Наследие Джона Ди. Другой роман об английской магии

Чуть более интересным было наследие епископа Томаса Смита, умершего в 1702 году и завещавшего свою библиотеку кафедральному собору Карлайла. Он был ученым и коллекционером книг весьма широкого круга: от римских миссалов до трудов Кальвина, и, хотя большинство книг в коллекции были по теологии, собрание Смита также включало в себя классических греческих и римских авторов, книги по истории, праву, математике и другим наукам.

Но и это никак не приблизило мистера Годфри к интересующим его предметам. В соборе не было никаких записей о кельтском происхождении доктора Ди, никаких исторических хроник или жизнеописаний тюдоровской эпохи вообще (не говоря уж о книгах по прикладному оккультизму!).

Разочарованный, Джон Годфри уже направился было к выходу, как вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Смотритель библиотеки только что вышел в общий холл, поэтому мистер Годфри медленно обернулся и решил проверить, правда ли кто-то еще был в читальном зале. Чутье не подвело его – на самом деле за одним из столов перед открытой книгой сидел мужчина лет сорока с небольшим, почти его ровесник.

Этот человек был светловолосым, с веселой россыпью веснушек на щеках, стройного сложения, и, как и сам мистер Годфри, он игнорировал современную моду на бакенбарды и усы, предпочитая оставлять свое лицо без лишней растительности (поколение Годфри было наименее склонно к подобным украшательствам головы – оно помнило, как их отцы и деды еще носили парики, и застало своих детей и внуков, отпускающих окладистые бороды). Сюртук на незнакомце был сложного покроя и пошит из добротной ткани по индивидуальным меркам, а брюки джентльмен носил темные в тонкую светлую полоску – довольно щегольский вариант, особенно для провинциального городка на границе с Шотландией. Казалось, что сама одежда этого мужчины и его присутствие в таком месте представляли собой крайне сбивающее с толку сочетание характеристик.

Тем временем сам незнакомец склонил набок свою белокурую голову и долго смотрел на Годфри. Это тоже очень нервировало.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? – решительно спросил мистер Годфри, сигнализируя о своем недовольстве, возможно, больше, чем это было уместно.

Глаза мужчины расширились. Он вздохнул, словно собираясь что-то сказать, но передумал, снова выдохнул и кратко огляделся.

– Простите меня, – сказал он наконец. – Я не хотел так сразу навязываться. Я лишь слышал ваш разговор с библиотекарем и могу точно сказать, что вы не местный. Я просто думал, не приехали ли вы случайно из Лондона.

Годфри все еще чувствовал, как тяжесть чужих внимательных глаз давит на него. «Не приехали ли вы случайно из Лондона». Какая ерунда. Этот человек был очень плохим лжецом – ведь, несмотря на явно поставленный акцент, выговор у него все-таки прослеживался точно такой же, как у самого мистера Годфри – северный. Трудно было бы представить, что кто-то говорит так на юге, а уж тем более в Лондоне.

Историк покачал головой:

– Боюсь, что нет, сэр. Я родился и вырос в Йоркшире, но недавно по работе переехал сюда.

– Ох. Тогда извините, что побеспокоил вас, – незнакомец слегка кивнул и грустно улыбнулся, после чего склонился над своей книгой и сделал вид, что читает.

Поняв, что теперь уже его, а не незнакомца поведение выглядело не слишком-то вежливым, и совсем не желая прослыть недружелюбным на новом месте, мистер Годфри, поколебавшись несколько мгновений, решил представиться:

– Я Годфри, сэр. Я живу в доме мистера Кавендиша и его супруги. Мы теперь ведем дела совместно.

Тогда светловолосый мужчина поспешил закрыть свою книгу и подняться из-за стола. Он протянул руку и добродушным тоном произнес:

– Правда? О, простите, но я действительно не хотел вас так пугать! Надеюсь, вам хоть немного понравится в нашем старом добром Карлайле. Мистер Кавендиш мой друг, конечно же, и Эльза… – тут белокурый незнакомец вдруг спохватился: – Боже, ну и где мои манеры? Я Пратт, сэр. Стивен Пратт, местный врач. Я живу в …ли-холле.

Услышав название места, Годфри недоверчиво моргнул. Даже пробыв здесь совсем немного, он уже знал, что это самый внушительный особняк на много миль вокруг.

