Стоя на краю

– Теперь дела наладятся, – хихикал Глеб, потирая руки.

В тот вечер мы уснули без дрожи в коленях, мысленно благодаря небеса за ещё один прожитый день.

Так мы жили и все последующие дни. Держались на плаву и усердно барахтались, чтобы не потонуть. Чтобы не стать очередными выпускниками, которых сломала взрослая жизнь. А примеры были. И не мало. Кто-то начинал пить, кто-то принимать запрещёнку, многие попадали в банды или становились бомжами и в итоге умирали молодыми где-нибудь под забором. Или накладывали на себя руки… как Витька, с которым мы делили комнату в детском доме. Через девять месяцев после выпуска, он повесился. Его нашли в заброшенном гараже. Не сразу. А где-то через неделю, когда «ароматы» уже разошлись по округе.

Когда Глеб рассказал мне об этом, его глаза были пусты, а голос – плоским, как стена. Помню, что эта новость его очень впечатлила.

– Мы не станем такими, – шипел он, а я кивал ему в ответ, хотя в глубине души понимал – такой исход вполне возможен.

К счастью, нас миновала участь «большинства». Было не просто, но мы не сдавались. Глеб подрабатывал на стройке, иногда грузчиком, а я устроился мойщиком окон. И по вечерам, когда руки гудели от усталости, Глеб любил повторять одну и ту же фразу.

– Когда-нибудь мы будем работать в тепле, с чаем и печеньками, – твердил он слова, будто какую-то мантру, и я безоговорочно ему верил, откинув все сомнения прочь.

В целом, именно дружба помогла нам огибать препятствия и идти дальше. Мы были не одиноки и это стало той самой опорой в жизни, которая держала нас на плаву, как спасательный круг.

Помню, что первая зима была особенно трудной. Я тогда сильно заболел и не мог работать. Температура жгла под сорок, а денег на лекарства не было, ни копейки. Глеб сильно переживал по этому поводу. Сначала он пытался сбить жар подручными средствами, а когда понял, что обтирания водой малоэффективны – пропал на пол дня.

Вернулся он уже с антибиотиками. И с синяком под глазом… Сустав на его правой руке неестественно распух и посинел, а губа была рассечена. Он двигался скованно, стараясь не дышать слишком глубоко. Но в глазах горела не боль, а торжество: «Добыл!»

Лишь позже я узнал, что он дрался в подворотне за кроссовки, которые хотел продать, чтобы выручить деньги на лекарство. Шпана пыталась его кинуть, но Глеб не дал им спуска и забрал обещанное силой, потому что не мог вернуться с пустыми руками.

Его самоотверженность буквально спасло мне жизнь. Но, я ещё долго чувствовал себя виноватым за этот инцидент.

– Забудь, – отвечал Глеб на мои попытки извиниться. – Уверен, ты бы сделал для меня тоже самое.

Но я не хотел забывать, я хотел помнить всё, чтобы однажды, сполна расплатиться за доброту и заботу.

И по весне такой случай представился. Когда Глеба уволили с работы за «слишком гордый взгляд», несколько месяцев я тянул наши расходы один. Взял эту ответственность на себя, как взрослый человек. Потому что Глебу требовалась передышка. От всего, что на него свалилось. Я сразу это понял. Внешне он, конечно, не показывал свою усталость, никогда ни на что не жаловался, но я-то знал точно – жить в постоянном напряжении невозможно. Иногда даже очень сильным людям нужно побыть слабыми, перезарядиться. И я обеспечил ему этот перерыв.

По утрам я часто заставал его сидящим на краю матраса, просто глядящим в стену. Руки бессильно лежали на коленях. В эти минуты он выглядел не героем моего детства, а измотанным до предела солдатом после долгой войны. Тогда я просто клал ему на колени бутерброд и уходил на смену, зная, что сегодня моя очередь быть щитом.

– Спасибо, брат, – говорил он мне.

Именно тогда я по-настоящему понял, что «братство» – это не кровь, а готовность идти на жертвы.

И наша дружба была таким «братством».

Она помогла нам не запутаться, не оступиться и продолжать свой путь к светлому будущему.

Через год мы накопили деньги и перебрались в столицу, где найти нормальную работу было куда проще, чем в нашем провинциальном городишке. Там мы сняли однушку на окраине города. Старый ремонт, провалившийся диван, шкаф ещё с советских времён, да кухня метр-на-метр, где вдвоём уже не развернуться. Внутри было скромно, но чисто. Ничего общего с нашей первой комнатой, в которой мы жили после выпуска.

