«Кредо Сумрака»

Его голос задрожал от рвущихся наружу слез.

Я заглянула на второй ярус кровати.

– Ну что ты, мы и сейчас живем все вместе. И завтра тоже. И потом, – я провела рукой по его беспорядочно торчащим волосам. – Просто сегодня день такой. Завтра будет лучше.

Брат всхлипнул.

– Обещаешь?

– Обещаю, – выдохнула я, надеясь, что завтра на самом деле станет лучше.

Мы улеглись спать. Сон никак ко мне не шел, и я вертелась с боку на бок, переваривая Славкины слова. Не могут же родители развестись? Мы дружная семья. У нас все хорошо. Кредитов нет, долгов нет, учимся мы сносно, родители работают. У нас есть старенькая Королла. И дача. Папа изредка пьет пиво с друзьями по пятницам, мама вяжет по видео-роликам в свободное время. Только домашних животных нет, потому что у Славки аллергия на шерсть. Но мы можем завести рыбок. Нас никто не ограничивает. Чем не идеальная семья?

Но мои разумные мысли меня не успокаивали.

Неожиданно я услышала приглушенные голоса родителей. С бешено колотящимся сердцем, я поднялась с кровати, тихо вышла из комнаты, прикрыла дверь, и на цыпочках прокралась к спальне родителей. Раньше здесь был зал, но они сделали спальню, нам отдали комнату, а в кухне мы собирались вчетвером и принимали редких гостей.

– Хотя бы при детях будь мягче… – донесся папин голос.

– Постараюсь. Но это твоя вина, что все так, – мамин голос звучал как минус 40 градусов.

– То есть я опять виноват? Это ты пришла пьяная ночью!

– Никакая не пьяная!

– Где ты была?

– В офисе.

– На самом деле, где была? Говори?! – зашипел отец.

– Это ты говори, что делал с той потаскухой в машине?! – гневно, но тоже шепотом, воскликнула мама.

Возникла пауза.

Мое сердце пропустило удар.

Неужели Славка прав? Все настолько плохо? Папа изменяет маме?

По моему телу прошла дрожь. Руки стали ледяными, как и кончик носа. Левая щека слегка онемела. Боже, неужели у меня инсульт?! Или инфаркт?

– Какая еще потаскуха? – голос папы стал озадаченным.

– Та, которую ты возишь на работу каждое утро!

– Инесса?

– Вот! Она уже Инессой стала. А раньше ты отвечал на ее звонки «Инесса Львовна»!

– Да что ты такое несешь!

– Что слышал! Сначала в себе разберись, а потом уже ко мне лезь!

– Да я ее пару раз подвез на служебном авто.

– Да хоть тысячу раз! Мне все равно! – последние слова мама будто выплюнула.

– Ну и отлично, – сказал папа.

В спальне послышалось шуршание, и я поспешила в свою комнату. Через пару минут из спальни вышел отец с подушкой и одеялом, и отправился на кухню. А мама погасила свет и легла спать в одиночестве.

Я вернулась в кровать, натянув одеяло до подбородка. Сегодня точно не усну.

Утром встала с тяжелой головой. На всех уроках я боролась со сном. Глаза упорно не желали открываться и фокусироваться на одной точке. Я регулярно заставляла их перестать косить, а мозг умоляла не засыпать. Дома придется все перечитывать и вникать заново, потому что я прослушала все, что говорили учителя и не успела сделать несколько записей. Я даже не записала домашку по физике!

– Поедешь со мной к ведьме? – Машка наклонилась ко мне через стол и впилась в меня взглядом.

– К какой еще ведьме, Марья, как тебя там, Батьковна?! – я сделала круглые глаза.

– Ладно, не к ведьме. К экстрасенсу-медиуму.

– Чего-о-о? – я всмотрелась в подругу, стараясь найти признаки разума, но таковых не находила.

– Чего слышала, Шишкина. Тебе что, есть чем заняться после школы? – на последнем слове Машка вгрызлась в булочку с маком.

Я глянула по сторонам, чтобы нас никто не слышал. А-то примут за умалишенных. Мы сидели в школьной столовой и с аппетитом уминали свой скудный, но вкусный, обед. Повара готовили на редкость вкусно. И соли, как надо и сахару в меру. Да, мера у всех разная, но по мне – идеально. Сегодня из выпечки были булочки с маком, одну из которых взяла Маша, сосиски в тесте, расстегаи с повидлом и пиццы. Из напитков – чай и компот. Люблю сосиски в тесте, но сегодня купила пиццу и компот.