С каких это пор врачи живут в таких роскошных домах, как …ли-холл? Странно.

Тем временем мистер Пратт, кажется, уже размышлял над совсем другим вопросом, который не преминул задать:

– Я вновь прошу извинить мое любопытство, сэр, но, как уже признался, я немного подслушал вашу беседу с библиотекарем… Так значит, вы у нас историк, мистер Годфри?

Внезапно Джон Годфри покраснел так, как не должен краснеть ни один мужчина его возраста. Никто, даже мистер Рич, даже Лондонское Общество Антикваров НИКОГДА не называли (и, видимо, не считали) его историком. О, трогательная доброта! Неужели именно в Карлайле ему действительно наконец-то повезло с людьми?!

Однако, не желая показывать, какую радость вызвали в нем услышанные слова, мистер Годфри принял как можно более невозмутимый вид, пожал плечами и небрежным тоном ответил:

– Только когда у меня выходной.

– О, тогда вы должны обязательно посетить …ли-холл. В ваш выходной, конечно же! Я не вынесу недовольства Кавендишей, – Стивен Пратт улыбнулся так искренне и в его взгляде было столько любезности, что, казалось, этого человека наверняка обожал весь город. Тем временем он обошел стол и подошел ближе, а затем, понизив голос, сказал: – Должен признаться, сэр, у меня обширная коллекция вещей тюдоровской эпохи. Если, конечно, вас такое интересует.

Это что, шутка? Он правда спрашивает, интересует ли тебя ТАКОЕ?!

Годфри откашлялся:

– Сэр, могу вас заверить, что это именно та эпоха, которая интересует меня превыше всего. Видите ли, я изучаю жизнь и труды доктора Ди.

Боже мой, зачем вот так сразу? Ты когда-нибудь научишься молчать? Хочешь показаться безумцем, одержимым мистикой и волшебниками?!

Но, как оказалось, мистера Пратта это признание нисколько не смутило. Наоборот – оно его воодушевило:

– Доктор Ди?! Не может быть! Право, я уж и не думал встретить в наших краях собеседника в такой узконаправленной теме, как ангельская магия!

Мистер Годфри нахмурился. Он не ожидал, что их разговор повернет в этом направлении так быстро. Он не привык к тому, что подобные разговоры завязываются так быстро.

– А вас… – буркнул он себе под нос, – вас, сэр, что, тоже такое интересует?

Мистер Пратт совершенно непринужденно сдул с лица золотую прядь волос, закрывавшую его левый глаз, и развел руками:

– Не могу сказать, что меня занимает исключительно доктор Ди, если быть честным. Но я неплохо разбираюсь в том времени. Видите ли, мистер Годфри, мое поместье много лет назад принадлежало знатному семейству из Кендала неподалеку отсюда. В общем… – он еще больше понизил голос, словно готовясь сказать самую важную вещь на свете: – Вы, возможно, уже слышали от кого-то в городе, что давным-давно мое семейство было родственно Екатерине Парр.

Стоп-стоп-стоп.

Мистер Годфри напомнил себе, что нужно стоять на месте и не падать.

Екатерина Парр? КОРОЛЕВА Екатерина Парр?!?

Екатерина Парр была последней женой одиозного Генриха VIII. Причем она была единственной женой, пережившей этого венценосного тирана-многоженца. Также она была любящей мачехой для будущей королевы Елизаветы, покровительницы доктора Ди. И да, шестая королева ведь действительно была родом из здешних мест, из Кендала… Это было изумительно. Это было почти невозможно!

– То есть вы… – Годфри был поражен до глубины души. – Вы родственны самой Екатерине Парр, сэр?

Стивен Пратт вновь добродушно усмехнулся:

– Скажем так, очень далеко родственен. Однако я сумел собрать несколько неплохих образцов, представляющих интерес для историка – публикацию книги королевы в защиту протестантской веры и…

Бедный мистер Годфри, слушая все это, буквально оцепенел. Наконец, он смог вымолвить – и вместе с этим перебить собеседника:

– Простите, сэр, но… но вы не обязаны тратить на меня свое время. Серьезно.

– Но у меня масса свободного времени! – тут же возразил мистер Пратт. – В Карлайле не так много пациентов – многие предпочитают обходиться без врачебных услуг, потому что местные жители редко могут позволить себе подобные траты. И неужели вы думаете, что у нас здесь избыток людей, увлекающихся историей?