Сняв жильё, мы сразу же приступили к поиску работы. Первый и второй день выдался не удачным, варианты попадались сомнительные. Но вот на третий день нам улыбнулась настоящая удача – должность менеджера в отделе продаж бытовой техники, две вакансии сразу, как по заказу. Обучение за счёт компании и хорошая зарплата. Мы вцепились в это предложение обеими руками и ногами. К счастью, им были нужны как раз такие, как мы – молодые, активные, не обременённые семьёй и готовые работать по двенадцать часов в день. В общем нас взяли, чему мы оказались несказанно рады. Это решило наш вопрос с жильё (мы сняли новую, более приличную квартиру) и заметно улучшило финансовое положение. Мы, конечно, не шиковали, но и экономить больше не приходилось. Хватало на всё.

– Вот видишь, я же говорил, что когда-нибудь мы будем работать в тепле, с чаем и печеньками, – улыбаясь, говорил Глеб. – Так и вышло. Но думаю, это не предел, Костя. Мы можем больше, – уверенно заявлял он.

И я молчаливо соглашался с его очередным утверждением, потому что знал, что вместе мы – сила и действительно способны на что-то большее.

***

Мы много чего пережили. Были и взлёты, и падения. Радость и разочарование. Да чего только не было! Перечислять всё, слишком скучно и бессмысленно. Поэтому скажу коротко: да, мы долго искали своё место, перепробовали разные профессии, сменили ради мечты город, но в конце концов наше призвание нашло нас само.

Неожиданно для себя мы занялись журналистикой.

Всё началось с маленького блога, который я и Глеб вели как хобби, просто для души, в свободное от работы время. В нём мы писали о том, что видели вокруг: о людях, событиях, необычных местах. Выкладывали интересные фото и видео. Разные: смешные и грустные, глупые и серьезные. Мы никогда не зацикливались на чём-то одном, не вгоняли себя в рамки. Наоборот, показывали всё, что хотели, всё, что нам нравилось. И это было здорово. Мы просто делились впечатлениями и даже не думали, что это кого-то по-настоящему заинтересует.

Возможно, подсознательно, нам хотелось показать миру то, чего нам так не хватало в детстве: обычные, но настоящие истории людей, их маленькие победы и грусть. Не глянцевую картинку, а жизнь – такую, какая она есть, с её трещинами и бликами света.

Отлично помню наш первый ролик о старике-часовщике, чья мастерская размещалась в подвале соседней хрущёвки. Глеб тогда ругался, что камера не ловит свет, а я постоянно забывал текст, сбивался, поэтому в итоге пришлось накладывать закадровый голос. Монтаж видео занял ещё один вечер, но, когда наш ролик набрал первые сто лайков, мы с Глебом радовались, как дети.

– Это же целая сотня! Нас посмотрело сто человек!

Постепенно, наши публикации стали находить всё больший отклик.

Один из сюжетов про женщину, вырастившую сад на крыше многоэтажки, неожиданно попал в рекомендации. Просмотры перевалили за несколько тысяч, на канал стали подписываться зрители и пошло-поехало.

Как оказалось, людям понравился наш посыл, наша искренность и живой взгляд на вещи. Им понравилось, что мы находили необычное в самых обыкновенных вещах. Этим наш блог разительно выделялся от остальной информационной массы и именно этим привлёк первых зрителей, да и всех последующих. Количество подписчиков увеличивалось понемногу, но ежедневно.

И пускай не всегда, и не всё было гладко, пускай находились те, кто любил критиковать нашу работу, большинству зрителей канал всё же нравился. Растущие цифры это упорно подтверждали. А хейт, с которым мы столкнулись… что ж, хейт был лишь естественной реакцией на успех.

– Критикуют, значит есть что-то стоящее, – рассуждал я.

Хобби раскрыло нас с новой стороны.

Успех, который мы, не имея специального образования, совершенно не надеялись достичь, внезапно, обрушился на нас, как снег среди лета.

Я и Глеб наконец-то поняли, что вот оно – журналистика и есть наше истинное призвание. Так нашим скитаниям пришёл конец.