Маша бросила взгляд на белоснежные наручные часы с золотистым циферблатом:

– Через час уже конец уроков. Так ты поедешь со мной?

– Куда ехать-то?

– В «Березовую рощу».

Я отпрянула.

– Ну, Маруська, ты точно ума лишилась. Это же за городом!

Машка скрестила руки на груди. Ее идеально уложенные русые волосы придавали ей сходство с какой-нибудь принцессой из «Диснея».

– Я знаю. Тебя это останавливает? – аккуратно выщипанные брови подруги сошлись на переносице.

– Нет, но… Ха-ха-ха! Маруська, это ж деревня голимая! На чем ты ехать туда собралась, кулёма? – меня распирало от смеха.

Глядя на Игнатьевское серьезное лицо, я не удержалась и разразилась хохотом.

– Какая же ты недогадливая, Шишкина! – фыркнула Машка. – На автобусе поедем.

– На рейсовом?

– Да уж прям! На простом. У восьмидесятого как раз там конечная остановка, Березовая роща.

– Я там не была.

– Вот и побываешь!

Небо затянули серые тучи, но я была одета по погоде – серые приталенные джинсы, рубашка в клетку и черные кроссовки с леопардовыми вставками по бокам. Джинсовку не взяла, зато зонтик торчал из рюкзака. Игнатьева оделась в джинсы с высокой посадкой, блузу цвета пыльной розы и темные ботинки.

Ровно через час мы уже катили в автобусе. Пассажиры заняли все места, и мы запереживали, что придется уступать, но, к счастью, не пришлось. Из магнитолы мужской голос пропел «я готов целовать песок, по которому ты ходила».

Машка закинула ногу на ногу и хитро на меня взглянула.

– Хочешь, секрет расскажу?

– Хочу, – я с любопытством уставилась на подругу.

– Меня Ванечка в кафе пригласил.

Вот это поворот. Ваня Коршунов да в кафе? Всем известно, что Иван любитель отношений без ухаживаний. Ему надо сразу в койку. Раньше я думала, что любую девушку нужно добиваться. Водить куда-то, цветы дарить и все в таком роде. Но у Коршунова так стремительно менялись пассии, что я сильно сомневаюсь, чтобы он вкладывал свое время, деньги и силы в каждую встречную особу.

– И куда же вы идете? – недоверчиво произнесла я.

– На фудкорте посидим, блинов поедим.

– Вот это да. Ну, расскажи потом, как все пройдет.

– Обязательно! – Машка наклонилась ко мне и звонко чмокнула в щеку.

Так, болтая обо всем и ни о чем, мы и доехали до нужного места. Автобус высадил нас на пустыре, а сам развернулся и поехал в обратном направлении.

– Ты точно знаешь, куда идти? – засомневалась я. На лоб упали первые капли дождя.

– Ну да, – неуверенно ответила подруга, покрутив головой. – Так вон же указатель!

Метрах в десяти с правой стороны виднелся столб с вывеской «п. БЕРЕЗОВАЯ РОЩА». Мы свернули в нужном направлении и заметили вдалеке одноэтажные и двухэтажные дома. Оказавшись в поселке, Машка достала смартфон и сверилась с GPS, который указал нужный дом.

– Вон тот, с серой крышей, – сказала она, тыкая в сторону домика.

И вот мы замерли у дома. На ум приходят строки Пушкина «ветхая лачужка и печальна, и темна…». Домик еле стоял. И стоял как-то под наклон с одной стороны. Его перекосило. Весь цвета копоти, и крыша такая же. Окна старенькие, деревянные. Форточка открыта на одной из створок. А другое окно рассекает понизу трещина. Крыльцо из трех ступенек, каменное, полуразвалившееся по бокам. Территория возле дома заросла некошеной травой.

Я посмотрела на Машку.

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

– Да брось, Женёк. Наверняка все нормально, просто бабулька древняя, не может ухаживать за участком, – протараторила Игнатьева.

Но ее голос выдал скрытую панику. Машка первой поднялась по ступенькам, постояла пару секунд у двери, затем, собравшись с духом, постучала. Звонка на двери не было.

– Открыто, – из глубины дома донесся скрипучий голос.

– Что-то мне страшно, – прошептала Маша и добавила: – Иди первая.

И втолкнула меня в проем.

Войдя, мы оказались в небольшом мрачном помещении. Я заметила лишь одну дверь, ведущую, вероятно, в комнату старухи-медиума. Или она там прячет кого-нибудь, как Синяя Борода своих жен?