Мистер Годфри был в растерянности. Какая, право, удивительная мысль, что он мог получить приглашение от столь родовитой и знатной особы! Тень улыбки мелькнула на его лице. Стараясь звучать как можно мягче, он высказал вслух свои сомнения:

– Видите ли, я боюсь, что вы вряд ли сочтете мою компанию подходящей.

– Отчего же? – казалось, не понимал его мистер Пратт. – Ведь я просто врач.

«Просто врач», живущий в …ли-холле? «Просто врач» – потомок жены короля Генриха VIII? Ну конечно.

– А я еще меньше этого, сэр, – ответил мистер Годфри. – Я просто помогаю брату с продажей украшений из камня, и иногда сам занимаюсь резьбой по камню для создания этих украшений. А до этого я служил в мореходской навигации.

Почему-то именно последняя реплика вызвала неловкую паузу в их разговоре. Ибо выражение лица мистера Пратта вдруг неожиданно стало довольно печальным. Он вновь внимательно оглядел приезжего и, казалось, пришел к какому-то не слишком воодушевляющему умозаключению. К мысли наподобие:

«Чтоб этот и на флоте? Бедняга.»

Словно прочитав чужие мысли, мистер Годфри пристально посмотрел на него и неожиданно ледяным тоном ответил:

– Не стоит так удивляться, сэр. Я знаю, что не представляю из себя ничего особенного, но я могу работать не хуже остальных.

Мистер Пратт глубоко вздохнул, и выражение его лица стало еще более печальным:

– Простите, сэр! О, я, верно, только и делаю, что с самого начала веду себя просто чудовищно. Упаси господь меня вызвать такие подозрения… – вновь примирительным жестом раскинув руки, он виновато улыбнулся: – Я вовсе не это имел в виду. Я всего лишь удивился и не смог поверить сразу, сколькими навыками, знаниями и талантами вы обладаете! Теперь же я точно понимаю, почему вас так привлекает именно тюдоровская эпоха. Ведь вы и сам человек эпохи Возрождения, разве не так?

Мистеру Годфри показалось, что лицо его загорелось так же ярко, как свечи в этом соборном читальном зале. Он нервно сглотнул, ведь теперь ему стало еще более не по себе. Даже после всего услышанного до этого! Человек эпохи Возрождения!

Видите ли, дорогие читатели, сам мистер Годфри считал упомянутые «навыки, знания и таланты» (а ими были: торговля полудрагоценными камнями и навигационные расчеты) прежде всего свидетельством своего глубочайшего личного провала. Никак не успеха. Будь он тем, кем он хотел быть (что значит: историком, антикваром, возможно, даже биографом доктора Ди), ему бы никогда не пришлось заниматься ни штурманскими вычислениями, ни тонкостями бухгалтерии. Эти навыки и таланты были вынужденными. Мистер Годфри не видел в них свидетельств своей силы. Лишь свидетельства своего невезения и беспомощности перед судьбой.

Однако слова мистера Пратта в его адрес отныне в корне меняли дело! Он вдруг вспомнил о том, что видные личности эпохи Ренессанса, те самые «люди эпохи Возрождения» как раз и занимались самыми разными вещами! Чего стоит Леонардо да Винчи, одинаково успешный и в инженерном проектировании, и в живописи? А Томас Мор? Юрист, писатель, философ, преданный семьянин, глубоко набожный человек и в то же время – лорд-канцлер государства! Да боже, сам доктор Ди ведь был тем, для кого и картография, и математика, и религия, и магия являлись одинаково важными для гармоничного развития личности науками!

Ох. Какая необычная мысль! Годфри так привык думать о себе плохо, что, как оказалось, он не заметил самого главного. Его жизнь не отдаляла его от доктора Ди. Она его к нему приближала. Он любил литературу и историю, и вместе с тем – искусно обращался с цифрами. Он изучал духовные сферы и вместе с тем умел работать с грубой материей, разбираться в добытых из недр земли камнях. Действительно же, все это вместе делало мистера Годфри не менее, а более ценным. Делало его человеком эпохи Возрождения, как он всегда и мечтал…

Тем временем Стивен Пратт, кажется, припрятал в рукаве козырь даже крупнее предыдущего.

– Или, сэр… – сказал он после небольшой паузы. – Вы, я полагаю, из тех, кого в былые времена называли вдохновенными меланхоликами? Я не прав?

