Генезис: Код Создания. Книга первая: Боги

– Первая из Дома Доргон, – сурово сказал он, – понимаешь ли ты, что говоришь?

– Среди них был мой предок – Симеон Рагатор, – отвечала Аврора, – семьдесят шесть Дри погибли на Альвионе, и семьдесят четыре из них поставили на Законе свои печати.

Сиру Копе Обелиону пришлось после этого долго стучать по квадрату, чтобы восстановить относительную тишину, которой хватило, однако, ненадолго.

– Позволит ли Совет предоставить доказательство? – сохраняя изумительное спокойствие, спросила Аврора.

Копа Обелион нерешительно посмотрел на Гарона Берелонгу. «Что она делает?» – подумал тот, и, немного помедлив, кивнул. Аврора положила на каменную поверхность постамента зелёный имитатор, и в воздухе повисли Золотые Пластины.

То, что за этим последовало, походило на порыв урагана, который внезапно подхватывает гору сухой листвы – члены Совета повскакивали со своих мест, все кричали одновременно.

– Подделка! – вопили со всех сторон. – Это возмутительно! Дри никогда не ставили печатей на Законы!!

Гарон Берелонга, Второй советник Управленческого Совета, один из самых известных и влиятельных людей Альвиона, молча наблюдал за этим, не спеша останавливать поднявшуюся бурю. Выждав ровно столько, сколько позволяло ему положение советника, ни разу не навлекшего на себя подозрений Магистратуры, он поднял вверх ладонь, обращённую к залу.

– Существует ли что-то, что склонит Совет принять ту или другую сторону? – обратился он к Авроре.

– Несколько домов Альвиона готовы свидетельствовать, что печати подлинные, – с твёрдой решимостью ответила Аврора. – Последний Совет Дри поставил на законе Мерцающие печати, и мы, представители этих Домов, проверили их собственной кровью.

В этот раз в зале поднялся уже настоящий ураган. Тщетно Копа Обелион призывал к порядку и колотил по квадрату, отбив себе руку. Кричали все разом, никто никого не слушал. Один из гогов, бесстрастно взиравших на происходящее сверху, тем не менее с удивлением заметил, что некоторые продолжают молча и неподвижно сидеть в разбушевавшейся толпе, ни в чём не принимая участия – среди них был герцог Аракиба.

– Подделка! Вон! Обманщица! – орали верхние ряды.

– Убирайся! Вон отсюда! – неслось со всех сторон.

Гарон Берелонга не сделал никаких попыток, чтобы унять словно взбесившихся членов Совета, и теперь терпеливо ждал, когда это возмущение выйдет из-под контроля. Никто, кроме двух гогов и Копы Обелиона, не заметил, как в зале в полный рост поднялся герцог Аракиба.

– Я свидетельствую, – сказал он голосом, заставившим умолкнуть ближайших крикунов. – Печати подлинные.

Увидев первую Законодательную Руку Совета, вопившие растерялись. Прежде, чем они успели сообразить, что же, всё-таки, происходит, с правой стороны от герцога Аракибы поднялся ещё один член Совета, Румилион Альба.

– Я свидетельствую, – с достоинством сказал он. – Печати подлинные.

«Как это возможно?» – подумал побледневший Копа Обелион, сообразив, что собрание теперь уже так просто закончить не удастся. – «Обе Руки, Законодательная и Исполнительная, как это возможно?»

А в зале тем временем один за другим вставали со своих мест представители великих Домов Альвиона. Никто уже и не подумывал о том, чтобы кричать – испуганные члены Совета поспешили опуститься на спасительный белый камень, мечтая слиться с ним, пока хотя бы не станет известно, что происходит на их глазах в зале Собраний. Лакс Танароз сдержал своё обещание и привёл Максена Бригга – Мерцающая Печать Дома Бриггов стояла на Законе первой. Выполнил обещанное и Ивар Роу с Острова – пять достопочтенных Домов подтвердили подлинность печатей своих предков. Ральф Манкова притащил Одо Брабанта; за Скорпио Магной пришёл Рига Армарос.

– Печати подлинные, – тихо повторил за другими Дерфи Колм, отчаянно смущаясь под многочисленными взглядами.