Мы бросили работу менеджера и полностью сосредоточились на ведении блога. Из скромного хобби он перерос в серьёзный проект, который приносил нам не только моральное удовлетворение, но ещё и донаты. Он превратился в основной источник дохода. И мы с Глебом делали всё, чтобы совершенствовать наш канал и поддерживать его на должном уровне.

Мы много работали, стали настоящей, слаженной командой. Глеб фотографировал и снимал, а я был в кадре и вёл репортажи, комментировал, рассказывал подробности, приводил факты, делился собственным мнением. В общем, у нас была полная рабочая идиллия. Публикации выходили регулярно. По несколько раз в неделю.

Но один из репортажей оказался особенно успешным.

Это была история о заброшенной лечебнице для душевнобольных на окраине города – месте, окутанном слухами и городскими легендами. Мы с Глебом решили не просто заснять мрачные коридоры и облупившиеся стены, а копнуть глубже: разыскать бывших пациентов, отыскать архивные записи и, если повезёт, раскрыть тайну, почему клинику закрыли в спешке почти тридцать лет назад.

Глеб снял потрясающие кадры: солнечный свет, пробивающийся сквозь решётки на разбитых окнах, полустёртые надписи на стенах, ржавые койки, будто застывшие в ожидании.

А мой рассказ дополнил эту таинственную атмосферу. Он был очень эмоциональным и живым – с историческими справками, жутковатыми байками от местных и даже парой записей из старых медицинских журналов, которые мы откопали в архиве. Видео получилось объёмным, насыщенным и острым. Сюжет цеплял, оставляя в напряжении до самого конца. И хотя, тайну лечебницы нам так и не удалось раскрыть, репортаж вышел отличный.

По итогу дня, он набрал в десять раз больше лайков, чем обычно. Комментарии пестрили историями о «проклятом месте», советами «не соваться туда ночью» и даже признаниями бывших сотрудников, которые нехотя подтверждали: да, в последние годы работы лечебницы там творилось что-то… необъяснимое. В общем, мистическая тема зашла всем без исключения.

Видео буквально взорвало интернет и даже разлетелось по соцсетям. За каких-то три дня количество подписок выросли двое. Но самое интересное началось две недели спустя.

С нами связались представители одного очень известного телеканала и предложили сотрудничество.

Телеканал «Рус-Медиа» – один из крупнейших в стране, известный своими смелыми расследованиями и документальными проектами, хотел, чтобы «мы», «скромные любители без образования» стали частью его профессиональной команды. Это было какое-то чудо.

Недолго думая, я и Глеб согласились на встречу с продюсером.

В назначенный день и время мы явились в офис.

Войдя в кабинет продюсера, я сразу же заметил на стене его старые фотографии, повествующие о начале карьеры.

– Это мой первый репортаж, – пояснил Алексей Олегович. – Я тогда ночевал в редакции, чтобы успеть всё смонтировать. Как же давно это было… Да, я горел своим делом, прямо как вы.

– Родственные души? – спросил я.

– Похоже на то, – ответил мужчина. Его голос заметно смягчился и в этот момент стало понятно – он говорит с нами не просто, как продюсер. Он говорит с нами, как союзник.

– Видите ли, я уже давно слежу за вашим блогом. И знаете что? Ваш стиль, ваша подача – это именно то, что нужно современному зрителю, – продолжил Алексей Олегович, – Поэтому мы предлагаем вам не просто эфирное время, а «собственную» программу. Журналистские расследования, документальные фильмы, видео-разоблачения, сюжеты про городские легенды, про путешествия, истории с неожиданной развязкой – одним словом всё… Всё, что вы делаете обычно, но с приличным бюджетом, поддержкой и аудиторией в миллионы.

Глеб молча переглянулся со мной. В его взгляде читалось то же, что и у меня в голове: «Это слишком круто, чтобы быть правдой».

– А что насчёт… нашей свободы? – осторожно спросил я. – Мы привыкли сами выбирать темы, сами решать, как их подавать.

Продюсер улыбнулся, обнажив свои неровные, серые от возраста зубы.

– Вы будете работать «с» нами, а не «на» нас. Конечно, редактура и юридические моменты – это наше поле. Но идеи – ваши. Как я сказал ранее, нам нравится стиль и менять его мы не собираемся. Так что о свободе можете не беспокоится. Её будет предостаточно.

