Первый период: обыграй меня

Просто бумажный стаканчик. Просто передать в руки. И уйти. Но у самой двери я услышал, как она плачет.

Слишком досадно, слишком болезненно. И это стало, блядь, неприятно. Я слышал каждое слово, которое она произносила своим дрожащим голосом. И это заставляло меня слушать, когда должно было быть все равно.

Я не был бесчувственным придурком, каким она меня считала. Просто не все истории могли заставить меня что-то чувствовать. Но ее – заставила.

Я не знал, о ком она говорила, кто не выбрал ее, потому что она была якобы недостаточно хороша… но он был полным идиотом, если действительно так считал.

Да, она раздражала. Злила. Порой хотелось ее придушить во всех смыслах этого слова.

И она уж точно не была идеальной.

Но она была «достаточной» во всех ее «слишком».

Это и делало ее опасной. Заставляло отталкивать от себя. Потому что такие, как она – врывались в твою жизнь и переворачивали ее с ног на голову. А потом уходили. Потому что уже ты не соответствуешь их хаосу.

И я собирался уйти, когда она замолчала. Правда собирался. Но она была ураганом. Ураганом, который сметал все на своем пути.

Когда красотка открыла дверь – так резко и неожиданно – я, черт возьми, даже растерялся.

Не от того, что меня застали врасплох, а… от боли в ее глазах. Такую, которую я видел несколько месяцев назад. В чертовом отражении зеркала.

Она не могла чувствовать то же самое, что чувствовал я. Это было чем-то, что разъедает тебя изнутри. Как будто все, во что ты верил и чем дорожил – исчезло. Потому что на самом деле никогда не существовало.

И мне стало стыдно. Стыдно, как пятилетнему мальчику, который ослушался маму, принес футбольный мяч в гостиную и разбил ее любимую вазу.

Потому что помимо боли в ее глазах… там было чертово смирение. Как будто она не удивлена. Как будто она просто ждала, что так будет. Что эта боль придет. Потому что она ее заслужила.

Я хотел все исправить. Извиниться за себя и того придурка, который заставил ее так себя чувствовать. И злился на нее, что она позволила его словам стать своей правдой.

Это не было моей проблемой. Моей обязанностью.

Точно так же, как я не был ее другом или реальным любовником.

Но ее боль… она как будто была моей. Просто потому что она не заслуживала ее. В отличие от меня.

Я должен был сделать хоть что-то. Чтобы она почувствовала себя хоть чуточку лучше. Но я никогда и ни с кем не встречался, чтобы знать, что делать. Поэтому вспоминал, что в такие моменты делал мой отец для мамы и сестёр. Что мог бы сделать с этим Винс для Харпер.

И все равно решал проблемы как умел – деньгами. Дал свою кредитку Харпер. Попросил устроить девичник с маникюром и шопингом, мол, блондинка хочет проставиться. И продолжал злиться на Планету, когда наша подруга вернула мне карту, сообщив, что красотка платила везде сама за себя.

Ну конечно. Очередное ее «я сама» в действии.

И все же я сделал кое-что сам. Все еще с помощью денег, конечно же.

Купил платье, которое Планета примеряла с Харпер для сегодняшней вечеринки НХЛ. Потому что она не оплатила его сама. Хмыкнула миссис Коулман – «оно неоправданно дорогое» – и повесила на место.

Но оно ей понравилось. Она хотела его надеть. Две тысячи долларов стоили того, чтобы она чувствовала себя хорошо… Да все чертовы деньги мира этого стоили.

Поэтому я сам купил его. Попросил Харпер красиво упаковать и даже сам отвез его, блядь, в квартиру красотки. Конечно, не вручил лично. Но оставил у двери.

В глупой надежде, что когда – вернее если – она придет сегодня… она будет в нем. Просто так, конечно. А не потому, что мысль о том, что моя девушка наденет платье, которое я сам для нее купил, меня заводила.

