Генезис: Код Создания. Книга первая: Боги

– Они закрыли ключи в ящике, а сам ящик бросили в море, – с сомнением сказал Нико. – Вообще-то плохое начало…

– Многие наши источники указывали, что знание будет сокрыто, но, несмотря на все попытки его уничтожить, никогда не будет потеряно – утерять его невозможно, а путь к нему откроется сам собой, когда придёт время. Горизонт не просто выжил, он совершил невозможное, впитав в себя то, что был поставлен охранять, став с ним единым целым и одновременно обеспечив себе относительную безопасность, иначе нас давно уничтожил бы Департамент. А пока что враг вынужден крайне осторожно ликвидировать наших членов, понимая, насколько велик риск потерять всё.

– Почему вы так уверены, что это не выдумка? – буркнул Сатту. – Легенды существуют не только в вашем мире, но в большинстве своём это чистый вымысел.

– Первый Кодекс был зашифрован где-то между шестым и четвёртым тысячелетием до нашей эры, и те, кто зашифровывал его и прятал, хорошо знал, что делал – им не только было известно, что такое Кодекс, они со всей очевидностью имели доступ ко всей его информации. Всю историю Горизонта Кодекс сопровождали предсказания, часть из которых уже сбылась, несмотря на неточность переводов – осколок нашёлся, вы вернулись, борьба между двумя противоборствующими сторонами, никогда не прекращавшаяся, возобновилась с новой силой – эти предсказания были основаны на знании, а не на видении будущего. Те, кто создали и Кодекс, и Горизонт, знали о том, как будут развиваться события – и то, что Горизонту будет угрожать опасность – из какого-то плана, забытого сегодня, но существовавшего в мире в то время, плана, о котором было известно до первой войны. Это одна из важнейших частей истории общества, которые мы были обязаны передавать из поколения в поколение, пока они не окажутся востребованными. Сбывшиеся предсказания – реализованная часть этого плана, каким он был задуман, но понять его можно только расшифровав Кодекс. Я верю, что это время настало.

Сатту вопросительно посмотрел на него.

– Кодекс не просто даёт власть над миром – в нём содержится история происхождения Вселенной, все тайны мира, включая бессмертие, судьба вселенной и её будущее. Департамент всегда знал об этом, поэтому охотится за ним и за нами. Горизонт был создан, чтобы сохранить Кодекс и это знание любой ценой – до последних времён, когда все тайны откроются.

Взгляд Нико случайно упал на Кушнера, так не похожего на того Кушнера, который без умолку болтал всю дорогу сюда – сейчас он был таким серьёзным и молчаливым, что Нико вдруг стало не по себе.

– Все источники сходятся в том, что в Кодексе содержится нечто, способное повлиять на нынешний ход событий. Ваши предки каким-то образом предвидели, что последующие поколения забудут всё, или почти всё – в разных отрывках множество намёков на это. Мы предполагаем, что они оставили чёткие инструкции в обоих мирах, нашем и вашем, зная, что всё может пойти не по плану, если часть информации будет потеряна.

– Мы знаем, о чём вы рассказали месье Периго, но, скорее всего, причина вашего появления здесь совсем не в том, что вы думаете, – добавил раввин. – Что-то гораздо более конкретное заставило вас вернуться.

– Вы вернулись, чтобы открыть Кодекс, – заключил Ариэль. – Это единственное обьяснение.

Зеленоглазая осторожно, как показалось Нико, покосилась на своего спутника.

– Горизонт стоит на знании, что однажды все боги вернутся, и будет вторая война, самая страшная в истории мира, – продолжал Ариэль, – перед этим найдётся осколок оружия, спрятанный после первой войны. Его местонахождение откроется самопроизвольно; по одной из версий оно было утеряно, по другой – хранилось изолированной группой Горизонта в глубокой тайне; до вчерашнего дня это казалось неразрешимым противоречием, но Кодекс проявляется неведомыми путями. Мы проанализировали данные – примерное время взрыва и начала пожара в Гималаях, где был спрятан осколок, совпадает с моментом вашего появления и взрывом на вокзале. И это вряд ли случайность.

– Что вы имеете в виду? – очень сухо спросил Сатту.

