Стоя на краю

Во сне я блуждал по лабиринту. Бесконечному, тёмному. Я звал на помощь, метался, как раненый зверь, кричал, но меня никто не слышал. Стены лабиринта, холодные и шершавые на ощупь, смыкались всё теснее, отражая эхо моих криков обратно, насмешливым многоголосьем. Я был на грани срыва, и вдруг, совершенно неожиданно, я почувствовал, как чья-то рука крепко за меня ухватилась. Я ощутил мощный рывок, который вытолкнул меня не только из лабиринта, но и из пут того леденящего ужаса, что сковывал сознание все эти долгие, мучительные месяцы. А потом… потом я открыл глаза и увидел свет…

Лишь оказавшись под лучами солнца, я наконец-то понял, что мой спаситель – Яна. Она стояла напротив и ласково смотрела мне в глаза. Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, но прикоснуться к ней я не мог. Невидимый барьер не давал это сделать. Я зарыдал, бросился на колени и стал без остановки повторять: «Прости, прости, прости…»

– Ты ни в чём не виноват, – тут же возразила Яна. – Прошу, встань с колен и успокойся. Прекрати мучать себя за то, чего ты не делал. Ты должен отпустить меня и жить дальше. Пообещай, что сделаешь это. Пообещай, что будешь жить за нас двоих».

И, как ни странно, я дал ей такое обещание. Дал слово, что исполню её волю.

Этот разговор перевернул моё сознание. Да, звучит глупо, ведь это был всего лишь сон. Но для меня… для меня встреча с Яной и её слова имели огромную ценность. Они заверили меня в том, что я не виновен, освободили от оков страданий, исцелили. И я наконец-то почувствовал себя живым.

Утром я проснулся обновлённый. И впервые за долгое время оценил ситуацию трезво, при чём в буквальном смысле.

Пропустив свой стандартный завтрак из нескольких стаканов дрянной водки, я наконец-то решился посмотреть себе в глаза.

***

Я встал с кровати и подошёл к зеркалу. Запах затхлости, пота и перегара, поднявшийся с простыни, ударил в нос. Я сморщился и сжал ноздри пальцами, чтобы не вдыхать этот «аромат» полной грудью.

«Кто это?» – ужаснулся я, увидев в отражении бородатого, заросшего незнакомца, за густой растительностью которого проглядывали впалые щёки и бледная кожа, не здорового серого оттенка. – «Вылитый зомби».

Я отстранился, отвернулся. Не смог смотреть на эту маска страдания, на эти глубокие чёрные синяки под опухшими глазами.

От увиденного выступили слёзы.

– Во что я себя превратил? Нет, так больше не может продолжаться. Или удавись мужик, или живи по-человечески. Хватит себя ненавидеть. Отпусти боль и двигайся вперёд. Ты ей пообещал. Слышишь? Сделай это, если не ради себя, то хотя бы ради неё. Она бы этого хотела.

Да, я говорил сам с собой…

На тот момент мне было не с кем разговаривать. Я был совсем один.

За что боролся, на то и напоролся. Вот такой парадокс.

Я испортил свою жизнь собственными руками и винить кого-то другого было бы свинством. Убежать от правды я не смог. Не хотел продолжать этот самообман. Я, итак, слишком долго искал утешение на дне стакана. Так долго, что не заметил, как погряз в алкогольном омуте по самые уши. Теперь, реальность колола мне глаза и хотелось выть от сожаленья, но снова браться за старое и прятаться в «забытье» я не желал. Нет. Это был не выход, а очередной тупик. Я понял, что единственный шанс вернуться к нормальной жизни – это перестать искать отговорки. Я должен был обуздать свои слабости и навсегда закрыть дверь в прошлое.

Потому что я пообещал ей и не мог снова подвести свою девочку.

«Обещание есть обещание. Дал слово – значит держи его», – решил я.