– Она придёт, – старается изо всех сил успокоить меня Харпер.

Но, судя по тому, как блондинка оглядывается по залу, она сама едва ли в это верит.

– А если я ошибся с дверью? – Хмурюсь я, чувствуя себя гребаным школьником.

– Поэтому, – Винс снова начинает свои нравоучения, – когда ты хочешь сделать подарок девушке – ты вручаешь ей его лично.

– Откуда я мог это знать? – Шиплю я, когда к нам подходит Тео.

– Господь, – тут же смеется он, – Еще пара бокалов – и Виктория съест своего мужа прямо на глазах у Говарда.

– Элси тоже здесь? – Хмурится Харпер, оглядываясь по сторонам.

– Надеюсь, что нет, – хмыкает Грей, когда его словно прошибает током, – Но если увидишь ее, сообщи. Хочу убраться отсюда подальше и… ох, вау.

Последнее время его «ох, вау» предназначено только для одного человека.

И я, кажется, впервые слышу его с облегчением, а не злостью. Потому что когда я оборачиваюсь туда, куда смотрит Тео, я, к счастью, вижу чертову Планету.

Девушка спускается по лестнице медленно, грациозно, будто не идет, а скользит.

Собранная. Элегантная. Черт возьми, смертоносная.

Плечи расправлены. Подбородок направлен вверх. Темно-бордовые волосы собраны в гладкий низкий пучок, и я вижу изгиб ее шеи. Макияж ярче, чем обычно. Но только, блядь, подчеркивает, как она опасна. Как может вцепиться в горло – и ты будешь ей за это благодарен.

Полупрозрачная серая ткань тянется по телу, будто вторая кожа, усыпанная блестящими иглами. Тонкие бретели держат конструкцию, бедра подчеркнуты перьями – не для мягкости, а чтобы ты точно заметил. Талия перетянута корсетом, похожие перья скрывают щиколотки. Серебряные босоножки с ремешками чуть бликуют в свете софитов. Она не просит этим внимания. Она его безжалостно забирает. Даже если не нуждается в нем.

Я не дышу. Тело натянуто, как струна. И я чувствую, как оно реагирует на нее раньше, чем разум успевает включиться.

– Подберите слюни, парни, – хмыкает Винс, хлопнув нас с Тео по плечу.

Пока она спускается и оглядывает толпу, ее взгляд цепкий, отстраненный.

Но стоит ей увидеть знакомые лица – у подножия лестницы она сталкивается с Тренером и он представляет ей свою жену Викторию – и тут же эта ее искренняя улыбка появляется на лице.

Я слишком хорошо знаю эту улыбку.

Слишком часто видел ее. Видел со стороны. Ни одна из них не предназначалась мне.

Они мгновенно о чем-то болтают и смеются, пока я медленно выдыхаю, больше не волнуясь.

Она здесь. Она пришла. И она, черт возьми, в моем платье.

– Вот ты где, – я мгновенно оказываюсь рядом с ней, едва ли прикасаясь к ее спине, имитируя объятия.

Кожа под ладонями пульсирует от жара ее тела. От запаха. От того, что она рядом.

Сейчас очень опасно злить эту девушку, если я хочу дожить до конца вечера. А я и так хожу по тонкому льду. И, черт возьми, сам его подтачиваю.

– Извини, – слишком искренне говорит она, – я опоздала. Возникли кое-какие проблемы с машиной.

– Почему ты не написала мне? – Мгновенно хмурюсь я, не зная, на что именно сейчас злюсь.

На то, что она не предупредила об этом. Или на то, что не попросила моей помощи.

– Все в порядке, – она отмахивается так, как будто это правда, – я справилась сама.

Ну конечно. Очередное ее «я сама», от которого я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Начинаю раздражаться сильнее, отчего притягиваю ее ближе к себе, не сводя с нее глаз.

Плотнее. Жестче. Неизбежнее.