Ещё не зная, что эта начавшаяся, как ему казалось, большая буря является на самом деле всего лишь её предвестником, и при всей неприятности происходящего, советник Берелонга не допускал даже мысли, что сегодняшнее выступление может иметь сколько нибудь серьёзные последствия. Двадцать семь представителей Домов, вставших, как один, на сторону Авроры Доргон, обладали для этого слишком громкими именами и слишком великолепной историей. Советник Гарон Берелонга был свидетелем многих взлётов и падений, внезапного возвышения никому неизвестных домов и такого же внезапного, казалось бы, краха тех, перед кем ещё недавно трепетали, поэтому лучше, чем кто-либо, ощущал грань, переступить которую, он был уверен, не осмелятся даже горячие головы из Дома Танароз. В который раз разглядывая собрание, он вдруг заметил в верхнем ряду Балдрика Нила; с ним на Совет явился, очевидно, из любопытства его наставник мастер-Кадор, имени которого Берелонга не знал. Балдрик Нила сидел у прохода, с напряжением глядя в сторону; проследив за его взглядом, Берелонга с удивлением увидел, двумя рядами ниже, Руфиуса Нила, Временного Секретаря Совета, которого он только теперь приметил. И сразу же ему пришлось удивиться ещё больше, потому что в точности в этот момент Руфиус поднялся со своего места. Повернув голову, он посмотрел на сына, встретив полный презрения взгляд.

– Я свидетельствую, – сказал он, отворачиваясь. – Печати подлинные.

– Чего ты добиваешься? – сквозь зубы спросил советник Берелонга, не глядя на Аврору.

– Последний Совет Ста оставил инструкции, – ровным и твёрдым голосом сказала она, – в чрезвычайных обстоятельствах восстановление обоих Советов, Старейшин и Дри, должно начаться немедленно. Процесс подробно расписан, у меня было время ознакомиться с его деталями.

Прикипевшие к скамьям члены Совета в смятении провожали взглядами Балдрика Нила, мастера-Кадора и обоих гогов, демонстративно покидающих зал Собраний через верхний ярус. У самого выхода Балдрик остановился, поглядев на отца долгим, недобрым взглядом, и вышел, не сказав ни слова. Над собранием повисло тяжкое и мучительное молчание.

– Не сомневаюсь в этом, – так же сквозь зубы ответил Берелонга, глядя вслед ушедшим членам Магистратуры. – Если Собрание Уполномоченных посчитает возможным признать чрезвычайные обстоятельства…

– Этого не потребуется, чрезвычайные обстоятельства оговорены в Законе, как время, когда хотя бы один из нас вновь покинет пределы планеты. Совет Ста не сомневался, что такое время наступит, и предостерегал от опасности, идущей за ним.

– И по чьей вине оно наступило… – прошипел Берелонга.

– Восстановленный Совет ответит на все вопросы, – сухо и спокойно ответила Аврора.

– Разумеется, – кивнул Берелонга; его глаза горели бешеной злобой. – Но есть один вопрос, на который вряд ли ответит Совет; первая из Дома Доргон сделает собранию одолжение, рассказав, как оказалась в её руках такая значимая и невероятная вещь, как Золотые Пластины.

«Происхождение доказательства», обязательный и законный вопрос на любом важном собрании; но умный и опытный советник ничего не делал просто так.

– Две копии закона передавались из поколения в поколение Домом Доргон, – ответила Аврора, напрягаясь.

– Доргоны – исключительный Дом, – прищурился советник, – и исключительность эта подтверждается тем, что он единственный из древних Домов Альвиона ведёт происхождение по женской линии, – напыщенно добавил он, как бы невзначай уколов находящихся с зале наггурийцев.

Аврора молчала.

– Последний Совет Ста, если верить предъявленному доказательству, собрался двенадцать тысяч лет назад, – сказал Берелонга. – Я охотно допускаю, что с именами по неизвестной пока что причине произошло недоразумение, однако никто не высказывал претензий к возрасту Пластин. Таким образом, документу должно быть двенадцать тысяч лет, если только меня не пожелают поправить уважаемые Дома, проверившие печати предков. По легенде Закон был принят после гибели Базы, уничтоженной за три тысячи лет до взрыва Альвиона, – продолжал Берелонга, поскольку никто ему не возразил. – Собрание вправе заметить, что это всего лишь легенда, но ведь закон существовал всё время, пока мы считали его мифом. Три тысячи лет, разумеется, огромный срок; принимать закон, защищающий путешественников спустя пять поколений после событий, оказалось бы в некотором роде бессмысленным, не правда ли? Однако со всей очевидностью, Совет Ста был другого мнения, не только приняв закон, но и сделав две дополнительные копии – из этого следует, что существует ещё и оригинал, который находится неизвестно где.