Слова продюсера звучали как музыка. Однако в голове пронеслось: «Доверяй, но проверяй». Весь наш путь – из детдома через подворотни и развалюхи сюда – был построен на этой свободе: говорить то, что думаем, показывать то, что видим. Потерять её означало потерять себя. Алексей Олегович, кажется, это понимал.

Но у Глеба оставались сомнения… Он нервно заёрзал в кресле. Я знал этот жест ещё с детского дома, он всегда так делал, когда был не уверен в своих действиях.

– А что если… что, если нашей следующей темой станет… – Глеб сделал многозначительную паузу. – Например, коррупция в мэрии.

Алексей Олегович замер, потом рассмеялся.

– Что ж, дерзко. Но ведь за это вас и любят. Правда?

Глеб ответил ему улыбкой, и тут же повернулся ко мне. В его взгляде читался вопрос: «Ну, что? Мы соглашаемся или нет?»

Интуиция подсказывала мне, что продюсер с нами честен, ведь он и сам начинал с низов и хорошо знал, насколько для журналиста важна индивидуальность. Его предложение звучало правдиво и заманчиво. Второе такое же мы могли и не получить. Это был шанс на миллион.

– Так что ответите? «По рукам?» – спросил Алексей Олегович.

– По рукам! – радостно воскликнул я, Глеб тоже одобрительно кивнул, и мы по очереди пожали руку продюсера.

Естественно, принять то решение было не так просто, как кажется на первый взгляд. Сомнения и страхи присутствовали, ведь начинать что-то новое всегда страшно. Но одно мы знали точно, если дело выгорит – мы перейдём на новый уровень, в лигу профессионалов, где начнутся по-настоящему высокие ставки. А чтобы выяснять наши шансы, нужно было рискнуть и сделать прыжок веры.

«Не попробуешь – не узнаешь» – решили мы.

Я и Глеб подписали контракт, и договорившись о начале работы, покинули кабинет в приподнятом настроении. Пока мы шли по коридору и спускались на лифте, мы почти не дышали. Боялись спугнуть удачу. Лишь выйдя из здания, мы позволили себе вольность и закричали от счастья во всё горло. Помню, что одного из прохожих дико испугал наш крик, тот подпрыгнул на месте, посмотрел на нас, как на дурачков, покрутил пальцем у виска, тяжело выдохнул и только после этого пошёл дальше. Но, если честно, нам было всё равно. Мы радовались своему успеху, не замечая ничего вокруг.

Я и Глеб стояли посреди шумного города, два бывших детдомовца, которых когда-то не ждал никто и ничто. Теперь нас ждали миллионы зрителей. Глеб схватил меня в охапку, и мы, смеясь и спотыкаясь, закружились на месте, как когда-то в детдоме после победы над «главными», только теперь наша победа пахла не пылью сарая, а бетоном и выхлопами большого города и бескрайними возможностями. В этом крике вырвалось всё: и страх первых дней на вокзале, и холод комнаты с буржуйкой, и боль от синяков, и радость первых лайков, и невероятное, духоподъёмное ощущение – мы нашли своё место под солнцем.

***

Через неделю мы приступили к съёмкам первой пилотной серии нашей передачи, которую назвали «Всё обо всём».

Основную часть работы, конечно, делали я и Глеб, но в целом процесс съёмок разительно отличался от привычной атмосферы. Часть работы легла на плечи ассистентов, благодаря чему нам не приходилось думать о мелочах и заострять внимание на второстепенном. Процесс съёмок стал намного проще, доступнее и приятнее.

Казалось, сама вселенная нам подмигивала, как бы говоря: «Это только начало».

Но под слоем азарта всё равно клокотал холодный страх провала. Освещение софитов, ранее казавшееся волшебным, теперь давило, как тяжёлый пласт. Каждый дубль чувствовался экзаменом, где цена ошибки – не просто плохой кадр, а крах всего, чего мы достигли.

Помню, как Глеб впервые взял в руки новую камеру.

– Чувствую себя Голливудом на минималках, – довольно ухмыльнулся он, но я заметил едва уловимую дрожь в его голосе.

Перед нами стояла огромная ответственность. И мы оба это понимали – второго шанса не будет.