– Осколок имеет кристаллическую природу, такую же, как ваш камень, это совершенная кристаллическая структура, решётка, не существующая в земных условиях – все это засекреченная информация, которую наши агенты вытащили с сервера израильской разведки. Оба камня уже побывали под микроскопом спецслужб, учитывая, что ваш был найден на Данциг не более сорока минут назад, кто-то очень торопился получить данные и передать их в Израиль, но для чего мы не знаем. На Департамент работает большееколичество госслужб, чем вы можете себе представить, – сказал Ариэль ошеломлённому Нико, – хотя большинство из них этого не знают. Взрыв и последовавший за ним огонь в горах были результатом самоактивации осколка, – он перевёл взгляд на Сатту, – перехваченная информация это подтверждает. Всё это лишь теория, но если активация – результат вашего появления, между двумя кристаллами должна существовать связь, о которой, возможно, знает Департамент. Во всяком случае, по какой-то причине им явно нужен ваш камень – меньше, чем за двадцать четыре часа на вас дважды было совершено нападение, как вы понимаете, случайность здесь полностью исключена.

Сатту помолчал, похоже, обескураженный этими доводами.

– Магистратура, разумеется… – начал он.

– Не сомневаюсь, но рекомендовал бы всем нам поторопиться, – многозначительно заметил Кушнер, – я не хотел бы давать преимущество Департаменту лишь из-за того, что мы ошиблись со временем.

– Вторая война не за горами, – продолжал Ариэль. – Если ваши предки оставили инструкции, они должны были быть предельно чёткими, чтобы позволить вам, пройдя по их следам, найти то, что они поручили нам охранять – к тому же сделать это максимально быстро. Существует несколько версий, для чего был спрятан осколок, одна из них утверждает, что в нём сохранилась вся разрушительная мощь первого оружия, и поэтому те, кого традиция называет богами, спрятали его двенадцать тысячелетий назад. По другой у осколка есть тайная роль, которая раскроется одновременно с Кодексом, – он задумчиво посмотрел на пришельцев. – Последний код был создан для зашифровки Кодекса больше пяти тысяч лет назад; код под номером тринадцать, вторичный код на числовой основе, предназначенный, как и двенадцать предыдущих, для кодирования уже шифрованного текста – сама по себе сложная система, напоминающая слоёный пирог, в которой отдельно от текста шифруются ключевые слова и название предыдущего кода. Я специалист по кодам, и как специалист скажу вам, что код номер 13 особенный и сильно отличается от остальных. В его основе лежит числовой ряд, заканчивающийся числом 13, и многие считают, что оно является ключом к чему-то, что на самом деле скрыто под кодом – этим же числом буквально пронизано всё, что связано с Горизонтом. В грядущей войне откроется тринадцатый глаз, вызывающий землетрясения и стихийные бедствия; тринадцатое, последнее состояние мира по Кодексу кристаллическое; в нескольких ранних источниках упоминается мифический тринадцатый кристалл, который изменит первичное состояние мира на иное – он уже был на Земле и вновь вернётся на неё перед войной. С древнейших времен считалось, что вселенная имеет кристаллическую структуру; индийский и египетский лотус, мандала, дерево познания – всё это ни что иное, как условные обозначения кристалла пространства, в свою очередь обозначаемого числом 13. Во множестве древнейших религий кристалл изображали через символику лилии, лотуса или розы, как многомерный цветок, изначально имевший тринадцать лепестков.

– Лилия, если не ошибаюсь, была символом Иерусалима, – нерешительно сказал Нико. – Во времена Антиоха на монетах печатали её изображение, у моего отца была целая коллекция.

– Ваш отец, очевидно, не обычный коллекционер, а знаток, – с уважением сказал Ариэль, бросив на Нико странный взгляд, – такие монеты – большая редкость. Лилия пришла в Израиль из Месопотамии, к тому времени из тринадцати лепестков уцелело только три, но в древнейшем Иерусалиме, задолго до Антиоха, идентичная символика присутствовала в ином виде – в городе было тринадцать ворот. Под кодом номер 13 скрыто нечто первостепенной важности – этот код пытались разгадать веками, но до сих пор все попытки понять его ни к чему не приводили, и теперь я больше, чем уверен, что именно так и было задумано.

