Переход

Она задумчиво сделала глоток воды. Холод стекал в горло, но вкус казался металлическим. Всё, что ей приходилось слышать раньше, было скорее наблюдением, чем историей.

– Чародеи всегда держали сторону нелюдей, – медленно сказала она. – Маги – людей. Вот и причина нелюбви. Самая многочисленная раса выбрала сторону.

– Верно, – король кивнул, и в его глазах мелькнуло удовлетворение. – Но в Канчесе всё пошло дальше. Заговор. Бунт. – Он чуть подался вперёд. – Тогдашний король держал рядом чародея, а не мага. И твоя мать… сбежала. Чтобы спасти жизнь. Свою и твою.

Бланса не поднимала взгляда, наблюдая, как неподвижна поверхность воды в её стакане.

Нолин откинулся на спинку стула, лениво поводя бокалом так, что вино тонкой алой дугой обнимало стекло.

– Король сменился. Порядки тоже. Я решил вернуть старую традицию – придворных чародеев. Когда-то я имел лишь смутные наметки, куда вы сбежали, как далеко. Все эти годы шли поиски. Я надеялся вернуть вас обеих, ведь был уверен: ты, как и мать, будешь сильна на своей должности. Мне не нужны чужие маги или незнакомые чародеи. Я знал, кого именно хочу видеть. И вот, – он сделал размеренный глоток, – спустя почти двадцать пять лет ты вернулась домой. Жаль, без мамы.

Домой…

Король сменился…

Слова должны были жечь душу, но Бланса зацепилась за первую фразу. Именно это говорил ей тогда Фориан, только в его голосе был страх. Настоящий, липкий.

То, что сейчас озвучивал Нолин, почти дословно перекликалось с его словами. Король хочет чародея рядом… Но почему Фориан тогда говорил, что планы изменились? Что именно он имел в виду?

Параллельно в голове крутилась ещё одна мысль: почему она только сейчас узнаёт, что её мать была придворным чародеем? И насколько это правда?

Нолин, словно не замечая, как она задумалась, продолжал мягким, тягучим голосом:

– Я не тороплю тебя с ответом. Из сугробов – сразу в придворные… – он чуть улыбнулся, будто позволил себе шутку. – Я готов дать тебе всё, чего у тебя не было в глуши: тёплый кров, образование, надёжную защиту, лучших учителей, почёт, статус. – Он сделал паузу, облокотившись на стол, и теперь смотрел прямо в её глаза, без тени улыбки. – У тебя будет всё это.

В зале повисла густая тишина, в которой слышалось лишь тихое позвякивание стекла о его перстень.

– Я дам тебе неделю на раздумья, – заключил он, будто ставя точку. – Думаю, хватит, чтобы вкусить роскошь.

– А если откажусь? – резко бросила Бланса, глядя не в глаза Нолину, а куда-то сквозь него.

Улыбка на лице короля дрогнула, словно её срезали. Он не сразу ответил, медленно откинулся на спинку стула, чуть поводя бокалом.

– Думаю… мы сможем договориться, – произнёс он ровно, но взгляд на мгновение потемнел.

– Почему я? – её голос снова резанул тишину.

– Разве я не объяснил? – брови Нолина едва заметно приподнялись, будто он и вправду удивлён. – Ты – дочь могущественной чародейки. О твоей матери слагали легенды. Ты очень на неё похожа… Да и ни у кого больше не было такого сочетания: смольные длинные волосы и ярко-зелёные глаза. – Он чуть наклонился вперёд. – У меня остались её фотографии. Взгляни. Они лежат на тарелке возле рыбы.

Только теперь Бланса заметила у края стола пожелтевшую стопку. Бумага выглядела тонкой, ломкой, края чуть загнулись. Она медленно потянулась, ощущая, как подушечки пальцев задели холод фарфора. Аккуратно перевернула две фотографии.

Фориан когда-то упомянул о них, но никогда не показывал. Его рисунок был лишь намёком, а тут – почти живая копия её матери. Молодая, здоровая, с прямой осанкой. На одной – та самая суровая женщина, чей взгляд ясно говорил, что шутить с ней опасно. На другой… Бланса даже на миг не узнала её: губы растянулись в широкую улыбку, глаза сияли теплом и счастьем.

Она никогда не видела мать такой. Никогда.

Что же с тобой сделали, мама… если в итоге ты наказала мне уничтожить Канчес? – мысль пронзила её, как тонкий ледяной шип, оставив холод внутри.