– Сейчас всё в порядке, дорогая? Я так рада наконец с тобой познакомиться! Кост так много рассказывал о тебе. – Щебечет Виктория.

– Оо, – тянет Планета, явно умиляясь этому, – спасибо вам большое. Я тоже очень рада нашему знакомству. Надеюсь увидеть вас на домашних матчах.

– Я все никак не могу уговорить ее бывать там чаще, чем раз в год, – смеётся Зальцман, – может, это получится у тебя, Нова.

– Уверена, мы договоримся, – с улыбкой подмигивает она Виктории, заставляя всех рассмеяться.

Внутри все дрожит, как струна. Потому что она играет. Легко. Искренне. Уверенно.

Потому что она делает это чертовски хорошо.

– Что-то не так? – Слишком уверенно для подобного вопроса спрашивает Планета, как только мы остаемся наедине среди всей этой светской ерунды.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты выглядишь так, как будто удивлен. – Слегка дергает плечами Планета.

– Но я правда удивлен.

– И чем же?

– Ты… – я не хочу говорить то, что сидит в моей голове, поэтому снова натягиваю маску безразличия, – оказывается, можешь быть… симпатичной.

Симпатичной, блядь? Ты серьезно? Лучше бы, черт возьми, молчал, Найт.

– Это даже не звучит как комплимент, – как-то грустно усмехается она.

– Оо, это был не он, – я пожимаю плечами, чуть сильнее прижимая ее к себе, – скорее… констатация факта.

Тело под пальцами горячее. Упрямое. И почему-то ускользающее от меня.

– Ну, – она поворачивается ко мне всем телом, и мне приходится убрать руки с ее талии, – мне тоже жаль, что на роль твоей фальшивой девушки тебе не досталась какая-нибудь модель. Поверь мне, я тоже не в восторге от компании.

– Правда? – Не унимаюсь я, ступая ближе к ней. – И кого бы ты предпочла, Планета?

Я жду ее колкости. Очередного дерзкого ответа. Что-то, что убедит меня в ее ненависти. Что-то, что будет значить эмоции, даже если они плохие.

– Определенно, Тео. – Она не тратит ни секунды на размышления, как будто уже думала об этом когда-то и имеет готовый ответ, – он добрый, веселый и явно делает комплименты лучше тебя.

– Ты серьезно? – Я моментально хмурюсь.

Жар под кожей. Жесткий, резкий. Она не может говорить это.

У меня едва не дергается челюсть. Где-то внутри что-то сжимается, как кулак. Как будто этот чертов Тео уже прикоснулся к ней – даже если не делал этого.

– А почему нет? – Ее тон звучит так, как будто мы действительно анализируем это, – Грей хорош собой, Винс на прошлой неделе завидовал его прессу, мы неплохо ладим и…

– Ты играешь с огнем, Планета, – уже злюсь я, почти врезаясь в нее своим телом.

Хочу, чтобы она почувствовала. Мою злость. Мое тело. Мое право. Хочу, чтобы она знала, что я не тот, с кем стоит так шутить.

– А ты его создаешь, – уже серьезно бросает она мне.

Она не замирает, не делает попыток уйти. Просто смотрит этим своим ледяным убийственным взглядом. Словно бросает вызов. Словно ждет, что я сломаюсь первым.

– Прежде чем говорить, что кто-то рядом с тобой недостаточно хорош для тебя, убедись, что это не касается и тебя, Найт.

И она уходит. Без громких сцен. Без криков. Без всеобщего внимания.

Просто расправляет плечи и растворяется в толпе.

Как будто еще несколько минут назад я не держал ее в своих руках. Как будто я не чувствовал, как она дышит.

Чертов Тео. И Планета. Они, блядь, оба.

Грей всегда был душой компании, и это действительно манило к нему. Он не разбирался в девушках и отношениях. Был слишком уважительным, чтобы плести интриги.

Но… если бы у Планеты был выбор – она бы выбрала его.