– Чего же вы ждёте от нас? – сухо поинтересовался пришелец.

– В одном из древнейших отрывков Кодекса говорится, что не все боги вернулись в свои миры. Те, кто нашёл и спрятал осколок, остались на Земле навсегда – и кое-что обнаружили. Тексты упоминают кристаллическую решетку неизвестного происхождения и назначения, повреждённую в нескольких местах – эти повреждения пытались исправить с помощью субстанции, называемой в текстах огненной водой, и в определенной степени это удалось. Мы предполагаем, что под кодом номер 13 скрыты координаты этого места, многое указывает именно на это. Центральной частью кода всегда был рисунок, походящий на кристаллическую структуру, незаконченную или повреждённую, с десятью вершинами вместо тринадцати – тот же рисунок встречается и в других кодах, и мы всегда считали, что это схема или карта, возможно, с указанием точных координат. С вашим возвращением в уравнение вернулись почти все составляющие. Ваши предки не только основали Горизонт, они были его первыми членами – и должны были оставить знаки, которые вы сможете распознать даже через несколько тысячелетий. Ключи к коду номер 13 должны находиться в ваших архивах, и это не только моё мнение.

Некоторое время высокий молчал – поворот, судя по всему, оказался для него неожиданным.

– Вам известно что-то ещё об этом… месте? – наконец, спросил он.

Ариэль покачал головой.

– Крайне мало. Известно, что оно имеет колоссальное значение, есть мнение, что основная битва произойдёт именно там. В нескольких источниках упоминается существование точки на земной поверхности, удерживающей мир от разрушения, суть и местонахождение которой скрыты в Кодексе – мы предполагаем, что речь идёт об одном и том же месте. Вот, пожалуй, и всё. Древнейшие изображения неизвестной структуры с десятью вершинами изучали многие специалисты и пришли к выводу, что она не могла появиться в земных условиях. С учётом известных параметров кода номер 13 она соответствует всем четырём типам кристаллической решетки, что невозможно в земной химии, полностью повторяя один из них – атомный, с сильнейшими ковалентными связями между узлами…

Почувствовав, как разом отяжелели веки, Нико не удержался и зевнул, и тогда увидел, как Кушнер легонько кивнул в сторону второго коридора.

– Я вижу, вы не любите химию, – с иронией заметил он, когда Нико вышел за ним следом.

– С колледжа не переношу, – виновато признался Нико, потирая закоченевшие руки; в коридоре был прекрасно слышен голос Ариэля, говорившего что-то о положительных зарядах.

– А вы неплохо справляетесь для новичка, который не спит вторые сутки и при этом уже дважды побывал под обстрелом, – с легкой усмешкой заметил Кушнер. – Но я подумал, что вам придётся по вкусу небольшая разминка, – он показал в сторону поворота; из темноты пахло землёй, плесенью и тысячелетней историей.

Нико недоверчиво посмотрел на него.

– А туда… можно?

– Вам может нескоро представится другая возможность увидеть ночной Иерусалим из ворот, построенных римлянами два тысячелетия назад, – невозмутимо ответил раввин. – Ариэль Гомез оседлал своего любимого конька и теперь способен до утра говорить про кристалл…

– Гомез??

– Держу пари, даже вы слышали эту фамилию, – рассмеялся Кушнер, доставая из кармана световой шнур, поскольку за поворотом было темно, как в склепе. – Гомез профессор химии, один из крупнейших в мире специалистов по кристаллографии: код номер 13, который иначе называется каббала, о которой вы тоже наверняка слышали, его специальность – код содержит древнейшее в мире учебное пособие по кристаллографии, хотя, конечно же, знатоки возразят, что никакой кристаллографии в то время не существовало.

– Но ведь… Но я всегда считал, что каббала – традиция иудаизма, претендующая на нечто вроде тайного знания, – поразился Нико, останавливаясь посреди коридора.

