоит себя жалеть. Так только хуже.

– Да, ты права. – Ронни зажмурилась и облокотилась на стену. – Честное слово, мне так хотелось грохнуть кого-нибудь из тех, кто сюда ко мне приходил. Ты бы только видела. «У меня колени ноют второй день, наверное, дождь идет, вы можете сделать так, чтобы дождь прекратился?» «Кажется у меня была сломана рука, но я тут примотал к ней пару досок, которые я сделал из ножки моей кровати. А она ночью сломалась, и я повредил копчик». «Доктор, я уже несколько месяцев мучаюсь, никак с бабами не получается, у вас ничего нет против импотенции?» А ему под семьдесят, прикинь? Они все думают, что раз я из верхнего мира, то могу три раза поплевать, сказать: пусть у собачки болит, а у тебя не болит, и все пройдет… У меня даже на столе небольшая вмятина от моего кулака.

Эби рассмеялась, но тихо, как будто давно этого не делала и разучилась.

– Я бы на это посмотрела.

– У нас тут война каждый день… была. – Ронни покачала головой. – Мне так хотелось, чтобы на них обрушился потолок, а теперь… когда мы потеряли этого парня на столе… мне приходилось видеть смерть и раньше, но чтобы так близко… Если бы я только знала, как его спасти.

Эби поднялась и без раздумий обняла Ронни, все еще держа банку в руке.

– Мне так жаль.

Ронни приняла ее объятия и нежно погладила Эби по спине.

– Мне легче взаимодействовать с машинами и шестеренками, чем с людьми. Если бы здесь валялся где-нибудь старый автомобиль, я была бы просто счастлива. Не хочу больше возиться с больными. Не мое это.

Эби отстранилась и посмотрела Ронни в глаза.

– Есть у меня одна идея, что тут можно починить. Но только если Мэт разрешит. Мы тут одну штуку в его кабинете обнаружили.

Ронни хило улыбнулась, явно заинтересовавшись, но не подала виду.

– Идёт. Тогда убираемся и идем в кабинет. Как раз намечается собрание, хочу узнать начнут ли они ругаться.

Эби снова присела на корточки, потянувшись за следующей баночкой.

– Я почти уверена, что начнут.

Пока Ронни прибиралась в комнате с кушеткой, Эби ползала по полу и собирала своими штанами вековую пыль и грязь, оставшуюся, должно быть, еще со времен динозавров. В углах строила свои миры зеленая плесень, серые покрывала на двух пустых кроватях были влажными и в пятнах, подушки с каким-то химическим запахом, ширма вообще как произведение искусства – такое ощущение, что на ней рисовали все, кто проводил в лазарете хотя бы одну ночь и, конечно же, не оттирающимся маркером. Наконец отряхнувшись и привыкнув к запаху спирта, Эби показала находки Ронни.

– Нашла таблетки от горла с ромашкой, но по сроку годности, это скорее леденцы смерти. И еще коробочку с белыми порошками и рисунком коровы «Перпенол»*. Вот это вымя ей сделали! Бедная корова.

– Таблетки кидай в мусор, Перпенол в верхний ящик. – Ронни протянула черный пакет и подождав, когда Эби кинет туда леденцы, прошла с ним к выходу. – Пойду отнесу к остальным пакетам. А потом на Собрание. И ты подтягивайся, только не забудь отключить свет и закрыть дверь.

– Ага. – Эби подошла к белому ящику со стеклянными створками и, приподнявшись на носочки, открыла одну дверцу и поставила коробочку к остальным. Улыбающаяся корова с большим выменем присоединилась к плачущему бобру с большими зубами и голове ребенка с веснушками и счастливым взглядом, над которым сияла радуга. Эби усмехнулась всем этим дурацким рисункам, рассматривая упаковки других лекарств, как вдруг боковым зрением увидела какой-то силуэт позади себя, отражающийся в стекле дверцы.

Эби ахнула и обернулась. Сердце застучало быстрее, в животе появилось неприятное ноющее чувство, а горло пересохло, и язык, словно кит посреди пустыни, отяжелел и присох к небу. Ладони вмиг вспотели, пальцы сжали бортик нижней полки, ища спасения.

Это нереально.

На кушетке, осунувшись, сидел парень. Темно-русые волосы, испачканная кровью рубашка, порванные джинсы, руки в ссадинах, грязные кроссовки с развязанными шнурками. Молодой, красивый, мертвый.

Эби осталась стоять, не в силах пошевелиться и отвести от него взгляд. Парень медленно поднял голову. На губах засохла кровь, на щеках веснушки. Он посмотрел на нее невидящими глазами. Он смотрел куда-то вдаль, сквозь нее, словно видел там небо с бесконечными звездами.

С Эби сошел первый пот, и она приоткрыла рот, решаясь заговорить. Первые слова выходили из нее еле-еле, как после сна.

– Ты, должно быть, Рон.

Он медленно кивнул.

– Но ты умер.

– Кажется, да, – ответил парень. Его голос был далеким, словно эхо древнего колодца. Он звучал сразу отовсюду, будто доносился из нескольких колонок вокруг комнаты одновременно.

Эби не двигалась. Рон тоже. Эби казалось, что прошло очень много времени, прежде чем парень снова заговорил, но на самом деле, счет шел в секунды.

– Я еще не понял. Моя душа еще здесь. Это было так быстро. Я не ожидал.

Эби выдохнула, и воздух вышел из легких рвано, порциями, словно она боялась сдуть его призрак.

– Мне тоже жаль.