– Ох. Вы знаете и об этом? – еле дыша, прошептал мистер Годфри. Воистину, можно было полжизни искать себе собеседников и не находить их нигде, а потом совершенно случайно столкнуться с таким вот золотым умом в – из всех мест на свете! – Карлайле.

Мистер Пратт улыбался совершенно искренне. Его глаза сверкали. Его светлые волосы блестели. А потом…

– Конечно, мистер Годфри, знаю. Будучи медиком, я в том числе много раз читал De occulta philosophia Агриппы, и мне всегда было крайне неприятно, как очернили Агриппу (да и доктора Ди, о, разве не так, сэр?) в эпоху Охоты на ведьм, заклеймив этих выдающихся ученых мужей дьяволопоклонниками. Я никогда не принимал на веру стюартовскую пропаганду, потому что слишком хорошо был знаком с трудами философов Возрождения. И, да, конечно, я знаю про концепцию божественной меланхолии и про знаменитую гравюру мистера Дюрера. Я уверен, что вы – истинный сатурнианец, ведь, посмотрите, даже ваши цвета – оттенки черного. Что за небесная гармония! А, судя по вашим мудрым речам, сэр, я могу с уверенностью сказать, что вас занимают те самые стремления «вдохновенных меланхоликов Сатурна», как их называли в эпоху Возрождения. Стремления глубокомысленных людей и истинных мастеров своего дела.

Милый Господь на небесах. Все это было настолько неожиданно и настолько поразительно, что, широко раскрыв глаза, Джон Годфри совершенно не знал, что ответить.

В словах мистера Пратта было еще больше доброты и понимания, чем мистер Годфри мог вынести, особенно если учесть предыдущее сравнение с человеком эпохи Возрождения и заявление о причастности семьи к династии Тюдоров. Еще немного, и Годфри почувствовал бы, что рискует сделать что-то очень опасное, например, взять и разрыдаться прямо в соборной библиотеке (о, и только представить себе такой позор!).

Поэтому историк некоторое время хранил молчание, слишком ошеломленный, чтобы заговорить. Чуть позже, почти не заметив, как пробормотал кучу сбивчатых благодарностей и попрощался, мистер Годфри, весь пунцовый от похвалы, направился к выходу из соборной библиотеки. Попутно он старался сохранить в памяти, что мистер Пратт, кажется, действительно хотел с ним вновь поговорить, и что мистеру Пратту, кажется, действительно не было дела до его происхождения, ведь он то и дело повторял: «…поэтому, сэр, уверяю вас, что ваш визит в …ли-холл будет в высшей степени желанен! Отправьте весточку, когда вам будет удобно посетить мое скромное обиталище. И, конечно же, передайте наилучшие пожелания мистеру и миссис Кавендиш…»

***

Они стали периодически видеться.

Когда мистер Годфри впервые приехал в поместье к мистеру Пратту, то его поразило, насколько обедневшими и запущенными выглядели земли, которые когда-то принадлежали самой королеве Англии.

Роскошный некогда парк совсем зарос, никто не ухаживал за растениями, не постригал деревья. Сад перед домом выглядел почти таким же диким и неухоженным, как и уже настоящий лес, раскинувшийся позади дома. В построенном в тюдоровском стиле здании из красного кирпича было несколько очень заметных трещин в стенах. Дымоходы покосились, и почти все окна на первом этаже были заколочены. Комнаты внизу, кроме гостиной и столовой, были попросту необитаемы, а мебель в них была закрыта белой тканью. В некоторых комнатах наверху стоял сильный запах камфары – сундуки, шкафы и комоды там были настолько забиты чужими вещами, чья слава пришлась на настолько былые времена, что их невозможно было продать даже старьевщику. Поэтому теперь оставалось хотя бы просто спасать ткани от моли.

Прислуга мистера Пратта очень сильно экономила на угле (хотя Годфри думал, что с женой его старшего брата в этом вопросе не сравнится никто), и в это время года во всех помещениях усадьбы стоял невероятный холод. Сквозь хлипкие, расшатанные оконные рамы и щели в стенах задувал ледяной ветер, и даже чернила в кабинете мистера Пратта превращались в лед внутри чернильницы – их приходилось каждый день отогревать у свечи.