В зале потихоньку перешёптывались, не понимая, куда он клонит.

– Имел ли кто-то, кроме Доргонов, доступ к закону? – спросил Берелонга, обращаясь к Авроре.

– Только Доргоны, – ответила сбитая с толку Аврора. – Советник Берелонга теряет время, если ищет виноватых или соучастников. Никто, кроме Дома Доргон, не знал о существовании закона.

– Я задам последний вопрос, – сказал советник, не спуская с Авроры глаз. – Кто был первым Доргоном, взявшим документ в руки?

Аврора молчала, только сейчас догадавшись, что задумал Гарон Берелонга.

– Я задал тебе вопрос, Первая из Дома Доргон, – со злобой повторил советник. – Кто был первым Доргоном, получившим копии двенадцать тысяч лет назад?

Почувствовах подвох, приунывшие члены Совета насторожились, и по залу прошёл шелест.

– Тишина в зале! – закричал сир Копа Обелион, не желавший пропустить ни одного слова, сказанного Вторым Советником.

Аврора мрачно посмотрела на Берелонгу.

– Найгирия Доргон, – стиснув зубы, сказала она.

– Предательница! – закричали сразу несколько голосов.

– Найгирия Доргон – предатель, последняя, кому можно верить, – звонко крикнул чей-то голос с верхнего ряда.

– После того, что он с нею сделал, неудивительно, – очень тихо, чтобы его не услышали, сказал один из сидевших скамьёй ниже другому.

– Это наверняка подделка, – возмутился оскорблённый голос с верхних рядов.

Гарон Берелонга вовсе не случайно стал одним из самых влиятельных людей Альвиона. Обладая способностью видеть любой предмет одновременно со всех сторон, он мгновенно разворачивал его к собеседнику в нужный момент нужной стороной, так что самому смекалистому становилось непонятно, как он мог не заметить очевидного. Теперь он спокойно ждал – как ждёт хищник, когда добыча, устав убегать, сама вернётся к нему в пасть.

– Разумеется, это подделка! – поддержали несколько голосов.

– Найгирия Доргон – изменница!

В середине зала вспорхнуло опасное слово заговор, и пугливый шёпот понёс его по рядам.

– Заговор, – крикнул кто-то уже громко и не скрываясь. – Это заговор с целью захватить и погубить Альвион.

– Заговор! – подхватили с разных сторон. – Измена!!

Обрадованные члены совета осмелели; подняв головы, они по-иному, теперь уже надменно, а кое-кто и откровенно враждебно, смотрели на тех, кто встал на сторону Авроры Доргон – продолжавших стоять на виду у всех, слегка растерянных теперь, после столь неожиданного поворота.

Услышав слово заговор, Копа Обелион заметно побледнел.

– Тишина! – встрепенулся он, стуча по квадрату. – Тишина в зале!

– Но это безумие! – воскликнула Аврора, сверкая глазами. – Мерцающие печати…

– Безумием было позволить этому Совету собраться, не выяснив всех обстоятельств, – грозно прервал Берелонга. – Все до одного знают, кто такая Найгирия Доргон, и что спасло её лишь могущественное имя Дома, а также то, что Мадриг Доргон не оставил прямых потомков.

– Но Мерцающие Печати проверены кровью, – неожиданно для самого себя крикнул Дерфи Колм, и умолк, испугавшись собственной смелости.

– У меня есть право удалить тебя из зала, однако я вижу тебя в первый раз, ты не член Совета и, вероятно, не знаком с правилами собрания, поэтому в этот раз я не сделаю этого, – мрачно сказал Гарон Берелонга, обратив к несчастному тяжёлый, налитый свинцом взгляд. – Найгирия Доргон, родоначальница рода Доргон, жила в изоляции и умерла в одиночестве, сгорая от ненависти ко всему, что её окружало. Она могла не опасаться, что подделку заметят, ведь Архивы, считавшиеся в её время погибшими, восстановили лишь через тысячелетие после её смерти. Бóльшая часть их, относящаяся к периоду существования Базы, как известно, была утеряна безвозвратно – по всей вероятности, Найгирия Доргон ещё до Исхода нашла способ добраться до Закона, принятого Дри – современниками Базы и выкрасть его; утверждать, что Совет Ста мог принять столь бессмысленный Закон через три тысячи лет после гибели посольства – это оскорбление. Разумеется, нельзя не признать очевидное – мы обрели часть утраченной истории, пусть и в искажённом виде; однако, всем этим теперь будет заниматься Собрание Уполномоченных и Магистратура.