Да, съёмки шли, как по нотам, но гарантировать успех никто не мог, к тому же на наших плечах оставался блог. Забрасывать его мы не собирались. Канал был нашим детищем, нашим мостом для отступления и главным запасным вариантом в случае провала. Поэтому днём мы работали над передачей, а по вечерам делали новые видео для блога, чтобы обновлять его хотя бы раз в неделю. Это ощутимо усложняло нам жизнь. Но мы справлялись. Успевали и вести канал, и заниматься съёмками. К счастью, наш кропотливый труд не пропал зря.

Первый эфир произвёл эффект «вау», выстрелил прямо в яблочко. Рейтинг зашкаливал. Нас тэгали в соцсетях, обсуждали на радио, хвалили критики. Этот интерес говорил сам за себя – мы на правильном пути.

На радостях Глеб распечатал первый восторженный отзыв и повесил над монтажным столом. Там было всего два слова: «Вы – огонь!» И это стало нашим негласным девизом.

Мы были счастливы и одновременно растеряны. Такого успеха никто не ожидал. Всё происходило слишком быстро. Ещё вчера мы были просто двумя чудаками с камерой, а сегодня мы вещали на телевидении и по всему интернету, купаясь в лучах славы, как какие-то селебрити. Это не укладывалось в голове.

Иногда, я ловил себя на том, что щипал свою руку, проверяя реальность происходящего. Боль подтверждала – всё правда.

И когда следующие серии продолжили наш триумф, я окончательно растерялся.

«Это правда? Это тоже правда?»

Всё о чём мы мечтали, будучи детьми сбывалось и становилось явью в режиме реального времени. Наш труд давал плоды.

Передача нравилась зрителям. Начальство тоже было в восторге. Поэтому о втором сезоне заговорили ещё в процессе съёмок первого.

Такой взлёт карьеры принёс нам хорошие деньги и популярность. Мы стали вращаться в элитных кругах общества, обзавелись полезными знакомствами и наконец-то наладили личную жизнь, а если быть точнее, женились. Обзавелись вторыми половинками, но, к сожалению, наша семейная жизнь оказалась далека от идеала.

– Ты смотришь на часы, чаще чем на меня, – с укором подмечала Яна. А я лишь отшучивался, целовал жену и снова бежал на съёмки.

Её духи, с запахом сладкой груши, ощущались на моей коже почти весь день. Они напоминали, что дома меня ждут, но я отбрасывал эти мысли в сторону, потому что работа требовала полной отдачи. Без вариантов. И я выкладывался. Вновь и вновь. Выжимал себя до последней капли, чего требовал и от Глеба.

Мы работали на износ. У нас появилось всё, чего можно захотеть. Всё и даже больше, чем надо. И в какой-то момент мы забрались настолько высоко, что у меня появился страх упасть – навязчивый, как ритм метронома. Я боялся свалиться с Олимпа и снова оказаться у подножия. Это чувство меня подстёгивало, мотивировало работать усерднее и в какой-то степени походило на одержимость.

Днём я научился контролировать эти эмоции, но вот по ночам я был бессилен.

Мне часто снились кошмары. В них я всё время куда-то бежал: то по кругу, как белка в колесе, то по эскалатору против движения, как безумец решивший обхитрить самого себя.

Иногда я был не один… Рядом, запыхавшись, бежал маленький мальчик с потрёпанным мишкой – я сам из детдома. Он кричал мне: «Не останавливайся! Они догонят!» – и я знал, что «они» – это не «главные» из прошлого, а тени моего возможного будущего: нищета, забвение, насмешки тех, кто сейчас нам рукоплещет.

«Остановиться – значит рухнуть», – повторял я себе, просыпаясь по утрам.

А затем всё начиналось заново. Я одевался, пил свой кофе, целовал Яну и бежал на очередные съёмки.

Глеб жил в том же ритме – работа была на первом месте.

Но, как у любой медали, у карьеры оказалось две стороны. На первой был труд, успех и овации поклонников, а на второй – личная жизнь. Совмещать одно с другим не получалось. И с каждым новым днём это становилось всё более очевидным.

Я то и дело пропускал совместные ужины, с пугающей регулярностью забывал про важные даты и праздники.

А однажды, я так заработался, что совсем забыл о дне рождении Яны. Это было непростительно…

В тот я вернулся домой далеко за полночь. В голове ещё крутился сценарий новой серии, который я старательно пытался доработать до начала съёмок. И только увидев лицо жены – застывшее, с высохшими следами туши на щеках и с не нарезанным тортом на столе – я вспомнил… я понял, что пропустил день рождение Яны… Удар под дых был бы менее болезненным… Ком в горле перекрыл мне кислород. Я замер на месте, ища себе оправдание, но увы, найти их я так и не смог.