Я вижу это. Как она улыбается Тео в другом углу зала. Как он смотрит на нее. Как она все еще тормозит его, когда тот начинает флиртовать. Планета напоминает ему, что она со мной. Даже если это игра.

Но черт возьми, она все равно смотрит на него дольше, чем должна. И это сжигает меня заживо.

– Так, так, так, – лукавый женский голос раздается где-то позади меня, но мне не нужно оборачиваться, чтобы знать, чей это голос, – сам Джордан Найт собственной персоной.

– Привет, Элси.

Дочь Говарда – главного менеджера «Бостонских Орлов» – оказывается слишком близко. Ее ладонь цепляется в меня. Скользит так, чтобы взять меня под руку. Даже если я держу руки в карманах брюк.

– Как поживает главная проблема моего отца? Говорят, лучший снайпер НХЛ обзавелся подружкой.

– Пришла за сплетнями? – Бросаю я в нее, не глядя.

– За правдой, – хмыкает она, – за сплетнями обратилась бы к Гарри.

– Вот тебе правда, Элси, – я вытаскиваю свою руку намеренно медленно, чтобы брюнетка уловила то, что так делать не стоит, – с занятыми мужчинами не флиртуют.

– Так значит, не врут, – она натягивает на себя самую чарующую улыбку, слегка поворачиваясь ко мне, – и кто она?

Я хочу бросить в нее «не твое дело». Но, блядь, из-за ее отца мы в целом ведем этот разговор. Но даже с этим условием, я не собираюсь бросать Планету под этот несущийся поезд по имени Элси Говард. Особенно когда та с таким удовольствием несется по рельсам.

– Я больше чем уверен, что ты уже в курсе, – отмахиваюсь я, все еще не взглянув на девушку.

Челюсть будто сводит. Меня бесит, что она вцепилась в это. Бесит, что ей вообще есть дело.

– Возможно, – с вызовом хмыкает она.

В ее голосе скользит приторное «я все вижу», и зная Элси – это не реплика, это ловушка:

– Все же не каждый день холодный и неприступный Джордан Найт приводит кого-то на командное мероприятие.

Я чувствую, как она делает шаг вперед. Выверенный, демонстративный. Как будто ей нужно обозначить свое место рядом. Она не может терпеть, когда ее игнорируют.

Но я смотрю в сторону, будто от скуки. На деле – боюсь указать Элси взглядом кто такая Планета. Потому что если задержусь на ней – девушка это заметит и всадит нож туда, где тонко.

– Странный выбор, Найт, – вдруг хмыкает она. – Я ожидала, что она будет блондинкой, а не… бордововолосой.

Хребет будто стягивает что-то ледяное. Слова короткие, но режут как стекло. Я чувствую, как напрягаются собственные плечи, и скулы. Она говорит это намеренно легко. Но я слышу стальной крюк под шелковой оберткой.

– Она не очень-то смахивает на девушку хоккеиста.

– Это еще почему? – Почти выплевываю я.

Моя голова резко поворачивается. Взгляд цепляется за Планету в другом углу зала. Она смеется с Тео и Харпер, и даже отсюда я слышу, как ее голос вибрирует внутри меня, будто на контрасте с грязью, которую несет Элси.

– Просто она… – Элси опасно долго подбирает слова и я почти слышу, как крутятся у нее в голове циничные формулировки. – Неправильная.

– И что это, нахрен, значит? – Я уже не скрываю злости, бросая на нее взгляд.

Он острый, как лезвие. Я знаю, как он может резать – я этим взглядом не раз делал больнее, чем кулаком. Но Элси не смотрит на меня. Она изучает Планету, будто выбирает, с какой стороны нанести удар, чтобы та не успела прикрыться.

– Ей не стать… светской львицей. Кто вообще в ее возрасте красит волосы в вишневый? Слишком много татуировок, как грязи. Полагаю, одевается она в жизни так же – слишком просто. Расклешенные джинсы, корсеты, обтягивающие футболки в темных оттенках. Ничего такого… статусного.