– Двадцать девятая печать принадлежала Айдону Берелонге, – вне себя от гнева сказала Аврора; эта железная женщина и сейчас не теряла самообладания. – Текст закона прямо указывает…

– Совет лишает тебя слова до проверки фактов, – торжественно и холодно оборвал Берелонга. – Его второе заседание соберётся для принятия решения, когда будут оглашены результаты расследования, а до того времени – найден или не найден оригинал документа…

Договорить ему не удалось; Аврора развернула имитатор, и над Залом Собраний, во всём великолепии, засверкала печать Пятиравного.

– Двенадцать тысяч лет назад Мадриг Доргон поставил на Законе и свою печать, – сказала она, обращаясь к Берелонге, споткнувшемуся на полуслове и так застывшему с открытым ртом. – Чтобы исключить возможность ошибки печать была поставлена последней, она насквозь пронзает Золотые Пластины – никому, кроме Пятиравного, это не под силу.

Теперь в зале стояла мёртвая тишина – сидящие в нём в ужасе разглядывали настоящую печать последнего в истории Пятиравного, которую невозможно было спутать ни с чем, когда-либо существовавшим в пространстве; вероятно, такие же лица были у членов Совета двенадцать тысяч лет назад, когда за несколько минут до конца они узнали о нападении. Словно этого было мало, в установившейся оглушительной тишине, очевидно, не выдержав напряжения, открыл рот Визелрой Медичи, третий член Правления и временный секретарь Совета, о котором все забыли и который до этого момента от страха не смел даже пошевелиться.

– Из семидесяти четырёх Домов должна проголосовать половина, – проблеял он неизвестно зачем, трясясь всем телом. – По-ло-ви-на!

– Всё верно, – незамедлительно подхватил из зала герцог Аракиба, – поэтому прошу уважаемый Совет продолжать!

Пока сир Копа Обелион, поглядывая на советника Берелонгу, старался представить себе последствия предстоящего пренеприятнейшего разговора с Магистратурой о сегодняшнем собрании, ещё десять Домов подтвердили подлинность печатей своих предков.

– Печати подлинные, – сказал Бен Ава, поднявшийся со скамьи последним.

На лице Второго Советника, искажённого ненавистью, появилось незнакомое хищное выражение – не зная, чего ожидать, Копа Обелион с тревогой наблюдал на ним.

– Тридцать восемь, – звонко оповестил герцог Аракиба.

– Тридцать семь, – проскрежетал Берелонга. – Закон запрещает Авроре Доргон представлять Рагаторов, если, конечно, Совет Ста не предусмотрел какой-нибудь поправки, а в этом я сомневаюсь.

– В исключительной ситуации… – попытался возразить герцог.

– Закон остается прежним в любой ситуации, – в бешенстве прорычал Берелонга, – раз уж Дри не сочли нужным оставить поправку, свидетельствующую об обратном. Если в зале есть представитель Дома Рагатор, готовый подтвердить подлинность печати своего предка, Совет просит его встать и объявить о себе немедленно. В противном случае, официальное решение откладывается до следующего заседания.

Через ставший вдруг бесконечно длинным Зал Собраний Аврора посмотрела на Руфиуса Нила – их глаза встретились, и оба одновременно поняли, что всё кончено, ведь Магистратура никогда не позволит следующему заседанию состояться.

– Может быть, кто-то ещё желает выступить? – с откровенной издёвкой спросил Берелонга у зала, зная наверняка, что никого из Рагаторов в нём нет.

– Я, – сказал чей-то голос.

Увидев, как сильно изменился в лице Второй Советник, сир Обелион повернул голову и тут же сам стал белым, как скамья, на которой сидел. Десятки испуганных лиц в зале теперь были обращены в сторону, где стоял высокий юноша, незаметно пробравшийся с Зал Собраний, вероятно, в самом разгаре заседания.

– Я тоже проверил печать своего предка, – признался он, – я не собирался свидетельствовать, и, по правде говоря, пришёл просто так, но вижу, что без моего голоса Совет не вынесет решения. Я не принимаю ничью сторону, но хочу узнать правду, потому что верю, что общество, которое мы создали, отличает высшая справедливость. Я, Азель Берелонга, свидетельствую – печати подлинные.