Я почувствовала холодок по коже. Морозец с мурашками.

Не слишком приятный дом, не слишком приятный запах, не слишком приятная бабка, сидящая по центру за столом и смотрящая прямо на меня.

Глава 5

В доме царил полумрак, несмотря на то, что время близилось к трем. Это объяснялось наличием многочисленных занавесок и плотных штор, наполовину закрывающих окна. Половицы под ногами скрипели, голый пол начисто лишен линолеума. Просто скрипучие доски. Побеленные стены не отличались гладкостью и ровностью. Грустный потолок с одиноко висящей лампочкой Ильича, без люстры. По левую руку от меня стоял большой книжный шкаф во всю стену. Там же в углу старенький торшер и кресло. А с правой стороны, у окна, громоздились два комода разной высоты и длинны. На поверхностях комодов теснились разного размера кашпо с растениями и цветами, пустые обрезанные бутылки и банки с непонятным содержимым, а также лейка и садовые перчатки.

– Присаживайтесь, коль пришли, – проскрипела старуха.

Мы с Игнатьевой осторожно подошли к массивным стульям с толстыми спинками, на сиденьях которых лежали пухлые бархатные подушки фиолетового цвета. Оба стула одновременно скрипнули, когда мы присели.

Круглый стол покрывала темная бархатная скатерть. В центре находилась небольшая, догоревшая до середины свеча, какие продаются в церковных лавочках. Рядом с Ефросиньей Арнольдовной лежали карты Таро, листок бумаги и ручка.

– Не бойся, девонька, мне не нужны лишние вещи на столе, помимо тех, что находятся здесь в данный момент, – негромко произнесла бабка, глядя на меня, четко проговаривая каждое слово.

На ней, как на вешалке, висело темное устаревшее платье с длинными рукавами и круглым вырезом под горло, прошитым белой бахромой. Темный шелковый платок, повязанный на голове, полностью скрывал волосы и середину лба. Лицо старухи избороздили морщины, но ее светло-серые глаза смотрели молодо и живо. В молодости она точно была красавицей. Как же она оказалась в таком доме, в таком месте?

– Ты, голубка, не забивай свою светлую головку такими тягостными думами, – бабка сурово посмотрела. – Своих дум не передумать.

Меня словно окатило ледяной водой. Неужели экстрасенс-медиум читает мысли. Я непонимающе на нее уставилась.

– Ефросинья Арнольдовна, вы что же, еще и телепат? – медленно, словно пробуя каждое слово на вкус, проговорила Маша.

Обычный насмешливый тон ее сменился настороженным, не лишенным уважения. Я перевела взгляд с медиума на Игнатьеву, а затем обратно.

– Одни и те же мысли часто посещают головы тех, кто приходит ко мне впервые. Однако не это суть нашей беседы, не так ли? – Ефросинья Арнольдовна взяла ручку и придвинула к себе листок. – Назовите ваши имена и даты рождения.

– Мария, двадцать девятое сентября две тысячи пятого года.

Ефросинья Арнольдовна сделала запись и подчеркнула.

– Твоя очередь, девонька.

– Евгения, третье марта две тысячи шестого года.

Экстрасенс-медиум проделала ту же процедуру, что и в первый раз.

– Начнем с тебя, Мария.

На листе, под именем и датой рождения Маши, Ефросинья Арнольдовна начертила квадрат, в нем написала цифры и неистово начала что-то чертить, неотрывно глядя Машке в глаза. От этого зрелища меня пробрал озноб.

– Мальчика любишь. Да, вижу. Не очень хороший, не очень плохой. Так. Работать будешь. Умненькая да наивная. Сложности будут. Но не бойся, девонька, справишься. Ты заварила кашу, тебе и расхлебывать. Кто такой Дима? – спросила экстрасенс, не переставая рисовать внутри квадрата и не отрываясь от подруги.

– Это мой брат, – голос Машки так дрожал, что у меня затряслись коленки.

– Хороший парень. Поможет тебе там. Не бросит. А вот мать ваша не одобрит. Но скандалить не станет.

Чем дальше говорила бабка, тем страшнее мне становилось. Захотелось сбежать отсюда да поскорее.

– Спрашивай, пока есть поток, – врезался голос экстрасенса в мои мысли.

– А в университет бесплатно поступлю? – прошелестела Маша.

– Не поступишь.

– А платно?

– Вообще не поступишь, – безапелляционно заявила бабка.