***

Отказ от алкоголя дал свои плоды в первый же день.

Рука так и тянулась к бутылке и, чтобы побороть соблазн, я вылил весь запас в унитаз к чёртовой матери. Бутылки звякали, будто злобно смеясь, когда я швырял их в раковину после опустошения. Сладковато-терпкий запах коньяка, смешанный с водкой, повис в воздухе, провоцируя новый приступ тошноты, но я стерпел и доделал начатое. Я избавился от всего алкоголя, что был в квартире.

Меня трясло. Без остановки знобило. Ужасно раскалывалась голова и как вишенка на торте – каждые полчаса меня тошнило и рвало. Начались слуховые галлюцинации. И это был не шёпот. Нет. Мне казалось, что по квартире кто-то ходит. Я отчётливо слышал шаги, чьё-то дыхание. Они раздавались то из кухни, то из прихожей, то замирали прямо за дверью спальни – тяжёлые, мерные, как будто кто-то не спеша обходит свои владения. И каждый раз я вжимался в пол, задерживая дыхание, пока звук не перемещался снова. Шаги казались мне реальными. Однако, трезвый мозг понимал, что это не так. Понимал, что это всего лишь «белочка», которая навестила меня в благодарность за моё пристрастие.

– Это не реально. Здесь никого нет. Я один, один, – повторял я себе под нос.

А шаги тем временем продолжали звучать эхом по пустой квартире.

И я не мог прекратить эту галлюцинацию. Я просто валялся на полу, как какое-то ничтожество и был противен сам себе. Меня выворачивало наизнанку. Каждую секунду я думал, что ещё чуть-чуть и отправлюсь в мир иной.

В общем, день прошёл, как в тумане. Казалось, он никогда не закончится. Я терял сознание, блевал желчью (потому что ничего другого в моём желудке больше не осталось) и снова терял сознание.

И на второй день легче не стало.

Я проснулся от дикой сухости во рту. Там было, как в Сахаре. Ни капли.

Полный стакан воды спас положение, точнее я так думал, пока его содержимое не вышло наружу так же, как и вошло. Я чувствовал, что одному мне с этим не справиться. Я был на грани истерики.

И единственная мысль, которая меня тогда посетила – это позвонить Глебу. Впрочем, других вариантов и не было. Либо ему, либо сразу в морг. Я уже чувствовал, как смерть наступает мне на пятки. Я ощущал её дыхание и понимал, что без посторонней помощи мне очень скоро придёт конец.

Да, я мог бы вызвать скорую, мог бы пролечиться, подправить здоровье и снова вернуться домой «по-тихому». А что дальше? Снова запой и глюки? Нет, я точно знал, что не справлюсь один и обязательно примусь за старое. А тихая смерть в вонючей, грязной квартире под аккомпанемент навязчивых шагов – это не то, чего я хотел…

Я знал, что без моральной поддержки, без надёжного плеча близкого человека мои начинания будут бессмысленны.

И я решился на звонок…

Добравшись до комнаты, я отыскал свой телефон и подключил к сети. Гаджет не подавал признаков жизни: экран не загорался, на кнопку включения не реагировал. Я уже давно им не пользовался. Он наглухо разрядился. И я не был уверен, что телефон вообще включиться, так как на экране сияла трещина в виде звезды, о происхождении которой я ничего не помнил.

– Включись. Включись же!

Я крутил телефон в руках и гипнотизировал экран, надеясь, что не всё ещё потеряно, но этот гад ни в какую не хотел работать. И я сдался.

После очередного обморока, вернувшись в сознание, я, неожиданно для себя, обнаружил, что телефон всё-таки ожил и даже полностью зарядился. Дрожащей рукой, я кое-как нащупал кнопку включения. Заиграла музыка. Экран засветился. И вдруг, с широкого окошка телефона на меня посмотрела Яна.

Я опешил, застыл без движений, как статуя.