– Ты должно быть шутишь.

Я сжимаю зубы. Не потому что она судит мой выбор. А потому что смеет прикасаться языком к чему-то, чего не понимает. К ней. К тому, что я еще не успел до конца осознать – но уже не позволю разрушить.

Харпер всегда была на стороне девушек, даже если не знала их. Анна, моя мама и сестры – они все были там же – за них, против всех, доказывая, что каждая хороша, пока кто-то не решится показать обратное. А Планета… Планета как будто такая же. Иначе, она бы не нравилась всем так сильно.

– Плохой мальчик связался с плохой девочкой, – снисходительно пожимает она плечами. – Ничего личного, просто кричащие заголовки. Я уверена, она не плохая. Просто не под тебя. Ты словно ей протестуешь. Как подросток, когда родители просят не связываться с плохой компанией. И кто она? Модель? Актриса? Очень сомневаюсь.

Внутри все взрывается. Бурлит не потому, что она ошибается – а потому, что лезет туда, где нечего ловить. Она понятия не имеет, что за девушка стоит в другом углу зала. У Элси никогда не было интуиции – только инстинкт хищника, охотящегося на статус.

– У нее ведь свой подкаст, верно? – Брюнетка закатывает глаза, когда ее голос скользкий, как яд. – Надеюсь, она хотя бы хорошо отрабатывает в постели ту рекламу, которую ты ей делаешь просто так. Потому что как только ей это перестанет быть нужным, она…

– Знаешь, – я больше не сдерживаюсь. – Статусность – самая дешевая чушь, которую вы, светские львицы, продаете друг другу, чтобы хоть как-то оправдать собственную пустоту.

Элси уже хочет ответить, но я не даю ей и шанса.

– Через татуировки и покраску волос люди самовыражаются. Потому что, в отличие от некоторых, им есть что, блядь, выражать. Они не пустые. У них внутри не только фотография с вечеринки и список бывших.

Она чуть отступает. И я вижу, как под маской уверенности просачивается раздражение. Или страх. Она явно ожидала, что я подыграю – сделаю вид, что смеюсь вместе с ней.

– Стиль некоторых людей не для демонстрации себя публике. Он про комфорт. Про выбор. Про жизнь. Но откуда тебе знать, если ты не вылезаешь из своих обтягивающих мини-платьев, верно?

Элси уже выглядит растерянной. И все же упрямо не отводит глаз. Не привыкла проигрывать – особенно мне. Но я еще не закончил.

– И да, – раздраженно хмыкаю я. – Не стоит лезть в чью-то постель, как будто тебя там ждут. Понимаю, тебя расстраивает, что за три года, что я в Бостоне, ты так там и не побывала. Но тебе ведь хватает других игроков, верно? Мне жаль, что Кайл не так хорош, но…

– Откуда ты… – она почти пугается.

Я вижу, как что-то внутри нее сжимается.

– Знаю? – Я прищуриваюсь. – Потому что, в отличие от некоторых, я не треплюсь направо и налево о том, с кем сплю. И как она подо мной стонет.

Я поддаюсь ближе, почти нависая над ней, голосом ниже, чем раньше.

– А теперь извини. Мне нужно найти свою девушку. И поблагодарить чертова Бога за то, что мне хватило ума выбрать ее. А не кого-то другого.

Я разворачиваюсь. Чувствую, как воздух между нами натянут. Рвется в тот момент, когда я делаю шаг прочь. В сторону Планеты. К ней – туда, где реальность хоть и сложнее, но, по крайней мере, настоящая.

Во мне кипит ярость, такая горячая и слепящая, что застилает глаза и лишает способности мыслить ясно. Кажется, я даже вижу ее, как плотный красный туман. Этот гнев прожигает меня изнутри. Вырывается наружу. Толкает плечи, заставляет идти через толпу, не глядя ни на кого и ни перед кем не извиняясь. Я не хочу встречать ни единого взгляда, потому что знаю: стоит мне остановиться – я начну думать. А стоит мне начать думать, этот гнев поглотит меня полностью, как черная дыра.