Глава 2 – Последний наказ

Девушка сидела у кровати, меняя холодное полотенце на лбу матери.

Вода в миске давно остыла, пальцы онемели от льда, но она продолжала – машинально, будто это был не уходящий человек, а работа. В комнате пахло прелой тканью, горькими травами и кровью. Запахи въедались в кожу, в волосы, в дыхание.

Женщина лежала с закрытыми глазами. Лицо осунулось, скулы остро торчали под натянутой бледной кожей. Губы побелели, словно их уже коснулась зима. Тело было неподвижно, но тонкие подрагивания пальцев выдавали – жизнь ещё держалась, цеплялась из упрямства, а не из желания.

– Соран…

Девушка вздрогнула, будто её застали за чем-то запретным.

– Да, учитель. Я здесь.

– Соран… – голос матери срывался на сип, хрипел, будто каждая буква рвала горло изнутри. – Выполни мои… последние слова… Я родом… из Канчеса… королевство… на другом материке… Хагент…

Кашель вырвал из неё сгусток тёмной, почти чёрной крови. Он упал на простыню, расплываясь уродливым пятном. Женщина даже не заметила.

– Вернись туда…

Молчание. Только редкий, влажный вдох.

– Зачем? – слова Сораны были короткими, как отточенный нож.

Пауза.

– Затопи Канчес… утопи… сровняй с землёй… уничтожь…

Это был приказ – такой же, как сотни других, что она слышала с детства. Только этот был произнесён с последнего, надрывного дыхания. И от него веяло не величием, а гнилью старой ненависти.

– Он… унизил… предал… бросил… забрал себе… его… – губы матери дрожали, из-под сомкнутых век скатились слёзы.

Соран не знала, кого она имела в виду, но по голосу слышала: это было для матери важнее дочери.

– Я принесу воды, – тихо сказала она, поднимаясь с тазиком.

– Не уходи, – сорвалось с материнских губ почти жалобно.

Она застыла.

Когда-то она сама умоляла её – остановиться, пощадить, хоть раз назвать «дочкой» без приправы из приказов. И всегда в ответ был холод.

– Я скоро, – бесцветно произнесла она и вышла, не оборачиваясь.

Вернувшись, она застала тишину. Тишину, в которой уже не было дыхания. Пульс пропал. Миска с водой осталась на тумбе. Она долго смотрела на лицо, пытаясь найти в нём хоть крупицу той, кем эта женщина могла быть когда-то. Не нашла.

Теперь ей действительно нечего было держать в этом доме.

Последнее, что она оставила себе в память – огонь.

Дом горел так, что пламя рвалось в небо, и ветер уносил вверх клубы дыма. Доски трещали, окна лопались, крыша осыпалась вниз, как чешуя умирающего зверя. Девушка стояла, не двигаясь, и сжимала в руке то единственное, что связывало её с материнским приказом.

Она знала: когда избавится от этого – тогда, и только тогда, вдохнёт свободно.

Можно было бесконечно перебирать в голове версии произошедшего.

С одной стороны – мать, израненная Канчесем и людьми в нём, которая на смертном одре приказала стереть его с лица земли. Она говорила о предательстве, но не назвала ни имени, ни причины. С другой – король, рисующий картину бунта как народного восстания. Но разве тогдашний правитель не мог защитить своих придворных? Или враг сидел прямо в его стражах, среди тех, кто клялся ему в верности?

Правда могла оказаться острее любого клинка.

И Бланса знала: решение она примет только тогда, когда соберёт все осколки этой истории. А пока… без посоха ей бежать некуда.

Она лежала в купели по горло в тёплой воде, позволив себе редкую роскошь – неподвижность. Мышцы мягко отзывались на тепло, но в голове всё равно шёл тихий бой. Лекаря она принимать не собиралась, но от этого визита, как и от королевского «подарка», не отвертеться.

Стук в дверь был негромким, но уверенным.

– Мадемуазель, вы там? – женский голос звучал ровно, без заискивания.

– Просто Бланса, – отозвалась она, глядя на тёмное дерево двери.

Щёлкнула защёлка, створка плавно приоткрылась и тут же закрылась за вошедшей.

– Покажите, пожалуйста, спину, Бланса.

Голос был твёрдым, чётким, без придворной слащавости – и уже этим отличался от Килу. Рыжеволосая женщина в простом, но аккуратном тёмно-зелёном платье держалась так, словно её место было не рядом со служанками, а там, где решаются судьбы.