– Созданная патриархом Авраамом, знаю, знаю. Только каббала создавалась задолго до Авраама, в Месопотамии, и не имеет ничего общего с иудаизмом, – продолжал Кушнер, увлекая его за собой в узкий проход, в глубине которого угадывалась лестница. – Никакого иудаизма тогда, кстати, вообще не было. Авраам всего лишь пытался расшифровать код, понимая, что за древними текстами скрыто кое-что поважнее, но только у него мало что получилось. Видели бы вы сейчас свое лицо! – расхохотался он, оборачиваясь. – Мир совсем не то, что вы думаете, и уж совсем не то, что вам всучили под видом истины. Слово каббала происходит от древнего термина, когда-то обозначавшего всю систему кодов Горизонта; намного позже оно приобрело значение передавать, а ещё позже обосновалось в нашем языке в современном значении получать. Когда кое-что о существовании некоего таинственного кода все же просочилось за пределы Горизонта, ни мы, ни Департамент не сидели сложа руки – это был как раз один из тех редких случаев, когда наши интересы совпадали. Человек во все времена инстинктивно чувствовал, что его надувают со всех сторон, и даже пытался протестовать, однако на поверку удовлетворялся тем малым, что ему подсовывали, всё дальше уводя его от реальности; новая система, за которой быстро закрепилось название «каббала», имела мало общего со своим истинным происхождением и назначением – мы лишь немного опоздали, и в оборот успело попасть несколько схем кода номер 13, но об их истинном смысле никто и не догадывался. В итоге мы свели всё к осмыслению целей творца, сути якобы созданного им человека и смыслу его существования – согласитесь, звучит весьма странно, как если бы творцу было больше нечем заняться, кроме того, чтобы играть со своим творением-человеком в прятки посредством тайного знания; но под творцом каждый из участников игры понимал что-то своё, так что противоречий удалось избежать.

Нико едва удержался, чтобы не спросить Кушнера, в самом ли деле он раввин.

– По этой лестнице до Северных ворот всего несколько минут, попасть из музея в наши коридоры можно только через единственный потайной вход.

– Музея? – переспросил Нико, чувствуя, как голова у него идёт кругом.

– Северные ворота много лет назад стали входом в музей, лучшей маскировки было не придумать. Предвижу ваш вопрос и отвечу, что абсолютная безопасность гарантируется действенным и проверенным способом – если кто-то сунется сюда, цена нефти на мировом рынке поднимется в девять раз, – хитро сказал странный раввин, поднимаясь по лестнице. – Об этом мало кто знает, но Северные ворота вместе с частью стены были немногим, что осталось стоять после того, как Иерусалим был разрушен землетрясением 363 года; кстати, стены города шесть раз разрушались полностью, когда они рухнут в седьмой раз наступит конец света, – не останавливаясь ни на секунду, трещал Кушнер. – Так утверждает традиция, ей, правда, полностью противоречат исторические данные, исходя из которых Иерусалим разрушался уже по меньшей мере шестнадцать раз и столько же раз отстраивался заново, но ведь традиции это не указ, верно? Из одиннадцати существующих сегодня ворот лишь одни стоят на своём исконном месте, там, где они находились три тысячи лет назад в городе, построенном Давидом; расположение многих древних входов до сих пор остаётся загадкой – не для всех, конечно. Иерусалим многослоен, для Горизонта это незаменимая вещь, а вот туристам под видом главной римской дороги города показывают сооружение византийского периода, правда, в самом деле скрывающее под собой строения римлян. Как видите, у всего есть обратная сторона.

С этими словами он незаметно нажал на что-то на поверхности стены; раздался щелчок – и мощная плита почти бесшумно ушла в сторону, открывая проход в небольшой холл музея. Сквозь решётку на двери с улицы проникал свет, и от входа по каменному полу расползлась тень гигантской паутины. В сравнении с сомнительным шнуром Кушнера здесь было светло, как днём: у самой решётки стояла таблица, на которой можно было легко прочитать часы работы музея.