За полгода, я совсем забыл, что установил её фото в качестве обоев. К горлу подступил комок. Я, как завороженный смотрел в небесно-голубые глаза моей девочки и не мог оторваться. А Яна смотрела с экрана, как живая. Казалась, она видела меня вот такого: дрожащего, вонючего, пропитого… Она смотрела прямо в душу…

И тут телефон поймал мобильную сеть. Посыпались уведомления. Одно за другим. Очень много…

Я очнулся от раздумий.

Гаджет пиликал и судорожно подпрыгивал в руке.

– С ума сойти, сто восемьдесят три пропущенных от Глеба…

Он звонил. Несмотря на то, что я ему не отвечал, он всё равно пытался со мной связаться. Глеб не сдавался. Не скрою, в глубине души я был счастлив и даже горд, что у меня такой хороший и верный друг. Но оттого, что я оттолкнул его, где-то под ложечкой тихо ныло угрызение совести. Каким же я был эгоистом!

Позвонить Глебу не поднималась рука. Откровенно говоря, мне было страшно.

Что он скажет? Простит ли моё исчезновение? Захочет ли вообще со мной разговаривать? Я не знал.

Пока телефон продолжали атаковать уведомления, я собирался духом.

Позвонить или лучше не стоит?

– Да, к чёрту! Будь, что будет.

Пошёл гудок.

– Костя? – раздался удивлённый голос Глеба. – Это ты? Алло! Не молчи, не смей молчать! Алло!

Я чуть не выронил телефон. Голос Глеба, такой знакомый и такой чужой после месяцев тишины, ворвался в ухо, заставив меня задрожать. Я молчал. Не знал, что ему ответить, с чего начать разговор.

– Давай поговорим, – продолжая монолог, басил Глеб. – Твоя молчанка уже перешла все границы. Ты куда пропал? Ты сейчас в городе? Где ты, Костя? Ответь. Алло.

– Приезжай, я дома, – еле-еле выдавил я сквозь ком в горле.

– Я приеду. Слышишь? Никуда не уходи. Я мигом.

Он сбросил, а я свалился на кровать и вжал голову в подушку, потому что чувствовал, что скоро отключусь.

«Куда ж я денусь с подводной лодки», – подумал я и закрыл глаза.

Моё сознание стремительно утекало, как вода сквозь пальцы. И очень скоро я снова погрузился в темноту.

***

В голове было шумно. Я слышал, как пульсировали вены. Ритмично, но однообразно и как-то тяжело, будто едва справлялись с моей ломкой.

Звуки усиливались. Становились всё настойчивее и настойчивее.

Приходя в себя, я не сразу понял, что этот шум, на самом деле, доносился из коридора. В дверь стучали.

– Наверное, Глеб.

Я попытался встать. Меня повело в сторону, но удержать равновесие всё же удалось. Я шёл медленно, по стеночке. Боялся не дойти и упасть где-то в коридоре. Благо, этого не случилось.

Я повернул ключ, дёрнул ручку двери, и она открылась.

– Ну, здравствуй, – тихо произнёс я и раскинул руки для крепких, дружеских объятий.

Глеб прошёл мимо. Точнее, влетел в квартиру, как ураган, который едва не свалил меня на пол. Он рвал и метал. Злобно стрелял своими чёрными глазами, едва сдерживая эмоции. Да, что уж тут скрывать – он был в бешенстве.

Когда первая волна гнева сошла на нет, Глеб осмотрелся вокруг и увидел мою коллекцию пустых бутылок, выстроившихся шеренгой вдоль плинтуса, как памятник моего саморазрушения. Его выражение лица тут же изменилось. Дважды. На место гнева пришло удивление, потом снова гнев, но уже смешанный с недоумением и приправленный щепоткой разочарования.

Я сразу понял – без скандала не обойдётся, поэтому нервно глотнул слюну и приготовился к взрыву двухметровой бомбы.