Бланса встала, чувствуя, как вода стекает по коже тонкими ручейками. Первое прикосновение тонких, прохладных пальцев вызвало волну мурашек, пробежавших по спине. Непрошено, но ей это понравилось.

– Я ведь говорила, что не нужен лекарь, – проворчала она, не оборачиваясь.

– Вижу, что кожа повреждена меньше, чем мне успели доложить, – спокойно ответила рыжеволосая, мягко касаясь плеча. – Меня зовут Ретора.

Она чуть наклонилась вперёд, и Бланса ощутила, как взгляд собеседницы скользит по ней, оценивающе, почти жадно.

– Скажите… что вам предложил король? – в голосе не было ни намёка на любопытство. Это был вопрос человека, который знает, что ответ важен.

Вопрос прозвучал так резко, что Бланса невольно вскинула взгляд. Краем глаза, через плечо, она скользнула на Ретору внимательным, холодным взглядом.

– С чего ты взяла, что я вообще стану отвечать?

Ретора подняла глаза от её спины, встретившись с ней прямым, спокойным взглядом.

– После встречи с королём вы были в шоке. И… в гневе? – сказала она скорее как утверждение, чем вопрос.

– Килу сказала, – отрезала Бланса.

– Не угадала, – ровно ответила Ретора. – И ей нельзя доверять.

Бланса медленно повернулась к ней всем корпусом и, не спрашивая разрешения, снова опустилась в воду. Поверхность купели мягко колыхнулась, разбивая отражение.

– Значит, пришла не только за моей спиной?

– Не только, – пожала та плечами. – С Килу держи язык за зубами.

– А с чего ты решила, что со мной можно иначе? – губы Блансы тронула кривая усмешка. Она надменно дёрнула головой, как бы отбрасывая мокрую прядь. – Может, я тут же побегу всё пересказать королю?

Ретора не ответила сразу. Несколько секунд она просто смотрела на Блансу, будто взвешивая что-то. Потом тяжело выдохнула.

– Фориан тебе доверяет. Не я.

Имя ударило сильнее, чем холодная вода. Бланса резко выпрямилась, собираясь вылезти из купели. Но тонкий, властный жест ладони её остановил.

– Не делай глупостей, – тихо сказала Ретора. – Он… почти жив.

– Что значит «почти»? – в голосе Блансы сквознула ярость.

– Его схватили арданцы. Избили. Заперли в тюрьму. – Голос лекарки оставался ровным, но в глазах блеснуло что-то жёсткое. – Меня к нему допустил один королевский стражник. Тот самый, кто и рассказал о твоём состоянии после приёма у короля.

Она чуть улыбнулась, но улыбка была холодной.

– Мы не знаем, что с ним сделают. Потому вытащим его скоро. Без тебя.

– Почему без меня? И кто это «мы»? – Бланса подалась вперёд, брызги воды упали на каменный пол.

– Потому что взгляд короля прикован к тебе. Пусть так и останется. Тогда его освобождение пройдёт тише. – Ретора говорила спокойно, словно объясняла неизбежное. – Мы не знаем, зачем ты ему нужна. Но сейчас это неважно.

Она на мгновение отвела взгляд в сторону, скрестила руки на груди.

– «Мы»… – короткая пауза. – Мы – повстанцы.

В этот раз замолчала уже Бланса. Вода вокруг казалась внезапно холодной.

Она не знала значения этого слова, но задавать вопрос незнакомке казалось всё равно что нарочно показать слабое место.

– Повстанцы – это бунтари, – спокойно пояснила Ретора, в голосе не было ни тени насмешки. – Фориан говорил, что ты можешь многого не знать. Спрашивай обо всём, что непонятно.

Бланса лишь коротко кивнула и переменила позу. Вода в купели уже остывала, но температура её не заботила.

– Зачем Фориан вёл меня сюда? – тихо спросила она.

– Ради Триндома, истинного короля Канчеса, – ответила Ретора, опершись о край деревянной стойки. – Они друзья с детства. Триндом хотел доказать, что чародеи и нелюди ничем не хуже магов или людей. Да, мы разные снаружи и по способностям, но должны иметь равные права. Он уже взял на службу метаморфов, оборотней… собирался приблизить и чародея. – Её тон на мгновение стал холоднее. – Почему именно ты? Не знаю. Может, сама спросишь у него, если повезёт.

– Где он сейчас?

Ретора поджала губы, в её глазах мелькнула злость.