Кажется, именно в тот момент в наших отношениях появилась первая ощутимая трещина. Яна изменилась. Стала холоднее, безразличнее. Больше не боялась задеть мои чувства, говорила, что думала, а порой даже намеренно колола своими шипами, чтобы сделать больно.

Но я лишь продолжал отшучиваться, продолжал закрывать глаза на проблемы, хотя в душе понимал – это закончиться плохо, это совершенно точно закончится плохо.

Я спрашивал себя: «Что, если мы слишком увлеклись погоней за мечтой? Не пришло ли время остановиться?»

Знаю, что Глеб тоже задавался этими вопросами, но вслух мы никогда их не обсуждали. Не хотели признавать очевидное и расписываться в собственном поражении. Проще было оставить всё, как есть. И мы поддались своей слабости, пустили ситуацию на самотёк.

Думаю, прежние Костя и Глеб никогда бы так не поступили. Где-то в глубине души шевелилось стыдливое понимание: мы не просто предали свои семьи. Мы предали тех двух парней у вокзала, деливших доширак и мечтавших просто о тепле и чае с печеньками. Те парни боролись за жизнь, а мы, достигнув вершины, разучились в ней жить. Время размыло былые принципы. Теперь на первом месте была карьера, и она диктовала свои правила. А мы…мы им следовали. Безоговорочно и слепо…

***

Сохранять брак в условиях полной загруженности было непросто.

Вечная разъезды и командировки, плавно перетекающие из одной в другую, лишь усугубляли напряжённость.

Я чувствовал, как Яна от меня отдаляется. Мы стали мало разговаривать, раздражали друг друга. Редкие беседы превращались в поток претензий. Я не знал, как объяснить свои чувства и не понимал её категоричный настрой – «Всё или ничего».

Брак трещал по швам.

Личная жизнь и карьера буквально отторгали друг друга. Наверное, именно поэтому брак Глеба не протянул и шести месяцев. И хотя мой рабочий график был плотнее, чем у него, (потому что я был ведущим, лицом передачи и часто получал индивидуальные приглашения на разные тв-шоу), я всё ещё пытался как-то балансировать, пытался найти компромисс (или я просто оттягивал неизбежное, не знаю). Скажу лишь одно – я хотел сохранить семью. Хотел, но просто не знал «как».

«Ещё одни съёмки, ещё один репортаж, завтра или послезавтра обязательно наверстаю упущенное, ещё будет удобный случай», – наивно думал я.

Так время продолжало утекать сквозь пальцы, но в лучшую сторону ничего не менялось.

Точка невозврата приближалась. Я чувствовал – терпение Яны на пределе. Она не шла на контакт, пропадала с подругами, могла остаться у родителей на ночь, лишь бы не пересекаться со мной. Игнорировать проблему и дальше было глупо. Я понял, что пришло время посмотреть правде в глаза – нашему браку пришёл конец.

– Привет. Я дома, – набрал я ей после очередной командировки.

– И что с того? – съязвила Яна.

– А ты где?

– Какая тебе разница? Что хотел? – возмутилась она.

– Поговорить.

– Так мы уже… Разве нет?

– Я хотел поговорить лично, при встрече. Ты когда вернёшься?

– Куда? – будто не понимая о чём я, переспросила она.

– Домой.

– Костя, я уже неделю, как съехала! Я не вернусь. С меня хватит.

Тишина…

Слова ударили, как обухом по голове. В ушах зазвенело, ладони мгновенно покрылись липким потом. Я машинально сжал телефон так, что пластик затрещал. Я застыл, замер, оцепенел… Я оказался не готов к такому повороту. Не знал, что сказать дальше.

Пока я собирался духом, Яна взяла инициативу в свои руки и сделала первый шаг. Это было логично и в тоже время, странно.

–Так значит, всё? – переспросил я, немного погодя.

– Да, Костя. Это совершенно точно всё. Завтра подам документы на развод. Так что будь добр, найди в своём расписании время на подпись. Больше от тебя ничего не требуется.

– Прекрати, не начинай, хотя бы сейчас.

– А я и не начинаю, я лишь констатирую факты, – огрызнулась Яна. – У тебя всегда было время на работу, но не для меня.