– Какого хрена, Костя?! – закричал Глеб, оскалив зубы. – Как это понимать? Я, значит, названиваю тебе, как дурак, на отключенный телефон, под дверями часами караулю. Уже все больницы и морги объездил. Поднял на уши всех знакомых. Черт! Да, я чуть с ума не сошёл, пытаясь тебя разыскать! Места себе не находил, думая жив ты вообще или может быть гниёшь где-нибудь под забором! А ты, оказывается всё это время был в городе? В этой самой квартире? Всё это, мать твою, время, ты был здесь и тихо спивался? Значит, променял нашу дружбу на дешёвое пойло?! Поверить не могу! – пнув склянки, завопил он. Пустые бутылки с грохотом разлетелись по коридору. – Почему, Костя? Почему ты не выходил на связь? Почему не сказал мне всё, как есть? Я хочу знать, чем я заслужил такое недоверие?

– Угомонись, брат, – натянув улыбку, произнёс я. – Сбавь тон. Поверь, я и без твоих нравоучений отлично понимаю, что поступил неправильно. Но что сделано, то сделано. Время не отмотать назад.

– Оправдание так себе, – недовольно прошипел Глеб. – Это ничего не объясняет.

– А что ты хотел от меня услышать? Исповедь? Извинения? Хорошо, извини. Прости меня, что исчез вот так без объяснений. Это было глупо и эгоистично. Я признаю. И мне жаль, что я доставил тебе столько беспокойства. Поверь, я не хотел причинять боль, я просто пытался пережить свою потерю, не более того.

– И как? Уход в себя тебе чем-то помог? Судя по количеству бутылок, положительных изменений нет, – язвительно подметил Глеб. – Я, конечно, всё понимаю, смерть Яны тебя подкосила, ты сам не свой от горя, но зачем ставить крест на себе? Зачем лезть в стакан? А, если бы ты сдох здесь, в одиночестве? Ты об этом подумал? Подумал, каково бы мне было найти…

– Как видишь, я живой, – не дав закончить фразу, вмешался я.

Глеб нахмурил брови и молча подошёл ближе. Я почувствовал его сверлящий взгляд. Стало не по себе. Рядом со мной Глеб казался горой мышц, было очевидно, что он не плохо так подкачалась, за время, что мы не виделись. Или просто я усох… не знаю, но его размеры внушали уважение. При желании он мог придавить меня одной левой и, где-то в подсознании, я даже на это надеялся.

«Раз и нет больше убогого Костика» – думал я про себя.

Глеб продолжал молчать, но его грустные глаза говорили больше любых слов. Он был разочарован, обижен и напуган. Его пугало то, что он видел. Его пугал новый я…

– Вижу, что о последствиях ты не подумал, – вдруг произнёс он. – Не подумал о себе, ни о том, что будет с остальными. Так же нельзя…

– Глеб, моя жизнь уже сломана, и я не хотел тянуть за собой ещё и других. Особенно не хотел, чтобы ты увяз вместе со мной, поэтому исчез. Я думал, так будет лучше для всех.

– Нет, Костя! Нет! Так не лучше. Ни для тебя, ни для остальных, – вскипел Глеб. – Одиночество и пьянство лишь загнали тебя в ещё больший тупик. Хватит, так проблему не решить… Посмотри на себя. Открой глаза. Как думаешь, Яна бы захотела видеть тебя таким? Думаю, нет. Она бы тебя возненавидела.

– Не смей… не смей так говорить! – слова вырвались сами собой. Я будто отключился на пару секунд, а когда пришёл в себя, то увидел, что у меня в руках бутылка. Одна из тех, что стояли в коридоре. И ей я намахивался на Глеба.

– Хочешь врезать мне за правду? – Глеб даже не шелохнулся, – Что ж, давай, бей. Но знай – это не ты. Не настоящий Костя.

Я попятился назад. Руки обмякли.