Элси не должна была этого говорить. Просто не могла себе позволить. Но, черт возьми, она это сказала. Ее слова до сих пор звучат у меня в голове. Словно эхо, от которого не сбежать. А еще я злюсь, потому что знаю: сам делаю то же самое. Недооцениваю. Бью первым. Как будто это способ защититься от удара, который когда-то обязательно последует. Это проще, чем признать очевидное – я боюсь. Боюсь, что Планета способна исчезнуть. Выбрать кого-то другого. Ведь она никогда не выбирала меня. Все, что нас связывает – договор. Сделка, которую мы заключили ради выгоды. Для нее – ради медийности. Для меня – чтобы меня не обменяли в другую команду. Не выкинули как ненужный балласт. Без нее у меня ничего не останется. Никакого статуса, никакого шанса удержаться.

Но дело даже не в этом.

Самое страшное – это злость. Я злюсь на нее, потому что не могу справиться с собой. Я злюсь, хотя не имею на это права. Злюсь, потому что она по настоящему не моя. Злюсь, потому что мы никак не можем найти общий язык. И больше всего ненавижу сам себя. Ненавижу, потому что боюсь подпускать ее ближе. Она слишком настоящая. Слишком живая. Слишком яркая для меня. И это раздражает так сильно, что я едва ли могу дышать.

Я пробираюсь через толпу. Хватаюсь за эту злость как за спасательный круг, но мне все равно не удается сбежать от того, что разрывает меня изнутри. Она словно магнит, притягивающий меня, даже если я сопротивляюсь.

– Джордан? – Ее голос режет воздух, и я резко останавливаюсь.

Она стоит передо мной, чуть нахмурив брови, и смотрит прямо на меня. В ее взгляде тревога, беспокойство, но нет злости. Ее пальцы обхватывают мое предплечье, обжигая сквозь слои ткани. Ее прикосновение слишком человеческое. Слишком мягкое. Слишком личное.

Рывком хватаю ее. Одна рука на ее талии. Вторая – скользит к затылку. Я должен сделать хоть что-то.

Пальцы сжимаются на ее коже сильнее, чем нужно – я это знаю. Чувствую, как подушечки пальцев впиваются в ее затылок. В то хрупкое, уязвимое место. И в груди что-то дергается от острого желания и раздражения одновременно. Она смотрит на меня в упор, не отводя взгляда – и это выводит меня из себя сильнее, чем хотелось бы.

– Извини меня за это, Планета.

Голос сиплый. Почти хриплый. Она напрягается. И все равно не отходит. Не кричит. Просто смотрит – будто ждет, что я сделаю дальше. И я делаю.

Я целую ее. Не медленно. Не нежно. С нажимной и всей своей яростью. Я вдавливаю в нее этот поцелуй, словно вбиваю в стену гвоздь. Без замаха. Без предупреждения. Просто ярость.

Ее губы слишком мягкие. Теплые. Идеальные. Не поддаются мне.

Я чувствую, как она замирает. Вся. На вдохе. Будто перестает дышать. Но она не отталкивает. Не делает ни шага назад. Просто терпит. А я в бешенстве – не на нее, на себя. На то, как дергано пульсирует кровь в ушах.

Но во мне столько злости. Столько ненависти из-за разговора с Элси. Я, блять, как будто должен всем доказать сейчас – что мы с Планетой действительно пара. Что я действительно хочу ее. И одно из двух действительно правда.

Мой язык пробивается в ее рот, грубо, как вломиться в закрытую комнату. Не ради удовольствия. Ради того, чтобы заглушить все остальное. Чтобы выбить из головы голос Элси, ее лицо, ее тон. Чтобы увидеть, как Планета реагирует – на меня, на это, на то, что между нами происходит.