– Это восточная и единственная уцелевшая часть ворот Адриана, – сообщил довольный Кушнер, направляясь к двери; его шаги гулко отдавались в пустом зале под тёмными сводами. – Узнай ваши подписчики при каких обстоятельствах вы здесь оказались, пусть и не по своей воле, ваше издание мгновенно стало бы самым читаемым в мире. Саму восточную арку вы отсюда не увидите, она с внешней стороны, а музей закрыт на ночь. Но если заглянете…

На пиджаке Кушнера блеснули золотые огоньки, похожие на светлячков – это всё, что успел увидеть Нико прежде, чем Кушнера отбросило в сторону на десяток шагов, и всё вокруг потонуло в грохоте. Один за другим у входа прогремело несколько взрывов, сорванную решётку с ураганной силой швырнуло к противоложной стене, а через образовавшийся проём внутрь полетели пыль и огромные куски камней – почти сразу после этого на улице загромыхала настоящая тяжкая канонада, сотрясшая здание. Вжавшись в пол рядом со стеной и закрыв голову руками, Нико потерял ощущение времени; он не имел никакого представления, как долго это продолжалось, пока резко и внезапно не наступила невыносимая тишина, будто кто-то выключил звук. Приподняв голову, он увидел прямо над собой, в лучах яркого света, два чёрных силуэта, увешанные оружием… Ну вот и всё…без страха подумал он…

Солдаты подхватили его, поставили на ноги.

– Сэр, вы можете двигаться?

И сразу же он увидел среди обломков Кушнера – раввин лежал на спине, раскинув руки, над ним склонились чёрные приземистые тени.

Один из солдат жёстко схватил его за локоть.

– Ему вы уже не поможете.

– Быстрее, быстрее, go, go, go!

Нико не помнил, как оказался на уровне города. Повсюду был развороченный асфальт, прямо перед воротами в город, на всю ширину моста, зияла глубокая дымящаяся яма. Над изувеченной, словно вспаханной мостовой зависли три вертолёта; один из них висел ниже других. Только сейчас до Нико, вырванного из вязкого забытья лучами прожекторов, докатился грохот винтов. Четыре пары рук втащили его в вертолёт, который мгновенно взмыл вверх, стремительно набирая высоту, а город, над которым тревожно завыли сирены, будто провалился вниз. Сидя на полу и безвольно привалившись к стенке, Нико, на глазах которого впервые в жизни убили человека, видел, как далеко внизу огни Иерусалима превратились в светящиеся точки, походящие на те, что погубили Иегуду Кушнера; он, не мигая, глядел в чёрный провал двери потухшим взглядом – на самом краю провала, как хищная птица, сидел у прицела тяжёлого пулемёта солдат в камуфляже. Нико уже не думал о том, куда его везут – после всех событий последних часов на него навалилась такая апатия, что ему внезапно стало всё равно, что с ним будет…

Солдат тряс его за плечо. Нико, измождённый, оглушённый, увидел, а не услышал, как тот что-то прокричал ему сверху вниз – слова слились с грохотом винтов и двигателей. Сообразив, что его не слышат, солдат показал большой палец, протянул руку, помог подняться и снова показал большой палец; ничего не понимая, Нико смотрел на него. Тогда солдат твёрдой рукой схватил его за плечо, подтащил к проёму и выбросил в пустоту.

Глава 15

Немного помедлив, Закария шагнул сквозь стену палатки и оказался на морозном воздухе. Здесь он всё же не выдержал и оглянулся, но не увидел ничего, кроме снежных покатых склонов и пронзительно-голубого чистого неба.

– Солнце уже высоко, – невозмутимо заметил Галь совсем рядом. Закария натянул очки и тогда увидел его, сливавшегося с окружающим пейзажем точно так же, как палатка, из которой он только что вышел. Понимая, что выглядит не лучше, полковник посмотрел себе под ноги и невольно вздрогнул, увидев лишь насквозь промёрзшую почву, припорошенную притоптанным снегом.

– Вы в порядке? – как ни в чём не бывало спросил Галь.

Закария хмуро кивнул.

– Не знаю, что вы мне вкололи, по ощущениям я проспал несколько часов.

– Выпейте, – коротко сказал Галь, протягивая ему небольшой серебряный пакетик, из тех, что Закария пересчитывал в вертолёте, – это удвоит действие. При контакте с воздухом содержимое станет нужной температуры и консистенции.

Закария мрачно взял из его рук пакетик.

– Ни одна из расставленных нами ловушек до сих пор не сработала, похоже, мы неплохо оторвались от погони и выиграли время; но Охотники не отступят, тем более, что им уже известно, за кем они гонятся, и они стали вдвое осторожнее. Для них мы дичь, хотя и не совсем обычная, и это не больше, чем вопрос времени, пока они выйдут на наш след. Нужно поторопиться, мы здесь почти час.