«Что я творю?» – ужаснулся я.

Пальцы отпустили бутылку, и та громко разбилась, упав на кафель. Осколки усеяли коридор.

Я застыл. На глазах выступили слезы. Признавать правоту Глеба было сложно. Однако, уйдя с головой в депрессию, я действительно обрёк на страдания не только себя, но ещё и других. Сам того, не желая. Я ни о ком и ни о чём не думал. Не думал, что могу умереть. Не думал, каково будет Глебу. Не думал о родителях Яны, которые потеряли дочь и нуждались в поддержке. Не думал, что, исчезнув, подвёл свою рабочую команду, которая от меня зависела. Не думал, что моя выходка разрушит карьеру, при чём не только мою… Я эгоистично на всё наплевал и упивался своим горем, как сраный жук-самоед. Я просто сдался и плыл по течению. Делал то, что когда-то давно, в детстве клятвенно пообещал себе больше не делать.

«Глеб прав. Это не я…» – мелькнуло в голове.

Стало стыдно. Я не находил себе оправдание и не знал, как выразить своё сожаление. По щеке покатилась скупая слеза.

– Всё, всё, братан, – Глеб шагнул вперёд и прижал мою голову к плечу. – Выплачься, отпусти эмоции на волю и станет легче. Обещаю, теперь всё будет хорошо. Я помогу, вытащу тебя, чего бы мне это не стоило. Слышишь?

Но я не слышал, потому что его слова превратились в неразборчивый гул. Перед глазами всё поплыло. Очередной обморок уже готовился завладеть моим телом и сознанием. Мир резко накренился, пол поплыл навстречу.

Последнее, что помню, как подкосились ноги, но упасть я не успел. Меня подхватил Глеб.

– Костя? Костя? Что с тобой? – засуетился он.

Дальше провал.

***

Начиная приходить в себя, первое, что я почувствовал – это едкий запах хлорки и лекарств. Он разъедал мои ноздри и опускался куда-то в горло, оставляя противное, металлическое послевкусие. Мои глаза были ещё закрыты, но я сразу понял, что нахожусь в палате, потому что больничное амбре было сложно перепутать с чем-то другим.

Как только я пришёл с сознание, мои догадки подтвердились.

Это, действительно, была палата. Небольшая, на три койки, но соседи отсутствовали. На свободных кроватях лежали лишь свёрнутые полосатые матрасы не первой свежести, да старые, тонкие подушки.

Я медленно повернул голову и поморгал глазами, пытаясь сфокусироваться на потолке. Белые плитки были с желтыми от времени разводами. Люминесцентные лампы горели очень ярко. Правда, несколько из них работали на последнем издыхании, мерцая и потрескивая, отчего больная голова гудела ещё сильнее. Так, словно в неё вбивали гвоздь.

Я немного приподнялся и осмотрелся. Рядом с кроватью сидел Глеб. Его пальцы нервно перебирали край больничной простыни и вдруг остановились, когда он заметил мой взгляд. Глеб быстро вскочил с места.

– Костя! Ты… как? – его голос дрогнул, будто он уже не надеялся, что я очнусь.

Попытка сесть обернулась головокружением. Глеб мгновенно подхватил меня под локоть, усадил, и для удобства приподнял подушку, которая разительно отличалась своей полнотой от остальных больничных экземпляров. Он спешно взбил её округлые бока, и я заметил, что его руки, обычно такие уверенные, дрожали от волнения.

– Где… – начал я, но голос предательски сорвался в хрип. – Где я?

– Я привёз тебя в наркологический диспансер, – тихо ответил Глеб, с трудом выдавливая каждое слово, будто признавался в преступлении. – Но не переживай, ты тут не официально. Я договорился с врачом, на учёт тебя ставить не будут, только прокапают, чтобы привести в чувства и всё.