Глава 14

– Сюда!

Кушнер со световым проводом в руках исчез в узком коридоре.

В слабом свечении Нико с трудом разбирал дорогу. Наконец неровные стены расступились, и он увидел небольшое прямоугольное помещение с висящим в углу переносным фонарём.

– Место не самое гостеприимное, – по-английски негромко сказал невысокий человек, отделяясь от стены; изо рта у него шёл пар. – Но абсолютно безопасное.

– Здесь всегда так холодно? – пробормотал озадаченный Нико.

Кушнер засмеялся.

– Мы примерно в двенадцати метрах под городом, но у нас нет подземных городов в европейском смысле слова, поэтому, отвечая на ваш вопрос, скажу – да, даже когда наверху плюс сорок, – ответил невысокий человек. – Камень и земля вокруг никогда не прогреваются.

– Ариэль ориентируется здесь не хуже крота, – посмеиваясь, сказал Кушнер.

Нико с любопытством разглядывал человека, стоявшего в холодном подземелье в рубашке с коротким рукавом – он оказался коренастым и плотным, с мясистым лицом и небольшой бородкой. С противоположной от входа стороны темнел другой коридор, и при свете фонаря было видно, как через несколько метров он резко сворачивает в сторону.

– Ваши коридоры действительно похожи на норы…

Кушнер снова засмеялся.

– Вы недалеки от истины, это настоящие норы, – живо отозвался Ариэль, – и мало кто сможет похвастаться тем, что побывал в них. Около двух тысяч лет назад недалеко отсюда, шестью метрами выше, находились главные ворота города, построенного римским императором Адрианом на месте, где раньше стоял Иерусалим. Город назывался Элия Капитолина и был римской колонией, буквально поднявшейся из пепла иудейской столицы – кстати, известный во всем мире Старый Город был заложен и сформировал свои очертания именно тогда, во время этого строительства. За воротами находилась площадь, от неё брала начало главная дорога, идущая через весь город, до самой стоянки десятого легиона. Во время британского мандата здесь в последний раз проводились раскопки, и над местом, где мы сейчас стоим, обнаружили центр площади с остатками триумфальной колонны, Иерусалим в буквальном смысле стоит на истории. Одновременно британцы, на деле искавшие совсем другое, прорыли вот эти ходы ниже основных раскопок, чтобы свободно и секретно перемещаться под городом – мы лишь немного укрепили их и в нескольких местах соединили между собой. С тех пор здесь никто не копает – формально это территория мусульманского квартала, и наверху никак не договорятся между собой, кому принадлежит его подземная часть. Как вы, вероятно, уже поняли, нам это на руку. От ворот Адриана, которые тогда назывались Северными, до сегодняшнего дня уцелел единственный проём, которым лично я пользуюсь для входа в город – шестью метрами выше него стоят Дамасские ворота, о которых вы, возможно, слышали, и которые для меня небезопасны. Впрочем, и Северными я пользуюсь лишь в исключительных случаях (он безнадёжно махнул рукой), риск того, что меня убьют за пределами Старого Города, возрастает многократно, в особенности теперь.

Нико изумлённо смотрел на него; этот человек звучал, как историческая энциклопедия, и преспокойно говорил о том, что его могут убить, как о чём-то привычном, хотя и давно надоевшем. Тот тем временем взглянул на пришельцев, продолжавших стоять, как два каменных истукана, и усмехнулся.

– Рене предупреждал, что вы немногословны… Насколько я могу судить, ваш… эхм… транспорт в этот раз вас не подвёл?

Сатту ответил вежливым кивком, однако, как показалось Нико, в глазах его полохнул и сразу же угас злобный огонёк.

– Четыре с половиной тысячи километров за пятнадцать минут, – не удержался Кушнер, и глазки его заблестели.

– Если мы уцелеем, возьмите этого человека к себе, думаю, он сможет вытирать пыль с приборной доски или чего-нибудь там, – невозмутимо заметил Ариэль. – А уцелеть будет непросто, и нам, и вам – если вы не наши враги, то вам, как и нам, скорее всего, грозит полное уничтожение.

– Но ведь вы не считаете нас врагами? – прищурился пришелец.