– Нолин, его дядя, воспользовался болезнью племянника и сам надел корону. А Триндома бросил в тюрьму. – Она едва слышно выдохнула. – Не туда же, куда попал Фориан.

– И вы собираетесь его вытаскивать?

– Конечно, – кивнула Ретора. – Оба будут на свободе. Но не сразу. Фориана – в ближайшее время. Триндома – во время бала.

– Второй раз слышу про бал, – нахмурилась Бланса. – Что это?

– Праздник для богатеев, – усмехнулась Ретора, начиная медленно ходить по комнате. Подол её тёмно-зелёного платья едва шелестел по камню. – Танцы, музыка, обильная еда и бесконечные разговоры о политике и торговле. Скука, обёрнутая в золото.

Встретив недоумённый взгляд чародейки, она махнула рукой:

– Не то, о чём тебе стоит сейчас думать. – Её улыбка погасла. – Мы считаем, что горные эльфы, приглашённые на бал, разделяют взгляды Триндома… Как только Нолин взял власть, он избавился от всех метаморфов и оборотней, про которых знал. Остальные, скрытые, стали одними из первых, кто присоединился к повстанцам. Их немного, но каждый – на вес золота.

– Ты сказала, что горные эльфы будут на балу? – Бланса зацепилась за это слово, как за тонкую соломинку. – Что они там будут делать?

Ретора пожала плечами. Из кармана платья она извлекла что-то маленькое и круглое на тонкой цепочке, машинально перебирая пальцами.

– Если есть вопросы – задавай. Только быстро. Я спешу.

– Король предложил мне роль придворного чародея. Образование, учителя, безопасность, почёт… Значит, всё это ложь?

– Не исключаю, что правда. – Ретора не отводила взгляда. – Но его истинные цели далеки от целей Триндома.

– И что повстанцы хотят от меня? – бесстрастно спросила Бланса, откинув голову на край купели и глядя в потолок.

– Ничего. Пока. До поры тебе лучше забыть этот разговор. Не упоминай нас, наше существование, ничего, что связано с этим. Ясно?

– Иначе?..

Ретора чуть наклонилась, и в её глазах сверкнул холод.

– Я слежу за тобой. И то, что я – лекарь, не делает меня неженкой, когда дело касается насилия.

– Это угроза? – Бланса скосила на неё взгляд, уголок губ дрогнул в усмешке.

– Предупреждение, – ровно ответила Ретора. – Фориан сказал, что тебе можно доверять… Вопросы?

– Где найти ясновидца?

– Зачем? – в голосе Реторы проскользнуло неподдельное удивление. – Хочешь узнать, чем закончится наше дело? Мы пытались. Не вышло, – горько усмехнулась она.

– Мне не интересно будущее, – тихо сказала Бланса, и в её словах прозвучала странная усталость. – Меня волнует настоящее.

Ретора задержала на ней взгляд чуть дольше, чем следовало.

– На окраине Канчеса есть один. Придумай убедительную причину, чтобы тебя туда провели. Иначе просто отмахнутся.

– Даже если мной интересуется сам король? – спросила Бланса с ленивой насмешкой, проводя пальцами по поверхности воды.

– Да, – отрезала Ретора.

– То есть мне остаётся просто ждать, когда меня осчастливят новыми подробностями? – в голосе Блансы сквозило раздражение.

– Да. Ничего не делай. Ничего не предпринимай. – Ретора подчеркнула каждое слово. – На кону жизнь Фориана.

– Да поняла я, – фыркнула чародейка, отмахнувшись, будто сгоняя назойливую муху.

– Почему ты так долго сидишь в воде? – неожиданно спросила Ретора, прищурившись.

– Лечусь, – коротко бросила Бланса, пожав плечами и снова откинув голову на край купели. Закрыла глаза, словно ставя точку в разговоре.

Ретора медленно обвела её взглядом, но промолчала. Развернулась к двери – и уже тянулась к ручке, когда Бланса окликнула:

– Где мой посох?

Ретора остановилась, обернулась через плечо.

– Ах, да… Он у нас. И пока мы тебе его не вернём.

– В каком это смысле? – Бланса резко встала во весь рост, вода с шумом плеснула на пол, а глаза сверкнули.

– В прямом, – спокойно ответила Ретора, не дрогнув под этим взглядом. – Нам не нужны необдуманные поступки.

Они ещё несколько секунд молча смотрели друг на друга, как бойцы перед схваткой.