– Что ж, это следовало ожидать, – протянул я. – Извини, что снова впутал тебя в свои проблемы, – шёпот выжег сухое горло и я закашлял. – Я не хотел…

– Молчи. – Глеб резко наклонился вперёд, чтобы подать мне воду, но задел капельницу. Трубка качнулась, бутылка с физраствором зазвенела, как колокольчик, однако ничего не упало. – Вот, возьми. Смочи горло. Тебе сейчас нужно больше пить. А разговоры подождут.

Я кивнул в ответ и, откинувшись на спину, наконец-то выпил воды. Стало немного легче.

– Спасибо, – улыбнулся я.

Эмоции переполняли. Было грустно от ситуации и в то же время радостно, потому что Глеб был снова рядом. Мне так много хотелось ему сказать, но увы, сделать это не получилось.

Неожиданно скрипнула дверь. В палату вошёл врач. Низкий, коренастый мужичок в синем халате и медицинской шапочке того же цвета.

– Булгаков? – он щёлкнул ручкой, записал что-то в блокнот и, не дождавшись ответа, продолжил говорить дальше. – Сейчас ваше состояние стабилизировалось. Давление в норме, но печень… – его голос стал резким, как скальпель. – Если продолжите в том же духе, к сорока годам будете кандидатом на трансплантацию. И то, если доживете…

Глеб шагнул к врачу, закрывая меня собой, как щитом.

– Он не продолжит.

– Что ж, отлично. Советую контролировать этот момент, чтобы минимизировать риск срыва. После курса детоксикации, самочувствие улучшится, но очень важно закрепить результат. И помните, любой новый запой, особенно в таких масштабах, может закончиться плачевно. В следующий раз можем не успеть… – врач повернулся ко мне и неестественно улыбнулся. – Здоровье – вещь хрупкая, так что берегите его. Не пейте много, а лучше вообще бросьте это дело, если хотите ещё пожить, – врач сделал паузу, заметив моё недоумение. – Ну ничего. Пока всё не так страшно. Полечим вас, прокапаем и снова будете, как новенький.

«Опять это слово «новенький». Уже аллергия на него» – подумал я про себя.

– Только есть один нюанс. Для проведения процедур, мне нужно согласие родственников, – протянув Глебу бланк, продолжил врач.

– Мы же договорились, что всё пройдёт не официально.

– Да, но как говорится бережёного Бог бережёт, – врач снова нелепо ощерился и протянул Глебу ручку. – На всякий случай подпишем отказ от претензий. Естественно, официально это согласие нигде фигурировать не будет, как мы и договорились. Но оно нужно для моего личного спокойствия. Понимаете? Итак. Кто-то из родственников может подписать согласие?

– Я – родственник, – Глеб вырвал бланк и подписал его размашистым почерком, оставив в графе «родственная связь» жирную черту.

– Брат?

– Он самый. – Глеб вытащил из кармана деньги, поместил их в сложенный пополам бланк и передал врачу. – Теперь всё?

– Да, теперь всё. Можно приступать к полноценному лечению, – мужчина расплылся в довольной улыбке и торопливо вышел из палаты.

Где-то в коридоре звякнул тележкой санитар. За окном шёл дождь и уныло выл ветер. А я вдруг понял, что хочу чаю. Обычного горячего чая с лимоном, какой Яна заваривала по утрам. Простое, глупое желание пробилось сквозь толщу отчаяния, как росток сквозь асфальт и я почувствовал себя живым. Оказавшись в очередной раз на краю, между жизнью и смертью, я наконец-то осознал, что ещё не готов покинуть этот бренный мир.

«Не так и не сейчас…»

***

Курс процедур действительно улучшил самочувствие. Медицинская помощь пошла мне на пользу. Я больше не слышал жутких голосов и хорошо спал, благодаря чему мой разум успешно выдерживал моральную нагрузку без едкого вмешательства алкоголя. Я наконец-то был трезв, свеж и бодр.