– Разумеется, нет, – Ариэль улыбнулся. – Вы первые и единственные, кто вернулся, ваши технологии в разы превосходят наши, но вы не воспользовались преимуществом, а вот вас пытались убить наши действительно извечные враги. Ваше возвращение, как бы противоречиво оно не описывалось в разных отрывках, является центральной частью грядущих событий – в переводах, как вы уже знаете, невероятная путаница, информация в разных местах прямо противоречит друг другу, к тому же обрываясь в самых неподходящих местах.

– Но ведь существует оригинал, – возразил Сатту. – Первоисточник, как вы его называете. Хотя бы часть его, насколько мы понимаем, должна быть составлена на древнейшем альвийском – на Альвионе есть специалисты по исчезнувшим языкам, почему бы не обратиться к вашему главному источнику, а не к переводам?

Ариэль внимательно посмотрел на него.

– Потому что никто из нас не знает, что такое Первый Кодекс,– сказал он.

– Не понимаю…

– Мы знаем, что это основа основ, но никто не знает, что это, как выглядит, и где находится.

– Что это значит?

Говоривший вздохнул.

– Рене настаивал, чтобы именно я сообщил вам об этом. Первый Кодекс – это знание обо всём, знание, которое даст верховную власть над миром и изменит его безвозвратно, когда будет открыто. На заре своего создания Первый Кодекс передавался исключительно устно первыми членами Горизонта, письменная традиция появилась намного позже с тем, чтобы сохранить сакральное знание в критическое для организации время – но произошло обратное, и часть знания была утеряна. Сама по себе катастрофическая потеря, но у наших предшественников не было выбора – когда над Горизонтом нависла серьёзная опасность, Первый Кодекс превратился в яблоко раздора, предмет постоянных конфликтов, и знание решили разбить на части и закодировать. Каждая из небольших групп Горизонта отвечала за его крошечную часть, зашифрованную уникальным кодом, созданным специально для неё. Но угроза оказалась неизмеримо большей, чем казалась поначалу, и знание пришлось частично записывать. С каждым разом его разбивали на всё более мелкие части, кодировали поверх существующих кодов – и через полторы тысячи лет, когда угрозу наконец удалось взять под контроль, оказалось, что записанные части отличаются друг от друга, как сажа от мела, множество звеньев просто исчезло, часть кодов утеряна… Веды, Египетская книга мертвых, книги Тота, тибетские сакральные тексты, вся герметическая традиция – всего лишь осколки этого знания, изначально существовавшего исключительно в устной форме и пережившего тысячелетия, хотя и в сильно искажённой, часто неузнаваемой форме.

– Что могло угрожать Горизонту за много веков до нашей эры? – удивлённо спросил Нико.

– Узнаете от Рене, а сегодня мы имеем дело с обрывками текста, скорее всего, отличного от первоначального; в большинстве это письменные переводы отрывков, которые мы называем источниками и которые отличаются друг от друга, иногда довольно сильно, хотя чаще всего совпадают по смыслу. Очень незначительная часть сохранилась на неизвестных языках. Есть ещё устная традиция, которая не всегда согласна с источниками.

– Отличная работа, – язвительно вставил Сатту.

– К сожалению, да, и есть ещё кое-что. Первый Кодекс – святая святых Горизонта, имеет собственную сакральную часть. Гальские друиды называли её Дора, первые цивилизации индейцев Америки, задолго до ольмеков – Амнадори; именно за ней на самом деле охотились испанцы, предполагая, что индейцы охраняют какой-то древний секрет. Много позже ольмеков, у греков, появится богиня Пандора – в переводе «вся Дора» – с ящиком, который открывается с неизвестным результатом. В традиции, известной, как герметическая, Поймандор или Поймандрес, разум Вселенной и абсолютный повелитель всего, раскрывший Гермесу природу Вселенной, секрет её происхождения и суть богов – всего лишь один из зашифрованных и записанных отрывков центральной части Кодекса, самой большой тайны из когда-либо существовавших, – он помолчал, как-будто колеблясь. – Оказавшись в ловушке, руководители Горизонта создали ещё одну сеть, заключив её в первой – состоящую из самых верных агентов, живую паутину, в которой был заключен весь Первый Кодекс в своей первоначальной форме и все ключи к нему. Ни один из этих ключей не работает по отдельности, ни один из агентов сети не знает других ни даже того, что сам является ключом, как и кем выбираются эти агенты – неизвестно. Мы знаем только, что звенья цепи должны замкнуться в определённом порядке, чтобы вся цепь заговорила; указания к тому, как запустить этот механизм, находятся в самой цепи – вряд ли можно было придумать что-то надёжнее.