Потом Ретора вышла, а Бланса вновь опустилась в воду, чувствуя, как внутри клокочет злость.

Каждая из них, по-своему уверенная в своей правоте, уже понимала: найти общий язык будет непросто.

Глава 3 – Пыль древних книг

В Канчесе, как выяснила Бланса, есть лишь один настоящий ясновидец. Остальные – либо прячутся, либо врут, прикидываясь теми, кем не являются. Она помнила, как учитель истории, сухой на язык, но с опасно живыми глазами, когда-то говорил:

– Всевидцев ценили всегда… но ценили, как добычу, как источник силы, а не как людей. Их держали на цепи – золотой или железной, без разницы.

В библиотеке было тихо. Тишина жила в каждой щели, пропитанная запахом пыли, старой бумаги и засушенных чернил. Мужчина, лет вдвое старше её, наклонился ближе. Морщины резали его лицо, седина серебрила виски, но в его взгляде был тот самый огонь, от которого у одних становилось тепло, а у других – тревожно.

– Они были разными, – продолжил он, – и различались тем, что могли тебе поведать. Всевидцы – видят всё, вплоть до будущего твоих детей. Предсказывали исход войн и битв, иногда в угоду праведным… даже если сами стояли на стороне врагов. Это наводило на мысль, что их послала сама Ладарнейт.

Он на секунду замолчал, словно выбирал слова, и в свете тусклой лампы его глаза потемнели.

– Некоторые кончали с собой, не в силах вынести то, что узнали. Умирали – и уносили всё с собой. Около полувека назад один из них оставил послание: «Да потопит всё могучий океан, да сгорит всё в праведном огне, да разверзнется земля, да унесёт ветер пепел всего живого… если четверо не воссоединятся». И перерезал себе горло прямо на ступенях храма.

Бланса почувствовала, как по коже пробежал холодок, но не перебила. Он говорил, а она слушала – завороженно, вцепившись пальцами в мягкий подлокотник кресла.

– После этого всевидцы исчезли, – его голос стал тише, – словно сама Ладарнейт забрала их обратно. С тех пор – ни одного. Пятьдесят лет прошло… и люди будто решили, что это всего лишь красивая страшилка.

– А что за «четверо»? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– А… – глаза мужчины загорелись так, что в них отразился отблеск свечи. – Я рылся в этой теме годами. Перелопатил столько легенд, что мог бы сам написать новый свод. И среди них была одна… особенная. В ней говорилось, что Ладарнейт – не единственная. Рядом с ней существовало другое божество, противоположное во всём. Если она – жизнь, то он был смертью. Его имя… утрачено.

Он наклонился вперёд, так близко, что Бланса уловила запах старой бумаги и чуть горьких трав, которыми пропиталась его одежда.

– И вот однажды я нашёл книгу… не копию, а оригинал. Представляешь, Бланса? Потрёпанный том в пыльной библиотеке заброшенного замка на дальнем юге, где вечные снега сковывают даже стены. Листы хрустели, будто могли рассыпаться от дыхания. – Он говорил медленно, смакуя каждое слово. – Там было написано: Ладарнейт создала воду и воздух – дыхание и кровь мира. Второе божество сотворило землю и огонь, чтобы детище Жизни могло выжить… и умереть.

Он усмехнулся, но без веселья.

– В более поздней версии всё изменили. Ладарнейт даровала людям магию, чтобы они могли противостоять миру. Второй бог… исказил её творение. Одних срастил с животными, чтобы их гнали из общества. Другим урезал силу магии.

– Речь об оборотнях, метаморфах и…

– И чародеях, – закончил он тихо, глядя прямо ей в глаза. – Не знаю, кому понадобилось переписывать истину, но теперь почти никого не переубедить. – Вздох его был глубоким, будто он несёт на груди груз всех этих знаний.

Бланса уже открывала рот, чтобы спросить ещё, но он опередил её.

– Зови меня просто Сточер, – мягко улыбнулся он. – Ты ведь хотела узнать про ясновидцев?

Она кивнула.

– Они… не как всевидцы. Не видят будущего, даже того, в котором ты уже ступила одной ногой. Но смотрят на человека так, будто снимают с него кожу и видят внутреннее. – Голос Сточера стал тише, почти заговорщицким. – И в этом их проклятие. Потому они прячутся. Всевидцы видят всю картину, а ясновидцы – лишь мазки, оттенки. Они могут указать направление, ткнуть в нужную трещину, но редко дадут прямой ответ. Не из вредности, нет… просто сами не видят всё целиком.