– Боже, – прошелестела Игнатьева, поднеся ладони к своим покрасневшим щекам. Из ее блестевших глаз покатились крупные слезы.

– Не плачь, девонька, жизнь все на свои места расставит. Будет тебе счастье, но и забот немало предстоит.

Машка сидела, ни жива, ни мертва. Я опустила руку под стол и сжала ее ледяные пальцы. Она рассеянно глянула на меня и легонько кивнула головой. Приняла мою молчаливую поддержку. После услышанного, мне не хотелось ничего о себе знать. Но бабка вошла в состояние транса, и останавливаться намерений не имела.

Под моими данными она начертила квадрат, в нем какие-то цифры, и уверенной рукой начала размашисто рисовать зигзаги. Ее светлые глаза, серые, как зимнее небо, смотрели далеко вглубь моих глазных яблок. Казалось, острым взглядом медиум рассекает мои зрительные нервы, лишая зрения. Затылок пронзила вспышка непонятной боли. Голова стала тяжелой, будто у меня случилось переутомление. Так бывает, когда не спишь двое суток подряд, готовясь к важному экзамену. Мозг совсем перестал воспринимать информацию, в глазах появилась сухость из-за редких морганий. Сейчас мне хотелось лечь на мягкую подушку и уснуть.

– А у тебя за родителей переживания. И небезосновательно. Но ты не думай. Без тебя справятся.

Страх сковал мою душу и взял в плен мысли. Я жадно впитывала все, что говорила экстрасенс-медиум.

– Мальчишки-то тебя не слишком волнуют. Больше за учебу радеешь. Молодец, – бабка сделала паузу, пригвоздив меня к стулу каменным взглядом. – Спросить хочешь, вижу. Вопрошай.

Мои мысли вмиг разлетелись. И я ляпнула первое, что пришло на ум:

– А парень появится?

Бабка, глядя строго мне в глаза, пожирала мою радужку своими расширившимися зрачками. Ее глаза скрыли свой цвет, поскольку теперь на меня взирали полностью черные зрачки.

– И да, и нет.

– То есть как?

– Так. Есть он, и нет его.

Я совсем запуталась.

– Мы знакомы?

– Нет. Но ты его видела. И он тебя. Он тебя видел даже чаще.

На меня обжигающей волной нахлынуло волнение. Вдруг глаза Ефросиньи стали острее, чем только наточенные ножи, отчего я почувствовала, что скоро лишусь чувств.

– А все не так просто у тебя. Не простая ситуация ждет. Один на миллион ситуация. Редкая. Опасная.

– Он опасен?

– А это ты узнаешь позже.

Пламя свечи, стоящей перед нами, задрожало. Но ветра здесь не было и на свечку никто не дул.

Лицо медиума сморщилось. Теперь Ефросинья Арнольдовна не напоминала красавицу, она стала кем-то или чем-то, от чего мы с Машкой, не сговариваясь, прижались спинами к стульям. Я схватила Машу за ледяную руку.

– Ему нужна твоя помощь, девонька. И ты поможешь. Но это опасный путь, нелегкий. И общение непростое.

Свеча мерцала, как бешеная. Ее огонь заплясал в разные стороны. Дымок поднимался все выше и выше, едва ли не достигая потолка. Где-то скрипнула половица.

– Ему нужна помощь! – жутким голосом вскричала бабка, ударив по столу. – ПОМОЩЬ! ПОМОЩЬ!!! – рычала она нечеловеческим голосом.

Мы с Машкой испуганно подскочили и понеслись к двери.

Не помня себя, неслись прочь по ухабистой проселочной дороге. Резкие порывы ветра выбивали весь воздух из груди, мешая дышать размеренно. Грудь дико вздымалась и опускалась. Сердце вырывалось из сдерживающих его оков.

Небо, заполненное грозовыми облаками, разверзлось громом. Вдалеке сверкнула молния. Свернув за угол последнего поселкового дома, мы ринулись мимо указателя к остановке. В лицо хлестал дождь, а я и не заметила первых капель. И совершенно забыла о том, что в рюкзаке лежит зонт. Оказавшись под козырьком остановки, мы пытались отдышаться, согнувшись пополам. У меня кололо левый бок.

– Мы ей не заплатили, – прохрипела Машка, бросив темную сумку на лавку и усевшись на нее.

Даже в критической ситуации, Игнатьева оставалась леди, которая страшно боится замараться. Мало ли, кто на этой лавке до нее сидел? Или стоял? А, может, на нее плюнули! Игнатьевские мысли именно такие.