Тяжесть, гнавшая меня ко дну, словно испарилась. Тело, ещё слабое, больше не тряслось мелкой дрожью, а в голове наконец воцарилась непривычная, почти звонкая тишина – без гула похмелья и назойливого шёпота пустоты.

Спасибо врачу и естественно Глебу – моему личному супергерою, который, как всегда, оказался в нужном месте, в нужное время.

Именно он вытащил меня из хмельного болота и остался рядом, несмотря ни на что. Забыв былые претензии и обиды, что особенно ценно. Он посвятил мне всё свободное время, практически жил в больнице, пока меня ставили на ноги. И я точно знаю, что без его надежного плеча, без его поддержки я бы давно сорвался и пропал.

Присутствие Глеба было не просто заботой – это был щит против отчаяния. В его усталых глазах я читал и тревогу за меня, и остатки былой обиды, которые он сознательно отодвигал, и ту самую, непоколебимую решимость меня спасти. Он наполнял мою реальность чем-то значимым, чем-то, что давало мне силы жить.

В общем, да, благодаря Глебу, мой затяжной запой не закончился трагедией.

Меня прокапали, напичкали лекарствами и через неделю я уже выписывался из отделения наркологии чистый, как младенец.

ГЛАВА 2

Прошло два месяца и пятнадцать дней с тех пор, как я бросил пить.

Каждый новый день был для меня подвигом, но я держался изо всех сил.

«Никакой выпивки» – эта фраза стала моим девизом, моей мантрой и моей целью на будущее.

Я начал свою жизнь с чистого листа и хорошо понимал – перемены легко не даются. Но я верил… верил в себя и искренне надеялся, что другие, в том числе и Глеб, однажды, вновь поверят в меня. Я хотел заполучить обратно свою репутацию и доказать всему миру – прежний Костя вернулся и больше никуда не исчезнет.

Мои перемены начались с малого.

Я отмыл квартиру и привёл её в человеческий вид, а коллекция пустых бутылок, наконец-то, оказалась там, где ей и положено – в мусорке. Всё вновь сияло и блестело (ну, или мне так казалось). Не суть.

Самое важное, что я сделал – это прекратил свои ежедневные походы на кладбище и убрал из квартиры все вещи Яны. Собрал их в коробки и отправил в гараж. Всё равно он пустовал, а так хоть какая-то польза. Признаюсь, это было сложное решение, но именно оно принесло мне долгожданное успокоение.

С глаз долой – из сердца вон. Как-то так.

В общем, жизнь моя постепенно приходила в норму, а вот финансовое положение стремительно ухудшалось. Отложенные деньги заканчивались. И этот прискорбный факт говорил лишь об одном – пора искать работу, при чём незамедлительно.

Я не стал откладывать всё в дальний ящик и сразу же перешёл от размышлений к действиям. Я начал внимательно бороздить просторы интернета.

Само собой, так как список моих талантов был невелик и заканчивался на журналистике, я просматривал вакансии подходящие исключительно под этот критерий. Однако, где-то на двадцатом звонке, стало ясно, что получить желанную должность в приличном месте мне не светит.

– Константин, только что просмотрел ваше резюме, – менеджер по персоналу звучал приветливо. – Опыт работы в таком крупном медиахолдинге, как «Рус-Медиа» – это жирный плюс. Нам сейчас как раз нужен ведущий подобного уровня. Когда сможете подъехать на собеседование?

– Да, как скажете, – ответил я и переложил телефон в левую руку, потому что правая вспотела от волнения и стала скользкой.

– Хорошо. Вам будет удобно подъехать завтра в одиннадцать?

– Да, да, конечно. Буду у вас в одиннадцать, – пытаясь унять дрожь в голосе, ответил я.

– Значит договорились. Назовите ваше полное имя – выпишу пропуск для охраны.

– Булгаков Константин Михайлович, – чётко произнёс я.