Он рассмеялся, но смех был негромким и чуть усталым.

Бланса тоже невольно улыбнулась.

– Мне сказали, что на окраине Канчеса живёт ясновидец, – начала она, опершись локтем о стол. – Как я могу к нему попасть?

– О-о, это очень милая женщина, – улыбка Сточера стала почти тёплой. – Ещё не успела обернуть себя в панцирь цинизма и сарказма, как это делают многие к её возрасту. За что, к слову, их сложно осуждать. – Он на секунду задумался, почесав короткую шею и привычно поводя плечами. Пухлое тело, мягкие черты лица и одержимость историей делали его в глазах Блансы почти забавным… почти. – Правда, сомневаюсь, что вас пустят одну. Если хотите, могу пойти с вами.

– Я не против, – мягко улыбнулась она, пряча свой истинный интерес.

Спутник вроде него мог оказаться полезен – пусть даже только как болтливый источник случайных сведений.

Но стоило ей опустить взгляд на книгу, как перед глазами возник образ Фориана. Ретора рассказала, зачем он на самом деле её сопровождал. Цель выглядела благородной… если верить ей. И всё же, проснувшись этим утром, она снова и снова возвращалась к одному вопросу: почему он молчал? Ведь это можно было сказать. Это не было таким уж ужасом.

Встряхнув головой, она с усилием прогнала мысли. Как бы там ни было, он врал. Хотя бы о том, что он охотник. Щуплое тело, скрытая сила в движениях… и та брошь с двумя кинжалами. Знак? Символ оружия? Или чего-то большего?

– Всё в порядке? – голос профессора вывел её из раздумий.

– А? Да, – улыбнулась Бланса. – Когда пойдём?

– Я найду советника и сразу к вам, – сказал Сточер, прищурившись в раздумье. – Так что ждите.

Он схватил свои бумаги, прижал к груди и, несмотря на фигуру, вылетел из библиотеки так стремительно, что полы его сюртука взметнулись за ним, как крылья.

– Шустрый, – усмехнулась Бланса.

В проёме показалась Килу. Взгляд её был удивлённым, почти настороженным.

– Вы уже закончили?

Бланса кивнула, окинула взглядом стол. Перед тем как погрузиться в разговоры о всевидцах и древних легендах, Сточер дал ей возможность вспомнить забытые знаки и строки. Потом – ненавязчиво – предложил лёгкую, но цепляющую книгу.

Сжав её в руках, она подошла к Килу. Та, опустив голову, без слов развернулась и повела её к покоям.

Если Сточер действительно пойдёт к советнику узнавать о выходе в город… Блансе это не нравилось уже заранее. Безопасно ли в таком случае спрашивать о чём-то Килу? Ретора ведь предупреждала: ей доверять нельзя. Но король всё равно узнает – так или иначе.

Хотя… с чего вообще они должны отпрашиваться? Или предупреждать, куда идут? Может, всё это просто излишняя осторожность профессора. Но почему? Он и вправду думает, что она – пленница?

Пальцы сжали книгу так, что ногти впились в обложку.

Мысли перескочили на Нортела. С тех пор, как он пропал, она впервые увидела его во сне. Может, это всего лишь тоска вытащила его из глубин памяти… но сон был слишком живой. Он был измотан, словно бежал – но от чего или к чему? Лицо обветренное, взгляд тяжёлый, дыхание рваное. Даже во сне она почувствовала его усталость, как тёплую, липкую тяжесть.

Он живёт в горах Авинкорда. И с какой стати ей вообще подумалось, что он мог бы появиться на балу?..

Глава 4 – Снег и память

Они столкнулись второй раз, когда Соран едва исполнилось двадцать. Эльфу же было раза в три, если не в четыре больше. Спросив однажды про его возраст, она услышала только:

– Я давно перестал считать. У меня забот больше, чем прожитых лет.

Год выдался скудным: северная дичь уходила всё дальше, зверей почти не осталось. Пришла её очередь идти на охоту. Мать всё чаще хворала, и Соран теперь тянула эту тяжесть сама.

Загнав детёныша саблезуба в горы, она мечтала лишь поскорее закончить дело. Кончики пальцев онемели от мороза, дыхание вырывалось клубами пара, ветер резал лицо, вгрызаясь в кожу, и разрывал последние остатки терпения. Следы терялись в снегу. Возвращаться без добычи было нельзя.