Немудрено, что весь тот пиетет и восторг, который испытал Джон Годфри, услышав о происхождении Пратта в соборной библиотеке, вскоре сменился глубоким сочувствием к новому другу. Пусть предыдущие поколения и не смогли удержать в своих руках благосостояние, дарованное им в прежних столетиях, Стивен Пратт подобного запустения совсем не заслуживал. Он много знал об истории своего рода, о Карлайле и Кендале, и о Камбрии в целом. Это был образованный и утонченный человек с изящными чертами лица, мягкими светлыми волосами и общей приятностью в обхождении, который, увы, был обречен наблюдать, как все то, что он унаследовал от предков, постепенно приходило в упадок.

Да, дорогие читатели, Стивен Пратт был совсем не богат. Ему пришлось получить профессию, искать себе место и стать врачом, потому что земли его семьи постепенно распродавались. Мистер Пратт действительно жил на свое жалованье медика и бог знает как умудрялся еще исполнять свои обязанности лендлорда по обеспечению рабочих мест в своем доме. Каждый раз, когда мистер Годфри наносил ему визиты, за столом почти не было прислуги, а обязанности лакея выполнял Симкокс, дворецкий. Да, …ли-холл, возможно, когда-то и был (и до сих пор выглядел – правда, издалека) самым шикарным домом в округе, но эти времена уже давно канули в лету.

Именно бедственное положение мистера Пратта до странного быстро сблизило его с мистером Годфри. Ведь тот поначалу переживал, как может его компания приглянуться столь знатному человеку. Оказалось же, что мистер Пратт вовсе не был снобом и ценил людей прежде всего за их человеческие качества, а не за положение и богатство. Поэтому вскоре он и Годфри перешли на «ты» и стали обращаться друг к другу по имени, словно давние знакомые.

Ох! Какая радость была обсуждать различные интересные вещи со столь чутким слушателем и собеседником. Видите ли, Джон Годфри уже много лет опасался, что без общества единомышленников или хотя бы просто людей гуманитарного склада ума, он и сам потихоньку коснеет и дичает. Конечно, был мистер Рич, с которым можно было периодически обсуждать доктора Ди, но, разумеется, познания обыкновенного нотариуса о елизаветинской Англии и Тюдорах не шли ни в какое сравнение с тем, что мог поведать об этом наследник тюдоровской королевы, Стивен Пратт.

В одну из их последующих встреч мистер Годфри задал вопрос о семье врача. Ведь мистер Пратт не был женат. Кто же тогда должен был унаследовать …ли-холл в будущем, если Стивен так и не женится?

Наполнив два бокала вином (без него согреться в этом доме осенью было попросту невозможно), врач принес их к столу, за которым они сидели. Это был карточный стол, однако никаких карт тут не было – вместо них на столе громоздились книги о тюдоровской Англии, которые мистер Пратт одолжил на время историку из своей домашней библиотеки и сегодня получил обратно.

Откинувшись на спинку стула, Пратт пригубил вино и, выждав паузу, ответил:

– Вообще-то, после всех последних перестановок в праве наследования, поместье отойдет моему кузену, когда тот достигнет совершеннолетия. Его семья владеет довольно крупным капиталом, и грех не использовать его во благо усадьбы. Мне же придется оставить …ли-холл и переселиться неподалеку в местечко попроще. Так будет, если я не сумею найти себе выгодную партию и жениться – что уже крайне маловероятно. Возможно, оно и к лучшему. Я ведь всегда ощущал себя здесь на птичьих правах, знаешь ли. То, к чему я стремился, и чему хотел посвятить жизнь, моим родным не казалось достойным, – он вновь сделал глоток вина и вдруг посмотрел мистеру Годфри прямо в глаза: – А ты?

– Что я? – не понял Годфри.

– Твои родные разделяли эти интересы?

Тоже отпив вина, историк почувствовал, что вот-вот поперхнется:

– Боже упаси, нет! Мой брат… – он перевел дыхание, – мой брат не самый простой человек, с которым было бы легко поладить. К счастью, у него нет такого поместья, как у тебя, – мистер Годфри фыркнул, – иначе бы меня оттуда выгнали еще давным-давно. А так мне хотя бы удалось продержаться в своей угловой комнате в Уитби.

Сказав это, он рассмеялся. Действительно, как же легко и успокаивающе было делиться своими горестями с тем, кто испытывал схожие трудности, и кто мог бы все понять без объяснений!