Я чувствую, как напряжение в ее теле едва заметно ослабевает, словно она поддается. Медленно. Неуверенно. И я притягиваю ее ближе. Плотнее. Слишком сильно прижимаю к себе. Мне не хватает воздуха, но я не останавливаюсь. Ее пальцы, такие легкие, вдруг находят воротник моей рубашки – цепляются за него, как будто ей тоже нужно за что-то держаться. И в этот момент – черт возьми – я почти верю, что она хочет меня. Настоящего.

Все становится почти хорошо. Почти идеально.

Почти. Потому что я знаю, зачем это сделал. Не потому что хотел. А потому что не мог иначе. Потому что в этом поцелуе – злость. Протест. Доказательство. А не мягкость, которой она заслуживает.

И я чувствую себя моральным уродом, потому что моя злость, ненависть, нужда кому-то что-то доказать становятся причинами почему я сейчас целую ее.

Она не заслужила быть оружием в этой войне, которая происходит у меня внутри. Все, к чему я прикасаюсь – я либо ломаю, либо порчу. И сейчас, когда она расслабляется в моих руках, я чувствую, как проваливаюсь еще глубже. В раздражающую, чертовски сексуальную девушку, от которой стараюсь держаться как можно дальше.

Потому что каждый раз, когда она входит в комнату – мои мысли горят. Мое тело вспыхивает. Я злюсь, потому что не могу это контролировать. Злюсь, потому что хочу ее. Потому что мне это не нравится, но я все равно возвращаюсь к ней – как идиот, на коротком поводке.

И все же я хотел поцеловать ее. Просто не так. А когда бы она тоже в этом нуждалась. Когда бы тоже захотела меня в ответ. Меня настоящего, а не человека, которого она так яростно ненавидит. Не эту версию меня – которую я сам терпеть не могу.

Но я все равно сделал это. Поцеловал. Ее дыхание теперь смешивается с моим. И лишь на секунду мне кажется, что все так, как и должно быть.

Как будто этот момент может стать моим началом. Хотя я точно знаю – он, скорее всего, станет моим концом.

Глава 10. Нова

Десятое ноября

Ударостойкое стекло под ладонями Харпер звучит так громко, что превращается в шум в моей голове. Гулкий, тягучий, он будто врезается в виски. Девушка такая разъяренная, и я черт возьми понимаю ее. Даже если это не против моего мужа ведут нечестную игру – все внутри сжимается от этого ощущения несправедливости.

Сегодня, спустя два месяца моих фальшивых отношений и походов на игры Орлов, Харпер предложила спуститься к самому льду. Благо наши "семейные" пропуска давали нам такую возможность – и пусть я все еще ничего толком не смыслила в хоккее, даже если теперь смотрела выездные игры Бостонских Орлов через свой телефон, я прекрасно понимала одно: вратарей трогать нельзя. Это было негласное правило. И если ты рискнул его нарушить – приготовься получить неприятности. Очень личные неприятности.

Но команде из Сиэтла, похоже, было на это наплевать. Объективно они не могли не то что пробить Винса и выйти вперед, они даже сравнять счет не могли к концу первого периода – счет два-ноль в пользу Орлов. Поэтому их новая тактика: вредить Коулману, провоцировать на драки и получать большинство. Грязно. Жалко. Эффективно.

Судьи продолжают закрывать на это глаза – ни когда об этом заявляет Джордан на правах капитана, ни сам Винс, ни даже крики Зальцмана не сдвигают их с мертвой точки. И все, что мне остается – это надеяться. Надеяться, чтобы ничего подобного не случилось, когда Джордан откажется на льду. Потому что если это случится – я даже не уверена, в кого он превратится. Пока что, к счастью, у Сиэтла хватало мозгов не делать этого при нем. Видимо, всем было очевидно: он не тот, с кем можно провернуть такое. Он не просто хоккеист. Он пламя в человеческой оболочке.