– Вы из-за меня сделали эту остановку? – грубо и злобно спросил Закария.

– Моим людям был нужен отдых, – ответил Галь, проигнорировав откровенно вызывающий тон. – Вы наверняка спросите, почему мы выбрали именно этот путь?

– Вы всё равно не скажете, – буркнул Закария, опрокидывая в рот содержимое пакетика.

– Наклейка на вашем плече – собственность Департамента, маскирующая инфракрасное излучение и все признаки жизнедеятельности, включая запах; ничто и никто не сможет определить в вас человека, ни машина, ни дикий зверь. «Хамелеоны» рассчитаны на двенадцать часов работы – время за которое агент или возвращается, выполнив задание, или погибает – и выдаются только перед некоторыми спец-миссиями; в вертолётах командиров групп всегда есть несколько таких патчей, в моём было восемь. Департамент не может знать, куда мы направляемся, и, по моим расчётам, меньше всего ожидает, что мы двигаемся к китайской границе – по всем правилам мы должны были пробираться вперёд, в Непал, где есть верные лично мне люди, и шансов уцелеть немного больше. Тем более никто бы не предположил, что мы отключим патч, свою единственную страховку, и пройдём под носом у Департамента по открытой местности, так поступил бы только самоубийца. Это именно та причина, по которой мы прошли через заповедник; если бы срезали, выиграли бы не больше восьми километров, но в марте стада голубых баранов переходят на другие пастбища, пристав к ним, мы сэкономили несколько часов работы патча. Кроме того, они наверняка ожидали, что мы будем передвигаться… намного быстрее. У Департамента, разумеется, есть средства обнаружить нас и при включённых Хамелеонах – орбитальные спутники для поиска погибших агентов,определяющие человека по составу крови – но существуют ограничения на их использование, и их, по всей видимости, не подключили к поиску, иначе мы уже знали бы об этом; пока до них дойдёт дело, надеюсь, мы будем далеко. На сегодня я совершил достаточно ошибок, недооценив маршала.

Закария чуть было не спросил, что за спутники способны определить человека по составу крови с высоты не меньшей, чем триста километров, но удержался, не желая, чтобы его снова проигнорировали.

– Вы уверены, что это дело рук маршала?

– К услугам Охотников прибегают не часто, и маршал единственное, что могло заставить Департамент сделать это, я знаю, как функционирует ведомство. Пока что там не знают, куда и с какой целью мы двигаемся, и это наше главное преимущество. Охотники запускают дронов в радиусе ста пятидесяти километров от центра поиска, на открытой местности мы будем, как на ладони, но Китай наш самый большой шанс остаться в живых – примерно 50 на 50, что в нашей ситуации неслыханная роскошь. К тому же у нас нет иного пути, чтобы попасть на озеро. В восемнадцати километрах от него находится склад Охотников, никто не знает, что мне известно его местонахождение, но моему отряду будет не лишним заглянуть туда – надеюсь, мой расчёт окажется верным, и нас не будут ждать как раз там, куда мы идём.

– Вы надеетесь? – с издёвкой спросил Закария. – И это ваш план?

– У вас есть другой? – спокойно спросил Галь.

Закарии промолчал, скрипнув зубами.

– Озеро, о котором говорил мой брат, находится в тридцати пяти километрах отсюда. Это место не представляет интереса для Департамента, и я говорил вам, нас вряд ли будут там искать; если нас и ждут по эту сторону, то в самых непроходимых местах, а это как раз то, чего мы не станем делать. Мои люди прихватили из вертолёта экипировку для труднопроходимой местности, чтобы не оставить сомнений, что мы будем двигаться горными тропами – в Департаменте наверняка считают, что, не имея подготовки, вы погибли, и тормозить нас некому. Путь идёт по относительно ровной местности, на всём его протяжении нас ожидают дроны и, возможно, засады, но я знаю здесь каждый сантиметр территории; высота прохождения не будет превышать четырёх тысяч метров, в некоторых случаях пяти, но всё же прошу вас немедленно сообщить о плохом самочувствии.

Очередной укол самолюбия оказался последним – Закария решил, что с него достаточно.