– Значит, вообще никого близкого по духу? – мистер Пратт выглядел обеспокоенным. – Столько знаний пропадают зря, когда ими не с кем поделиться!

Годфри снова ухмыльнулся. Ох уж этот человек, правда! Годфри не планировал говорить о таких вещах, и тем более он не хотел обсуждать это в чужом городе, где только-только наладил работу. Но то ли вино, то ли искренняя заинтересованность собеседника в его жизни в конечном итоге развязали мистеру Годфри язык и сподвигли признаться:

– Ну, в детстве мне рассказывали, что брат отца, будучи совсем юным, однажды ушел на вересковую пустошь и больше его никто никогда не видел. Потом говорили, что в Уитби появился колдун, продающий морякам узлы с попутным ветром, и что этот колдун выглядел точь-в-точь как брат моего отца, который пропал. Но это вряд ли могло быть правдой, потому что колдуна уже звали как-то иначе. Меня же назвали в честь его настоящего имени, точно так же – Джон Годфри. Может быть, он был бы мне близким по духу? Может быть, это что-то, что я унаследовал от него? Что-то про настоящее волшебство?..

Эту историю о пропавшем дяде-колдуне мистер Пратт не знал и сейчас слышал ее впервые. Поэтому, прежде чем задать вопрос, который назревал в его мыслях с самой первой встречи, он вновь потянулся за бокалом и сделал несколько больших глотков сразу. Крепкое вино согрело его изнутри, слегка обожгло горло и заставило конечности испытывать легкое покалывание. Он наблюдал, как мистер Годфри откинулся на спинку стула у карточного столика, снял свои очки и прикрыл глаза, словно был очень уставшим. Нужно было попытаться успокоить инстинктивный зуд в своих пальцах, чтобы не протянуть руку и не убрать налипшие черные волосы со лба мистера Годфри, вечно падающие вперед и закрывающие половину его лица.

Стивен Пратт сделал глубокий вдох, потом еще один. Затем он откашлялся и как можно более аккуратно спросил:

– Это же можно проверить, да? Ты пробовал что-то из этой… ну… – тут он уже сам густо покраснел и опустил взгляд, прежде чем закончить предложение, – практической магии? Как доктор Ди?

Что говорить, вино и обильное угощение накануне действительно сделали собеседников куда более фамильярными и куда менее скептичными касательно некоторых вещей, которые они, будучи в трезвом состоянии, конечно же, вслух не одобрили бы.

Годфри открыл глаза и смущенно улыбнулся половиной рта:

– Что ж… В юности я заплатил одному шарлатану за предсказание. Брат задал мне знатную трепку, когда узнал, кому я отнес карманные деньги. И я больше не подходил к верфи до тех самых времен, пока не устроился работать там в навигаторский штаб.

Теперь уже они оба рассмеялись. Смех уводил прочь стеснительность и робость, делал ситуацию проще, понятнее. Мистер Годфри, выпив куда больше, чем обычно, вдруг почувствовал, как вся энергия бодрствования утекает из него. Его веки отяжелели, и он зевнул.

– Не могу поверить, который уже час, – заметил Пратт, услышав, как часы пробили десять. – Симкокс скоро придет убрать со стола да выгонит нас отсюда. Так поздно мы еще не засиживались. Хотя чему удивляться? Приятная компания, как известно, имеет такой эффект.

– Ты уверен в себе, – пошутил Годфри, и врач поймал его взгляд с улыбкой, которая, казалось, открывала какой-то секрет.

– А у тебя разве нет причин быть уверенным в себе? – спросил Стивен Пратт тоном более мягким, чем обычно. – Я уверен, что кроме дяди-колдуна и консультации у шарлатана тебе явно есть чем похвастаться еще.

Мистер Годфри вздрогнул, его щеки загорелись так, что ему показалось, что они, должно быть, светятся. Эта тема была чем-то, что он еще не успел сформулировать в своей голове, чем-то, что он и не надеялся, чтобы они обсуждали так скоро.

– Есть, – признался он и закусил губу. У него закружилась голова, не столько от вина, сколько от шокирующего признания: – У меня есть одна вещь. Я выкупил ее у Лондонского Общества Антикваров. Она… она правда выглядит похожей на нечто магическое, – высказав это, Годфри перешел на шепот: – Я почти уверен, Стивен, что таковой она и является.