– Плохо. Но не возвращаться же нам! – я опустилась рядом с подругой. Ноги гудели, как будто без тренировки пробежала стометровку на «Раз! Два! Три! Беги!», в борьбе за минимальный результат.

Вдалеке замаячил автобус, и мы кинулись к нему, как к спасительному аэродрому. «Автобус, миленький, увези нас отсюда да поскорее! Хочу спать и есть. Есть и спать. И забыть навсегда эту старуху, Ефросинью Арнольдовну, с ее зловещим голосом, проницательными зимними глазами и страшным домом с дрожащей свечой. Брр!» – поток мыслей вихрем кружился в голове. Я вдруг ощутила зверский голод. Мама бы сейчас сказала, что так спадает стресс, и организму требуется пища для восполнения энергии, потраченной на выработку кортизола.

Машка предложила заночевать сегодня у нее, якобы нужно срочно проанализировать сказанное. А сейчас мы обе не в состоянии обмозговать слова ведьмы (не иначе!). Я не стала ничего обещать, поскольку хотела убедиться, что дома все в порядке.

Приехав, мы попрощались посередине сквера и разошлись к противоположным подъездам.

Я зашла в квартиру и первым делом обратила внимание на время – 17:00. Пять часов! Подумать только, сколько всего мы пережили за три часа. Дверь родительской спальни отворилась и оттуда выплыла мама.

– Привет, кнопка! Почему на сообщения не отвечала? В школе задержалась?

Мама с взлохмаченным пучком на голове и карандашом, заткнутым за ухо, в белой хлопковой рубашке с крупным черным горошком, с закатанными рукавами, черных леггинсах и квадратных очках с диоптриями выглядела, как современная молоденькая девушка. Неужели какая-то Инесса с работы отца могла стать причиной их раздора?

– Мам, ты такая классная сегодня, – восхитилась я.

Она мило захихикала.

– Не заискивай, Евгения. Всегда предупреждай, если после уроков тебя задержали дополнительно или ты куда-то отправляешься погулять. Времена неспокойные, нужно всегда быть на связи.

– Кто бы говорил, мама, – пробурчала я.

– Что ты имеешь в виду? – мамины брови сошлись на переносице.

– Ничего, забудь.

– Тогда переодевайся и садись обедать. Сегодня у нас сливочный суп с шампиньонами.

Я обрадовалась и обняла маму. Люблю суп с шампиньонами! Готова есть его каждый день. Славки дома не оказалось – они с классом поехали на экскурсию в музей восковых фигур, а папа был на работе. Мама скрылась в своей комнате за ноутбуком.

Под горячими струями душа я смыла с себя усталость этого дня, липкий пот от вынужденной физкультуры, и пыль с ног. После этого надела мягкую бесформенную футболку белого цвета с изображением мышонка с сыром, и нежно-лавандового цвета шорты с ласточками. Удовлетворенная внешним видом, я принялась за еду.

На первый взгляд, атмосфера в доме была приятной, теплой и уютной, как и раньше. И мама вела себя дружелюбно. Может, между родителями конфликт исчерпан и теперь все хорошо? Ефросинья, кажется, об этом говорила?

Странная она, эта Ефросинья Арнольдовна. Настоящая ведьма. Как человек может настолько измениться внешне в течение беседы? Из не самой приятной, но тихой, старушки она превратилась в страшную фурию с черными зрачками. Но это не самое главное. Главное – то, что она говорила. Когда экстрасенс рассказывала про Машу, я не верила ни одному слову, но потом дело коснулось родителей и моих переживаний. Тут я не могла продолжать относиться скептически. Откуда она могла знать о проблемах в семье? Мы с ней совершенно не знакомы, и вряд ли имеем общих знакомых. Да даже если бы они были, что, все в курсе наших семейных разборок? Сомневаюсь. И что парнями не забиваю голову – тоже верно. Я полностью зациклена на учебе. Нет у меня желания начинать отношения. Да что там отношения, мне даже никто не нравится и никогда не нравился. Чисто теоретически, я могла бы влюбиться в Диму Игнатьева. А что? Старший брат моей лучшей подруги, живет рядом, красивый, умный, студент третьего курса университета, из состоятельной благополучной семьи. Чем не объект для нежных девичьих чувств? Он мне нравится просто как хороший парень, добрый друг.

И что за странная история с этим парнем, который есть, и, в то же время, нет его? Это как? Скорее всего, имелось в виду, что он где-то есть, но мы не знакомы, и пока что у меня его нет. Но когда-нибудь появится. Да, уверена, что так. А вот про Машку, думаю, что все неправда. Не может она не поступить в университет! Бесплатно, возможно, не сможет. Вероятнее всего, что не сможет, поскольку не корпит над учебниками днем и ночью, а предпочитает заниматься личной жизнью.

Поразмыслив еще немного, я убедилась в правильности своих выводов и занялась уроками. Вызубрила физику, сделала задание по русскому языку, написала конспект по химии, и взялась за алгебру, по которой завтра контрольная.

За это время Славка вернулся из музея и начал воодушевленно рассказывать маме обо всем, что узнал, показывая фотографии на смартфоне.

Тихий звук телефона выдернул меня из системы уравнений с двумя переменными.

08.05.2023

Маруся 19:32

Ты придешь ко мне с ночевкой??

Женя Шишкина 19:35

Марусь, сейчас договорюсь с мамой.

Маруся 19:37

Окей

Я заглянула в комнату к печатающей на ноутбуке маме.

– Мам, можно мне у Игнатьевых сегодня переночевать?

– Беги. Только уроки не забудь сделать! – мама поправила сползшие с переносицы очки.

– А меня не возьмешь к Игнатьевым? – тут же нарисовался Славка.

– Нет, Слава, ты остаешься дома и занимаешься уроками, – отрезала мама. – Днем мне написала Галина Степановна. Говорит, ты не соблюдаешь дисциплину на занятиях и отказываешься отвечать у доски.

– Неправда! Я просто не хотел рассказывать стих!– завопил Славка.

– Это и есть отказ от ответа у доски, сынок. Женя, ты можешь идти, со Славой я проведу беседу без твоего присутствия.

Брат бросил на меня грустный взгляд, когда я поспешила в комнату.

Глава 6

– Итак, что мы имеем? – Маша вдумчиво вглядывалась в слова Ефросиньи Арнольдовны, которые мы переписали на листик, чтобы ничего не упустить.

– Согласно сказанному, полагаю, что Ефросинья вряд ли является аферисткой.

– Хм. Почему?

– Да хотя бы потому, что она не взяла с нас деньги, – сказала я, после чего отхлебнула горячего смородинового чаю с лимоном.

– Потому что мы от нее сбежали! – заявила подруга.

Мы уютно устроились на Машкиной полутораспальной кровати с несколькими плюшевыми подушками в бледно-розовых тонах и таким же пледом с мягким ворсом. Деревянную спинку кровати украшала искусная резьба с изумительными завитушками, увенчанная мелкими и крупными розочками. По обе стороны стояли аккуратные прикроватные деревянные тумбы, на противоположной стене комод, с резными ящичками и ручками в форме розы с раскрывающимися лепестками. Теплого оттенка обои и гладкий паркет объединял тонкий струящийся тюль такого же бледно-розового цвета, как декоративные подушки. И маленький письменный стол с золотистым ноутбуком и мягким стулом с блестящими вкраплениями на плюшевой обивке.

Оказавшись у Игнатьевых в первый раз, я удивилась отсутствию в комнате Маши шкафа.

– А зачем он мне? – недоумевала она.

– Чтобы одежду хранить, – ответила я, оглядывая идеально прибранную комнату принцессы.

Маша хихикнула.

– Эх ты, деревня. Все мои вещи в гардеробной. Двадцать первый век на дворе.

С тех пор я больше не удивляюсь отсутствию шкафа.

Квартира Игнатьевых гораздо больше нашей и с совершенно иной планировкой. Большая гостиная, переходящая в кухню-студию, с телевизором во всю стену и кремового цвета угловым диваном с ажурными подушками. Кухонный гарнитур из настоящей древесины цветы слоновой кости приятно гармонировал с оливковыми шторами, окаймляющими широкое чистое окно. Отсюда открывался вид на автомагистраль, и в темное время суток, при горящих по всему городку мерцающих огоньках, зрелище представляло собой сказочную картину.

Комната Димы напоминала студию художника – повсюду холсты, листочки в формате а4 с проектами зданий, музеев, церквей, или отдельные детали домов, наподобие колонн разных форм и размеров. Некоторые зарисовки и схемы прикреплены к стене, что-то на мольберте, занимающем место у компьютерного стола, кое-что на полу и даже на краю кровати.

Когда я к нему заглянула, заметила на полу множество стопок с книгами. Весь стол и подоконник тоже завалены ими, и еще непонятными журналами, а сам хозяин комнаты был всецело поглощен следующим своим проектом, поэтому только кивнул в качестве приветствия.